Раз десять извинившись перед мужчиной за грубый приём, Ли Юнхэн заставил демонов-лекарей вылечить горло гостя, и хотя те явно поразились заботой их господина о каком-то человеке, но не стали открывать рты.
Поскольку теперь Сюн Лун имел смертную оболочку, то угощение императора он принял на ура, будучи безумно голодным от нескольких дней, прожитых без пищи. Ли Юнхэн не отрывал от мужчины взгляда, словно думая, что, если моргнёт, снова навсегда его лишится.
Закончив с трапезой и придя в себя, целитель, наконец, поведал Ли Юнхэну о случившемся. Император внимал каждому слову дорогого человека, печалясь, удивляясь, поражаясь, и радуясь при его рассказе.
— Богом целительства? — переспросил мужчина.
— Я и сам впал в смятения от этой новости и сначала не поверил. Но да, меня сделали богом-целителем. — немного смутившись, Сюн Лун потёр нос, не привыкнув к своему новому статусу.
— Шисюн и впрямь невероятен, — хоть слова должны были выражать восхищения, от них исходила какая-то тьма.
— Я слышал твои мольбы. — отданных слов лёгкая улыбка на губах Ли Юнхэна в тот час спала, — Прости, тебе снова и снова приходится страдать из-за меня. — мужчина склонил голову, стоило ему лишь вспомнить ту ужасную боль на лице демона, с которым он молил о дорогом человеке, что снова покинул его, и уже в третий раз…
— Ничего, ведь шисюн вернулся ко мне, поэтому я больше не страдаю. — взяв в руку чашу с вином, император выглядел более-менее счастливым, хотя красные зрачки и пылали неким огнём.
— Но не навсегда…
Чаша с вином остановилась у губ демона, а его холодный взгляд пал на человека. Сюн Лун сразу же отвернул голову, чувствуя, как в помещении стало слишком холодно. Он не хотел давать Ли Юнхэну надежду или врать о том, что останется в его владениях. Сюн Луну дана такая честь стать тем, кем он мечтал, как он может её отбросить?
— На самом деле я пришёл попрощаться. — чаша в руке демона дëрнулась, а её хозяин опустил голову, с пустотой смотря на вино. — Став небожителем, мне не будет дан шанс возвращаться в людской мир. Я смогу лишь наблюдать и помогать сверху, не выходя в людской мир.
В комнате повисла неуютная тишина. От Ли Юнхэна исходила чудовищная энергия, которую он всеми силами пытался держать внутри. Отрыв рот, он сразу поджимал губы, словно ощущая, что вот-вот скажет нечто непоправимое. Сюн Лун терпеливо ожидал ответа императора, но тот выдал всего два слова:
— Вот как…
— Мне правда жаль, но это моя судьба. — словно оправдываясь за свой выбор, мужчина ощущал беспокойство и не только за демона, но и себя, чувствуя, как из-за демонической энергии вокруг становится трудно дышать, — Я не хотел, чтобы ты считал меня мëртвым. Я не ухожу по-настоящему, я лишь возношусь и…
— Судьба, значит? — оскалился Ли Юнхэн и встал с места, перебив целителя, — Если твоя судьба быть богом, то моя – влачить несчастное существования, смирившись с уходом единственного света своей жизни? — с каждой фразой он напористо шагал вперёд, продолжая перечень своих обид: — Шисюн, знаешь ли ты, как больно терять самое важно, что у тебя есть, и не один раз? Каждый раз отказываться от своего счастья, боясь навредить своему богу, раз за разом бросающего меня! — переведя дыхание, он произнёс, — И теперь ты хочешь сказать, что всё это — не что иное, как воля судьбы? Я так долго раздумывал над этим и теперь, кажется, наконец понял. — в улыбке Ли Юнхэна проявилось что-то первозданно жестокое. — Ничто не имеет значение, кроме осуществления моих желаний. Судьбы же вовсе не существует, а если она и есть, то ей предстоит подчиниться мне!
Демон стукнул кулаком прямо по столу возле Сюн Луна, разломив его в щепке. Алые глаза не просто горели, а пылали огнём ненависти, боли и обиды. Ли Юнхэну и до того казалось сложным держать демоническую энергию в своём теле, но теперь ему было ещё труднее совладать с собой. Казалось, его разум нещадно кромсают острым ножом, а из тела вырываются языки испепеляющего чёрного пламени.
— Юнхэн, прошу, успокойся… — поспешил предостеречь его Сюн Лун, чувствуя, как голова идёт кругом от демонической энергии, заполнившую комнату.
— Слишком поздно, теперь, — рука мужчины опустилась у щеки целителя, — Я не успокоюсь, не получив своё.
Всё вокруг начало плыть. Пытаясь оттолкнуть от себя демона, Сюн Лун угодил в его руки, не в силах даже нормально сопротивляться. Тяжело дыша, он обмяк, надышавшись демонической энергии и впав в настоящий ужас от того, кем стал его близкий. Прикрыв веки, Сюн Лун больше не мог открыть их, услышав в ушах всего одно слово:
— Шисюн…
***
— С этого дня этот ученик клянётся во что бы то не стало защищать и оберегать шисюна!
В маленькой комнате стояло два ребёнка, и каждый выглядел полным энергией и жизни. Будучи во сне, Ли Юнхэн оставался лишь посторонним наблюдателем, с горечью в сердце вспоминая то прекрасное время. Время, проведённое вместе с дорогим человеком.
— Отныне это тело и душа принадлежит шисюну!
Демон опирался о стебель бамбука, будучи облачённым в чëрное со скрещенными на груди руками, уставив неподвижный взгляд на прекрасное сновидение, которое никогда не сможет снова воплотить в жизнь.
— А-Ло, ты такой милый.
В глазах Ли Юнхэна воистину соседствовали лëд и пламень – угрюмое безразличие и опаляющая ярость. Мужчина сжал кулаки, по чëрному завидуя своей маленькой копии, которую дорогой шисюн так нежно гладит по голове, согревая тëплой улыбкой.
Не в силах больше выносить приятные, но до боли разрывающие воспоминания, мужчина прикрыл веки, а открыв их, оказался в своих покоях. Сделав тяжëлый вдох, демон встал с постели и отправился на верхний этаж своего замка, который он полностью предоставил пленнику. Вот только тот был этому вовсе не рад.
Стоя у больших дверей, подчиняющиеся лишь своему хозяину, Ли Юнхэн прикрыл веки и, с трудом собрав силы, натянул на лицо улыбку, войдя внутрь. В комнате, как и всегда, образовался чудовищный бардак. На самом деле демон даже считал милым такое проявления ярости своего дорогого шисюна. Обычно целитель лишь мягко говорил и никогда не позволял себе даже лишнего движения, но теперь мужчина словно позволил себе раскрыть истинное я, от злости и ненависти руша всё, что попадётся под руку.
— Похоже, за эти несколько дней шисюн так и не нашëл времени, чтобы вкусить хоть немного отдыха, — добродушно бросил Ли Юнхэн, на что пленник, сидевший у решётчатого окна, даже не поднял головы.
Сюн Лун был облачён в белые, белковые одеяния. Его распущенные волосы свисали вниз, доходя чуть ниже шеи. Глаза с равнодушием взирали на свободу, которой его лишил самый близкий. Как он думал, самый близкий…
На груди целителя чуть виднелась печать, наложенная на него Ли Юнхэном. Теперь император всегда знает, где находится его пленник. Помимо этого, тело Сюн Луна стало неприкасаемым, и стоит кому-либо попробовать дотронуться до человека, как его тут же отбросит на несколько метров. Разумеется, всех, кроме того, кто наложил на него данную метку.
— Сегодня прекрасный день. Не желает ли шисюн прогуляться? — стоя всего в трёх шагах от пленника, император всеми силами делал вид, словно между ними не стоит огромная пропасть.
Словно не он насильно запер дорогого человека в своих владениях. Словно не он отобрал у него шанс стать богом. Словно они всё ещё те беззаботные дети, свято верившие в светлое будущее...
— Сколько ты ещё планируешь держать меня здесь? — не поворачивая головы, мужчина сжал кулаки, зная каким будет ответ.
— Кажется, я уже отвечал шисюну на этот вопрос. В моих планах нет когда-либо освобождать того, кто является для меня всем миром.
— Юнхэн, ты сошёл с ума…
При этих словах Сюн Лун впервые увидел на лице владыки демонов что-то похожее на отеческую нежность. Но Ли Юнхэн успел уйти слишком далеко за грань реальности, чтобы это заметить — кивнув, он со слабой улыбкой признал:
— Да, это верно. Я сошёл с ума. Может, шисюн хотя бы соизволит пожалеть такого безумца, как я? Всё же это шисюн стал причиной моего безумства.
— Да что я такого сделал тебе!? — не выдержав, Сюн Лун обернулся к демону, и впрямь не понимая: он его безумно любит или ненавидит? Хотя, казалось, разница не велика.
— Шисюн правда не понимает или лишь притворяется не ведающим? — наклонив голову набок, Ли Юнхэн, сжал за спиной кулаки, — Шисюн дал мне свет и смысл жизни, а затем безжалостно его забрал. Затем вернулся, снова угостил крохой тепла и заботы и опять же забрал её своим уходом. И так каждый раз…
— Так ты поэтому злишься? — участливо бросил целитель.
— Злюсь? — взвился Ли Юнхэн, выплюнув. — Я ненавижу! Ненавижу себя! — и он принялся вышагивать в разные стороны, сцепив руки за спиной. — Ненавижу себя за бесполезность. За то, что никто и никогда не желает остаться со мной. За то, что ты никогда этого не желал...
При всех своих словах мужчина с трудом сдерживал эмоции, в конце, не выдержав и всё же пустив мелкую слезу. Какой позор, сам владыка демонов плачет перед человеком. Кто увидел – засмеял бы Ли Юнхэна за такую слабость, но на деле никто не посмел бы упрекнуть императора в слабости, зная о его силе и безжалостности. Никто, кроме того, перед кем он показал свою душу.
— Юнхэн, посмотри на себя. Ты выглядишь жалко. — Сюн Лун понимал жестокость своих речей, но он всегда говорил правду и ему правда становилось жалко смотреть на столь великого императора с разбитой в дребезги душой.
— Ты прав, я жалок. Если шисюн будет хотя бы жалеть меня, этого мне вполне достаточно. — ледяная улыбка заставила Сюн Луна отвернуть голову, но демон резким движением схватил его за плечо, застав вновь обратить на него взгляд, — Шисюн, ты можешь остаться со мной хотя бы раз в жизни? — по щекам Ли Юхэна катились неконтролируемые слëзы. Стиснув зубы, демон бросил, полыхнув глазами: — Шисюн, ты всякий раз покидаешь меня. Всякий раз я слышу твоё: «Мы не прощаемся», и каждый раз я принимал это, несмотря на ужасную боль, раздирающую сердце!
Смотря алыми глазами в зелёные радужки, демон выглядел так, словно готов убить и дорогого сердцу человека, и себя, лишь больше не ощущать эту боль, которая не покидала его с самого их знакомства.
Видя обезумевшего демона, Сюн Лун вспомнил те яркие глаза, которые он увидел при их первой встречи. Как он хотел сохранить их блеск и вернуть в них жизнь. Как желал защитить это бедное дитя, но в итоге своими действиями лишь превратил его жизнь в ад.
Недавняя вспышка ярости Ли Юнхэна в миг испарилась, стоило ему увидеть струю слёз по белому лицу. Уже неделю Сюн Лун проводит в заточении. И за то время он не отражал на своём лице ничего, кроме злости или равнодушия, но сегодня два бывших друга впервые перекинулись парой фраз, заставив сердце целителя осознать свою гниль.
Подумав, что своими сильными руками сделал больно шисюну, Ли Юнхэн тут же убрал руку, став в напряжённую позу. Целитель прикрыл лицо, стыдясь своих слёз. Как давно он проливал их? Кажется, это было лишь в детстве и тоже из-за шиди…
Глаза демона стали ещё более растерянными, чем прежде. Тяжело дыша, он быстрым шагом покинул комнату, словно человек перед ним не плакал, а истекал кровью. Сюн Луну тоже показалось, будто из его глаз льётся красная жидкость, никак не желающая прекращаться из-за разорванной души, и ни одной…