Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце

Глава 12

Пообедали мы с Александрой в гостиничном ресторане. Я отметил, что там вокруг нас было непривычно много мужчин в строгих костюмах и очень неплохо по нынешним временам наряженных женщин. За обедом мы с Лебедевой обсудили наши сегодняшние планы. Я сообщил журналистке, что «официальная» часть нашей поездки начнется поздно вечером. А до тех пор у меня не было конкретных планов. Я лишь прикидывал, что загляну в местные магазины и прикуплю там подарок для своей десятилетней дочери, которая в нынешней реальности была моей племянницей.

Лебедева поинтересовалась, что именно я куплю для Лизы.

Я уверенно ответил:

— Куклу. Со светлыми волосами.

Александра улыбнулась и спросила:

— Сколько, говоришь, твоей дочери лет? Десять? Не слишком ли она взрослая для игры в куклы?

Я улыбнулся.

— Вот и мы с Ниной так же ей ответили. Когда Лиза попросила на свой день рождения куклу. Сказали дочери, что куклы и прочие игрушки — это для малышей. Считали её уже взрослой. Лиза об этом вспоминала, когда лежала здесь в больнице. Говорила, что мы её слишком рано тогда записали во взрослые. Говорила, что новая кукла тогда даже снилась ей по ночам. Кукла со светлыми волосами.

Лебедева кивнула.

— Получается, что нам нужно в «Детский мир» на Лубянку, — сказала она.

И тут же поправила себя:

— Нет, лучше мы съездим на Кутузовский проспект. Там есть прекрасный магазин игрушек. Он так и называется: «Дом игрушек». Папа привозил меня туда, когда я была ещё маленькой. Помню, что там были одни только игрушки. Никакой одежды и прочей ненужной ерунды, которая вечно отвлекала взрослых в «Детском мире» от главных отделов. Вот туда мы с тобой, Дима, сейчас и поедем.

У дома номер восемь по Кутузовскому проспекту нас ждало разочарование: вместо магазина «Дом игрушек» мы обнаружили магазин «Малыш», где продавались товары лишь для самых маленьких (куклу со светлыми волосами мы там не нашли). Местные жители нас просветили, что «Дом игрушек» переехал отсюда ещё в середине восьмидесятых годов на улицу Большая Якиманка.

— Значит, отправляемся туда, — сказал я. — Или в «Детский мир».

Лебедева тряхнула головой и заявила:

— А знаешь, Дима… есть у меня идея получше. Ни в какие другие магазины мы с тобой пока не поедем. Прогуляемся до телефона. Я позвоню одному своему знакомому, бывшему однокурснику. Он достанет для нас всё и всегда, были бы у нас деньги. А деньги у нас есть. Так что не сомневайся, Дима: будет у твоей дочери кукла. Не кукла, а мечта!

Бывшему однокурснику Саша звонила из таксофона. Я не прислушивался к разговору. Вышла Лебедева из кабинки довольная. Сказала, что куклу нам привезут к гостинице через три часа. Обойдётся мне это удовольствие «всего» в триста рублей.

— Это будет самая лучшая кукла, — пообещала Александра. — Такой кукле любая десятилетняя советская девочка обрадуется, не только твоя дочь. Вот увидишь, Дима.

Куклу привезли к гостинице «Космос» точно в указанное время. Рядом с автобусной остановкой замер белый ВАЗ-2109 ранней сборки (с коротким передним крылом). Его водитель помахал нам рукой.

Мы подошли к автомобилю, заглянули через открытое окно в салон.

— Александра? — спросил темноволосый водитель.

— Это я, — сообщила Лебедева.

Она подняла руку, будто на уроке.

— С вас триста рублей, — сказал водитель.

Он выжидающе посмотрел на меня.

Я вручил ему три сотенные купюры — водитель демонстративно пересчитал деньги, передал мне через окно машины упакованную в серую бумагу коробку (небольшую, примерно сорок сантиметров в высоту и двадцать-двадцать пять сантиметров в ширину).

— Осторожно, хрупкая упаковка, — сообщил он. — Проверьте, что товар на месте; что без обмана.

Я осторожно снял с коробки бумагу — увидел под прозрачным пластиком знакомое по прошлой жизни кукольное лицо. Светлые волосы, синие глаза, платье цвета голубой металлик. И розовые буквы на коробке: «Barbie».

— Всё нормально? — спросил водитель.

— Более чем, — заверил я. — Спасибо.

— Не за что. Бывайте.

Водитель махнул нам рукой, автомобиль плавно тронулся с места.

Александра посмотрела на коробку в моей руке и вздохнула.

— Такой красивой куклы даже у меня в детстве не было, — сказала она.

Покупку куклы мы с Александрой «обмыли» в ресторане гостиницы «Космос». Выпили там по две чашки неплохого кофе со свежей выпечкой. В ресторане мне временами казалось, что Советский Союз образца тысяча девятьсот девяносто первого года мне привиделся; что на самом деле я лишь временно почувствовал себя моложе, оказавшись в обществе молодой красивой женщины.

Но к нынешней советской реальности меня возвращали разговоры сидевших за соседними столами граждан. Граждане обсуждали темы, уже позабытые в Российской Федерации моего времени. Нас в будущем давно не заботили события в советской Прибалтике, поездка президента СССР в Лондон и прошедший седьмого июля в Москве показ мод парижского кутюрье Пьера Кардена.

Небо над городом под вечер почти очистилось от мрачных облаков. Мы с Александрой под руку прогулялись по территории ВДНХ — я при этом вслух сравнивал его с тем ВДНХ из будущего. Лебедева слушала меня с интересом, ела мороженое. Мы с ней полюбовались фонтанами, постреляли в тире и прокатились на колесе обозрения (пока ещё не получившем новое имя «Солнце Москвы»).

Из гостиницы мы снова вышли через два часа после ужина. На московских улицах уже горели фонари: белых ночей, как в Ленинграде, тут не было. Дневная жара сменилась вечерней прохладой.

Лебедева застегнула вязаную кофту, уже привычно взяла меня под руку. Отыскала взглядом Останкинскую телебашню, словно та была нашим ориентиром. Снова посмотрела на меня.

Спросила:

— Куда мы пойдём, Дима? К метро?

Я покачал головой.

— Нет, на метро не поедем. Прогуляемся пешком. Тут недалеко. На улицу Кибальчича. Я уточнил у администратора: такая улица здесь есть и сейчас — не только в будущем. К счастью, переименования улиц в будущем её не коснулись.

— Зачем мы туда пойдём?

Лебедева прикоснулась рукой к своей сумочке, где лежал нож.

Я усмехнулся и ответил:

— Мы с тобой там немножко похулиганим.

Наш сегодняшний вечерний маршрут я представлял смутно. Выяснил у персонала гостиницы, в каком направлении находилась улица Кибальчича; и по какой улице я мог до неё дойти. В прошлой жизни по эту сторону гостиницы «Космос» я не прогуливался. Мои маршруты в те годы проходили либо по проспекту Мира, где находились продуктовые магазины (и книжный магазин, в котором я любовался витринами: смотрел на обложки своих книг). Либо я тогда около гостиницы «Космос» переходил дорогу по подземному переходу (шёл к входу в метро или в направлении главного входа на территорию ВДНХ).

Начало сегодняшнего похода тоже прошло вдоль проспекта Мира (я в очередной раз убедился, что в нынешнем году он здорово отличался от того шумного и широкого проспекта из будущего). Вскоре мы свернули на улицу Космонавтов (с подсказки прохожих), затем повернули на улицу Ярославскую. Шли мы неторопливо, рассматривали пейзажи московских двориков (не картинно-выставочные, а вполне обычные: позднесоветские). Я отметил, что к вечеру субботы улицы нетуристической Москвы не опустели — напротив, горожане будто только проснулись и дружно отправились на прогулку.

— Дима, так куда мы идём? — снова спросила Александра.

— На улицу Кибальчича, как я уже говорил. Там проживает Леонид Васильевич Меньшиков. Он врач-онколог. Очень хороший специалист и замечательный человек. Я познакомился с ним, когда привёз в Москву на лечение свою дочь Лизу. Часто звонил ему, консультировался. Он мне тогда оставил не только номер своего телефона, но и адрес — когда узнал, что я обычно останавливался в гостинице «Космос». Приглашал в гости. Замечательный мужик. Был. Умер на неделю позже моей дочери от сердечной недостаточности. Я и не думал, что когда-либо мне его домашний адрес всё же пригодится.

Проезжая часть на улице Ярославская разделилась на две отдельные полосы. Мы перешли по пешеходному переходу улицу Церковная Горка. Справа и слева от нас я теперь не видел построек, будто мы умудрились выйти за город.

— Значит, мы идём в гости к твоему знакомому доктору? — сказала Лебедева.

— Не совсем в гости, — ответил я.

И тут же добавил:

— К тому же, сейчас Леонид Васильевич ещё не подозревает о моём существовании. Мы с ним пока не знакомы, как я уже говорил. Поэтому доктор Меньшиков нашему визиту сейчас вряд ли обрадуется.

— Не в гости? — повторила Александра. — А зачем? Что-то я пока ничего не понимаю.

Я улыбнулся.

— Скоро поймёшь. Подожди немного. Лучше полюбуйся на природу. Взгляни, какие деревья вокруг. А какой закат! Будто мы с тобой сейчас не в Москве, а за городом. Прислушайся: шелест листвы, музыка играет…

Я повёл рукой.

Справа, со стороны деревьев (оттуда, где звучала песня группы «Modern Talking») до нас донёсся пронзительный женский крик. Через секунду этот крик сменился грубым мужским смехом и громкой руганью — ругалась та же женщина, которая только что кричала.

— … Женщины орут, — добавил я. — Красота!

Почувствовал, как пальцы Лебедевой сжали мою руку. Александра пугливо взглянула в направлении деревьев.

— Дима, может, чуть быстрее пойдём? — спросила она. — Я немного замёрзла.

По улице Кибальчича мы шли недолго (меньше четверти часа) — я то и дело посматривал сквозь листву чахлых берёзок на вывески с нумерацией домов. Стоявшие вдоль дороги пятиэтажки почти не отличались друг от друга. Как и оклеенные бумажными объявлениями фонарные столбы, под которыми мы с Александрой неспешно шагали по ярко освещённым островкам тротуара. На адрес московского доктора я часто посматривал в своём блокноте, когда разыскивал там ту или иную информацию (так и не избавился от привычки записывать в блокнот, а не в смартфон). Всякий раз, когда проводил взглядом по строке с надписью «ул. Кибальчича…» думал о том, что судьба доктора Меньшикова отчасти напоминала мою.

— Мы не этот ли дом ищем? — спросила Александра.

Он указала рукой в сторону окрашенного в неприятный жёлтый цвет фасада пятиэтажного дома.

— Он самый, — ответил я.

Свернул к пятиэтажке.

Отметил, что многие окна в доме светились. А со двора доносились голоса.

— Какой подъезд? — поинтересовалась Лебедева.

— Второй, — ответил я. — Но только мы к нему не пойдём.

Лебедева приподняла бровь.

— Почему?

— Мы пришли не к Леониду Васильевичу, — напомнил я. — Нам нужен его автомобиль. ВАЗ-2105 белого цвета. Он стоит здесь, во дворе, под окнами дома. Всегда под рукой, как говорил Леонид Васильевич.

Мы повернули за угол дома, украшенный водосточной трубой. Мой взгляд тут же уткнулся в белые «Жигули». Они стояли на тротуаре, между первым и вторым подъездами дома. Свет ближайшего фонаря до них не дотягивался. Под фонарём собрался настоящий автопарк: зелёный «Москвич», красный ВАЗ-2108, старенькая иномарка (чьего она производства я издали не определил), ВАЗ-2101 вишнёвого цвета и мотоцикл. Я остановился (Лебедева по инерции дёрнула меня за руку и тоже замерла на месте), провёл взглядом по двору. Других белых автомобилей я здесь не увидел.

Александра тоже заметила машину, спросила:

— Вот эта?

Я кивнул.

— Похоже. Других вариантов не вижу.

Добавил:

— Да и стоит она… под рукой. Наверняка, её из окон Меньшиковых хорошо видно.

— Что теперь? — спросила Александра.

Я потянул её за руку. Отвёл Лебедеву на полдюжины шагов в сторону, к спрятавшейся в полумраке скамье. Сюда не дотягивался ни свет от фонарей, ни бледное свечение из окон дома. Я вновь просканировал взглядом двор — на этот раз неторопливо. Белых автомобилей не рассмотрел. Отметил, что двор выглядел безлюдным. Я заметил здесь лишь компанию молодёжи: пять или шесть человек. Они толпились далеко от нас: у последнего подъезда дома. Ветер доносил до меня с той стороны едва различимый запах табачного дыма и отзвуки голосов (мужских и женских). Других людей я во дворе не увидел.

Протянул к Лебедевой руку и скомандовал:

— Достань нож.

Сашино лицо я видел плохо: оно сейчас казалось тёмным пятном на фоне окружённого мошкарой фонаря.

— Нож? — переспросила Лебедева. — Зачем? Дима, что ты задумал?

— Сейчас поймёшь, — ответил я. — Доставай.

— Ладно.

Лебедева двумя пальцами осторожно вынула из своей сумки нож, протянула его мне.

— Что дальше? — спросила она.

— Сейчас увидишь, — сказал я. — Жди здесь.

Прогулочным шагом дошёл до притаившегося под окнами дома автомобиля. Отметил, что в квартире Меньшиковых горел свет (я уже вычислил её окна). Около машины я остановился; присел, будто завязывал шнурки на ботинках. Острие моего трофейного клинка без особых проблем вошло в бок шины, а следом за ним туда неожиданно легко проник и весь клинок (почти по самую рукоять). Колесо обиженно зашипело. Из своей жертвы клинок выбрался будто бы с неохотой. Я сместился вдоль бампера машины, и снова вонзил нож в покрышку. Два колеса зашипели хором, когда я выпрямился и неспешно прошёлся рядом с автомобилем.

Уже через пару секунд жалобно шипели все четыре колеса. Я ухмыльнулся. Не дошёл до второго подъезда — резко развернулся. Мазнул взглядом по двору и неторопливо вернулся к скамье, около которой меня ждала Александра. По ходу убедился, что никто не гнался за мной и не кричал мне вслед. Отметил, что даже шипения из продырявленных колёс я уже не слышал. Рукоятью вперёд протянул Саше нож. Лебедева тут же выхватила его у меня из руки и поспешно сунула в сумочку, словно рукоять с красной розой обожгла её ладонь. В кустах около скамьи блеснули кошачьи глаза; но они тут же исчезли, едва только я задержал на них взгляд.

— Дима, зачем ты это сделал? — тихо, но с тревогой в голосе спросила Лебедева. — Ведь ты же говорил, что этот доктор хороший человек. Зачем ты проткнул на его машине колёса?

— Сейчас объясню, — пообещал я.

Показал на скамью и предложил:

— Саша, давай-ка мы тут присядем. Подождём. Подышим свежим воздухом.

Я усадил Александру на скамью, присел рядом с ней. Услышал, как за нашими спинами ветер пошелестел листвой кустов (или это сделал убежавший от нас кот?) Я заметил, что сквозь прореху в облаках вдруг выглянула луна — тьма вокруг нас будто слегка рассеялась. Я сунул руку за спину, поправил за поясом пистолет. Взглянул на вход во второй подъезд. Почувствовал, как тёплое плечо Лебедевой прижалось к моей руке. Глубоко вдохнул — пустил в лёгкие большую порцию ночного московского воздуха. Посмотрел на освещённое лунным светом Сашино лицо, заметил блеск её глаз.

Улыбнулся.

— Сегодня хороший вечер, — сказал я. — Не находишь? Тёплый, спокойный. В такой вечер было бы очень обидно умереть.

— О чём ты говоришь? — спросила Александра. — Кто сегодня умрёт?

Она накрыла тёплой ладонью моё запястье.

— Леонид Васильевич мне о том случае никогда не рассказывал, — сказал я. — Рассказали его коллеги, когда однажды я не дозвонился к Меньшикову и не нашёл его в больнице. Они мне сообщили, что Леонид Васильевич ежегодно в один и тот же день берёт отгул, отключает свой телефон и ни с кем не общается. Случалось это всегда четырнадцатого июля.

— Дима, четырнадцатое июля — это завтра.

— Через полтора часа оно станет «сегодня».

— Что случилось в этот день?

— Сразу после полуночи четырнадцатого июля тысяча девятьсот девяносто первого года у дочери Леонида Васильевича Меньшикова отошли воды. Она живёт сейчас вместе с родителями. Её муж в настоящее время служит в армии, демобилизуется он уже в новой стране, после развала СССР. Но этим летом в моей прошлой жизни его ненадолго отпустили в Москву: на похороны жены и сына. Как я уже сказал, сегодня примерно в полночь у дочери Леонида Васильевича отойдут воды. Случится это неожиданно для всех: роды ждали только под конец следующей недели. Меньшиков сегодня уже принял привычную дозу коньяка перед сном. Но не вспомнил об этом, когда у его ребёнка начались родовые схватки. Он сам повёз дочку в больницу. На этом самом автомобиле: ВАЗ-2105 белого цвета.

Я кивнул в сторону притаившейся под окнами пятиэтажки машины… стоявшей теперь со спущенными шинами.

Сказал:

— Где и почему произошла авария, мне не говорили. Шепнули только, что по пути к роддому в «Жигули» Меньшикова на полном ходу врезался грузовик. Он протаранил легковушку со стороны переднего пассажирского сидения. Дочь Меньшикова умерла ещё до появления бригады скорой помощи. Новорожденный внук прожил несколько часов, но тоже не выжил. Леонид Васильевич отделался сотрясением мозга, многочисленными ушибами, треснувшими рёбрами и раздробленными костями ног. Он хромал до конца жизни. Случилась та авария ночью четырнадцатого июля. В этом году. Завтра, почти сегодня. Она случится снова, если Леонид Васильевич Меньшиков сегодня снова сам повезёт дочь в роддом на своём личном автотранспорте: вон на том автомобиле «Жигули».

— Но ведь… ты проткнул на той машине все колеса, — сказала Лебедева.

— Проткнул.

— А это значит, что доктор за руль не сядет.

— Я очень на это надеюсь. Ведь в случае очередной аварии погибнут не только его дочь и внук. Из окна пятого этажа своей квартиры тогда выпала его жена. Случилось это на следующий день после похорон дочери и внука. Она умерла. Коллеги Меньшикова мне шепнули, что из окна женщина выпала не случайно. Перед тем падением она выпила бутылку шампанского, которым Меньшиковы готовились отметить рождение мальчика. Мне сказали: сделала она это «для смелости». Поэтому я считаю, что завтрашняя авария отнимет у Леонида Васильевича всю его семью. Если эта авария случится. В этом мы с Меньшиковым были похожи: доживали свой век в полном одиночестве. Остались без жены и без дочери. До конца своих дней наведывались на их могилы.

Я повёл плечом.

— Дима, но ведь эта авария теперь не случится. Не поедет же он со спущенными колёсами?

— Надеюсь, что не поедет, — сказал я. — Но точно мы это узнаем, если дождёмся полуночи: здесь, в этом дворе.

Александра решительно тряхнула головой.

— Конечно, дождёмся, — заявила она. — Я не уйду отсюда, пока не выясню, чем вся эта история завершится.