— Да, — сказала Лариса Сергеевна, припав ухом к телефону. — Да. Ага.
— Ну что там? — шёпотом уточнил Терентьев, на что его помощница подняла палец, мол, обождите.
— Да, — снова сказала она. — Что? — и тут вдруг резко переменилась в лице. — Почему⁈ Что⁈ Виктор Саныч, ну мы же договаривались! Виктор Саныч я… Вы… Я… Алло⁈ — Крыскина задумчиво уставилась на телефон. — Сбросил вызов.
— То есть сбросил? А что сказал-то?
— Сказал, что наши договорённости отменяются.
— Как⁈ — Терентьев шибанул кулаком по столу. — Почему⁈
— Потому что… э-э-э, — Лариса Сергеевна чуть проморгалась. — Я могу ошибаться, но кажется он сказал, что теперь работает на Каринского…
Немногим ранее
— … интересная у вас профессия, — сказал я и подёргал чайный пакетик, чтобы побыстрее заваривался.
— Я бы так не сказал, — ответил Разорин. — Звучит романтично, но чаще всего мне приходится следить за падкими на фитнес-тренеров жёнами и искать забухавших мужей…
— А можно я уже пойду? — робко уточнил Серафим Шорох за что незамедлительно получил от моего нового друга тетрадью по голове.
— А ну тише там, гнида! — рявкнул на него Виктор Саныч и вдобавок пнул ногой. — С-с-с-сука, так бы и придушил!
И тут… тут я даже не знаю с чего начать. Ведь и сам Разорин интересен, и тетрадка его, и жизнь. И то, что между нами только что произошло тоже не совсем обычно. Однако очень постараюсь начать с самого главного:
Норов у Виктора Саныча был крут. Человек не стеснялся ни в выражениях, ни в действиях. Думал, делал и говорил ровно то, что хотел. И как же, чёрт его дери, не вязалась со всей этой дерзкой резкостью его внешность!
Скажем так: если бы Разорин участвовал в комедийном дуэте, то именно ему приходилось бы отыгрывать все женские роли. Тонкие, смазливые черты лица без намёка на щетину. Сам по себе высокий, худой и с идеальной осанкой. А ещё глаза…
— Заткнись, мразь!
…глаза у Разорина были добрые.
Теперь к главному: этот сорокалетний мужчина трудился частным детективом. При этом договоров не подписывал и к профессиональной этике относился довольно легко, а потому сходу сдал мне своего нанимателя. Господин Терентьев сперва заказал ему слежку, ну а сегодня вдруг поменял планы и посулил Виктору Санычу крупную сумму денег за то, чтобы тот вывел меня на агрессию.
Чем, — мягко говоря, — нехило меня раздосадовал. Можно даже сказать, что официально объявил войну, и отныне копнуть под Ивана Геннадьевича становится моей главной целью на посту начальника «конторы». Видит Карма, я не хотел менять в Переславле мэра. Не было такой задачи; меня вынудили.
Так вот…
Далее сыграла сама судьба и характер Разорина. Мужчина оказался со своими тараканами. Жирными притом. Холёными. Он вёл специальную чёрную тетрадочку, в которую записывал имена тех, кого считал плохим человеком и кого собирался так или иначе покарать.
— Кто-то марки собирает, — улыбнулся Виктор Саныч. — Кто-то картины по номерам раскрашивает, а у меня вот такое хобби.
И по сути, мы с ним в какой-то мере коллеги. Разорин тоже был своего рода Апостолом Кармы, вот только… внештатным и добровольным. По какому принципу отбираются имена для тетради Разорин мне не объяснил, но уверил: чтобы туда попасть, нужно очень сильно постараться…
— … а вычеркнуть имя можно только по факту свершившейся справедливости.
— О справедливости какого рода идёт речь?
— Правомерной прегрешению, — заверил меня Виктор Саныч. — Без перегибов. В конце концов, я просто гражданский. И как бы противно ни было в этом признаваться, моё основное оружие против злого зла — это кляузы и доносы.
— Ага…
И что-то мне подсказывает, что этот его кодекс чести ни разу не оформлен. То есть действует Разорин сугубо интуитивно. Вот как сейчас, например:
Зайдя в трейлер, где я занимался перевоспитанием Серафима Шороха, Виктор Саныч не стал рубить с плеча и постарался разобраться в мотивах. То есть человек любил копаться в сути вещей. Прямо перед ним граф мордовал экстрасенса, и это на его взгляд оказалось любопытно.
— Сергей, а что это такое вы делаете?
Адекват за адекват. Не вставая с груди господина Шороха, я спокойно объяснил, что этот хорёк собирался развести деда, а мне не нравится, когда разводят дедов, — пускай даже и незнакомых мне лично. И Разорин поверил с необычайной лёгкостью. И проникся ко мне. И имя «Серафим» тут же было записано в тетрадку.
Почему?
Да потому что:
— На дух не переношу этих тварей, — Виктор Саныч отхлебнул чайку. — Обычное дело ведь. У знакомых семья из-за гадалки распалась.
В трейлере съёмочной группы было всё, что нужно: бойлер с горячей водой, пластиковые стаканчики, стики с сахаром и куча разномастных заварок. А потому мы устроились с комфортом. Ну… все, кроме Шороха. Ясновидящему не предложили ни чай, ни сесть, — ублюдок забился в угол и теперь просто ждал, когда всё закончится.
— Тварь нагадила в голову жене, а та начала тащить из дома деньги, — продолжил рассказ Виктор Саныч. — Всё золото в ломбард заложила и уже собиралась квартиру на гадалку переписать, тут-то муж и вмешался…
— Финал печальный, насколько я понимаю?
— Очень печальный, — кивнул Разорин. — Гадалка кой-чего не предугадала. Сама отправилась в мир духов, а мужик в колонию-поселение.
— А жена?
— А жена — это сноха моя. По брату.
Тут Виктор Саныч сперва поиграл желваками, затем жутко оскалился, замахнулся на Серафима кулаком и лишь в самый последний момент остановился.
— С-с-с-сука, — опять прошипел он и обернулся ко мне. — Как ты так аккуратно бьёшь, а⁈ Ни царапины на человеке!
— Он лекарь! — завизжал экстрасенс. — Я докажу! — а я в ответ на это покрутил пальцем у виска и объяснил всё по-своему:
— Двенадцать лет в Академии. При подготовке в лейб-гвардию ещё и не такому научат.
— Понятно, — тут Разорин как будто бы что-то вспомнил. — Ах да. Кстати… ничего, что я сразу на «ты» и без «Сиятельств»?
— Нет-нет, всё нормально. Лучше расскажи мне, Виктор Александрович…
— Просто Саныч.
— Расскажи мне, просто Саныч, как ты вообще дошёл до частного сыска?
— С какой целью интересуешься?
Проникнуться-то ко мне Разорин проникнулся, но послушно выкладывать всё-всё-всё не спешил. Да и само наше чаепитие получилось каким-то стихийным. Казалось бы, с чего нам вообще общаться?
— Может статься так, что у меня для тебя есть работа, — улыбнулся я. — Но сперва мне хотелось бы понять логику. Чувствую, что за этим обязательно должно что-то стоять, ведь не бывает такого, что человек проснулся и решил: «О! Вот это моё призвание!»
— Так и есть, — горько ухмыльнулся Разорин и задумался о чём-то своём. — Работа, говоришь?
— По профилю.
— Правда что ли?
Тут Виктор Саныч прищурился и поиграл со мной в гляделки, явно выглядывая что-то нехорошее. И, судя по всему, не выглядел.
— Ну ладно, слушай, — сказал он. — В сыск я действительно не под впечатлением от детективов пришёл. Я ведь опер изначально. Пятнадцать лет просился в следственный отдел, умолял, упрашивал, выслуживался как мог. А мне раз за разом говорили: хрен тебе, Саныч, твой дар нужен для другого…
— Дар?
— Да-да, — кивнул Разорин. — Я же хрономант…
И вместо тысячи слов продемонстрировал свою магию: взял коробку с чайными пакетиками и резким движением вытряхнул их в воздух. А затем не менее резким движением поймал все до единого.
Но нет, речь не об аномальной быстроте. Виктор Саныч замедлил время относительно себя самого. В его восприятии чайные пакетики падали со скоростью мыльных пузырей и рассчитать, как бы так послать руку, чтобы поймать их все было несложно.
Хороший дар, но… в бою против того же огневика он не особо сгодится. Ты просто чуть отсрочишь тот момент, когда тебя накроет стена пламени. Ещё и в спорт хрономантам нельзя. Запрещено. Конкретно этот дар официально приравнен к допингу.
— Меня за эту магию Алфёров в младших держал, чтобы я подчиняться был обязан. Перед Москвой выслуживался. Как что, так сразу посылал меня в столицу на усиление. В оцепление перед футбольными матчами встать или на какие другие мероприятия. Ну… понимаешь? Где реагировать надо быстро если вдруг что.
— Понимаю, конечно.
— Ну и вот, — продолжил Разорин. — Служил я, терпел, а потом выиграл в лотерею.
Я ожидал, что «выигрыш в лотерею» — это какая-то метафора, но нет.
— Пятнадцать миллионов, — сказал Виктор Саныч. — Причём знаешь как забавно? Никогда ни во что не играл, а тут под Новый Год на кассе предложили билетик, а я и дай думаю возьму. На следующий день уже рапорт об увольнении на стол положил.
Разорин отхлебнул из дымящегося стаканчика и опять замахнулся на Серафима. Ну… чтобы не расслаблялся, видимо.
— Думал как? — продолжил Виктор Саныч. — Вот у меня зарплата была семьдесят-восемьдесят. Думал, на пятнадцать мультов я пятнадцать лет и проживу. Неплохая передышка, да? А там выучусь, найду себе что-нибудь другое по душе и заживу счастливо. Да только хрен там плавал!
После январских праздников, когда настала пора получать выигрыш, выяснилось, что нехилую часть денег съедят налоги. Ну а дальше всё банально: Разорин решил, что начнёт экономить завтра, а завтра, — как всем давным-давно известно, — не наступает никогда.
Виктор Саныч обновил гардероб и машину, сделал ремонт, покатался по миру и записался на театральный кружок. Какую-то часть денег слил на «расходники», вот только что это значит я так и не понял, а перебивать и уточнять было неловко — слишком уж глубоко Разорин занырнул в свой рассказ.
В итоге через два года выигрыш кончился.
— А обратно в органы мне путь заказан, — улыбнулся Саныч. — Я ведь Алфёрову на стол не только рапорт положил, но и… весело ушёл, короче говоря. Громко. По статье. И вот что мне дальше оставалось? В ЧОП идти? Да ну его нахер. К аристократам наниматься? При всём уважении к тебе, Сергей Романович, но я вашего брата на дух не переношу…
Тут у меня невольно назрел вопрос: «А кого ж ты вообще в этом мире переносишь?»
— Вот так я частником и стал…
Подчёркивая несуществующий драматизм ситуации, в этот момент по крыше трейлера начал накрапывать дождь.
— Так, — сказал я. — А с деньгами-то как?
— Плохо.
— Нужны?
— Ха! А кому не нужны?
— Тогда я предлагаю тебе работу, Саныч. Уверен, тебе понравится. Но сперва нужно решить, что вот с этим делать, — я кивнул на Серафима. — Не перевоспитывается никак. Упёртый, зараза.
— М-м-м… ну а что с ним делать-то? — Разорин почесал в затылке. — У тебя соцсети есть, болезный⁈
— Нету! Нету!
— А теперь⁈ — Виктор Саныч встал с раскладного стула и наступил Шороху на… наступил, короче говоря.
— Есть! — тоненько провизжал тот. — Есть!
— Ну значит сейчас будем разоблачение записывать…
— Коллеги! Позвольте представить вам нашего нового следователя. Разорин Виктор Саныч, прошу любить и жаловать.
Логика предельна проста. У Ксюши, Брюллова и Шапочки свой профиль. А Панкратов всю дорогу преимущественно занимается ничем, ведь гонять по мелким поручениям Целого Главу Целой Канцелярии как-то…
Не то, чтобы нечестно или неловко. Просто однажды он вернётся на свой пост, и вот тогда-то мне это очень сильно пригодится его дружба. Ведь начальник «конторы» — далеко не вершина моих мечтаний и всего лишь старт карьеры. Эдак если здесь всё сложится, то можно в экономическую безопасность перескочить, а там дальше, дальше, дальше, вплоть до министра. Чем чёрт не шутит?
Так что не надо плевать в колодец и гонять Михаила Михайловича в качестве молодого. Лучше уж погонять Разорина. В этом и пользы будет гораздо больше, — я почему-то уверен.
— Приятно познакомиться, — Панкратов пожал Санычу руку и тут…
Во-первых, за окном сверкнула молния, вслед за которой сразу же грянул гром. А во-вторых, другая, — метафорическая, — молния проскочила между мужчинами. Не знаю даже, как это объяснить, но… такое бывает. Бывает, что для вражды двум людям достаточно просто жить в одном и том же мире. Что-то на уровне физиологии, наверное.
— Панкратов, — прищурился Саныч. — Уж не тот ли самый?
— А вы что-то имеете против?
— А что это вы так сразу в штыки?
— Почему же в штыки? Просто если вам есть что сказать, то говорите сразу и…
— Закончила! — вдруг крикнула Рыжикова и звонко расхохоталась. — Ещё быстрее, чем планировала! Ой, — девушка впервые за много часов отлипла от экрана ноутбука. — Дождик?
«Дождик» — это очень мягко сказано. Хляби небесные разверзлись и на улице сейчас происходил настоящий апокалипсис. Добрая такая летняя буря. Небо чёрное, а дождь из-за ветра чуть ли не вдоль земли проливается.
Но! Стоит отметить, что для Шапочки такая непогода не стала причиной ездить медленней обычного. По дороге в офис, Виталя буквально шёл по приборам, вот только… без приборов. Причём спокойно так. Говорил, что переживать не о чем. Дескать, он НАСТОЛЬКО хорошо знает город, что может перемещаться по нему с закрытыми глазами.
Хотел даже продемонстрировать, но мы с Разориным отговорили.
Сейчас же Виталя остался на улице. Стоял посередь пустой дороги, расправив руки и подставив лицо дождю. Орал чего-то там, смеялся. И как бы только не простудился.
— Ксения Константиновна, душа моя, — я заглянул Рыжиковой через плечо. — Ты сейчас серьёзно? Ты действительно закончила всю документацию?
— Ага. Отправлять?
— Уверена?
— Трижды всё перепроверила. Как ты и говорил, — улыбнулась Рыжикова и едва заметно прижалась ко мне головой.
— Ну если перепроверила, то отправляй.
Тык, — пальчик Ксюши клацнул на «enter». Письмо улетело в приёмную Его Величества и в следующий же момент с улицы послышался треск падающего дерева, а затем в офисе вырубило свет. Чудно даже как-то. По законам драматургии электричество должно было пропасть за секунду до отправки, а не после.
— У-УУУ-УУУУ!!! — раздался душераздирающий вой из комнаты Брюллова.
И уже через секунду айтишник выскочил в большую комнату с бульдогом на руках. Сайтама жмурил глаза, извивался и верещал так, будто у него в глотке застрял манок на павлина.
— Что происходит⁈ — Андрюха попытался перекричать питомца. — Что случилось⁈
— Авария, — просто ответил Панкратов. — У Тха Кай Бок наверняка должны быть свечи…
— … где-то здесь должны быть свечи, — Лариса Сергеевна наощупь шарилась в секретере.
Но для Терентьева отсутствие света не стало причиной перестать орать. Мэр аварию даже не заметил:
— Либо мы! — брызгал он слюной в лицо Алфёрову. — Либо они! Или ты что, думаешь⁈ Думаешь, что тебя они не тронут⁈
В присущей ему манере, Константин Сергеевич опять изучал собственные ногти.
— У нас времени вообще не осталось! Прямо сейчас действовать надо, ты понял⁈ Пока Величество зол на Каринского!
— С чего ты взял, что Величество зол на Каринского?
— Костя, не тупи! Вчера сам при разговоре присутствовал! «Последний раз» помнишь⁈ «Впредь не потерплю» помнишь⁈
— Ну хорошо, — Алфёров вздохнул и перевёл взгляд на краснорожее от натуги лицо градоначальника. — Допустим, зол. Мне-то ты что предлагаешь? Подраться с графом? Ты как это вообще себе представляешь?
— Я не знаю! Я… я… я… помоги мне! — тут Терентьев окончательно сорвал голос.
Метнулся в одну сторону, затем в другую, затем схватился за сердце и упал в кресло.
— Ой, Иван Геннадьевич, не начинай, ладно?
— Может мне и впрямь лучше будет просто сдохнуть? — с эротичной хрипотцой спросил мэр и принялся ждать, чтобы грянул драматичный гром. Не дождался. — Значит так, Алфёров, хочешь ты того или не хочешь, а ты просто вынужден мне помочь, — продолжил он. — Мы в одной лодке, не забывай. И времени больше нет. Не можешь спровоцировать Каринского, значит подставь его.
— Как?
— Да хоть как-нибудь. О! А знаешь, что? Он же у нас великий антикоррупционер, верно?
— Верно.
— Значит нужно вынудить его дать взятку. За дачу ведь тоже наказание полагается.
— Хм-м-м…
И вот за эту мысль Константин Сергеевич зацепился. Сперва неуверенно, но с каждой секундой всё крепче и крепче.
— А ведь это может сработать, — сказал Алфёров. — По какой-то неведомой мне причине, Каринский перемещается по городу исключительно на такси. И таксист у него при этом один и тот же. Как его там зовут? — полицейский защёлкал пальцами. — Варежка? Лапушка?
— Шапочка, — напомнила Лариса Сергеевна и вытащила из секретера старинный канделябр…
Через пять минут в офисе «конторы» воцарилась невероятно уютная атмосфера. Непогода и свечи, свечи и непогода — настоящий телепорт в детство. Жалеть в этой ситуации оставалось лишь о том, что вместо топки у нас в парилке стоит электрокаменка и нет никакой возможности её сейчас раскочегарить.
Через десять минут с улицы вернулся насквозь мокрый Шапочка.
А ещё через пять снизу послышался трёхэтажный мат в адрес погоды, Переславля и самого мироздания. Уверенная в том, что никто её не слышит, Её Благородие Успенская-Меренберг пользовалась выражениями столь крепкими, что оставалось лишь отвесить поклон её таланту к словообразованию.
Причина её появления в офисе оказалась проста до безобразия — Варвару застал дождь. Вызвать такси она не смогла, потому что мокрыми пальцами по мокрому сенсорному экрану тыкать бестолку, а пользоваться общественным транспортом баронесса не умела. Вот и побежала к нам по старой памяти.
— Всем доброго дня, — сказала Успенская-Меренберг и попыталась сдуть со лба прилипшую прядку волос. — У вас есть фен?
— Фен есть, электричества нет.
— Чёртов город…
Ну а дальше почти сразу же понеслась ругань, — бессмысленная и беспощадная. Но нет, не с Шапочкой! Шапочка оскорбления в адрес города выдержал стоически. Просто так уж оказалось, что Разорин на дух не переносит журналистов… а может быть и людей в целом, чёрт его знает. Вот только если его нападки на Панкратова разбились о холодную вежливость, то Варвара была слишком мокрой, злой и усталой, чтобы что-то там проглотить…
— Паразитирую⁈ Я⁈
— Да! И ладно бы вы просто паразитировали, так вы ведь ещё и мозги людям засираете! Манипуляторы чёртовы!
— О, да-а-а-а! На региональном телевидении все просто спят и видят, как бы управлять умами нищебродов!
— Нищебродов⁈
— Ну а кто ты⁈ Или ты сейчас не только за себя говоришь⁈
— Я… А…
— С какой стати обобщить решил, неуважаемый⁉ И вообще! Ты кто такой⁈
— Кто я⁈
— Да-да! Ты откуда выполз⁈
Короче говоря, любо-дорого посмотреть и послушать. Однако сейчас этот диалог шёл у меня на фоне, ведь надо было кое-что обсудить с Панкратовым.
— Что там с дедушкой приключилось? — спросил я.
— С тем, которого Шапочка привёз?
— Да.
— Ну, — вздохнул Михаил Михайлович. — Там внучек.
— Плохо себя ведёт?
— Не то слово как плохо, — тайник нахмурился. — Ваше Сиятельство, я не уверен, что хочу заново вспоминать всю эту историю целиком. Тебя устроит её развязка?
— Вполне.
— Я сделал всё что в моих силах, и внучек в компании санитаров прямо сейчас направляется в рехаб. И если это не принципиально, то я не хотел бы развивать тему, — Панкратов прокашлялся в кулак. — Ну а у тебя как? Как экстрасенсы?
— Прекрасно. Сорвал съёмку и снял разоблачение на одного из актёров. Как по мне, день прошёл не зря.
— Да-аа-а-а, — протянул Панкратов. — Не зря, это точно.
— Мымра кудрявая! — тем временем перешёл на личности Разорин и тут же получил ответ:
— Женоподобный лох!
— А у тебя сиськи деланые!
— А у тебя кроссовки китайские!
— А у тебя…
— Ну всё! — крикнул Михал Михалыч. — Хватит уже! — и направился разнимать «спорщиков». — Вы собаку пугаете!
— У-у-у-ууу, — жалобным поскуливанием подтвердил Сайтама.
А мне на плечо вдруг легла рука Ксении Константиновны.
— Серёж, — сказала рыжулька. — Серёж, там за окном… странное. Ты бы сходил посмотрел, а?
— Что там?
Как бы мне не хотелось понаблюдать чем дело кончится, я встал из-за стола и вместе с Ксюшей подошёл к окну. Выглянул и понял: действительно странное.
Окна нашего офиса выходили не только на мост и реку, но и на небольшой скверик на том берегу реки. Несколько лавочек, фигурно-стриженные кусты и «железное дерево» для молодожёнов, — всё сплошь в замках с гравировками имён. Ничего необычного, короче говоря.
Ну а теперь непосредственно к странностям:
В сквере полным ходом шла уборка. Дюжина человек в оранжевых жилетах под проливным дождём подметали дорожки и потрошили урны на предмет мусора. А один бедолага с садовым секатором пытался поймать кусты, — которые от ветра чуть с корнем не выдирало, — и чего-то там на них подровнять.
— А ты чего в разговор лезешь, собака усатая⁈
— Это я собака⁈
— Ты-ты! Безродная семёновская собака!
— Ну знаете, это уже перебор! Честь своего полка я никому оскорблять не позволю!
— Всё, доигрались! Я вас обоих в тетрадку записываю!
— ТИХО ВСЕМ!!! — рявкнул я.
Затем дождался, пока все взгляды станут на меня и спокойным тоном продолжил:
— Господа, все ваши ссоры от безделья. Но не переживайте, я знаю чем вас занять. Работёнка появилась. Андрей, пробей пожалуйста, кто у нас в Переславле отвечает за ЖКХ и парковые зоны…