Красная полоса заката отражалась в окне веранды. Истерично чирикали шуршавшие листвой пионов воробьи. Приземлившийся на крышу дома голубь изогнул шею, наклонил голову и глазом-бусиной посматривал на меня свысока. Будто я интересовал его больше, чем стоявшая на столе полупустая бутылка с коньяком и миска с варениками. Из кроны вишни то и дело падали листья и ягоды. Но пока они промахивались мимо моей тарелки.
Коля Синицын взмахнул вилкой, словно дирижёрской палочкой. Взглянул сперва на ковырявшегося вилкой в салате Бакаева, затем на меня. Повернул лицо в сторону Вовки и Нади.
— Что у нас тут за две недели могло случиться? — спросил Синицын. — Сплошная бытовуха. Опять в позапрошлую субботу была поножовщина на дискотеке в «Пионере». Пацан с Белорусски порезал троих зареченских. Кровищи было много, но ничего серьёзного. Пару карманников задержали. И отпустили, как обычно. Люськиных девок какой-то борец за нравственность облил зелёнкой. Но заяву они на него не написали. Сейчас он в больнице. Так, помятый слегка. Гордый комсомолец. Твердит, что упал с дерева. Кооперативный ларёк около автобусной остановки на улице Ленина сожгли. Который пирожками торговал. Говорят, что просрочили выплаты Соколовскому. Хозяева ларька твердят, что случился несчастный случай. Мы это так и оформили…
— Вася Седой умер, — сказал Бакаев.
«Выпал из окна сочинской гостиницы…» — мысленно дополнил я его слова.
— Блин горелый, так это же не у нас в городе случилось, — сказал Синицын.
Он скривил губы.
Я заметил, что Вовка встрепенулся. Вспомнил, что меня тогда тоже заинтересовало это известие.
— Что значит, умер? — спросил мой брат. — Как именно умер? Лёша Соколовский до него добрался?
Коля и Женька переглянулись. Они словно решали, кто возьмёт слово.
— Вася Седой выпал из окна сочинской гостиницы, — сообщил Бакаев. — Я поинтересовался… кое у кого. Говорят: никаких намёков на убийство. На суицид тоже не похоже. Вася не оставил после себя никакой записки. Пьяный был, говорят. Случайно выпал. С восьмого этажа. Сейчас у сочинцев это основная версия. Но свидетелей падения они пока не нашли. Сам Вася ничего не сказал: нашли его уже мёртвым. Седого здесь похоронили, у нас. На Кисловском кладбище.
Женька большим пальцем указал себе за спину.
— А Соколовский как на это отреагировал? — спросил Вовка. — Он же в прошлом месяце грозился, что оторвёт Седому голову.
Владимир вопросительно вскинул брови. Я отметил, что уже в девяносто первом у меня на лбу наметились две длинные почти параллельные друг другу морщины.
Бакаев пожал плечами.
— Лёша Соколовский был на похоронах, — ответил Синицын. — Пришёл туда вместе с Кислым. И с десятком своих архаровцев. Заявил, что через год поставит за свой счёт на могиле Седого памятник в полный рост. Из гранита. Речь длинную толкнул. Называл Седого своим лучшим другом. Даже слезу, говорят, пустил. Сказал, что наймёт в Москве частных детективов для расследования обстоятельств Васиной гибели. Так что свою причастность к смерти Седого он не признал.
Вовка ухмыльнулся, посмотрел на свою жену.
Я наблюдал за тем, как Вовка и Надя смотрели друг другу в глаза, словно обменивались мыслями. Почувствовал, как кольнуло в сердце.
— Я надеялся, что после той ссоры в ресторане «Кавказ» их чёртова банда расколется пополам, — сказал мой брат. — Надеялся, что часть Лёшиных бычар станут на сторону Седого. И они попортят друг другу шкуры. Как тогда, в девяностом, помните? Когда Соколовский схлестнулся с зареченскими. Из-за рынка. Здесь было бы ещё лучше. Лёшины шакалы покусали бы друг друга. Красота! Мы бы с удовольствием поработали. Одних в морг, других — за решётку…
Вовка привстал, взял со стола бутылку. Плеснул коньяк себе, Наде и мне. Передал бутылку Бакаеву.
— Вот так бы я поработал, — признался Вовка. — Не работа, а мечта.
Он выждал, пока Женька нальёт себе и Коле. Проследил за тем, чтобы Бакаев спрятал пустую бутылку под стол.
Мой и Надин взгляды на мгновение снова встретились.
Владимир поднял стопку.
— Выпьем за нашу работу, коллеги, — сказал он. — За работу, безусловно, нужную. И плохо оплачиваемую.
Выпили. Поставили стопки на столешницу.
Испуганный стуком стеклянной тары о стол голубь взлетел с крыши и умчался в сторону огорода.
— Сами-то как считаете, — сказал Вовка, — это Лёша грохнул Седого? Или Соколовскому на этот раз крупно повезло?
Он посмотрел на свою жену.
— Соколовский, — тихо сказала Надя.
Коля Синицын скривил губы.
— Пить надо меньше, — сказал он. — Нажрался, небось, Васька. Как обычно. Да выглянул подышать. Девок внизу красивых увидел…
Коля вздохнул.
Бакаев пожал плечами.
— Да чёрт его знает, — ответил Женька. — Да и какая теперь разница. Соколовский в любом случае избавился от своего подельника. Седой после той ссоры в ресторане у него как кость в горле был. Лёша от него отделался. Сам он это сделал, или случайно так вышло — с этим делом пусть сочинцы разбираются. У нас с вами здесь и своих проблем хватает.
На стол рядом с Бакаевым снова приземлилась вишня. Женька сбросил её на землю, вилкой подцепил с тарелки вареник.
«Предъяву Соколовскому за смерть Седого никто не сделает, — мысленно ответил я брату. — Смерть Василия Седого, заместителя председателя Союза кооператоров Нижнерыбинска, признают несчастным случаем. Памятник ему в полный рост у нас на кладбище действительно поставят. Неплохой. Из чёрного гранита. Постоянно мимо него проезжал, когда проведывал… своих».
Синицын снова наполнил стаканы вином. Зажмурился от солнечных лучей: они пробились сквозь листву вишни и осветили Колино лицо. Николай погладил указательным пальцем свои тонкие усы.
— Вова, — сказал он, — у нас тут новое любопытное событие намечается. Поговаривают: Соколовский задумал Зинченко подвинуть из директорского кресла металлургического завода. Нашёл ему замену: главного инженера завода, который недавно женился на его племяннице. Якобы, Лёша уже задействовал свои связи в Москве, заслал туда человека с подарком.
«Да ладно», — вдруг вспомнил я свою прошлую реакцию на это сообщение.
— Да ладно? — процитировал меня Владимир. — Не высоко ли Лёша нацелился? Металлургический завод — это пока не его уровень. Это не мелкие кооператоры, которых он со своей бандой доит. Не по Сеньке шапка. Зинченко на своём месте сидит крепко. У него родной дядя работает в Москве, в Министерстве. Его сейчас никакими взятками не подвинуть. Лёша зубы об него обломает.
Мой брат покачал головой.
Я улыбнулся: в тот раз я тоже видел Соколовского в роли моськи, лающей на слона. Пока в августе девяносто первого года (ещё до гибели Нади) директор Нижнерыбинского металлургического завода Лев Олегович Зинченко не утонул в реке, отдыхая в своём доме на улице Крупской. Его смерть признали несчастным случаем.
— А если снова случится несчастный случай? — спросил я. — Из окна выпадет, под машину попадёт, или утонет?
— Кто? — переспросил Вовка. — Зинченко?
Я кивнул — Вовка в ответ ухмыльнулся.
— Тогда я признаю, что на нашего Лёшу работают экстрасенсы, — сказал мой брат. — Кашпировский вместе с Чумаком. Но только сомневаюсь, что Соколовскому снова повезёт, как в случае с Васей Седым. Расследовать такую смерть пришлют целый вагон следаков из Москвы. Они докопаются до истины, не поленятся. Открутят Лёше голову, если он увязнет в этом деле хоть ноготком.
— Сомневаюсь, — сказал я.
— Почему? — спросила Надя.
Она подняла на меня взгляд.
Я посмотрел в её карие глаза. На мгновение мне показалось…
Я покачал головой, махнул рукой.
— Предлагаю тост, — сказал Вовка.
Он поднял наполовину заполненный вином стакан. Хитро усмехнулся.
— За Димкину дочку генерала! — провозгласил он. — Выпьем за то, чтобы мой брат сделал ей предложение. Чтобы мы все вместе погуляли у них на свадьбе в Ленинграде!
Женька Бакаев хмыкнул.
Надя улыбнулась.
— Главное, чтобы у невесты твоего брата оказалась симпатичная подружка, — добавил Коля Синицын.
— … Я ему и говорю, — сообщил Синицын, — а с какого перепугу это вдруг стало нашей обязанностью…
Я встал из-за стола — заметил Вовкин вопросительный взгляд.
Тихо сказал:
— Проведаю племянницу.
— … А он на меня тупо смотрит… — продолжил рассказ Коля.
Он всплеснул руками — в упор посмотрел на Бакаева.
— … И говорит…
Надя подняла на меня глаза.
Она склонила голову к плечу мужа и шепнула:
— Диме не интересны ваши милицейские байки.
— … Нет, ты понимаешь⁈ Он это мне сказал!‥
Я похлопал Вовку по плечу, произнёс:
— Общайтесь.
Мой брат кивнул — я прошёл у него за спиной и направился к веранде.
Лиза ещё не спала. Она уже переоделась в длинную белую мамину футболку, которая служила ей пижамой (эту Надину футболку мы с дочерью хранили много лет). Лиза сидела на диване в гостиной (на фоне ковра), заплетала в две косы волосы своей новой куклы.
Установленный рядом с окном телевизор мигал экраном. Из его динамиков звучала тревожная музыка. Она сменилась мужскими голосами. «Добрый вечер». «Здравствуйте». «В эфире снова „Взгляд“. Его ведут Александр Любимов и Александр Политковский…»
Я подошёл к телевизору, отключил в нём звук. Тут же услышал громкий смех, что донёсся со двора. Различил похожие на покашливание смешки Бакаева, звонкий хохот Коли Синицына и будто бы незнакомый смех Вовки (его я в прошлой жизни не слышал со стороны).
Лиза обернулась. Я увидел ямочки у неё на щеках.
— Дима! — сказала моя племянница. — Смотри, какую я ей причёску сделала. Тебе нравится?
Она продемонстрировала мне свою куклу.
— Неплохо получилось, — сказал я. — Будешь парикмахером, когда вырастишь?
Лиза чуть склонила на бок голову (мне был хорошо знаком этот её укоризненный взгляд).
— Нет, конечно, — сказала она. — Я буду следователем. Как мама.
Я улыбнулся: вспомнил, что в прошлой жизни Лиза тоже планировала пойти по маминым стопам. Готовилась к поступлению на юридический факультет. Но в итоге она стала филологом и, «как папа», автором детективов.
— Мне кажется, что из тебя получилась бы хорошая писательница, — сказал я. — Люди с удовольствием читали бы придуманные тобой истории. Писали бы тебе письма с благодарностями. Покупали бы в магазинах твои книги.
Лиза удивлённо приподняла брови (в точности, как это делал… её отец).
— Почему ты так думаешь? — спросила она, погладила по голове куклу.
Я разглядывал её лицо. Почувствовал, как в горле собрался ком.
— Потому что ты очень интересно рассказывала о своих приключениях на море. Я уверен, что почитать о них было бы интересно не только мне. Точно-точно. У тебя хорошее воображение. Ты легко бы придумала новую историю про свою куклу Барби.
— Новую? — спросила Лиза. — А есть и старые истории?
Она выпрямила спину, будто насторожилась.
— Конечно, есть. Это же очень известная кукла. О её приключениях сочинили множество рассказов и сказок.
— Правда? Дима, ты их знаешь?
Я повертел кистью руки. Ещё на полшага приблизился к племяннице. Почувствовал, что от Лизы пахло духами: теми самыми, французскими, из магазина «Lancome», которые я подарил жене своего младшего брата.
— Помню парочку, — соврал я.
Подумал: «Придумаю запросто». Взглянул на циферблат настенных часов.
— Если хочешь, расскажу тебе одну. Перед сном. Помнишь, как папа тебе раньше рассказывал сказки?
Лиза две секунды смотрела мне в глаза, будто раздумывала. Не моргала. Я увидел, как Лиза вдруг зевнула, прикрыла рот ладонью. Она решительно встала с дивана, прижала к груди светловолосую куклу. Посмотрела на меня снизу вверх.
— Ладно, Дима, — сказала моя племянница. — Я согласна. Расскажешь прямо сейчас.
Она решительно тряхнула головой и потребовала:
— Только не одну историю, а две! Договорились?
— Договорились, — сказал я.
Наблюдал за тем, как Лиза надела тапки с потёртыми носами (раньше их носила Надя). Племянница снова запрокинула голову — наши взгляды встретились. Я увидел, что в глазах Лизы отражались жёлтые пятна электрических лампочек и мигающий экран телевизора.
Лиза улыбнулась, взяла меня за руку и повела к двери в спальню.
Лиза стребовала с меня не две, а три истории об американке Барби (которая в моём варианте выглядела вовсе не заморской принцессой). В прошлом (которое теперь выглядело будущим) истории о Барби обошли меня стороной. Поэтому в моём изложении похождение американской красавицы походили на смесь приключений Пэппи Длинныйчулок и Элли, попавшей в Изумрудный город.
Третью историю Лиза не дослушала: она уснула, но так и не выпустила ни свою новую куклу, ни мою руку. Я высвободился из цепкой хватки детских пальцев — Лиза во сне сурово нахмурилась. Я поцеловал её в лоб и пошёл во двор, где всё ещё звучали мужские голоса. По пути я выключил телевизор (я не смотрел его в последние десять лет прошлой жизни — не собирался смотреть и теперь).
Сразу после полуночи я попрощался с Вовкой и с Надей — Коля и Женя поняли мой намёк и тоже засобирались домой (в прошлый раз мы разошлись в два часа ночи).
Вовка проводил меня до машины. Пожал мне руку.
— Завтра я тебе позвоню, — сказал он.
Позвонил мне младший брат за час до полудня — я к тому времени давно проснулся, сделал привычный по прошлой жизни комплекс упражнений, к которому добавил упражнения для мышц ног (их я сейчас тренировал с особенным удовольствием).
Перед Вовкиным звонком я уже принял душ и позавтракал.
С Вовкой мы обменялись приветствиями — мне послышались ноты смущения в его голосе.
— Заеду к тебе после работы, — сказал брат. — Ладно? Поговорим, по поводу твоего вчерашнего обещания. Ведь ты же ещё не передумал? Я о деньгах на холодильник говорю, которые ты вчера предложил нам в долг. Мы с Надей ночью посовещались. Решили, что ты прав. Как всегда. Холодильник нам действительно нужен. Если ты нам подкинешь на него деньжат — будет просто замечательно. Мы тебе деньги отдадим сразу же, как только…
— Перестань, брат, — сказал я. — После смерти родителей я заграбастал себе их квартиру, и папину машину. Так что будет справедливо, если я хотя бы часть родительского наследства отдам вам с Надей деньгами. Тем более что деньги скоро обесценятся. Я тебе об этом вчера рассказывал. Так что не надо этих виноватых стонов в трубку. В конце концов, я твой старший брат. Теперь, когда папы нет, я старший в семье. И должен о тебе заботиться.
Услышал Вовкино хмыканье.
— Ладно, позаботься обо мне, братишка, — уже без прежнего смущения сказал Владимир. — Заеду после пяти. Не теряйся.
Я посмотрел в зеркало на Димкино лицо. Всё ещё не привык, что вижу теперь в отражении не себя.
В памятной манере своего старшего брата я рублеными фразами ответил:
— Буду дома. Приходи, Вовчик.
После телефонного разговора с Вовкой я соорудил в комнате на столе баррикаду, для работы стоя. Мой разум бунтовал против идеи сидеть на одном месте больше получаса. Будто подсознательно я переживал, что больше не встану на ноги после такого долгого сиденья за столом. По уже опробованному вчера методу я навалил на столешницу гору из родительских книг, уложил поверх них деревянную доску для игры в шахматы. Разместил на этой горе новый блокнот (прошлый я уже исписал), приступил к записям.
Сам не заметил, как промчалось время.
Из творческого забыться меня вывела требовательная трель дверного звонка.
Я посмотрел за окно, где заметно удлинились тени. Взглянул на циферблат часов. Отметил, что Вовка сегодня освободился на полчаса раньше, чем обещал. Я уронил на страницу блокнота ручку, потёр уставшие глаза. Осмотрел свои исчирканные синими чернильными полосами пальцы. Подумал, что для нормальной работы мне сейчас недоставало ноутбука… или хотя бы обычного смартфона с приличным экраном. Я вздохнул, покачал головой. Натянул брюки, поплёлся в прихожую.
Посмотрел в дверной глазок. Озадаченно вскинул брови, как это делали вчера Вовка и Лиза.
Взял с полки у зеркала пистолет, передёрнул затвор, сдвинул флажок предохранителя. Распахнул дверь.
Убедился, что на лестничной площадке стоял не Вовка. Замерший около порога моёй квартиры мужчина был на полголовы выше меня прошлого (Вовки) и даже выше меня нынешнего. «Роман Андреевич Ильин», — вспомнил я его имя. Ильин посмотрел мне в лицо и тут же опустил взгляд. Он увидел, что ствол ПМ целил в его брюки, на пять-шесть сантиметров ниже пряжки ремня. Ильин недовольно поморщил лицо, словно разжевал лимон. Память подсказала мне, что именно за эту гримасу Романа Ильина и прозвали Кислым.
С Ромой Кислым я в прошлой жизни встречался дважды. Оба раза случилось это незадолго до Надиной смерти. Кислый сейчас работал водителем и телохранителем председателя Союза кооператоров Нижнерыбинска Алексея Михайловича Соколовского (главного бандита нашего города). Он приходил ко мне «тогда». От имени Лёши Соколовского, требовал у меня (капитана милиции) деньги, украденные во время налёта на здание администрации городского рынка. «Рынок ограбят в среду, — подумал я. — Сейчас только понедельник…»
— Здравствуйте, Дмитрий Иванович, — сказал Кислый (неожиданно вежливым громким голосом).
Я отметил: в прошлые разы он разговаривал со мной совсем иным тоном.
Я окинул взглядом наряд Ильина: кроссовки, синий спортивный костюм с эмблемой «Адидас» и с тремя полосами на рукавах и на штанинах.
Подумал: «Солидный человек… по нынешним временам».
Ответил:
— Привет.
Кислый чуть сместился в сторону — ствол моего пистолета отклонился вслед за ним, будто намагниченный.
Кислый вновь поморщился и сказал:
— Дмитрий Иванович, меня прислал к вам Алексей Михайлович.
— Прекрасно.
Я мысленно пояснил сам себе: «Алексей Михайлович — это Соколовский».
Пристально посмотрел Кислому в глаза. Прижал палец к спусковому крючку.
Услышал невнятное:
— Эээ…
Мне показалось, что Роман Ильин смутился.
Я не знал, что он на такое способен.
— Дмитрий Иванович, — сказал Кислый (всё так же вежливо, но уже гораздо тише), — Алексей Михайлович ждёт внизу, в машине. Я провожу вас к нему.
Конец первой части