Червь-3

Глава 23

Запах жареного мяса густым маслом затекает мне в лёгкие. Никто не кашляет. Выстроившись кольцом вокруг огромного кострища, мы наблюдали за языками пламени, выплясывающие различные танцы на телах наших павших товарищей.

После боя Борис распорядился собрать тела поверженных воинов в кучу.

Раскалённый жир громко шипит и брызгает во все стороны.

Мы набрали сухих веток. Скинули их в одну кучу и подожгли. Тела бойцов закидывали как есть. Не раздевая. Закидывали друг на друга, не соблюдая никаких ритуалов. На всякие фамильярности у нас нет времени, сказал тогда Борис. Мы вспомним каждого, когда вернёмся домой и поднимем бокалы за нашу победу. Мы перечислим всех поимённо. Особенно салаг, если вспомним.

Разорванные тела волков оставили природе. Как всегда — на съедение червям. Оставили домики для паразитов. Уютные, чуть тёплые, для комфортного продолжения рода.

Если всю жизнь волосы мыть только водой — во время горения они пахнут не так, как волосы, которые мыли всю жизнь шампунем. Они не воняют, не испускают удушливой вони. Волосы, что не видели за всю жизнь ни капли химии пахнут едой.

Мы не стали дожидаться, пока огромный костёр превратиться в куче пепла с костями и черепами. Напившись воды, мы двинули дальше, к подножью горы. Шли до ночи, без происшествий. Но я ощущал постоянный дискомфорт. От белого волка постоянно исходили сигналы опасности. И на следующий день они стали только сильнее.

Это было невыносимо. Каждую секунду я ожидал нападения из-за любого дерева. Каждая волна опасности, пущенная белым волком во все стороны, обрушивалась на моё сознание тяжким грузом.

Я никак не могу отвлечься.

Я не могу расслабиться.

Это как сидеть возле умирающего человека. Его конец неизбежен. С каждой минутой он всё дальше и дальше от нашего мира. Вот-вот он испустит дух. Вот-вот и всё закончится, закончатся мучения. Но они никак не заканчиваются. Напряжение только увеличивается, продолжая мучить вас.

А потом происходит страшное. Ты и готов, и не готов. Ты так и не смирился. Ты обманывал себя всё это время. Встреча с «Труперсами» неизбежна. Осознание столь очевидного факта душило меня изо всех сил. Чем глубже в лес, тем тяжелее чувства неизбежной встречи.

Горы всё ближе. Ближе и смерть. Альфа так и сказал мне:

— Смерть совсем близко. Там, впереди нас ждут люди. Их души мертвы, тела холодны, но они всё равно живы.

— Что ты имеешь ввиду?

— Скоро всё сам поймёшь.

Сам? Я поймал себя на мысли гендерного самоопределения.

Живые мертвецы.

Женский мужчина.

Худая корова.

Проведя в лесу три ночи к ряду мы неоднократно встречали порождения «Труперсов». Видели гнилых кроликов, питающихся травкой. Видели лисиц, проносящихся сквозь деревья с бешеной скоростью. Волки быстро их нагоняли и убивали на месте, ломая шеи. Волчьи зубы не могли проломить толстую броню из гноя, но шейные позвонки ломали на раз-два.

Был ли смысл в этих убийствах? Я не знаю. Но Борис мне сказал, что есть. Да-да-да, опять эти слава про очищения леса, про чуму, расползающуюся по нашей земле. А потом стрела Осси пронзила прямо в глаз огромного оленя, чесавшего свои рога о высокое дерево. Никакой агрессии не было в нашу сторону. Он просто чесал свои рога.

Вынимая стрелу, Осси смотрит на меня. Она прекрасно понимает, что мне это не нравится. И чтобы хоть как-то себя оправдать, она говорит:

— Этот лось — чума!

Она говорит словами Бориса. Куда не глянь, кого не спроси, — все ответят тебе словами Бориса.

— Тогда и Пич чума… — говорю я своими словами.

— Пича мы сотворили своими руками, — Борис сменяет Осси в нарастающем споре. — Этой псиной ты можешь управлять. И поверь мне, как только я увижу, что он больше нам не подчиняется, — он вынимает меч из ножен и начинает тыкать кончиком точно моему псу в морду, — в туже секунду я прикончу его. А пока, — он отводит меч в сторону, смотрит на меня с улыбкой, — он наш ручной пёс. Ручной!

Борис стал другим. А может, он и был всю жизнь таким. Его глаза расширись от необъятного триумфа будущей победы, где он являл собою того единственного, святого, самого сильного воина, благодаря которому свершилась наша победа. Он больше ничего не видел. Только победа. Любой ценой. Находясь рядом с ним я больше не чувствовал привычной поддержки. Пропала уверенность в его словах. Я был для него оружием, одним из факторов, благодаря которому процент успеха нашего похода был на порядок выше, чем без меня.

Я стал отдаляться. А Борис особо и не старался держать меня возле себя. Утопая в мужских разговорах о предстоящем сражении, я медленно уходил в конец отряда. После очередной ночёвки, я шёл в хвосте, где моё одиночество разбавил не только Пич. Отправив большую часть волков в нос отряда, Альфа влился в наше одиночество. Мы чутка отделились от отряда, петляли между деревьев. Судя по всему, смертельная опасность за горизонтом нас еще не ждала, но волк был постоянно на стороже. Он тревожился каждую секунду. Тревожился так, как тревожится мать за своё дитя. Как тревожится взрослый мужчина, преследуя ночью в парке молоденькую деваху.

Морда волка всё время задрана. Ноздри пульсируют как сердце. Он чувствовал весь лес, и учуять малейшие изменения в плотности запаха для него не составляла труда.

— Ты боишься «Труперсов»? — спрашиваю я.

Огромные волчьи лапы плюхались на траву, оставляя глубокие следы. Зверь уверенно топает вперёд, держа нос по ветру.

— Нет, — слышу я в голове. Я боюсь смерти.

— Её все боятся…

— Я боюсь не своей смерти.

— Ты её чувствуешь?

— Только лишённое всех чувств создание может не чувствовать смерть, — волк повёл мордой в сторону, принюхался. — Она здесь везде, — уставился в спины отряду, снова принюхался, а потом добавил: — Везде.

— А «Труперсов»… Ты их чувствуешь?

— Нет.

Ответ меня удивил. Всё это время мы шли вперёд по наводке волка, а тут вот какие новости всплывают. Мы шли в никуда? На удачу? Я спрашиваю Альфу:

— Тогда как мы найдём…

— Я чувствую её. Мы идём к ней.

— К кому? Кого ты чувствуешь?

Он не ответил. Весь день он провёл в молчании. Все попытки расспросить зверя о его внешнем отличии от других, о его способностях управлять стаей закончились полным фиаско. Полное молчание. После очередного вопроса, Альфа задрал хвост, напоминающий сухую ветку, и ушёл вперед отряда, присоединившись к остальным волка. Ну и иди себе! Не хочешь разговаривать и не надо, бля! Тема начала меня парить, ибо мой козырь был утерян. Спроси у меня сейчас Борис о происходящем, и что я отвечу? Он не разговаривает со мной? Молчит, как партизан. Но, я зря парился. Борис ничего не спросил, а ночью, когда отряд отдался глубокому сну, Альфа меня разбудил. Это было неожиданно стрёмно и не кстати. Дико хотелось спать, и я с полной неохотой прервал сон. Волк тыкал носом меня прямо в рёбра, от чего я вскочил. Тренировки прошли не зря и моя рука, по инерции, потянулась за мечом.

— Успокойся, — услышал я в голове.

— Что случилось?

— Пойдём. Я покажу тебе.

Зрение быстро привыкло к темноте, плюс ярко светила луна.

Мы ушли недалеко, до моих ушей по-прежнему доносился мужской храп и пердёжь. Запасы еду от долгой дороги начинали потихоньку закисать, от чего я сам пускал газы при первой возможности. Здесь, в кишках, среди горячих фекалий становится невыносимо, когда на тебя давит густой едкий газ со всех сторон. И у меня нет никакого желания проверять, сколько моё скользкое тело сможет выдержать атмосфер. Зачем рисковать, когда можно всегда перебздеть.

— Смотри, — говорит Альфа.

Мой взгляд подобно пуле проносится сквозь сотню огромных деревьев, выскакивает на поляну и видит освещённое огнями подножье скалистой горы. Там, в ярком свете костра можно было разглядеть деревню. Маленькую, домов на двадцать. Деревянные дома примыкали к горе, выстроившись в ровный ряд.

Не знаю точно, что я сейчас почувствовал. Это был и страх, и возбуждение, от которого я проснулся окончательно. Но скорее всего, я был рад увидеть финиш. Вот он, протяни руку с мечом и рубани красную ленточку.

— Это они? «Труперсы»?

— Мы на месте, — ответил Альфа.

Пол часа пути — и лес закончится. А там, впереди, когда мы выйдем, начнётся зелёная поляна, усыпанная огромными валунами, на которых плясали тени от огонька. Костёр уже догорал, пожираемый утренней росой.

— Нужно сообщить Борису!

Белый волк остался на страже, пока я понёсся сломя голову обратно в лагерь.

Борис не спал. Подложив руки под голову, он лежал на спине, уставившись на луну. Заметив на моём лице кипевшее внутри меня возбуждение, он тут же сменил позу. Опёрся рукой о землю, уставился на меня. И спросил:

— Инга, что случилось?

Слова вылетали из моего горла жидкими комочками, не давая мне отдышаться.

— Альфа нашёл лагерь.

— «Труперсы»?

— Альфа считает, что это они.

В свете луны лицо Бориса окрасилось легкой синевой, напоминая труп окоченевшего мужчины, но не это меня напугала. Медленно расползающаяся улыбка до ушей — вот что было по-настоящему страшно. Огромные синеватые зубы разомкнулись со скрежетом, выплюнув из глотки всего одно слово:

— Выдвигаемся.

Вот и всё. Мы дошли до нашей цели. Я стою на окраине леса, в окружении спящих мужчин. Вот она — точка невозврата. Уже не получиться сказать всем «до свидания». Теперь только вперёд. Вперёд в неизвестность, которой все бояться.

Больше никто не спит. Все уставились на Бориса, но ему не смотрят в глаза, все уставились ему в рот, словно мы на рок концерте, где зрители так и ждут, когда их кумир толканёт охуительную речь и тут же все пустятся в неудержимое веселье. И мы дождались.

Борис принял решение напасть следующей ночью, в свете полной луны. Напасть стремительно, неожиданно. Он даже позволил себе пофантазировать, как мы будем убивать «труперсов» в их кроватях.

Все согласись. Несогласных не было.

План хороший, но наблюдая в течение дня за деревней, мы никого не увидели. Вообще ничего. Ни души. Избушки так и остались запертыми. Никто не выходил набрать воды. Никто не выходил сходить в туалет. Там даже никого не убили, хотя этого очень ждал Борис. Но если мы этого не видели, то это не означает, что этого там нет.

Алфьа всё чувствовал. Зверь был готов сорваться с цепи в любую секунду. Он с нетерпением дожидался ночи. Нервничал, бродил от дерева к дереву. Мне даже показалось, что встречи с «труперсами» он ждёт больше, чем мы. Он жаждал её! Но любой продуманный план всегда имеет нюансы.

Мы дождались ночи. Когда в полной луне было видно, как блестит листва на деревьях, появились первые сомнения. Борис отказывался давать команду на штурм, заподозрив что-то неладное.

Когда воины, потеряв всякий страх, начали общаться между собой в полный голос, кривая тень скользнула на середину деревни.

Все резко замолкли. Я открыл шире глаза и с любопытством присмотрелся. Очертания тени, брошенные луною, вдруг сменились жирными чернильным пятном, отброшенным на скалу вспыхнувшим пламенем. Загорелся костёр. Жёлтый свет огня раздулся огромным шаром, осветив часть домов, залез на стену горы, кинув тень вовнутрь широких пещер, которых мы даже и не замечали!

Всё это время Альфа лежал рядом со мной, с волнением наблюдая за тишиной леса. Но что-то случилось. Он вскочил. Его дыхание участилось. Задние лапы вгрызлись в землю так сильно, что из-под одной вылетел комок земли с пучком зелёной травы. Рычание, зародившееся в желудке и быстро дошедшее до пасти, зарядило всю стаю энергией. Подобно своему вожаку, все волки встали. Каждый нацелился на пещеру и был готов сорваться в любую секунду.

— Инга, — шепчет мне Борис, — что происходит? Я не давал команду!

— Что ты почувствовал? — спрашиваю я у Альфы.

— Она ждёт меня…

— Кто? Кто тебя ожидает⁈ Мы не готовы…

— Больше нельзя ждать.

Борис больше не шепчет мне. Он видит мои округлившиеся глаза и начинает кричать:

— Нет! Инга! Мы не можем сейчас атаковать! Это ловушка!

Жалко, что волки не понимают человеческую речь, а если и понимают — то не воспринимают в серьёз. Альфа прекрасно слышал мои мысли, но даже и не подумал к ним прислушаться. Он принял решение так же стремительно, как вынырнул из-за дерева и полетел в сторону деревни.

Приключения начинаются!

— Инга! — Борис оторвался от дерева и ломится ко мне. — Прикажи им остановиться! Немедленно!

— Я не вправе ему приказывать…

— Останови его!

В эту секунду, когда над нашим планом нависла угроза полного пиздеца, я только и могу, что развести руками. Я ничего не могу поделать. Пиздец подкрался незаметно.

— У нас с волком была договорённость, — оправдываюсь я. — Он не подчинялся мне.

Борис нервно оглядывается. Поджимает губы, фыркает и изо всех сил лупит кулаком в дерево.

— Может оно и к лучшему, — кидает Борис. — Всем приготовится!

Он снимает рюкзак, кидает его на землю. Развязав узел, растягивает кожаное горло мешка, запускает в него руку. Кожаный доспех Бориса шуршит так громко, что я даже не слышу, как воины обнажают мечи. Где-то там, за линией леса волки выскочили на поляну и громко завыли.

— Твоё время пришло, — говорит Борис, вынимая руки из рюкзака.

Показался шлем. Тот самый, созданный с любовью нашими с Алом руками. Сделанный из моей маски и отрубленной головы без лица.

Шлем садится на голову Борису как литой. Жуткое зрелище. Огромный мужчина, затянутый в кожаный доспех, смотрел на меня сквозь отверстия в маске. Он покрутил головой. Всё идеально, ни где ничего не цепляло. Борис вынимает меч из ножен. Смотрит на рукоять, сделанную из отрубленной ладони какого-то бедняги. Сквозь маску голос Бориса становится басовитее.

— Вперед!

Толпа мужиков, обнажив свои мечи, сделанные из кожи каких-то бедолаг, кинулись следом за своим командиром.

Расстояние, которое пуля снайпера пролетает за пару секунды, мы пробежали за десять минут. Показались валуны, раскиданные как попало. Показались дома, откидывающие огромные тени от костра на скалы. Волки разбежались кто куда. Практически в каждый дом влетело по одному зверю. Через пару секунд, мы узнали, что в деревне есть свой курятник, когда услышали громкое кудахтанье. Оглянувшись, было ясно — тут никого нет. Подстава!

Альфа стоял у огромной пещеры. Заняв боевую позу, он смотрит в темень, нервно ожидая чего-то. Огонь радостно плясал, откидывая наши тени на скалу.

— Кто там? — спрашиваю я.

— Она.

Огонь продолжает веселиться. Я смотрю на скалу, и не вижу своей тени. Я вижу чужие тени, растущее на глазах. Они сливаются с нашими, сползают на землю и ползут к нашим ногам. Все отошли от скалы, и тут я понял, что эти тени не от огня. Эти тени породила луна.

Нечеловеческий ор раздался за нашими спинами. Мы обернулись. Беда приближалась откуда не ждали.

— Боевой строй! — кричит Борис.

На огромной поляне, по которой мы совсем недавно бежали сломя голову, больше не было валунов. Валуна приняли человеческий облик и неслись на нас.

— Наши тела никогда не станут орудием против нашего рода! — Борис выходит вперёд строя.

Кончик каждого меча нацелен на бегущие в нашу сторону человеческие силуэты. Борис достаёт пузырёк из нагрудного ремня. Каждый из воинов повторяет за ним. Я щупаю свои подсумки. Отлично, даже с запасом! Вынимаю пузырёк. Сказать, что я волнуюсь — ни сказать ничего! Пиздец сыкатно. Но уже никуда не деться. Да и общий боевой дух захватывает волной единения. Даже салаги стоят ровно, не дёргаются. В шеренге раздаются адреналиновые вопли:

— ААА!

— ААААА!

— АААААААА!

Все заорали разом.

То, что мы приняли за валуны, — и есть «Труперсы». Даже волки не почувствовали подвоха. Даже Альфа пронёсся мимо, не обратив никакого внимания. В лунном свете кожа бегущих на нас людей напоминает вздувшуюся краску после нанесения на неё растворителя. Нас не обманули. Мы попали в ловушку.

— Мой меч — моё спокойствие! — Борис громко читает молитву. Двадцать ртов вторят ему, повторяя каждое слово. Я повторяю за всеми:

— Мой меч — моё спокойствие…

Я смотрю на несущуюся на нас толпу, численностью равной нашей, и вижу в их руках обычное оружие. Обычные мечи, чья сталь блестит в свете луны. Обычные дубинки. Только доспехи отличались от наших. Мы походили на кучку самураев, решивших потягаться с рыцарями. Тела «Труперсов» покрывал слой засохшего гноя, но, видимо, они посчитали, что этого будет мало. На руках и ногах были заметны дополнительные накладки из кожи, а плечи украшали массивные наплечники, ходившие ходуном при каждом шаге. Даже здесь, еще на безопасном расстоянии, тяжелый топот отдаёт в подошву моих ботинок. Пол сотни белых глаз неслись на нас как огни встречных машин на ночной трассе.

Волки! Где волки?

Я оглянулся. Стая собралась у входа в пещеру. Альфы не видно. Судя по всему, белый волк нырнул во тьму, предоставив нас самим себе! Сволочь, мы так не договаривались! Там толпа «Труперсов» несётся на нас, а мне приходится закрыть глаза и мысленно найти эту дворнягу! Ну же… Ответь!

Волки принялись скулить. Первым из стаи вырвался Пич и понёсся на меня. Волки развернулись, завыли еще громки, и уже через секунду бежали следом за трёх лапой собакой.

Люди не остались в одиночестве. Мы вместе сразимся…

Вой Альфы окатил меня головной болью. Такой сильной, что я зажмурил глаза, а когда открыл, увидел, как белый волк вылетает из пещеры. Вылетает как футбольный мяч. Как будто маленького щенка со всей силой пнули ботинком, перебросив беднягу через дорогу.

Белый волк валится на землю. Обрушивается с грохотом, прокатывается около метра, но тут же вскакивает на все четыре лапы. Уставившись на пещеру, рычит.

— Блохастая дворняга, — пещера заговорила с нами, — решил вернуться за своей сучкой?

Это был мужской голос: грубый, упивающийся своей властью и могуществом. Охуевший в конец от осознания безнаказанности.

С поля нарастает ор несущейся на нас армии. Борис громко кричит:

— Наметили себе цель! Рассредоточились! Не дайте им взять нас в кольцо!

Мимо меня пробежало пару салаг. Парни растягивали живую цепь, становясь шире летящей на нас толпы. Волки разбежались вдоль воинов, встав рядом с тем, кем учились быть в паре. Пич закрутился у моих ног. Вроде, всё по плану, но я никак не мог оторвать взгляда от пещеры.

Зарычав еще громче, Альфа рванул к пещере. Прыжок — и волк снова влетает во тьму. Визг. Звуки суеты. Заварушка быстро закончилась; пещера отрыгивает зверя. Альфа без труда встаёт на все четыре лапы, словно ничего и не было, как будто он только-только проснулся, но присмотревшись, в свете костра я вижу первые увечья. От задней лапы, покрытой высушенной кожи до середины тела, где уже начинается густая белая шерсть проходит тонкая черта. Такая остаётся на льду после острого конька. Там, где черта пересекала незаражённую кожу, выступила кровь.

— ААА!

— ААААА!

— АААААААА!

Я хочу обернутся, глянуть, что там происходит, но не могу. Пещера так и тянет меня. Кто там внутри? Или что там? Мне нужны ответы…

Бегу к Альфе, но меня словно приковало к земле. Замираю.

Жуткий вой за моей спиной резко обрывается. Первый треск схлестнувшихся мечей наполняет всё вокруг меня. Раздаётся первый человеческий вопль. Нечеловеческие крики разливаются под ногами. Сдавленный хрип раздаётся так болезненно и громко, что я не выдерживаю и оборачиваюсь.

На самой границы поляны и деревни началась суета.

Все сражаются. Мечи рассекают воздух, челюсти волков вгрызаются в ноги напавших. Кто-то из «Труперсов» валится словно подкошенный, а кто-то отпихивает животное, пронзая его мечом.

Для своего возраста Борис двигается очень резво. Увернувшись от стального клинка, он бьёт высокого «Труперса» мечом под рёбра, а левой ногой пинает его в живот. «Труперс» валиться на землю. Стальной меч выпадает из руки. Он пытается вскочить, но кожаный ботинок обрушивается ему на грудь. Удар сильный, тяжёлый. Такую махину хочется сразу снять со своей груди. И он пытается это сделать, обхватив ногу Бориса руками, но всё зря. В туже секунду глиняная колбочка разбивается об уродливое лицо. «Труперс» только и успевает разинуть пасть и выдуть весь воздух из лёгких, как меч обрушивается на его голову. В руках Бориса так много силы, что он не только вонзает высушенное лезвие в лоб противника, но и с лёгкостью проворачивает его. Треск черепа, и сразу смех.

Вынув меч из расколотый головы, Борис засмеялся. Моя маска толчками дёргается на его лице, пряча от меня его настоящую сущность. Как это удобно. А мне так хочеться увидеть этого хохочущего воина именно настоящим. Хочу видеть его эмоции. Его оскал. Его дикую улыбку. Но он вдруг резко замолкает. Шарит глазами вокруг себя, пытаясь рассмотреть что-то в ярком свете костра. Кого-то пристально ищет. А когда находит меня — замирает, и лишь тяжелое дыхание и побрякивание уродливых пластин доспеха определяют его как живое существо, а не как статую с победоносно вскинутой рукой.

— Инга! — кричит он. — Где волк…

Он резко замолкает. Его глаза больше не смотрят на меня, они смотрят сквозь меня, на пещеру. Будет лучше, если и я туда гляну.

Обернувшись, я вижу, как пещера отрыгивает еще одно создание. Наружу вываливается огромное тело. Человек. Выше меня на две головы. Если бы не огонь от костра, я бы в жизни не поверил бы своим глазам. Это создание носит голубые брюки и красный мундир. Босой. На дне огромных глазниц еле заметно поблёскивают утопленные глаза. Лицо — одна большая болячка, выросшая на коленке после встречи с асфальтом: высушенное, морщинистое…

Кошмар стал явью.

Бред, превратившийся в реальность.

Восставший воин гражданской войны, отдавший свою жизнь за демократию. За свободу!

За свободу…

— Этой мой мир, ублюдки! — кричит революционер. — Привыкайте!

Передо мной ожившая картинка альбома группы Iron maiden, только в руках бойца в место британского влага — меч. Необычный. Не из кожи и не из стали. Языки пламени не хуже мощного прожектора подсветили мне особенность этого оружия. Лезвие багрового цвета, словно выплавленное из крови заражённой спидом. Испещрённое глубокими трещинами оно напоминает лезвие моего меча, но они разные. Разный материал. Разные заболевания.

Меч этого борца за справедливость сделан из того же материала, что и моя маска. Из той самой крови, что и доспехи тех самых «Кровокожих».

Больше у меня нет никаких сомнений. Это он. Этот ряженый вояка — мой старый друган Дрюня.