Царёв Пророк

Глава 41

Лето в тот год выдалось строптивое, неласковое. Солнце, будто выдохшись, пряталось за свинцовую пелену туч, а с северных морей дул пронизывающий ветер, несущий обещание ранних заморозков. В каменных палатах Кремля, несмотря на июнь, топили печи. Воздух был густым, пахнущим дымом и мокрой шерстью боярских шуб.

Боярская дума собралась по зову государя. Борис сидел на троне, его лицо было бледно и сосредоточено. Рядом, на особом месте, сидел Григорий. Его присутствие здесь уже стало привычным, как шум дождя за окном.

— Средства на новые полки и пушки требуются немалые, — начал Борис, без преамбул. Его голос было громогласно и слышно от стены до стены. — Казна истощена голодными годами. А ныне и природа на нас ополчилась. — Он кивнул в сторону зарешеченного окна, за которым хмурилось небо. — Холода губят озимые. Вновь голод стучится в двери. Предлагаю обсудить, как и вооружение не ослабить, и народ от новой напасти уберечь.

Поднялся один из бояр, пожилой и осторожный князь Мстиславский.

— Государь, забота о земле Русской — дело первейшее. Но ежели народ с голоду помрёт, то и защищать будет некого. Не отложить ли военные приготовления? Сосредоточиться на хлебе насущном?

В зале загудели. Многие бояре, чьи вотчины страдали от неурожая, готовы были поддержать эту мысль.

Григорий поднялся. В его руках была испещрённая цифрами тетрадь.

— Князь Фёдор Иванович прав, — сказал он громко. — Хлеб — это жизнь. Но и пушки — тоже. Без них жизни этой не будет. — Он открыл тетрадь. — Вопрос не в «или-или», а в том, как сделать и то, и другое. — Григорий перелистнул страницу. — За последнюю седмицу на полигоне выпущено ядер: 127. При этом, благодаря новой системе учений, расход пороха сократился на одну десятую против прежних норм. Экономия.

Он дал этим цифрам прозвучать, прежде чем продолжить.

— Что до хлеба… Голод не за горами. Но мы к нему готовы лучше, чем в прошлый раз. Сеть государевых амбаров уже создана. Осталось их наполнить. — Он посмотрел на Бориса. — Предлагаю не вводить новые налоги, а объявить чрезвычайный государев закуп хлеба по твёрдым ценам. За счёт средств, сэкономленных на оптимизации военных расходов и части доходов от продажи пушнины из Сибири. Купцы, зная о грядущем дефиците, взвинтят цены. Мы должны опередить их.

— А где взять серебро на сии закупы? — раздался другой голос из толпы бояр.

— Переплавить, — холодно ответил Григорий. — Я уже составил опись ветшающей утвари в приказах, неиспользуемой посуды в казне. Это тонны серебра, которое лежит мёртвым грузом. Его место — не в сундуках, а в обороте. На хлеб. На пушки.

Идея переплавить царское добро на нужды государства повергла многих в шок. Но Борис, подумав, медленно кивнул.

— Рассудительно. Казне служить должно всё, даже пыль в сундуках. Будь по сему.

Когда заседание окончилось и бояре, оживлённо обсуждая новые указы, стали расходиться, Борис и Григорий остались вдвоём в опустевшей палате.

— Тяжелый год выдался, Григорий, — тихо произнёс царь, глядя в окно на хмурое небо. — Холода… будто сама природа против нас.

— Природа не за и не против, государь. Она — условие задачи, — так же тихо ответил Григорий. — И мы эту задачу решим. В Холод замёрзнут реки, что помешает врагу. Он заставит нас быть изобретательнее. Мы создадим не просто армию, государь. Мы создадим систему, которая сможет выстоять и в голод, и в стужу, и против врага.

Снаружи, сквозь толстые стены, донёсся приглушённый, но ясный звук — не одиночный выстрел, а чёткий, слаженный залп. Словно стальной ответ на вызов ледяного ветра.

Григорий прислушался, и в его глазах вспыхнула та самая холодная, несгибаемая уверенность.

— Слышите? Они не сомневаются. Они готовятся. И мы с вами тоже.

Холодное лето набирало силу. По утрам на лугах ложился иней, словно ранний сентябрь, а не середина лета. Но на полигоне за Яузой царила своя погода — жаркая, от плавильных горнов и грохота выстрелов. Воздух дрожал, и земля содрогалась под ногами.

Григорий стоял рядом с первым десятком новеньких, отливающих медным блеском полевых орудий. Они выстроились в ровную линию, их лёгкие лафеты выглядели почти изящно на фоне громадных старых пищалей.

— Расчёт, к орудиям! — скомандовал унтер-офицер, бывший пушкарь Семён, чьё лицо теперь выражало сосредоточенную власть.

Пушкари, одетые в одинаковые суконные кафтаны, чётко и без суеты заняли свои места. Заряжающие, наводчики, подносчики. Движения были отработаны до автоматизма.

— Огонь!

Залп прокатился единым, оглушительным ударом. Десять ядер, выписывая в сыром воздухе почти идентичные траектории, с шипением врезались в ряд мишеней на другом конце поля. Щиты из толстых брёвен разлетелись в щепки.

— Отлично! — громко сказал Григорий, и его голос прозвучал с редкой для него открытой одобрительностью. Он подошёл к ближайшему орудию, потрогал тёплый ствол. — Откат ровный, отдача принята. Мастер Потап, тебе и твоим ребятам — честь и хвала. Выковали не просто пушки, выковали щит России.

Туляк-мастер, обычно угрюмый, сдержанно улыбнулся, с гордостью глядя на своё творение.

— Рады стараться, батюшка. Металл слушается. Расчёт твой верный.

В этот момент по полю промчался всадник. Он подскакал к Григорию, спешился и, запыхавшись, протянул сложенный лист.

— От гонца из Путивля, государь велел тебе вручить немедля.

Григорий развернул грамоту. В ней, без лишних эмоций, сообщалось: «Войско самозванца, что зовёт себя Дмитрием, растёт. Нанимает казаков и польских ротмистров. Зиму, видимо, проведёт в сборах, к весне жди движения на восток».

Он перечитал донесение, потом медленно поднял голову и обвёл взглядом полигон: стройные ряды пушек, дисциплинированных пушкарей, довольные лица мастеров. Вместо тревоги на его лице появилось твёрдое, почти суровое удовлетворение.

— Мастер Потап, — обратился он к литейщику. — План меняется. К зиме нужно не двадцать стволов, как договаривались. Нужно сорок.

Потап не смутился, лишь деловито спросил:

— Меди хватит. А людей? Рабочих рук не хватает.

— Люди найдутся, — уверенно сказал Григорий. — Я отправлю распоряжение в Новгород и Вологду — прислать к тебе в подмастерья два десятка смышлёных кузнецов. Учи их. Делись секретами. Не время таить мастерство, когда Родине оно нужнее.

Потом он повернулся к Семёну.

— А тебе, унтер-офицер, задача сложнее. К весне мне нужно не десять расчётов, а пятьдесят. И не просто пушкарей, а универсальных солдат-артиллеристов, которые и стрелять метко умеют, и лафет починить, и в стрельцы, если что, встать. Отбирай лучших из стрелецких полков. Учение — с утра до ночи.

— Будет исполнено! — чётко ответил Семён, и в его глазах загорелся азарт новой, масштабной задачи.

Григорий отошёл в сторону, давая командам приступать к работе. Снова загрохотали выстрелы, зазвенели молоты у походных кузниц. Он смотрел на эту кипящую деятельность, на людей, которые всего несколько месяцев назад были сборищем неумех, а теперь превращались в костяк новой, грозной силы.

Враг собирал силы там, за рубежом. Пусть собирает. Здесь, на этом полигоне, в дыму и грохоте, рождался его точный, стальной ответ. Не надежда, а уверенность. Не страх, а готовность. И это было сильнее любой летней стужи.