Червь-3

Глава 17

Славный был день.

Славный был бой.

Так говорил Борис, когда мы подходили к телам своих поверженных воинов. От отряда осталось человек шесть и я. Но потом, как оказалось, и еще один.

Выйдя из пещеры, мы направились в сторону фермы, но от поиска наших убитых друзей никто не отказывался. Мужчины горевали. С опаской смотрели на волчью стаю, присоединившейся к нашему отряду, и горевали. Присаживались у найденных тел, гладили волосы, закрывали глаза, если на голове оставалось хоть что-то от лица. Потом тела сжигали. На месте, со всеми вещами. Борис тогда смахнул со своего измученного лицо литр пота, зачесал волосы назад и сказал:

— Никто не сгниёт в сыром лесу. Грязные грызуны не полакомятся остывшей плотью, а паразиты не заведутся внутри разбухших тел. Ни единого клочка кожи не достанется ни мухам, ни червям. Всё сожрёт огонь. Это его пища.

Мечи — единственное, что мы забирали себе. Такие правила. Таков закон.

Долго не могли вспомнить, где оставили Дэра — весёлого старичка с губной гармошкой. Думали, что найдём истерзанное тело, а нет. Тело то мы нашли. Но далеко не истерзанное. Шли по кровавому следу, тянущегося к соседним деревьям, и вот, когда мы подошли к валяющемуся на боку мужчине, тронули его за плечо… Случилось чудо! Угрюмые лица вояк засияли улыбками. Дэр продолжал сжимать в руке меч и продолжал тихо-тихо, насколько позволяли остатки сил наигрывать некрасивую мелодию, с трудом выдувая её из лёгких прямиком в ручную гармошку. Дэр. Живой. Мятый, грязный, но живой.

Но даже такая хорошая новость ни как не могу сделать день светлым и радужным. Дорога домой стала дорогой боли. И боль испытывали не только люди. Борис поглядывал на вожака стаи каждый раз, когда мы подходили к телу поверженного зверя. Это была вынужденная жертва. Смерть ради общего мира. Плата, которую занесли все. Никто не скрывал испытываемое сострадание в тот момент, когда волки окружали тело своего поверженного брата, а затем принимались громко выть, задёрнув носы к небу.

Борис тогда у меня спросил:

— Мы можем сжигать и их тела, если им это важно.

Белый волк мне тогда ответил:

— Их тела принадлежат лесу.

При мысли о скользких червях в раздувшемся теле меня передёргивает.

Мы не сжигали тела зверей. Каждый их клочок кожи принадлежит мухам и червям. Грязные грызуны найдут здесь пропитание, дадут новую жизнь. Кости послужат новым строительным материалом для насекомых.

Ёбаные обычаи двух миров. Я на всё это смотрел с абсолютным похуизмом. Всё это время меня мучал мой мочевой пузырь, как будто в нём бултыхалась не моча, а куча ржавых гвоздей. Хотелось жрать.

Долгожданный привал ситуацию никак не изменил. Стало только хуже. Еда закончилась, приходилось жрать лесные ягоды. Изголодавшая стая держалась из последних сил, чтобы нас не сожрать. Но я думаю, что это была некий блеф, внушаемый мне вожаком. Если вдруг звери решат кинуться на нас — не останется тут никого живого. У нас был договор, и никто не собирался его нарушать. Белый волк мне тогда сказал, что в этом лесу можно забыть об охоте. Стая готова терпеть, но только до следующей ночи. А там уже и сам вожак не в силах будет сдерживать свои гормоны. Инстинкт — он обретёт верх над разумом. Услыхав эту новость, Борис качнул головой, мол всё будет заебись! Нужно только потерпеть.

Надеюсь!

Мы развели костёр.

В шаре тёплого света, накрывшего наш отряд, на глаза мне попалось тело белого вожака. Я принялся его разглядывать, всматриваясь в каждый сантиметр. Всё как у Пича. Те же трещины, та же корка из засохшего гноя, и стружка из струпьев, обваливающаяся на землю при каждом движении. Любопытство скребло в затылке как короед в дупле. А почему бы и не спросить⁈

И я спросил. Мысленно. И я был услышан. Он уставился на меня уставшими глазами.

— Как я могу тебя называть?

— А как тебе удобно?

Я задумался. Только одно название лезло в голову.

— Альфа. Ты не против?

— Нет, человек.

— Меня ты можешь называть: Инга.

— Инга… — с сомнением говорит Альфа.

— Я хотел спросить… по поводу твоего тела. Что с тобой случилось?

Альфа принялся разглядывать меня, искал что-то в моих глаза, пробовал заглянуть в душу, но всё это время молчал как партизан. А потом резко отвернул морду, словно увидел что-то гадкое и противное. Лег на землю и свернулся калачиком. Вот и весь разговор! Да и не это было важно. Наше главное достижение — сегодня мы могли позволить себе сон. Спокойный, мирный сон, не боясь, что ночью тебе перегрызут глотку. Мужчина, тот, что с кольцом в ухе, захрапел первым, но меч продолжал держать в руке. Дэру перевязали все раны; ему повезло, что они были не такими глубокими, но, если бы мы прошли мимо — до утра бы он не дотянул. Из толстых веток смастерили ему носилки, а он, чтобы не так тяжко было его тащить, играл нам песни. Лучше бы он просто лежал и смотрел в небо, а то его жуткая музыка, испорченная стонами от боли только жути наводила. Осси дала ему попить воды, после чего он сразу же заснул. Пич давно посапывал у моих ног, протяжно пердя как жирный мужик в сортире фастфуда. Но один человек всё никак не унимался. Борис продолжал бодрствовать, почёсывая спину о кору дуба, словно огромный медведь. Свой меч он не держал в руке, но его взгляд держался не хуже бетонного моста над черным морем, улавливая каждое движение зверей. Не знаю, сколько он еще провёл времени в режиме постоянного сканирования, мои глаза сомкнулись раньше.

Утро выдалось влажным. Холодные капли росы выступили на лице как пот. Костёр давно потух, скинув с меня уютное одеяло тепла. Было одно желание — принять душ. Встать под напор горячей воды и простоять так весь день. Сейчас бы еще женскими руками вымыть мою грязную голову… ммм… И даже не смотря на весь этот лесной дискомфорт, я мог бы спать и дальше. Дрых бы на голой земле, но меня разбудили. Животное дыхание окончательно вырывает меня из моих кошмаров.

Открываю глаза. Вижу серую морду. Альфа. Он склонился над моим лицом, и смотрит меня, словно чего-то выжидая.

Я не испугался, но напрягся. В голове еще туманная пелена уходящего сна. К предстоящему диалогу я был не готов.

Резко кидаю взгляд на дремлющих у деревьев мужчин. Странно всё это. Возле каждого воина стоит по паре волков. Может мне чудится. Протираю глаза… Не-а, всё так и есть.

Вот тут я уже основательно присаживаюсь на измену.

— Что… — выдавил я из лёгких, сожрав последнее слово. — Что случилось?

— Надо идти, — говорит Альфа. — Первым, кого загрызёт стая — буду я. А уже потом — вы.

Сколько сейчас времени? Я уже собирался глянуть на запястье, надеясь там увидеть стрелку часов, но вовремя вспомнил: что я и где я.

— Борис! — кричу я на весь лес. — Просыпайся!

Мой поступок оказался недальновидным. Ну что поделать, я еще сам не проснулся! За то Борис, когда открыл глаза, в ту же секунду распрощался со сном, увидев возле себя двух волков. Он хватается за меч. Я знал, что так будет. Я подготовился. Его ладонь только полезла в высушенную ладонь меча, а я уже кричу ему:

— Борис, успокойся!

— Пусть отойдут, — прошипел мужчина, стреляя глазами в каждого волка. Меч он не вынимает из ножен.

— Не бойся…

— Я не боюсь!

Уже все проснулись. Быстро прикинув хуй к носу, все последовали примеру своего капитана.

Один неверный шаг, одно резкое движение, один чих, один пук, — и всему плану пизда. Единственный, кто продолжал мирно сопеть, не обращая внимания на происходящее — Пич. Собака валялась у меня за спиной, и если бы не его равномерное дыхание, щекочущее мне спину, я бы так и думал, что всю ночь мою спину подпирал камень.

— Всем успокоиться, — говорю я, оглядывая мужиков. — Волки нам не угрожает.

Не было никакой опасности. Всё ровно.

Я резко вскакиваю. Отряхиваю штаны, рукава. Беру кувшин. Остатками воды полощу рот, сплёвываю. Всё ровно. Хочу Альфу почесать за ушком, погладить по голове, но засранец уводит голову в сторону.

— Я не твой ручной пёс, — говорит он.

И то верно.

Когда все успокоились, протёрли глаза и умылись утренней расой, мы спокойно собрались, и двинули дальше, в сторону фермы. Солнце только-только отмерило время обеда, как на горизонте, сквозь огромные стволы необъятных дубов показалась ферма. Крыши брусчатых амбаров медленно выплывали из-за жёлтой линии огромного поля пшеницы.

Мужские лица потихоньку расплывались в улыбках. Уходила тревога. Слово «стресс» здесь так вообще не знают. Нет слова в словаре — об этом и не думаешь. Как это удобно. Все шагали уверенным шагом. Победители шли домой.

Но такой настрой был лишь у людей. У животных было всё наоборот. Шкала уровня тревоги вот-вот пробьёт потолок максимальных значений. Альфа сохранял контроль над стаей, но зыбкость его стараний была заметна невооружённым взглядом. Крохотная искра испуга, дуновение сомнения. Потухшая вера в людей — и бойни не миновать. Надо кое-кого напрячь.

Подхожу к Борису. Застаю его за переговорами с Рудхом. Шепчутся о ерунде, указывая пальцами на ферму.

Говорю ему:

— Борис.

Мужская речь оборвалась, Борис поворачивается ко мне.

— Борис, надо предупредить людей на ферме

— А то что?

— Мало ли что. Собаки залают. Фермеры выйдут на встречу с вилами. Я могу еще много чего перечислить. Звери на взводе. Натянуты как струны балалайки.

Поступок мужика, что с серёжкой в ухе, откровенно говоря, меня удивил. Респект ему. Хлопнув Бориса по плечу, Рудх побежал вперёд, в сторону фермы.

Это нужно было сделать.

Не сделай этого — был бы полный пиздец. Я и сам хотел, но кто б тогда вёл зверьё? Ну, это уже не важно, доброволец нашёлся — и хорошо. Что он там наплёл, что он там на пальцах объяснил — для меня загадка, но когда мы подходим к главным воротам фермеры, нас встречают с полным недоумением.

Даже когда мы оказались за деревянным воротами, после того, как стая волков проследовала за нами, спокойно расселась, не проявляя и капли агрессии, фермеры продолжали смотреть на нас с недоумением, разинув рты.

Еду приготовили? — спросил Борис у того тощего парня, что издевался над Пичем.

Паренёк вышел нам на встречу. Его руку была перевязана, лицо бледное, да и вообще его всего знобило. Выглядел он паршиво. Да и речь его была не лучше; жиденькая, каждое слово забирало силы.

— Да… — заикался парень, — … при… приготовили. Борис…

— Где? — оборвал его Борис.

Вместо того чтобы ответить, парень кидает испуганный взгляд за наши спины. Его глаза округлились еще раз, а потом еще раз, когда Пич встал у моих ног.

Он снова замялся.

— Там… там… — а потом, видимо, сумел собрать последние силы и спросил: — Борис, что происходит?

Он реально думал, что передним вот так возьму и отчитаются? Наивный.

Борис не стал ничего объяснять. Он прошёл мимо парня, сказав ему на ухо:

— Веди их жрать.

— Но… Борис…

— Ты испугался?

Парень сглотнул слюнку, которой чуть не подавился и промямлил:

— Нет.

— Веди!

Волки оторвали свои задницы от грязной земли. Собрались группой и двинулись следом за вожаком. Я быстро объяснил Альфе, кого тут можно слушать, а кого посылать куда подальше. Показал, кто сегодня их личный повар, и если он начнёт зажимать еду, то можно его и прикусить за яйца. Бедный паренёк. Сам виноват, с братьями меньшими надо обращаться как с равными. Мы в ответе за тех, кого приручили.

Когда вся стая скрылась за воротами амбара, я испытал облегчение. Альфа испытывал тоже самое. Волны уверенности нахлестывалась на волны удовлетворения. Не знаю, что они там увидели, но точно уверен — это то, что они мечтали увидеть последние пару дней. Бля, какое же это кайфовое чувство. Отстрелялся! Моя миссия выполнена, теперь можно получить и свою награду.

Когда нас пригласили в столовую, навалили еды на тарелки, поставили графины с пенным, меня накрыла новая волна спокойствия. На секунду мне показалось, что я счастлив. Странное чувство. Словно тебе ничего и не надо от этой жизни, а всё, что происходит вокруг, дарит тебе радость. Хочется остановить этот момент, и жить только в нём. Без прошлого и без будущего. Ну его к хуям это неизвестное будущее…

Все дружно подняли бокалы. Прежде чем чокнуться, я сообщаю Борису радостную новость:

— Волки сыты.

Он говорит:

— Значит — мы живы! — и начинает заливисто хохотать.

Мы дружно чокаемся. Пьём до дна.

Подняв новые бокалы, мы выпиваем за павших друзей. Борис перечислил всех. С гордостью произносил каждое имя:

— Варем.

— Рафал.

— Вацлав.

— Казимир.

— Болеко.

Борис выделял каждого особым поступком. Каждый был отличным воином. Каждый был отличным другом. И если до этого момента я считал Бориса — каким-то бессердечным начальником, выполняющего поставленную задачу любой ценой, то сейчас моё мнение поменялось. Да, под его руководством вернулись не все, но тем, кому повезло вернуться, обрели бесценный опыт, приумножили своё мужество, став смелее, расторопнее, и рассудительнее. Слов на ветер ниток не бросал. Надо — значит надо. Это дурное влияние легло и на мои плечи.

Высокий мужчина, седой, с огромными мускулами, прячущимися под белой рубахой, ладонью зачёсывает свои густые кудри. Он начинает рыдать. Начинает заново гонять список погибших и рыдать, отводя по слезе на каждого погибшего. Волков никто не винил, все всё понимали.

Все поплакали.

Потом мы еще курнули. Еще выпили. И сидели так до самой ночи. Когда просторная столовая вспыхнула светом двух десятка свечей, мне вдруг приспичило.

Отказавшись на отрез идти в местный сральник, я выбежал на улицу и отлил в уголке амбара. Я так всегда делаю. Мне так нравится. Спускаю штаны до щиколотки, задираю майку до шеи и прижимаю её к телу подбородком. Струя горячей мочи смачно ударяет в землю. Я икнул. И не смотря на то, что перед глазами всё плыло, я заметил парочку волков, мелькавших между высоких штакетин забора. В свете луны два зверя резвились в поле, уйдя недалеко за забор. Они играли, покусывая друг друга за холку, поочерёдно запрыгивали на спины друг другу, валились на землю. Быстро вскакивали на лапы и тут же устремлялись вперёд, радостно размахивая хвостами.

Счастливая парочка.

Закончив отливать, я решил проверить ворота. Открыты. Нараспашку, и рядом ни души. Да и что теперь может случиться? Единственное, что угрожало ферме, — теперь живёт внутри фермы. Скот может спать спокойно. А я пока спокойно понаблюдаю за волчьей суетой.

Выйдя за ворота, облокачиваюсь о забор. Смотрю и улыбаюсь. Волна счастья, исходившая от влюблённой парочки, быстро меня захлестнула. Мне что-то передалось. Вместе с ними я и сам начал ощущать легкое покалывание в груди. Приятное. Тёплое.

Мои глаза следуют за волками.

Они продолжают грациозно бежать вдоль забора с болтающимися языками на боку. Поворачиваю голову следом. Новая волна радости и безмятежности. Волки делают еще пару высоких прыжков. Моя голова крутиться, а потом резко замирает. Этого я не почувствовал! Я даже слегка припустил, благо успел всё из себя выжить!

Сбоку от меня, у самых моих ног сидит Альфа. Волк на манер меня наблюдал за счастливой парой.

— Они сыта, — слышу я в голове.

— Верно, — говорю, — я обещал.

— Они в безопасности.

— Да, я же обещал…

— Но ненадолго.

— Здесь я не могу тебе ничего обещать.

— И не надо, — говорит Альфа. — Смерть — наш выбор.

Глядя на весёлую парочку, я усомнился. Переспрашиваю:

— Ваш? Или твой?

— Они пойдут со мной до конца. Мы очистим лес ценой наших жизней.

Он поднял морду, посмотрел на меня. Заглянул глубоко в душу и спросил:

— И ваших?

— Мы выбираем мир! Мы делаем одно дело.

— Твоё дело никак не связано с тем, что тут происходит. В их стае ты лишний. Ты — чужак.

«Чужак» звучит явно лучше чем «паразит».

Волк говорит:

— Даже если твоё тело умрёт, твоя душа продолжит блуждать по земле в поисках нового тела.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел тебя настоящим, таким, каким ты себя видишь внутри своей головы.

— Что с тобой случилось? — спрашиваю я, осматривая изувеченное тело животного.

Волк уловил мой взгляд. Оскалил пасть. Голубые глаза горели в свете луны так ярко, что в них я мог увидеть своё отражение. Отражение бухой девки, жаждущей приключений.

— Иди спать, — говорил Альфа, — нам понадобиться много сил. Поверь мне, я знаю, что говорю.

Мне стало не по себе. Впервые меня видели насквозь. Смотрели на меня словно через рентген, прекрасно видя, как я — скользкий длинный червяк — извиваюсь внутри горячих кишок, среди переваренного и плотно утрамбованного говна.

Мне не хотелось ничего говорить.

Не хотелось вступать в споры. Плевать. В жопу всё! Я устал! Очень сильно устал.

Пожелав Альфе всего самого охуенного и добрейших снов, я ушёл спать.