— Так мне идти или не идти? Я не понимаю!
— Я сам пока что не понимаю.
— Вызывают ведь.
— Я уже понял, что вызывают.
— Так мне идти или не идти?
— Антоша! — рявкнул Терентьев.
— Чего?
— Заткнись, пожалуйста! Думать мешаешь.
«Антошей» господин мэр ласково называл начальника отдела благоустройства, транспорта и дорожного хозяйства, Антона Вадимовича Домогацкого. Выглядел этот немолодой человек мужественно, но расслабленно: квадратная челюсть, тугой пивной живот, маскулинно-волосатые руки и навеки сросшаяся бровь.
Помимо прочего, Антону Вадимовичу очень шла строительная каска и оранжевый жилет. Облачённый в эти профильные артефакты, Домогацкий расцветал по-настоящему, и находил в себе силы руководить неруководимым.
А что до характера, то им Антон Вадимович более всего походил на беспородного пса. Не на «дворового», а именно на «беспородного». Домашнего то есть, но неприхотливого. Из тех что никогда не болеют, не брезгуют почавкать мочёными в молоке сухарями и искренне полагают, что «грумер» — это какая-то разновидность сексуальных извращенцев.
По этому сравнению нетрудно вывести основные черты личности Домогацкого: добрый, преданный, жизнерадостный, исполнительный и чуть туповатый. Но что самое главное — неспособный на подлость.
Именно такой человек и нужен был Терентьеву на дорожном хозяйстве.
— У нас же там всё нормально? — этот вопрос мэр на всякий случай задал Ларисе Сергеевне.
— Всё нормально, — подтвердила та.
— Безо всяких там, да?
— Безо всяких.
— То есть никаких схем?
— Никаких.
— Антоша⁈ — мэр повысил голос и вновь обернулся на дорожника. — Ты мне как на духу скажи! Воруешь, с-с-с-сука⁈ Отвечай!
— Иван Геннадич, — в ответ Домогацкий чуть было не заплакал. — Да как можно-то?
Чуть не заплакал не потому, что на него подняли голос, само собой. А потому, что про него плохо подумали.
— Да я же никогда, — сказал он. — Да вы же сами знаете.
— Знаю, — вздохнул Терентьев и сменил гнев на милость; внезапная крикливая атака результата не принесла. — Ну ты подумай, Антош. Может среди твоих крыса завелась?
— Никак нет, Иван Геннадич. Невозможно ведь это. Всё что с деньгами связано, всё через меня проходит. Сам материалы ищу, сам зарплаты начисляю, сам технику на ТО гоняю. Ни рубля мимо, Иван Геннадич. Ни копеечки.
И стоит признать, что это действительно было так.
Пускай до недавних пор в Переславле не существовало антикоррупционных ведомств, и Терентьев прекрасно понимал, что руки у него развязаны, в дорожную казну эти самые руки не лезли. И более того — мэрские руки шлёпали по рукам всех остальных. Отсюда и назначение такого человека, как Домогацкий.
Логика железная: не буди лихо. Уж где-где, а в туристическом городе вопросов к дорогам и тротуарам быть не должно. Остальная расхлябанность инфраструктуры лишь на руку, — приезжим она кажется милой, — но всё что связано конкретно с их комфортом обязано быть на высоте.
Причины предельно понятны:
Во-первых, довольный турист тратит больше денег, — это уж так повелось. А во-вторых, недовольный турист в последнее время всё чаще упивается цифровой гласностью. Отзывы пишет, звёздочки ставит, оценивает там чего-то… кляузничает, если одним словом. И мало ли кому эти кляузы могут попасться на глаза?
Или того хуже! Из разряда катастрофы: решит какой-нибудь князёк страну посмотреть и по Золотому Кольцу покататься, приедет в Переславль, оставит на местных выбоинах подвеску и всё, конец, приплыли.
И вот как подло получается…
Никто из ныне присутствующих в кабинете градоначальника к схеме распила дорожного бюджета причастен не был, а значит её нет. То есть вот вообще нет; не существует она. Но дороги-то! Дороги!
— Слушай, Антош, — Терентьев присел за рабочий стол. — Ну а как так получается-то? Ну с какого такого мы дважды в год полотно перестилаем? Откуда у нас эти вечные ямы?
— Так крошится ведь, Иван Геннадич.
— А почему оно крошится?
— Почём же я знаю? Всё по технологии делаем, всё по уму. Смесевой проект я вообще в Ярославле добыл, — Антон Вадимович нахмурился. — У них-то там всё нормально.
— А может, ты где-то слишком экономишь? Может, что-то хреновое закупаешь?
На мгновение Домогацкий задумался, но затем решительно мотнул головой:
— Нет. Разница-то в чём? Песок и есть песок, щебёнка и есть щебёнка. Это же не техника там какая-нибудь, где цена равно качество. Тут же элементарно всё.
— Ну допустим…
— Так мне идти или не идти⁈ — отчаялся узнать Домогацкий. — Меня же вызывают!
— Тебя вызывают, — задумчиво пробормотал Терентьев. — А меня почему-то до сих пор нет. Ох, по мою душу сволочи приехали…
— А с чего вдруг они меня вызывают-то? Кто они вообще такие? Областные что ли?
— Хуже, — ответил мэр. — Местные.
— Это как?
— Лучше не спрашивай, Антош.
— И что, тебе совсем не подчиняются?
— Не подчиняются. Там за главного важная шишка из Москвы и…
И тут Иван Геннадьевич не договорил, потому как в дверь постучали. Не дожидаясь приглашения, в кабинет вошёл Константин Сергеевич Алфёров, начальник полиции по городу Переславль-Залесский.
Назвать Алфёрова «рыжим» в буквальном значении этого слова будет не совсем честно. Всё-таки волосы у полицейского были светлые, цвета разбавленного пива. Однако веснушки… крупные, тёмные, частые. Складывалось ощущение, что Константин Сергеевич только что помогал выталкивать увязший в грязи вездеход.
— Иван Геннадьевич, день добрый. Сплетенки тебе принёс, — полицейский покосился на Крыскину и Домогацкого. — Озвучить или как?
— Озвучивай, все свои.
— Панкратов Михаил Михайлович, — тут Алфёров воровато оглянулся и на всякий случай прикрыл дверь. — Тот самый, что глава Тайного Указа. Тот самый, что моим ребятам ксивой в нос тыкал. Тот самый, что…
— Да понял я, понял!
— Так вот, — полицейский улыбнулся. — Слушок пошёл, что его уволили.
И надо было видеть лицо господина мэра в этот момент. Как будто ясно солнышко вышло из-за туч. И капли росы в траве заискрились, и даже радуга проступила. И пускай слушок пока что всего лишь слушок, но слушок многообещающий. Ведь если всё так, то за таинственной «конторой» стоит не Канцелярия Его Величества, а какой-то безработный хрен и сын предателя.
А это ведь кардинально меняет весь расклад.
— Алфёров, — очень сдержано сказал Иван Геннадьевич, будто опасаясь спугнуть удачу. — Ты узнай наверняка, ладно?
— Как? Официально или…
— Официально. Пошли запрос в Москву, чего стесняться-то? За спрос же не бьют, верно?
— Верно, — кивнул полицейский. — Сделаю, — и за неимением других тем для обсуждения покинул кабинет.
Терентьев же начал думать. Каринский и Панкратов, Панкратов и Каринский. Не так страшен чёрт, как его малюют. Как эти двое попали в «контору» и кто дал приказ о её восстановлении — вопрос следующий, но на данный момент новостей хватало для того, чтобы хоть чуточку выдохнуть.
Ведь ещё немного… ещё пара дней под гнётом такой ударной дозы кортизола, и Терентьеву уже не было бы нужды симулировать сердечный приступ. Он бы его и на самом деле получил.
— Да-а-а, — протянул мэр.
Не бывает дыма без огня. И если всё подтвердится, то эти двое на поверку окажутся не так всемогущи, как показалось Терентьеву изначально. Более того! Если всё так, то тут не спасаться надо. Тут надо атаковать.
— Лариса? — мэр перевёл взгляд на помощницу. — Как там твой человечек? Нарыл что-нибудь?
— Пока что нет, Иван Геннадьевич, — ответила та. — Пока что Каринский просто катается по городу, навещает родственников и друзей отца. Вчерашний вечер вообще с девушкой провёл.
— Кто такая?
— Узнаём.
— Ну ты держи меня в курсе, — сказал мэр и снова замолчал.
Снова начал разыгрывать в голове эту шахматную партию. А что, если так? А что, если сяк? Иван Геннадьевич так глубоко погрузился в стратегию, что чуть было не забыл про Домогацкого. Благо, дорожник напомнил о своём присутствии акустически:
— Так мне идти или не идти⁈
— Иди, Антош, иди.
— А что говорить?
— Всё как есть говори, ничего не утаивай. И делай всё, что тебе говорят. У нас же по твоему ведомству всё чисто, верно?
— … такое ощущение, что по его ведомству всё чисто, — сказал мне Панкратов, когда мы отошли в сторону.
— И как же вы это поняли, Михаил Михайлович?
— Чуйка, — тайник едва заметно стрельнул глазами на господина Домогацкого. — Да ты посмотри на него, Сиятельство.
— Смотрю. И что?
— И то, что глаза у него добрые и тупые. Думаю, последний раз этот человек в детстве яблоки с соседского сада воровал. И то за компанию.
— Михаил Михайлович, при всём уважении, но этого недостаточно. Хочется верить цифрам, а не глазам.
— Тут согласен. Но ты бы всё равно чуть поменьше его прессовал. Знаешь ведь как говорят? Ложечки нашлись, а осадочек остался…
Возможно, Панкратов и прав. Местами в разговоре с Антоном Вадимовичем я действительно был необоснованно груб и требователен. Каюсь. Но всё из-за того, что уже заочно осудил его за казнокрадство и даже подозревать не мог, что мы увидим такую кристально-чистую документацию.
Но обо всём по порядку.
Антон Вадимович Домогацкий появился на пороге «конторы» с широчайшей улыбкой и коробкой песочного печенья. Жал нам руки, шутил дежурные шутки, и даже зачем-то поведал об этимологии своей фамилии. Дескать, по словарю Даля «домогаться» имеет смысл «достигать», а не то, что мы все первым же делом подумали. Короче говоря, вёл он себя с нами, как со старыми знакомыми.
А когда я сказал, что хочу устроить полную ревизию его ведомства, не стал возражать и спорить. Быстренько метнулся куда-то к себе и вернулся аж с двумя коробками бумаг.
Причём этим бумагам хотелось верить. То есть… если он умудрился подделать такой массив данных за такой короткий срок, то он в этом настоящий гений. У документации за десять лет была душа. Видно было, как стареет бумага и как меняются чернила в ручке. То тут, то там на документах виднелись пятна всевозможных кофейных оттенков, замятости, потёртости и остервенелые каляки на полях.
Да и пахнул его архив именно как архив. Не так ароматно, как папка «конторы», конечно, но очень близко к тому.
— Пожалуйте, — сказал Домогацкий. — Смотрите. Если что будет непонятно, с радостью объясню.
И ведь действительно объяснял! На всё у Антона Вадимовича был ответ. На всё было разумное объяснение.
И вот, спустя час разбора бумаг он по-прежнему сидел напротив Рыжиковой, изредка косился на джакузи, — с плохо скрываемой завистью косился, надо отметить, — и качал ногой. Но не от нервов, а скорее от скуки.
— А вы, Михаил Михайлович, надолго ли к нам в Переславль? — спросил он, заметив, что Панкратов слоняется по офису без дела.
— А вам для чего? — холодно, но крайне ядовито ответил тайник.
И неудобный вопрос Домогацкого обернулся неудобством для него самого.
— Нет-нет, не для чего. Просто интересуюсь.
— Ясно, — кивнул Панкратов и на том их диалог закончился.
Ну а я снова с головой занырнул в бумаги. Бумаги, бумаги, бумаги. Как же их, чёрт его дери, много.
Работу я распределил следующим образом:
Как юристу, Ксюше досталось самое сложное — изучать техническую документацию и сертификацию. Перед Брюлловым встала творческая задача. Он сравнивал акты о проделанных работах со спутниковыми снимками города за определённое число. Смотрел, действительно ли рабочие Домогацкого что-то делали в указанное время, как выглядела дорога до работ и как выглядела после.
Я же взял на себя краеугольный камень коррупции.
Закупку.
Согласен, что с этим расследованием справится и первоклашка. Задачка из разряда: «У Пети и Васи было по шесть рублей. Согласно чеку, Петя купил на все свои деньги три яблока, а Вася два. Вопрос: кто из мальчиков знаком с тётей Любой, которая стоит за кассой, и по чьей жопе плачет отцовский ремень?»
Всего-то и делов: смотри на цены в смете Домогацкого и сравнивай с настоящими.
Но вот какая заковыка — всё было идеально. Вот прямо не придраться. То есть Антон Вадимович не просто не воровал, он за родное ведомство ещё и нехило торговался, судя по всему. Во всяком случае все те цены, что я находил в сети, были выше заявленных Домогацким.
— Сергей Романович, я закончила, — Ксюша собрала последние бумаги в стопку, постучала стопкой по столу и убрала в коробку. — Нарушений не обнаружено, все документы в полном порядке.
А я даже не успел толком поумиляться тому, какая у меня Ксения Константиновна деловая колбаса, как из каморки Брюллова раздался крик:
— У меня всё чисто!
Что ж…
Похоже, Панкратов оказался прав и перед нами краснокнижная дичь — честный чиновник. Но для чистоты эксперимента, я решил добить бумаги по закупкам до конца. Тем более, что мне осталась всего лишь одна накладная.
Битум, значит. Семь тысяч рублей за тонну по версии Антона Вадимовича. Открываем сеть, смотрим и…
— Опа, — я аж чуть не поперхнулся.
— Что-то не так, Ваше Сиятельство? — оживился дорожник.
— Не уверен. Минутку.
Я перепроверил ещё раз. И ещё раз. И ещё. Но цен ниже пятнадцати тысяч рублей за тонну битума так и не нашёл.
— А почему так дёшево-то? — спросил я и положил накладную на стол перед Домогацким.
Тот сперва нахмурился, вчитываясь и вспоминая, а потом вдруг резко просиял.
— А-а-а-а, — протянул мужчина. — Это да, это действительно дёшево, — и улыбнулся так, будто его только что похвалили. — Я старался.
— И тем не менее вы не ответили на вопрос, Антон Вадимович. Почему так дёшево?
— Местные производители, Ваше Сиятельство. Я их сам нашёл, — и снова эта гордость. — Как мне объяснили, логистика очень сильно взвинчивает цену. А раз везти товар никуда не нужно, то и вот.
— Понятно, — сказал я. — Местные производители, значит. Михаил Михайлович, можно вас на пару слов?
В следующие пять минут мы с тайником посовещались и решили, что нащупали что-то интересное. Потому что само словосочетание «переславский битум» звучит примерно так же, как «арктический ананас».
Ведь битум, как мы узнали из открытых источников, — каюсь, до сих пор глубоко не вникал в этот вопрос, — это нефтепродукт, а у нас откуда нефть? Ни месторождений, ни перерабатывающих предприятий у нас даже близко не имеется. И какие в таком случае, к чёртовой матери, местные производители?
— Антон Вадимович, было очень приятно познакомиться, — я пожал Домогацкому руку. — К вам и вашему ведомству нет никаких вопросов. Но эту накладную я пока что оставлю у себя. Если вы не против, конечно.
— А чего я вдруг против-то? Я не против. Я только за.
— Благодарю.
— И шпашибо вам башое жа печене! — крикнула Ксюша с набитым ртом, а потом вдруг поперхнулась и закашлялась. Да так, что Панкратов побежал спасать беднягу хлопками по спине.
Домогацкий покинул офис, а я отправил Брюллова на очередной мозговой штурм. Думал даже сходить в РосМану, — всё-таки не забываем, что Андрей менталист и во время каста соображает в разы быстрее, — но обошлось без этого.
Уже через час выяснилось, что подставная компания, которая продала Домогацкому «местный» битум была связана с его Его Сиятельством Егором Егоровичем Григорьевым.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— А как понял?
Судя по вздоху Брюллова, впереди меня ждало очень информативное, но совершенно непонятное без профильного образования объяснение. А потому я от греха подальше остановил айтишника.
— Не надо, — сказал. — Верю, — а сам задумался.
Григорьев, значит.
Конечно же, эта фамилия была у меня на слуху. Во-первых, Григорьев являлся одним из четырёх переславских графов включая меня самого. Во-вторых, семья графа славилась своими артефакторами и в каком-то роде была коллегами моего отца по цеху.
— Коллегами? — спросил я вслух у самого себя. — Или конкурентами? — паранойя тут же подняла голову, а битум отошёл на второй план.
Так…
Пущенная с аукциона недвижимость — это прекрасно. Но кому на самом деле могла быть выгодна подстава моего родителя-артефактора? Ну конечно же! Другим артефакторам. Может, они что-то не поделили? Может, всё было ради того, чтобы украсть какую-то разработку? Может отец узнал что-то такое, чего знать был не должен?
За считанные секунды, мозг накидал целую кучу вариантов.
Но одно я знаю точно. Раз уж подвернулась такая прекрасная возможность совместить службу и личное, то упускать её нельзя. Нужно проверять. Как максимум — вывести графа на чистую воду. А как минимум — поискать в его окружении ту таинственную черноволосую «роковуху», о которой говорил дядька.
Однако появиться у Его Сиятельства на пороге и предъявить обвинение нельзя. Во всяком случае не прямо сейчас. Сейчас это будет выглядеть слишком сумбурно.
— Так, — усилием воли я направил свои мысли обратно. — Битум. У графа есть битум, и он им торгует. Причём торгует тайком, через подставные фирмы. А почему так? А зачем? Неправильные вопросы, Серёж, ой неправильные. А какие тогда правильные?
— Любо-дорого проследить за ходом ваших мыслей, Сергей Романович, — прокомментировал Панкратов, откинувшись на спинку кресла. — Я и сам, знаете ли, иногда люблю вслух поразмышлять.
— Где⁈ — я аж крикнул. — Вот он, правильный вопрос! Где он его хранит? Его же много, раз он тоннами торгуется, верно?
— Хм-м-м. А ведь верно.
— Андрей! — я чуть ли не с ноги вынес дверь в каморку Брюллова, чем обнулил результаты психотерапии его бульдога. — Ну-ка узнай, какая за графом числится недвижимость.
Айтишник чуть побурчал, усадил стрессанувшего Сайтаму на колени и принялся за работу.
— Жилой дом по адресу…
…такому-то. И ещё один жилой дом по другому адресу. Одна квартира в Москве и одна в том же самом районе, где живёт Артём Апрелев. Небольшая торговая площадь, — ох, как интересно! — которая буквально пару недель назад принадлежала моей семье. А ещё артефакторная мастерская раз, артефакторная мастерская два и артефакторная мастерская…
— Стоп! Погоди-ка. Это опечатка какая-то?
— М-м-м-м… нет, — ответил Брюллов.
— Артефакторная мастерская площадью двенадцать гектар?
— Я думаю, что битум хранится именно там! — появился Панкратов и сходу раскрыл дело.
— Дай снимок со спутника, — попросил я Брюллова, но в конечном итоге увидел заблюренное нечто.
А жажда деятельности во мне бурлила ещё сильнее, чем жажда справедливости.
— Ксюш, мы ведь имеем право устроить внезапную ревизию?
— Ну…
— Без «ну», пожалуйста.
— Судя по тем документам, что я расшифровала, да. Имеем.
— Отлично.
И стоит ли говорить о том, что уже спустя час мы подъезжали к воротам этой самой артефактной мастерской?
Располагалась она далеко загородом, и к ней с трассы сворачивала своя отдельная дорога, — не убитая, что характерно, и без единой заплатки. А вся земля графа была обнесена высоченным, явно сделанным под заказ бетонным забором с колючей проволокой. Добавь к этой унылой картине вышки с прожекторами, и можно было бы решить, что внутри располагается тюрьма.
— Никогда здесь не бывал, — сказал Шапочка, глядя на ограду. — По всей округе бывал, а здесь не бывал, — затем чуть подумал и добавил: — Злое место. Нехорошее.
Проблему с транспортом в будущем мы обязательно решим, но пока что приходилось довольствоваться такси. И как-то само собой вышло, что этот чудила с плюшевыми рыбами на торпеде случайно стал «моим» таксистом. Тем самым, которому звонишь на личный телефон мимо таксопарка.
Ведь стоит признать, что вся его эксцентричность с лихвой компенсировалась тем, как Виталик держится за рулём.
К слову, заметил я это не сразу. Не с первой нашей совместной поездки. Но когда заметил, был поражён: Шапочка гнал с максимально-разрешённой скоростью даже по выбоинам частного сектора, а в салоне меж тем царил полный штиль. Да и город он знал просто прекрасно. За время наших путешествий он крайне редко пользовался центральными улицами и предпочитал пробираться к цели дворами.
Ну да не о нём сейчас речь.
— Ксюша, пойдём со мной, — попросил я. — Думаю, юрист мне потребуется.
Вместе с Рыжиковой мы вышли из машины и двинулись к будке рядом с главными воротами. Внутри неё дедулька в форме чуть на вырост как раз заваривал себе на ужин лапшу. То есть эпичностью здесь даже близко не пахло.
Ни мордоворотов тебе, ни автоматов. Канон как будто бы поломался.
— День добрый, — я вошёл внутрь без приглашения и сразу же засветил паспорт. — Граф Каринский, контора по борьбе с лихоимством и кумовством. Мне нужно проникнуть на территорию предприятия.
— Чево? — дед аж кипяток через край перелил. — Ай-йопт!
Пришлось повторить. На сей раз седовласый привратник выслушал меня более внимательно, а затем и своё слово молвил:
— Никуда вы не проникнете, ребят, — отрицательно помотал головой дед. — Не можно.
— Вы, должно быть, не поняли. Мы с инспекцией.
— Не знаю я никакую инспекцию. Мне запрещено посторонним ворота открывать.
— Так…
— Давайте-ка я вам лучше старших позову. Они вам получше разъяснят.
И после недолгого переговора по рации из двери рядом с воротами для транспорта появились старшие. Мордовороты с автоматами, — всё, как я и хотел изначально. И вот они-то герб в моём паспорте разглядели получше.
— Ваше Сиятельство, при всём уважении, у вас нет права находиться на объекте.
— Отнюдь, — возразил я. — Я нахожусь здесь при исполнении и представляю контору по борьбе…
— Боюсь, Ваше Сиятельство, вы её только что придумали, — перебил меня один из охранников. — Ну зачем же вы так? Вам бы лучше переговорить с Егором Егоровичем на своём уровне, чем вот так без спроса лезть. Проблема-то в чём? Договорились бы по-хорошему, раз вам так интересно на предприятии побывать.
Наглости ребятам явно не занимать.
— Боюсь, вы меня не поняли, — сказал я. — Именем Его Величества я уполномочен провести инспекцию.
— Нет, не уполномочены. Будь вы уполномочены, Егор Егорович бы знал.
— Что ж. Тогда звоните Егору Егоровичу и передайте всё то же самое, что я вам сказал. Посмотрим, что он ответит.
— Воля ваша.
И охранники исчезли за дверью, оставив нас с Рыжиковой наедине.
— Ксюш?
— Чего?
— Кто из нас должен всякими умными словами сыпать? Ты или я?
— Я.
— Так а почему ты тогда молчишь?
— Страшные, — ответила девушка. — Ты же видел, да? У них… автоматы!
Вместо ответа я улыбнулся и чуть приобнял Рыжикову.
— Ты не сердишься, что я с тебя сегодня так много спрашиваю?
— Нет, — Ксюша задумалась. — Это правильно. Так и должно быть, ты же руководитель.
— Прекрасно, что ты это понимаешь.
В качестве точки в этом диалоге, я поцеловал девушку в нос. Стоим дальше. Ждём. И тут вдруг туча набежала. Вот только не на солнце, а на лицо Ксении Константиновны. В глазах испуг, а губы в гусиную жопку сжались и набок съехали.
— Что-то не так?
— Кхм… наверное. Серёж, ты только не ругайся, пожалуйста, — затараторила она. — Я ведь ещё только учусь, и опыта нет, и зелёный цербер теоретик, ты ведь сам говорил, что…
— Успокойся, — попросил я. — Говори по сути.
— Кажется, я кое-что не учла. Сначала была уверена, что нам можно на ревизию, а теперь что-то вот вообще не уверена. Я ведь с документами из папки даже близко к 1912-му году не приблизилась, так что в бумагах про магию и слова нет. А в более позднем законодательстве есть такое понятие, как «магические секреты рода», и «артефакторика» там чуть ли не первым пунктом прописана.
— Понятно, — выдохнул я. — Ну да, поэтому и спутниковый снимок был размыт. Как я сам-то сразу не догадался?
— Извини, Серёж, — Рыжикова виновато опустила глаза.
— А арестовать? — спросил я, но тут же сам себе ответил: — Арестовывать графа уполномочена только лейб-гвардия. Плохо. Очень-очень плохо.
А охрана тем временем уже вернулась.
— Заранее прошу простить меня за грубость, Ваше Сиятельство, — сказал один из мужиков. — И учесть, что это не мои слова. Егор Егорович попросил передать, чтобы вы катились к чёртовой матери со своими игрушечными проверками.
Что ж…
А вот и новый план поспел!
— Честь имею, — сказал я, взял Ксюшу под локоток и двинулся к машине Шапочки.
— Серёж? — испуганно прошептала Рыжикова. — Ты чего задумал? Ты же не станешь через забор перелезать, да?
— Ни в коем случае, — улыбнулся я. — Лазанье через заборы есть занятие, которое, мягко говоря, не достойно графа. И раз уж мы заговорили о титулах… Если в этот раз я не могу использовать своё должностное положение как начальник «конторы», тогда мне придётся использовать статус аристократа.
— Это как?
— Всё просто, душа моя. Егор Егорович послал меня к чёрту. Причём сделал это не просто прилюдно, а через своих холуев, что как бы усугубляет. Тем самым Его Сиятельство оскорбил меня до глубины души…
— Серёж.
— … и моя тонкая душевная организация просто не позволяет снести такую обиду…
— Серёжа, не надо.
— … тем более что само моё происхождение претит жить в бесчестии. И выход у нас теперь один, Ксения Константиновна.
— Серёжа, пожалуйста, не делай этого.
— Я вызову графа на дуэль…