Червь-3

Глава 15

Что ждало нас в пещере — я не мог знать. Огромное или маленькое — загадка, ответ на которую нам предстоит узнать. Точно одно — это живое, сильное, будет сражаться до последнего. До последнего волка.

Плотно сгруппировавшись, мы подходим к пещере. Все волнуются, нервно оглядываются. И только Борис позволяет себе смело вглядываться в пугающую тьму пещеры. Удушающая вонь собачьих фекалий ударяет в ноздри. Нужно привыкнуть, здесь не получится задержать дыхание. Здесь так не прокатит, придётся привыкнуть. Принюхаться. Я делаю глубокий вдох. Кашляю, выхаркиваю сгусток кислый слюны на землю. Делаю вдох… мне сразу же вспоминаются подвалы под деревенскими домами, где мы прятались от очередных прилётов. Воздух быстро прогревался десятком человеческих ртов и несколькими маслянистыми обогревателями, которые работали до тех пор, пока не вырубалось электричество.

Духота и темнота.

Уют и страх.

Спасение от смерти лишь под землей. В недрах рыхлой почвы под слоем бетона.

Эта пещера, эта узкая дырка, выдолбленная в горе хрен знает кем и хрен знает когда, жадно приняла наш потрёпанный отряд.

Согнувшись, Борис вошёл первым. Выставив перед собой меч, он смело погрузился в неизвестность, смело крича нам, чтобы мы заходили следом. Свет потух. Здесь ни черта не видно. Но это не беда. Все были готовы к такому повороту. Пока Борис доставал что-то из кармана жилетки, Осси скидывает рюкзак на землю. Запускает в него руку и вытаскивает две короткие палки. Факел. Борис поднёс свою стальную коробочку к намотанным на концы палок тряпкам. Появился огонь. Пещеру озарил жёлтый мерцающий свет. Осси встала, подмигнула мне, и передала один из факелов. Факел раскинул волны света во все стороны, поджог паутину на потолке. Крохотные искорки разлетелись по потолку пещеры, как взрыв салюта.

Борис хватает меня за руку. Тащит за собой. Не грубо, но мне это неприятно. Я как будто ему что-то должен. Словно я обязан ему.

— Инга, ты чувствуешь зверя?

— Чувствовала. Сейчас всё тихо. Каждый раз, когда мы убивали волков, он давал о себе знать. Я чувствовала его ярость. Его боль!

На залитом потом лице Бориса я увидел хитрый прищур. В свете огня его глаза блестели азартом. Только вперёд, только за победой!

— Идём, — говорит Борис. — С пустыми руками мы не вернёмся.

Чем глубже мы погружались в пещеру, тем шире становился проход. Густая вонь впитывалась в кожу, резала глаза. Под ногами постоянно что-то чавкало, хлюпало и лопалось. Мне хотелось опустить глаза, но свет от факела захватывал всех по пояс. Может, это и к лучшему. Когда все держались молодцом, я дал слабину. Меня начало воротить.

Я закрываю рот ладонь. Зажимаю пальцами ноздри. А что толку? Сделал вдох — и тут де сложился пополам. То жалкое содержимое желудка хлынуло изо рта, из ноздрей, оставляя после себя привкус горькой кислятины. Струи желудочного сока и полупереваренные кусочки еды окропили стену, чуть не заляпав доспех Бориса.

Послышался смех.

Засмеялись все. Даже Борис, чью обувь я, скорее всего, заблевал, но хорошо, что факел освещает всех по пояс. Слезящимися глазами я смотрю на мужиков и тоже начинаю смеяться, искренне. И меня снова выворачивает. И мы снова смеёмся.

Это был смех обречённых.

Мы были в паре шагов от неизвестности. Мы имели право на смех. Мы бы и дальше ухохакивались бы до слёз, но из тьмы вырвалось волчье рычание. Как они уже достали.

Рычат и рычат…

Воют и рычат!

Туннель уходил вправо. Мы замерли. Борис встал у стены, прижался спиной к влажному камню. Он напомнил мне спецназовца, готового резко выскочить из-за угла и отработать туннель. Мы прислушались. Эхо сотни когтей, дерущих камень, пробуждало чувство страха. Стало жутко. Скрежет нарастал. Всё уже понимали, что впереди нас ждёт не один десяток волков. А может и не два десятка. В очередной раз тьма родила вой, долетевший до нас эхом.

Борис кладёт руку на ремень, пересекающий его грудь. Пальцы расстегнули заклёпку на одном из подсумков, залезли внутрь. Борис вытащил ладонь. В руке он крепко сжимал глиняный горшочек размером с теннисный мяч.

— Готовы? — спрашивает Борис, крутя горшочек в ладони.

— Готовы! — отозвались все хором.

Борис подносит узкое горлышко горшочка к пламени факела. Раздалось шипение. Яркая вспышка. Сном искр вырвался наружу, озарив лицо Бориса. Зрачки сузились, губы растянулись животным оскалом, оголив ровный ряд жёлтых зубов. Мячик в ладони Бориса изрыгивал искры как бенгальский огонь.

— Шум! — говорит Борис и замахивается.

Я заткнул уши. Заткнули уши все. Ладонь Бориса скрылась за углом, швырнув в глотку туннеля маленькую бомбу.

Глухая волна пробежалась по стенам, стряхнув килограммы пыли. Нас окутывает горячим воздухом, за которым, в туже секунду последовала ослепительная вспышка. Судя по мужским лицам, такого эффекта никто не ожидал.

Осси выронила факел. Остальные попадали на колени. У меня сработал старый рефлекс — если кто-то бросает что-то круглое — прячься за стеной, и всегда закрывай глаза и уши. Но, советы поздно раздавать. Мужики держались за уши, часто моргали, пытаясь восстановить зрение. Я открыл глаза не потому что надо, а потому что я разом ощутил боль десятка волков. Я готов был заорать вместе с ними. Завыть, широко раскрыв рот. Но я сдержался. Сжал губы. В мой мозг словно втыкали иглы. И не вынимали.

Втыкали и втыкали.

Втыкали и не вынимали. И среди всех этих волчьих воплей один явно выделялся.

Выделялся не испугом, не болью. В отличие от других зверей, он прибывал в полной растерянности.

Секунда, и всё утихло. Боль ушла. Я быстро окинул пещеру взглядом и сразу всё понял!

— Борис! — кричу я, помогая мужчине встать на ноги. — Кидай еще!

Борис смотрит на меня, смотрит на оставшихся вояк, прижимающихся к стене пещеры.

— Эдгарс обещал громкий хлопок, — говорит Борис, — но что на столько…

— Кидай!

Борис достаёт ещё одну, поджигает. Все зажмурились, заткнули уши. Прозвучал взрыв, к которому все были готовы. Кроме зверья.

Снова меня окутывает волна волчьей боли. Чувство растерянности и утраты. Вот он! Он там, тот, кто нам нужен. Он рядом, за углом, прячется среди десятка волков, растерянный, не понимающий, что происходит.

— Надо еще! — кричу я Борису в ухо. — Я его чувствую! Взрывы пугают его сознание. Он теряет контроль над остальными!

— Хорошо-хорошо, — говорит Борис, ощупывая ремень на груди, — осталось пять штук.

— Должно хватить!

Борис кивает головой. Я смотрю на вояк. Они готовы сражаться. Они уверовали в меня.

— Готовы⁈ — спрашиваю я с напором.

Мы просто не можем обосраться. Мы подобрались так близко. Мы совсем рядом. Протяни руку — и вот она, победа. Осталось сжать ладонь. Я управляю ситуацией. Теперь всё под моим контролем. Альфа сидит за углом. Нам только и нужно, что выскочить на дорожку, пробежать по прямой. И вот он, на блюдечке.

— Борис, ты бросаешь бомбочку, и мы сразу же после взрыва врываемся с двух ног в проход. Ясно?

— И что дальше?

— Дальше… Дальше ты еще кидаешь! Закидываешь проход, пока…

— Пока что?

— Я… Я еще не придумала!

Лицо Бориса блестит от пота как стеклянный шарик на ёлке в свете разноцветной гирлянды. Все молчат. Моя ответственность зависла в воздухе густым удушающим жаром. Давай, Борис, прими решение! Живём один раз, бля!

Борис кивает головой. Свою коробочку он прячет обратно в карман жилета, а из моих рук забирает факел. Вынимает гранату. Шипение. Бросок. Граната скрылась за углом.

Секунда…

Оглушающий удар, за которым следует волна звериной боли. И под громкий волчий скулёж мы врываемся в коридор с двух ног.

Не успела пыль со стен опасть на пол, а Борис уже выскочил за угол. Я за ним. Свет факела ударил в конец туннеля. Как я предполагал: они рядом, тут пробежаться как от подъезда до подъезда. Как от меня до Сашки. Как от Сашки до Машки. Всего шагов двадцать, и там, в глубине, под сводом скалистой арки, в окружении десятка волков мы видим белую голову огромного волка. Пока звери, окружавшие своего начальника, своего альфа самца пытались очухаться от взрыва, Борис поджигает следующую гранату. Бросок. Прежде чем закрыть глаза, я вижу, как глиняный мячик, раскидывая искры в разные стороны, влетает в кучу волков.

Это был точный бросок. Выверенный до миллиметра. Точно в цель, бля!

Взрыв!

Если бы в руках Бориса была осколочная граната — все в туннеле упали бы замертво, забрызгав стены кровью. Но вместо облака крохотных металлических убийц, наши тела охватывает волна жара.

В ушах звон. Живот скрутило. Сознание Инги чуть не ускользнуло от моей густой молофьи, которой я прилично поддал, зная как валятся люди, побывавшие в радиусе взрыва.

Десять шагов до цели.

Пламя факела освещает не только нас. Среди кучи серого меха выделяется одно животное. Нет, не белый волк. То создание лысое. Кожа покрыта слоем застывшего гноя, на котором словно снежинки лежат белые струпья. Пич. Жив мой пёсик! Бедняга скулит, оглядывается по сторонам, нас не узнаёт.

Волки зарычали. Нацелили морды на нас. Очухались!

— Еще! — кричу я.

Бросок.

Взрыв.

Отряд состоял из крепких мужиков. Все бегут в конец уютной норы, никто не отстал, ни кто не упал. Все смело неслись к цели — к белому волку, потерявшему всякий контроль над свои племенем.

Белый волк растерян. Он испуган. Он слаб, но еще не щенок!

— Еще! — кричу я, почти не слыша свой голос. — Еще!

— Инга, осталось две штуки!

— Кидай, бля!

Очередная граната, зажжённая от факела, улетела вперёд. Понимая, что сейчас произойдёт, звери кинулось в рассыпную. Полезли на стены. Начали запрыгивать друг на друга. Выть.

Взрыв.

Пять шагов.

Взрывная волна смахнула пламя с факела. Я открываю глаза — темнота. Пустота разрываемая волчьим скулежом. Началась суета. Меня толкнули вперёд. Я оступился. Где-то слева раздался рык. Слабый ветерок коснулся моих разгочарённых щёк. Один из волков ныряет в наш отряд.

Кто-то из мужчин завопил, а потом зарычал, громче зверя.

Свист меча. Где-то заскулили.

— На голос! — это голос Бориса.

— Я направо!

— Я налево!

— Мой меч — жизнь! — Борис принялся читать молитву.

— Мои руки, — раздалось справа, — моя жизнь!

— Мои ноги, — эхом отдалось слева, — моя жизнь!

Началась заварушка. Раздался человеческий рык. Свист мечей отлетал от стен, казалось, что машут прямо надо головой. Прямо у моих ног. Возле живота. Мечи ударялись о стены, рубили плоть. Ломали кости, прокладывая мне дорогу. Я знал куда идти. Я его чувствовал.

— Инга! — кричит Борис. — Иди на мой голос!

Слева раздался мужской крик. Затем пронзительный, бьющий по нервам волчий рык, словно бойцовская собака прыгнула на бедную дворнягу и, поджав под себя, начала драть лицо, вырывая мясистые куски.

Мужчина захлёбывался, но продолжал махать мечом.

— На голос, Инга!

— Да иду я, иду…

Сознание животных затухало, но не от смерти. Альфа самец брал ситуацию под контроль. Вот так взять сейчас и с наскока попробовать его одолеть — не получиться. Он быстро набирал силу.

Оставалось жалких три шага, но я испуганно стоял на месте. Мои ноги вросли в камень пещеры, не давая мне пройти и метра. Какая ирония. Протяни руку и… нет! Цель схватить не получится. Тут как бы целой руки не лишиться.

— Борис! — кричу я. Надо еще бахнуть!

Свист меча. Тяжелое дыхание. Я за его спиной. Слышу его болезненное дыхание. Слышно, как от частых взмахов руками шуршит его кожаный доспех. Слышу, как его меч пронзает плоть. Чувствую, как моё лицо заливают капли какой-то жидкости. Это не слюни. И не пот. Капли густые, горячие. Кровь ни с чем не перепутать. Если она хоть раз окропила твоё лицо — ты запомнишь это на всю жизнь.

— Сама достань! — хрипит Борис.

Я обнимаю Борис со спины. Ладонями ощупываю огромную грудь, нащупываю ремень. Ага, вот и подсумки. Пустой. Пустой. Пустой.

Борис постоянно движется. Тяжело дышит, размахивая мечом. Его локти бьют меня в бока, по рукам. Бьют меня в грудь.

Пустой.

Локоть залетает точно мне в скулу, но я нахожу силы устоять. Нащупываю подсумок, в самом низу ремня. Он закрыт. Пальцами нахожу застёжку, открываю. Запускаю ладонь. Вот она, упругая и шершавая. И очень тёплая, кажется, что вот-вот бахнет в руках, разметав мои пальцы по пузу Бориса.

Достать бомбочку не составило труда. А вот как его подпалить — вопрос! Огонь! Бляха…

Словно услышав мои мысли, Борис кричит:

— В кармане жилета! — и тут же взмахивает мечом, убивает зверя. В плечо больно ударяет что-то костлявое — опять локоть Бориса. — В кармане коробка! Вытаскивай!

Если бы у меня была третья рука — с легкостью, но у меня их две! И обе заняты. Но ситуация такова, что мечом мне не стоит рубить, а тем более размахивать им во все стороны. Бац — и к ногам может упасть совсем не волчья голова. Похер, сегодня он мне уже не пригодиться.

Кидаю меч на пол. Освободившейся рукой, веду по жилету Бориса, нащупываю карман, запускаю ладонь. Вот она. Холодная, квадратная. Вытаскиваю. Не видно нихуя. Не уронить бы, а то это будет полное фиаско. Борис снова меня бьёт в плечо. Руки вздрагивают, но пальцы вцепились намертво в металлическую коробочку и глиняную бомбочку.

Отойдя чуть от Бориса, двумя пальцами левой руки нащупываю на коробке крышку, снимаю её. Левая ладонь с зажатой в ней бомбочкой тут же осветилась, словно где-то совсем рядом включили тусклый светильник. Так странно, жар наружу не выходил, он оставался там, внутри коробки, словно его кто-то или что-то удерживало невидимой сетью.

Я подношу бомбочку. Запихиваю горлышко внутрь коробки. Яркие искры вырвались наружу, осветив спину Бориса. Сколько у меня секунд? Три? Две?

— Шум! — кричу я.

Выбегаю вперёд Бориса и бросаю.

У меня есть план, хороший, но он требует жертв.

Надеюсь, что я смог предупредить всех. Надеюсь, что все закроют глаза и не ослепнут от яркой вспышки. Я очень на это надеюсь, потому что в случае успеха им придётся выводить меня наружу. Мои глаза остаются открытыми. Бомбочка летит под сводом пещеры. Ударяется о сталактит и падает на пол.

Прежде чем раздался взрыв, прежде чем волна жара встряхнула мои волосы, шерсть зверей, стряхнула пыль с доспехов воинов, я успеваю сделать три широких шага.

И только потом — вспышка.

Вот он. Сидит в центре, весь залитый полосками крови. Весь такой красно-белый. Рычит и скалится, демонстрируя мне свои белые зубы. Мгновение мы смотрим друг на друга, а потом вырубают свет.

Глаза болят, словно их пытались выдавить наружу. Я ослеп.

Один шаг до цели.

Я ничего не вижу, белый свет ударил в мозг, стерев все краски. Перед глазами — белый лист, на котором словно карандашом сделали быстрый набросок зверя. Я знаю, где Альфа. Знаю, что он слаб, как щенок. Он слаб на столько, что когда я прыгаю на него, обхватываю шею, поросшую мягкой шерстью, и бью своим лбом ему в висок, он впускает меня в свой разум без какой либо борьбы.