Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце

Глава 23

Ветви вишни закрывали над нами усеянное мелкими облаками небо. Ветер чуть слышно шелестел листьями. Музыка и голоса из телевизора (который работал в доме) звучали вполне различимо: Надя оставила дверь в веранду приоткрытой. Я слышал скрип половиц — это по кухне расхаживала Лиза. Моя племянница постукивала крышками кастрюль, хлопала дверками шкафов: она в отсутствие матери проверяла кухню на предмет спрятанных «вкусностей».

Вовка облокотился о столешницу (была у меня такая привычка), посмотрел на свой подарок (на листок бумаги). Ухмыльнулся. Хитро сощурил глаза (я и не знал, что мой прищур выглядел столь ехидным).

— Что там? — спросил Владимир. — Димка, брат, ты стишок мне сочинил? Не ожидал от тебя такого. Вот удивил. Раньше ты не блистал поэтическими талантами.

Он прижал руку к груди напротив сердца. Покачал головой, вздохнул.

Его глаза хитро блеснули.

— Ну, спасибо, брат! — на выдохе произнёс Вовка. — Это точно получше рукопожатия. Даже лучше французской помады. Сам прочтёшь своё творение? Или постесняешься?

Он развёл руками, сказал:

— Не стесняйся, братишка. Здесь все свои. Обещаю, что завтра мы не процитируем твою поэму в отделении. Разве что прокуроские о ней услышат, если Надя вдруг проболтается.

Я бы заподозрил, что Вовка уже «дерябнул» тайком пару стопок водки. Если бы не помнил, что до прихода друзей в тот день не пил спиртное. Но после поезда меня тогда слегка штормило, словно я действительно приговорил «соточку». Я заметил, как Надя нахмурилась и недовольно взглянула на мужа (так она обычно выражала несогласие с моими действиями). Отметил я и то, что Вовкина жена промолчала. Как и всегда (она никогда не спорила со мной при посторонних).

— Здесь всего две короткие строки, брат, — сказал я. — Не отниму много твоего драгоценного времени. Прочту их сейчас, пока ты не перебрал добавленного в вино спирта.

Я развернул лист, издали показал сделанные на странице надписи поочерёдно всем, сидевшим за столом. Заметил недоумение на лицах Бакаева и Синицына. Улыбнулся всё ещё нахмуренной Наде.

Сообщил:

— Первым пунктом я здесь записал адрес. Улица Красноармейская, дом двадцать четыре.

Я снова показал бумагу брату и спросил:

— Вовчик, ни о чём он тебе не говорит?

Вовка опять прищурился.

— Это на нашей улице, — сказал он, махнул рукой в сторону собачьей будки. — В той стороне. Двадцать четвёртый дом… это там, где чёрная овчарка на цепи сидит? С абрикосом у забора?

Надя, Женька и Коля синхронно повернули лица в указанную хозяином дома сторону.

Я кивнул, ответил:

— Именно. Где чёрная овчарка. Этот адрес мой первый тебе, брат, подарок.

Вовка взглянул мне в лицо, покачал головой.

— Щедро, брат, — произнёс он. — Не ожидал. Повешу его в рамку над кроватью.

На этот раз после его слов улыбнулась и Надя. Женька сдержал улыбку. Коля Синицын отсалютовал Бакаеву стаканом (прикрыл им от меня свою ухмылку), сделал глоток вина.

— Очень щедро, — сказал я. — Помни мою доброту, любимый брат. Поясню тебе, что в том доме сейчас находится неплохая коллекция самодельного огнестрельного оружия. Есть и самодельные боеприпасы. В сарае оборудована оружейная мастерская. А хозяин этого дома, мастерской и оружейного склада — настоящий самородок, Кулибин нашего времени. Он изготавливает огнестрел по собственным чертежам. Представляешь? Там у него есть чему и тульским мастерам поучиться. В парке около нашего Дворца спорта в мае как раз из его изделия мальчишку ранили. Помнишь тот случай? Ты же им, как я слышал, и занимался. Разве не так?

Сидевшие за столом милиционеры уже не улыбались. Они снова посмотрели в направлении забора за собачьей будкой. Будто надеялись, что разглядят абрикос, росший у забора дома номер двадцать четыре.

— Откуда такая информация? — спросил Вовка.

Говорил он серьёзным тоном, не кривлялся.

— Информация из достоверного источника, — сказал я. — Но тебе, Вовчик, его не назову: не имею права. Твой почти сосед пока работает во имя работы. Тот образец огнестрела, что нарисовался в парке, он приятелю просто подарил. Но скоро для него и для нас всех настанут трудные времена. За следующий год цены в наших магазинах вырастут в среднем на две с половиной тысячи процентов. В семейных бюджетах наших граждан мышь повесится. Все будут зарабатывать, как смогут. А твой почти сосед на время станет торговцем оружием. Вы его, конечно, быстро вычислите. Но город наводнится его поделками. А это значит…

Я выдержал паузу, развёл руками и продолжил:

— … Таких инцидентов, как тот, что произошёл около Дворца спорта, в следующем году случится много. Пальба в городе будет, как во время праздничного салюта. Устанете фиксировать случаи. Да и в последующие годы поделки этого Кулибина всплывут неоднократно. Так что займитесь этим изобретательным товарищем уже сейчас. Чтобы в будущем не расхлёбывать последствия его кооператорской деятельности. Организуйте заявление от бдительного гражданина. На его основании возбудите дело и получите разрешение на обыск. Не мне вас учить. Работайте, товарищи капитаны… и товарищ майор.

Последнюю фразу я произнёс, повернувшись к Жене Бакаеву.

Милиционеры переглянулись и тут же вновь скрестили свои взгляды на моём лице.

— Блин горелый, откуда такая информация? — повторил Вовкин вопрос Коля Синицын.

— Ясно откуда, — в своей обычной ворчливой манере произнёс Бакаев. — От наших старших товарищей из комитета. Сливают нам этого оружейника, чтобы самим не работать.

Синицын махнул рукой.

— Я не о том спросил, — сказал он. — Я спрашиваю про повышение цен в следующем году. Цены вырастут на две тысячи процентов? Дмитрий, ты это серьёзно утверждал? Как такое может быть?

Я встретился взглядом с глазами Нади — прочёл в них тот же вопрос, который озвучил Синицын.

— Такое будет, товарищи милиционеры, — ответил я. — Точно вам говорю. Нынешние пустые прилавки в ноябре-декабре этого года вы будете вспоминать, как товарное изобилие. Полки в магазинах заблестят от чистоты и пустоты. Даже по талонам почти никаких продуктов не будет. Поэтому делайте запасы уже сейчас. В конце осени и в начале зимы вам даже мышиные хвосты покажутся деликатесом. Регионы забьют тревогу. В начале декабря Ельцин подпишет указ об «освобождении» цен со второго января. Торговля придержит на складах даже мышиные хвосты в ожидании повышения цен.

— Вот гады… — произнёс Николай.

Надя кивнула, но промолчала.

— Зато со второго января, — сказал я, — на прилавках появятся и колбасы, и шампанское. Вот только цены на все эти деликатесы вас очень удивят. Многие товары подорожают сразу в десять, а то и в двадцать раз. Как вам полкило макарон за сто пятнадцать рублей? Или сыр по триста рублей? Всё это будет в свободной продаже, без талонов. Магазины превратятся в филиалы рая. Вот только с деньгами у всех будут большущие проблемы. Цены станут расти, как на дрожжах. Будто проценты у ростовщика. Следующим летом сыр за триста рублей вам покажется невероятно дешёвым. Как вам такой оскал капитализма, товарищи милиционеры?

Я заметил, как Синицын недоверчиво ухмыльнулся.

— Сколько ты уже накопил на машину, Николай? — спросил я. — Двадцать тысяч рублей? Чуть больше? В январе купишь на них восемьдесят килограммов колбасы, почувствуешь себя настоящим капиталистом. Или придержишь деньги на сберкнижке в ожидании торжества справедливости. Через семь лет твои двадцать тысяч превратятся в двадцать рублей. Причём, их покупательская способность будет примерна такая же, как у двадцати рублей нынешних. Так что мой тебе совет, Коля: купи уже сейчас мотоцикл. Это не автомобиль, конечно. Но на ближайшие годы он тебе вполне заменит велосипед. Через полгода ты ещё поблагодаришь меня за этот совет.

Я увидел, как переглянулись Вовка и Надя — вспомнил, что у нас «на книжке» в девяносто первом году скопилось почти восемь тысяч рублей «на чёрный день».

— Вовчик, вы бы с Надей тоже свои восемь тысяч пристроили с умом уже сейчас. Чёрного дня у вас в ближайшее время не будет. Это я вам обещаю. А в следующем году вам этих денег на чёрный день уже не хватит. Посовещайтесь. И купите уже, наконец, в коммерческом магазине новый холодильник. Вашему холодильнику давно место на свалке. Цены в коммерческих магазинах сейчас кажутся высокими. Но лучше уж холодильник, чем ничего. Восемь тысяч вам, конечно на холодильник не хватит. Но я добавлю вам десятку. Мой холодильник, в отличие от вашего, прослужит ещё много лет.

Вовка усмехнулся, словно я сказал шутку.

— Димка, ты прямо экстрасенс, — сказал он. — Ты только будущее предсказываешь? Или ещё и лечить умеешь? Как Кашпировский. Или как Алан Чумак. Может, ты нам вино зарядишь, чтобы у нас после Женькиного спирта завтра похмелья не было?

Надя опустила взгляд, чтобы я не заметил в её глазах веселье. Коля Синицын маленькими глотками хлебал вино, задумчиво посматривая поверх моей головы.

— Значит, я правильно сделал, что раскошелился в мае на новый телевизор, — сказал Бакаев. — Жена бухтела. Говорила, что свой футбол я и на чёрно-белом экране посмотрю. С этой получки ни копейки не отложу, даже в заначку. С книжки сниму всё до копейки. Мясо на рынке куплю, тушёнку сделаю и в гараж отвезу. Сало посолю.

Он покачал головой, пригубил стакан.

Синицын посмотрел на Женьку — осуждения я в его взгляде не заметил.

— Дмитрий, а что написано во втором пункте твоей записке? — тихо спросила Надя.

Она посмотрел мне в глаза — я не удержался, вздохнул. Почувствовал, что у меня вдруг пересохло во рту. Я взял стакан с вином и в два глотка ополовинил его содержимое.

Заметил, что никто из сидевших за столом не ел и не пил. Они выжидающе посматривали на меня и на лист бумаги в моей руке.

Я сказал, не глядя в свои записи:

— Во втором пункте моей подарочной поэмы есть только три слова: Круминьш Василий Янович.

— Кто это? — спросил Вовка.

Он посмотрел на жену — Надя пожала плечами.

Я взглянул на тёмные глаза жены… своего младшего брата, перевёл взгляд на Колю Синицына.

— Николай, — сказал я, — ведь это ты в июне провёл опрос свидетелей по делу об изнасиловании гражданки Лосевой Инны Вениаминовны? Как продвигается расследование? Уже появились подозреваемые?

Синицын скривил губы, потёр пальцем усы.

— Хочешь сказать, что этот…

Он указал рукой на страницу из моего блокнота.

— Лосева говорила, что не запомнила лицо насильника, — сказал Бакаев.

— Зато его запомнили другие женщины, — сказал я.

— Были другие? — спросила Надя, посмотрела сперва на меня, затем на своего мужа.

Вовка пожал плечами.

— Я об этом ничего не знаю, — сказал он.

— Позвони Паше Бондареву, — сказал я. — Помнишь его? Вы с ним учились вместе. У тебя в блокноте записан номер телефона его родителей. Они помогут тебе связаться с Пашкой. Бондарев сейчас служит в дорожной милиции. У них в начале этого года было два случая изнасилования проводниц. В третьем случае проводница отбилась от насильника. Случилось это ещё на майские праздники. Насильника тогда едва не задержали. И хорошо рассмотрели. Составили вполне приличный фоторобот. Круминьша все три проводницы опознают, можете мне поверить. Даже если его не узнает ваша гражданка Лосева.

Коля Синицын снова показал на мои записи и спросил:

— А адрес этого Яновича там не указан?

Бакаев хмыкнул.

— Колян, — сказал он, — ты бы уж сразу у товарищей из комитета майорскую звезду себе на погон попросил. Чего мелочиться-то? Раз они пока такие щедрые. Скажи им спасибо и за это.

— Сомневаюсь, что в нашем городе найдётся много граждан с фамилией Круминьш, — произнесла Надя. — Да ещё и подходящих под описание, сделанное дорожниками. Найдём.

— Конечно, найдём, — сказал Вовка.

Я протянул свой подарок младшему брату.

Вовка взял его, пробежался глазами по моим записям. Кивнул.

— Неплохой подарок, братишка, — признал он. — Надина помада спасена. Подкинул ты нам работёнки. А я так надеялся, что завтра днём в отделе преспокойно поплюю в потолок.

Он сложил лист вчетверо, как совсем недавно сделал это я, сунул его в карман рубашки.

— Блин горелый, — сказал Синицын. — Получается, сейчас невыгодно взятки брать. Раз уж деньги скоро так обесценятся.

Надя и Вовка улыбнулись.

Бакаев посоветовал:

— Бери коньяком, Коля. Или водкой. Эти вещи всегда в цене.

— Или борзыми щенками, — подсказала Надя.

— Кстати, насчёт коньяка, — сказал Владимир. — Может, мы всё же Димкину бутылку оприходуем? Раз уж такие дела. Обмоем крепким градусом нашу будущую успешную борьбу с преступностью?

Его предложение поддержали все, кроме Нади — та встала из-за стола и направилась в дом.

Я смотрел на Надю, пока она не вошла в веранду. Невольно вспомнил, как мы с женой отпраздновали наше возвращение с моря тогда, ночью, когда проводили моих коллег, а наша дочь Лиза уснула.

— Димка, ты где все эти предсказания о повышении цен раздобыл? — поинтересовался мой брат. — С генеральской дочкой переспал? Или вам в комитете такое на планёрках рассказывают?

Я моргнул, отвёл взгляд от дверного проёма.

Ухмыльнулся и ответил:

— Ну… с планёркой ты, Вовчик, промахнулся.

— А с генеральской дочкой? — спросил Вовка.

Он задал свой вопрос едва ли не шёпотом; стрельнул взглядом в сторону веранды, куда только что ушла Надя.

Я скрестил на груди руки и покачал головой.

Заявил:

— Ничего я вам больше не скажу. Хоть пытайте меня. Военная тайна.

С дерева упала на стол подгнившая вишня. Женька Бакаев рукой смахнул её на землю. Не глядя. Он по-прежнему смотрел на меня, как и оба его коллеги. Они будто всё ещё ждали мой ответ.

— Дочка, — произнёс Синицын и печально вздохнул.

Женька кивнул.

— Красивая? — спросил Вовка.

Я усмехнулся.

— Красивая, — сказал мой брат.

— Одному мне не везёт, — произнёс Синицын.

Он покачал головой.

Бакаев махнул рукой.

— Какие твои годы, капитан, — сказал Женька. — Тебе первой жены не хватило? Ещё настрадаешься из-за этих баб. Точно тебе говорю.

«В прошлый раз не настрадался», — подумал я.

Я точно помнил, что во второй раз Коля Синицын так и не женился. Невесту себе Николай тогда нашёл. Молодую, красивую. Дочку депутата. Сделал ей предложение. Она согласилась.

Николая убили за две недели до уже назначенного дня свадьбы.

— Дмитрий, ты только что сказал: двадцать тысяч превратятся в двадцать рублей, — произнёс Бакаев. — Что это значит?

Я сунул руку в карман, достал из него пятирублёвую банкноту образца шестьдесят первого года. Продемонстрировал её сидевшим за столом милиционерам.

— Полюбуйтесь на эту купюру, товарищи, — сказал я. — Пока она не стала достоянием коллекционеров. Но станет. Обязательно оставьте себе по одной такой бумажке на память: внукам покажете. Уже готовят к выпуску новые деньги. Но пятирублёвой бумажки больше не будет. Потому что скоро вы за неё разве что спички в магазине купите. В следующем году появятся новые пятьдесят, сто, двести, пятьсот и тысяча рублей. Возможно, будут пятитысячные и десятитысячные банкноты. Но это не точно. А вот в девяносто третьем и пятитысячные, и десятитысячные точно появятся. Будут и пятидесятитысячные…

— Пятьдесят тысяч? — переспросил Синицын. — Одной бумажкой?

Я кивнул. Спрятал пять рублей в карман.

— Что тут такого? — спросил я. — Если у вас в девяносто шестом или в девяносто седьмом году будет зарплата больше миллиона. Не пятирублёвыми же бумажками вы её получите…

— Миллион?

Синицын недоверчиво ухмыльнулся. Я заметил недоверие и во взгляде своего брата. Подумал, что в девяносто первом году я бы точно в такие предсказания не поверил… если бы их озвучил не Димка.

— Умные люди… вон там…

Я ткнул пальцем в небо.

— … Говорят, что году эдак в девяносто пятом появится и купюра номиналом в пятьсот тысяч рублей. Они же обещают, что где-то в девяносто восьмом году три нуля с этой бумажки обрежут. Проведут деноминацию, как в шестьдесят первом. У нас снова появятся вменяемые цены. Не в сотнях тысяч и в миллионах, а примерно такие же, как сейчас. Вот и прикиньте, какой процент инфляции уже сейчас ожидают те, кто по долгу службы видят реальное положение нашей экономики. Так что покупка мотоцикла и холодильника — это будет разумный шаг для спасения семейного бюджета. Пока нынешние деньги не стали конфетными фантиками.

— М-да… — произнёс сидевший справа от меня Бакаев.

Коля Синицын почесал затылок. Вовка ухмыльнулся и сунул себе в рот вареник.

— Что вы тут обсуждаете? — спросила вернувшаяся из дома Надя.

Она поставила на стол бутылку армянского коньяка, которую я реквизировал из Димкиных запасов. Расставила на столешнице стопки под водку (коньячных бокалов у нас тогда не было).

— Товарищ из КГБ поделился с нами своим видением будущего, — ответил ей Бакаев.

Он допил из стакана вино.

— И какое оно, это будущее? — спросила Вовкина жена.

Она посмотрела мне в глаза, но тут же опустила взгляд.

— Мотоцикл куплю, — сказал Синицын. — С коляской. Так тому и быть.

Он разрубил воздух ребром ладони.

— Вот это правильно, — с полным ртом пробубнил Вовка. — Лучше мотоцикл уже сейчас, чем миллионные зарплаты в далёком будущем.

Владимир откупорил коньяк, наполнил стопки жидкостью из бутылки.

— Предлагаю тост, коллеги, — сказал он. — За миллионные зарплаты!

Мы дружно вскинули руки с рюмками, чокнулись, одновременно выпили (до дна).

Вовка закусил коньяк вареником, стёр рукой с губ сметану.

Он посмотрел на своих коллег и запоздало спросил:

— Ну и что интересное произошло в нашем городе, пока я плескался в море?