Баррикада перед Домом Советов дышала тревогой. Сырые мешки с песком, груды арматуры, колючка поверх автомобильных остовов все это выглядело одновременно надежно и беззащитно. Люди, дежурившие у входа, давно уже научились узнавать чужаков по походке, по тени, по тому, как те держат оружие.
Но когда из-за поворота появился он, шаги стихли. Фигура, покрытая серым, почти каменным хитином, с неровными краями панциря, напоминающего окаменевший панцирь морского чудовища, шла уверенно, без спешки. На мгновение показалось, что это еще один из мутировавших — новый тип, неизвестный.
А потом броня раскрылась, пластины на голове разъехались, как створки раковины, и под ними показалось человеческое лицо. Лицо, которое все считали мертвым. Охрана не открыла огонь по той причине, что рядом маячили знакомые физиономии Дружка и Насти.
— …Вадим? — дрогнувшим голосом выдохнул мужчина из охраны, и ружье в ее руках бессильно опустилось вниз.
— Матерь Божья… — пробормотал другой, крестясь так поспешно, что едва не выронил обрез. Тишина была вязкой, как смола. Люди не знали, радоваться или бежать. Кто-то всхлипнул, кто-то отшатнулся.
— Кудровские по рации сказали, что положили всех.
— Так и было. Остальные, включая Самуила мертвы.
— А что с тобой стало?
— Зовите Исаева, надо проверить меня на инфекцию. Потом все объясню.
Иммунолог вскоре выбежал прямо за баррикаду, сбросив маску-респиратор, забыв про всякую технику безопасности.
— Вадим! — он налетел почти вплотную, глаза расширены, дыхание сбито. — Это… ты?
— Я, — спокойно сказал Вадим. — Живой, не привидение... И да, жизни после смерти, похоже нет. Никакого света в конце туннеля и ангелов не видел.
Исаев, не веря, обошел его кругом. Потрогал броню кончиками пальцев. Стучал по пластинам костяшками — глухой, звонкий звук, как по камню. Смотрел на суставы, там, где хитин заходил слоями, идеально подогнанный под движения.
— Но как?! — он сорвался на крик. — Кожа... тело...
Вадим пожал плечами.
— Меня убили, прям вообще наглухо. Самуил тоже мертв и все, кто были на встрече, тоже. Но Дружок меня утащил в улей и улей сделал вот это.
Дружок, стоявший рядом, кивнул виновато и отправил в сознание ближайших зараженных ясный образ: Вадим с простреленной головой, залитый кровью и как биомасса окутывает тело, собирая слой за слоем новую оболочку. Только Исаев ничего не уловил.
— Я попросил, — пробасил мутант вслух, глядя в пол. — Чтобы пули не брали.
Вадим повернул голову к нему, улыбнулся уголком губ.
— Теперь я человек-черепаха или человек-ракушка.
Скопившаяся толпа на баррикаде зашепталась. Люди крестились, кто-то шептал ''чудо'', кто-то бормотал про нечисть. Кто-то смотрел с надеждой, кто-то с животным страхом.
— Подождите! — сорвался Исаев. — Я обязан провести тесты. Немедленно! Без паники, но... пока не будет анализа, ни шагу внутрь.
Он уже махал руками медикам, те кинулись вытаскивать из зала переносное оборудование: кварцевые лампы, шланг с водой, канистры с дезрастворами.
— Потерпишь? — тихо спросил Артур, нервно кусая губу.
— Потерплю, — ответил Вадим.
Его облили водой, тщательно протерли дезсоставом, посветили кварцем. Соскоб с хитина отправили в пробирки, собрали слюну. Пульмонолог с дрожащими руками держал переносной анализатор. Все стояли в напряжении, словно ждали вердикта приговора. И вот наконец Исаев, весь в поту, поднял глаза и почти выкрикнул:
— По воздуху чисто! Контакт через кожу — ноль! Слюна — минимальные следы, ниже порога! Близкий контакт безопасен!
Люди шумно выдохнули.
— Можешь входить, — сказал Артур и голос у него дрогнул. — Супергерой.
В зале собраний присутствовали почти все члены культа Самуила, не считая минимально необходимой охраны снаружи и крыше. Лампы на дизель-генераторе тускло мигали, заливая людей желтоватым светом. Триста пар глаз с надеждой смотрели на трибуну и туда, сквозь толпу, медленно шагал Вадим. Шепот шел за ним волной:
— Живой!
— Воскрес…
— Чудо…
— Или проклятье?..
Он чувствовал эти взгляды. Глаза, полные надежды, суеверного страха, обожания, любопытства. Очевидно, главный теперь он и в его команде месту религиозным мифам не будет. Не сразу, но постепенно он постарается избавить этих людей от иллюзий...
Когда Соколовский вышел на трибуну, хитиновая броня раздвинулась на лице, чтобы все видели человеческое лицо. Это сразу приглушило страхи: да, он изменен, но он все еще человек.
Вадим оглядел зал. Хотел сказать что-то простое, вроде ''ну, здрасьте, я вернулся'', но слова застряли. Он вдруг почувствовал: сейчас его слушают так, как не слушали никого после смерти Самуила. Он начал медленно, сдержанно:
— Могу подтвердить, наш лидер Самуил мертв, остальные сопровождавшие тоже. Мы пришли на переговоры… и нас подставили. Эти, из Кудрово, бывшие менты… они открыли огонь, никого не пожалели.
По залу прокатился ропот. Кто-то застонал.
— Я был там, вместе с Самуилом, — продолжал Вадим. — Меня убили. Пулю в голову, грудь, сердце, я был стопроцентным трупом, но Дружок утащил мое тело в улей. И улей сделал то, чего я сам не ожидал — вернул меня.
Он говорил ровно, без надрыва. Но каждое слово било по толпе. Люди, затаив дыхание, ловили каждую фразу.
— Вернул… и изменил. Теперь я другой, я защищен, могу делать то, чего раньше не мог. Но главное, я понял: у нас есть шанс. Улей — не просто гнездо тварей. Это… конструктор. Биологический завод, живая машина, которая откликается на запросы и может перестраивать организм.
Он поднял руку и показал, как из кисти, будто из-под кожи, выдвигается короткий шип. Несколько женщин шокировано вскрикнули, но Вадим тут же втянул шип обратно.
— Дружок попросил, чтобы я был неуязвим для пуль. И улей сделал меня таким. Значит, можно заказывать другое. Можно защиту от пуль, усиленные мышцы или иммунитет...
В зале повисла полная тишина. Даже генератор будто стих.
— Я не буду врать, я сам до конца не понимаю, как это работает. Но одно ясно: мы больше не беспомощны. Мы можем перестроить себя, не все сразу, не всех. Но шаг за шагом. И я прошу вас: нужны добровольцы. Я никого не заставлю это будет риск, но если мы сможем, то больше не придется бояться каждого укуса, каждого царапающего ногтя или приносящего споры ветра.
Кто-то из толпы крикнул:
— Ты избранный! Аминь!
— Нет, — жестко отрезал Вадим. — Не избранный. Просто человек, которому повезло оказаться первым. Я такой же, как вы... более или менее.
Вадим перевел дыхание, посмотрел на ряды лиц. Там были и старики, и женщины, и дети. Многие с пустыми глазами, потерявшие родных. И он вдруг почувствовал, как все это наваливается: сотни жизней, сотни надежд.
— Послушайте, — сказал он тише, но отчетливей. — Самуил верил в божественный промысел. Я скептически относился к этому, но то, что случилось со мной… это действительно заставляет задуматься. Может, промысел есть. Может, это случайность, но теперь у нас есть шанс. И я обещаю: я не дам никому из вас умереть зря.
Он не заметил, как зал встал. Люди поднимались один за другим, кто-то плакал, кто-то кричал ''Слава! '', кто-то просто смотрел в упор, будто пытаясь убедиться, что он — не галлюцинация. А в глубине зала Исаев закрыл лицо руками и прошептал:
— Господи, если это и правда возможно...
Вадим замолчал, глядя на толпу. Слова повисли в воздухе, будто искра, готовая вспыхнуть пламенем. И первым поднялся худощавый парень лет двадцати пяти, с перебинтованной рукой. Лицо у него было угловатое, упрямое. Он шагнул вперед и сказал:
— Я пойду! Лучше рискнуть и получить шанс, чем каждую ночь трястись, что меня в темноте сожрут или стану ходоком.
Толпа загудела. Кто-то зааплодировал, кто-то закричал:
— С ума сошел! Оно тебя изуродует!
— А вдруг сработает?
Следом вперед вышла женщина средних лет, крепкая, со спортивным телосложением и лицом, обветренным от постоянных вылазок. Вадим неожиданно ''вспомнил'' благодаря связи с роем, что зараженные ее группу постоянно пасли издалека.
— Я тоже, — сказала она, глядя прямо на Вадима. — У меня двое детей. Если получится, пусть хотя бы они будут жить спокойно.
И снова шум. Кто-то подхватил:
— Надо попробовать!
— Нет, это кощунство!
Зал разделился мгновенно: половина смотрела на Вадима с надеждой, другая с недоверием. Тогда выступил Исаев. Он поднял руку, прося тишины, и шагнул к трибуне рядом с Вадимом. Голос у него был усталый, но твердый:
— Народ, слушайте внимательно. Я не лидер и не пророк. Я ученый. И скажу вам честно: это опасно. Очень. Мы не знаем, чем обернется перестройка. Улей не лаборатория, у него нет инструкции, он работает по своим биологическим алгоритмам. Сегодня он сделал Вадима пуленепробиваемым. Завтра может... превратить в нечто совсем другое.
В зале прошел нервный шорох. Исаев продолжил, уже научным тоном, будто читая лекцию:
— Хронофаг — это не вирус в классическом смысле. Это самоперестраивающийся биомеханизм, который оперирует с клетками так, как человеческая медицина пока даже не мечтает. Он может исправлять повреждения, переписывать ДНК, добавлять новые структуры. Но каждое вмешательство — это лотерея. Мы не знаем, что он посчитает ''правильным'' решением.
Он повернулся к Вадиму и кивнул на его броню:
— Вот пример. Мы хотели защиту от пуль, улей дал хитиновую броню. Отлично, но вместе с тем перестроил тело, убрал некоторые органы... хм, половые, например. Это не просто броня — это радикальная перестройка тела. И, к счастью, сохранился разум, но это не гарантировано для всех.
Кто-то из толпы выкрикнул:
— Так что, мы станем чудовищами?
— Возможно, — честно ответил Исаев. — Возможно, наоборот, обретем иммунитет и сохраним все человеческое. Мы пока не знаем.
Он обвел зал глазами, уже мягче:
— Но я вижу одно. Вадим — живое доказательство, что улей может не только убивать. Он может создавать. И если мы хотим шанс на будущее, нам придется рискнуть.
— Я готов работать с добровольцами, — громко сказал Вадим. — Никого силой тащить не буду, но учтите — дороги назад не будет. Успех не гарантирован вообще.
И первым шагнул вперед тот самый парень с перебинтованной рукой.
— Я первый.
Женщина с детьми тоже вышла. За ними еще двое. Исаев тяжело вздохнул и тихо сказал Вадиму:
— Ты понимаешь, что мы сейчас начали эксперимент, который может изменить все человечество?
Вадим кивнул.
— Понимаю. Именно поэтому лучше начать с честных добровольцев, чем ждать, пока я не останусь один в окружении тупых чудищ или нас не перебьют вояки, — Соколовский переключился на добровольцев. — Ты... парень с рукой, будешь первым. Остальные подождут.
— Но почему? — заупрямилась мать двух детей.
— Он самый молодой, самый пик биологического развития, а значит меньше рисков.
Исаев подтвердил.
— Вадим прав, у более молодого организма меньше ошибок в генетическом коде, накопленных в течение жизни. А Хронофаг довольно чувствителен к чистоте генома.
— Но прежде, чем мы начнем эксперименты, надо решить вопрос с кудровскими. Кто за то, что бы натравить орду инфицированных и к херам мутантским снести их анклав?
Единогласный вопль толпы, озлобленной за смерть духовного лидера, сказал все предельно ясно. Вадим получил карт-бланш и совесть его мучить не будет...