3
Только собрался постучать, как дверь открылась и из избы вышла молодая девушка, причем, что оказалось для меня совершенно неожиданным, эту девушку я прекрасно помнил, и хорошо знал. Едва взглянув на нее, воскликнул:
— Санька⁉ А, ты откуда здесь взялась?
Девушка подняла на меня глаза, пару мгновений вглядывалась в мое лицо, и видимо все же вспомнив, или узнав меня, все же последний раз, когда она меня видела мне было лет пятнадцать.
— Сергей… Петрович? — несколько удивленно произнесла она. — А, вы, откуда здесь?
— Да, какой-там Петрович! Сашка! Давно нет, ни Петровичей, ни кадетов, ни дворян.
— А, как же?
— Да, вот так. В дом-то пустишь?
Это была Александра Ложкина, дочь нашей кухарки Глаши, и моя молочная сестренка. Хотя в этом все же были кое-какие сомнения, потому, что мать всегда утверждала, что выкармливала меня сама. Но то, что я всегда называл кухарку мамой Глашей, я помнил точно. И это никогда не возбранялось. Может где-то в столицах и сохранялось дворянское чванство, а в Омске, где прошло мое детство, до отъезда во Владивосток, мы не чинились и играли и росли всегда все вместе, и дрались с пацанами, и я не однажды возвращался домой с синяком или разбитым носом, и все это было в порядке вещей, и считалось вполне нормальным. Да и может для того, чтобы привить дух соревновательности любые частные преподаватели, приглашавшийся в наш дом, занимались не только со мною, но и с детьми прислуги, что жили в нашем доме. А в любой мой праздник, день рождения, или даже Рождество, хоть оно и считается семейным праздником, в нашем доме всегда было много детворы. При этом, приглашались все мои друзья, хоть из мастеровых, хоть из крестьян, или прислуги. Может в образовании, будущей службе, или чем-то ином, мы в итоге и получили позже какие-то различия, но все дворовые игры и все, что происходило с нами в детстве, всегда было общим. И сейчас, я был очень рад, встретив здесь, может и не подругу, но во всяком случае, старую знакомую по детским играм, и начальной учебе.
— Откуда ты здесь? — Еще раз задал я вопрос.
— Живу. — Ответила девушка, несколько потупившись.
— А, мама Глаша, — я всегда называл нашу кухарку именно так. — Дядька Никанор? — Так звали отца девушки.
— А, нет, не мамы, ни тяти. — Ксюха поднесла к лицу ладони и расплакалась. Приобняв девушку за плечи, я прижал ее к себе, и постарался успокоить. Саня не отстранилась от меня, и одно это уже было хорошо. Зато я услышал ее историю, которая потрясла меня, до глубины души.
Как оказалось, после того, на меня отправили с корпусом во Владивосток, в город вскоре пришла новая власть, и наш дом забрали под какую-то контору, а вся прислуга, хотя там и было-то всего две семьи, просто оказалась на улице. Хорошо у дядьки Никанора, имелся небольшой домик в Верхней Пади, оставшийся от родителей, и семья смогла переехать туда. А куда отправилась семья нашего кучера, осталось неизвестным.
И вроде бы все наладилось, отец ходил на охоту, ловил рыбу, мать продавала ее на местном рынке, что-то имели с огорода, и в общем-то, как-то выживали, но в какой-то момент, из-за приезжих киргизов, которые довольно часто приезжали в Омск на заработки, в деревне вспыхнула какая-то хворь, и люди стали гибнуть целыми семьями. А новая власть, вместо того, чтобы оказать хоть какую-то медицинскую помощь, просто оцепила деревню войсками, и никого из нее не выпускала. Первой, преставилась мама Глаша, едва ее похоронили, заболел отец, девушка каким-то чудом, пока еще оставалась не зараженой, и дядька Никанор, как-то ночью, поднял свою дочь из постели, провел закоулками к Иртышу, сложил в свой ялик все что мог собрать, добавил к вещам свою старую берданку, и весь охотничий припас, усадил в ялик дочку и оттолкнул от берега, строго на строго, приказав, плыть отсюда подальше, и ни в коем случае, никому не говорить о том, что она жила в Верхней Пади.
Сашка, хоть и не хотела ни в какую, оставлять отца одного, но пришлось это сделать, да и прекрасно понимала, что отец, таким образом спасает ее от смерти. В Кокшенево жила тетка, троюродная сестра отца, вот и направилась туда в надежде получить помощь. Тем более, раньше, тетка не однажды приезжала в Омск, и всегда ее привечали со всем радушием, и никогда не отпускали без подарков.
Уже через год-полтора, до нее дошли слухи о том, что деревню сожгли, а тех кто еще оставался жив просто застрелили. С одной стороны, это может быть и правильно, ведь в противном случае хворь могла перекинуться на город, и тогда вообще приключилась бы беда. Но все равно было обидно. Особенно вспоминая то, что подобное случалось и раньше, еще при царе, но тогда, вместо солдат в одну из деревень нагнали целую кучу студентов медиков. Жителям это может не особенно и помогло, но хотя бы кто-то, да выжил. Сейчас все было наоборот, хотя власть во все горло кричала за народ, а как дошло до дела, просто уничтожили этот народ и на том успокоились.
Девушка же, доплыла до Большеречья, там смогла сесть на пароход, который доставил ее до Кокшенево, небольшое село, неподалеку от Муромцева. Вот только, тетка, к которой она так стремилась попасть, к тому времени уже померла, а ее сыну, дальняя родня, оказалась не нужна. Разумеется, на улицу ее не выгнали, но и особенно не церемонились, поселив в каком-то сарае.
А тут в местном охотничьем хозяйстве, которое организовала новая власть, потребовались охотники. Саша же, с самого детства ходила с отцом, и прекрасно знала и тайгу, и стреляла, как тот Робин Гуд, одним словом, пристроилась к этому делу да так и прижилась. Что же касается этой избушки, все оказалось достаточно интересно. Не сказать, чтобы просто, но тем не менее. Из рассказа девушки вышло, что крест, появившийся сам собой на скале, заметили еще давно.
— Говорят, еще было безвластие, и этот крест обнаружил, отец Григорий, тот самый что держал банду, сначала в Кораблино, затем, когда прижали перебрался на правый берег, а после ушел на восток, вслед за Колчаком. Он, вроде как, за старую веру воевал. Одним словом, поставил здесь молельную избу. Оказалось, что, когда произошел обвал, на этом месте уже стояла чья-то охотничья заимка. Причем заимка капитальная из высушенной лиственницы, и сделанная по уму. Обвал засыпал тот дом, а крыша, которая его перекрывала, не выдержала веса камней, и рухнула внутрь избы. А когда атаман увидел этот крест на скале, то распорядился очистить этот дом от камней, часть выгреб, часть утрамбовал, затем бросил поверх стен новые лаги и поставил новый сруб, назвав его молельным домом. Мы сейчас, в нем и находимся. То, что под ним находится погреб, так у староверов по этому поводу свои понятия. Вроде как погреб необходим, чтобы или прятаться здесь, или же принять смерть от супостата, защищая это место. Одним словом, это считается, как бы богоугодным делом. Когда я сюда вселилась здесь в погребе стояли две бочки, одна наполненная водой, вторая пустая, но с запахом сала. Последнее наверняка выгребли уже красноармейцы, разгонявшие староверов, а бочка никому оказалась ненужна. Кроме того в подвале валялось множество лавок, видимо готовились, к защите дома.
Девушка на мгновенье прервалась, и поднявшись со своего места, воскликнула.
— Да, что же это я, в доме гость, а я его байками потчую. — начала накрывать на стол. Позже, когда мы уже пили самый настоящий чай, она продолжила свой рассказ.
— Молельный дом, просуществовал недолго. Вначале прогнали отца Григория, затем староверов, вдобавок ко всему, пригнали каких-то мужиков, и те как могли искромсали крест, что красовался на скале, под предлогом того, что все это предрассудки, и никакого бога нет, а с этой избы, сбили башенку с крестом, а после отдали этот дом, охотничьему хозяйству. Они же и подлатали крышу. Ну, а так как я, вроде как, охотник-промысловик, а собственного жилья не имела, разрешили занять этот дом мне. С тех пор и живу.
— И не страшно, одной-то.
— А, что делать Сергей Пет…
— Просто Сергей, — перебил я девушку. Можно Сережа, Серега, киргизы звали меня Серикбай, а китайцы — Саэргай, а в Европе — Серж. Давай лучше так, а то назовешь при людях по отчеству, и пиши пропало, дворян здесь не жалуют. Да и какой я сейчас дворянин, когда той страны, что жаловала дворянство уже и нет, как бы.
Девушка, услышав мои имена, прыснула в кулачок, а затем вновь став серьезной произнесла.
— Страшно конечно, Сережа, только жить-то надо. Куда деваться. Здесь я хотя бы хозяйка и никто мне не указ. А у тетки в доме, царствие ей небесное, Гришка, как выпьет или с приставаниями лезет, или шкурки, что я добыла, потихоньку крадет и пропивает. Сюда несколько раз приходил, но я его быстро отвадила. Сам то он кроме стакана, ничего в руках и не держал, а шкурки нынче дороги. Сам видишь, что на столе, все благодаря им. В магазинах ничего этого не достать, а за сденный мех, пожалуйста, привезут что угодно есще и спасибо скажут. А не сдашь план, то и охотничьих припасов тебе дадут вдвое меньше, и с продуктами проблемы, и тогда хоть зубы на полку. А план, что ни месяц, так все выше и выше, и никого не волнует, сезон-не-сезон. Вынь да положи.
— Меня, не прогонишь? Обещаю приставать не стану.
— Да хоть бы и пристал, не велика беда. Получишь пинка в одно место и забудешь все на свете. Что-что, а сдачи я давать научилась, жизнь заставила.
— Слушай Саня, а ты никогда не думала уехать отсюда?
— Да может и думала, да только куда. Здесь вроде, как и устроилась. Может и не совсем хорошо, но не голодаю. Семьи конечно мне не создать, чужая я здесь для всех. Да и Гришка гад, пустил слух, что я с Верхней Пади сюда приплыла. Я хоть и отрицала это всегда, но народ скорее местному пьянице поверит, чем пришлому, поэтому, что-то сватов засылать не торопятся, боятся, что хворь во мне осталась, наверное. Да и честно говоря, я и сама уже привыкла к этой доли, что и желания нет особенного. Конечно, я от дочки или сына, бы не отказалась, но невенчанной прижить это грех, да и не хочу, чтобы шалавой за глаза звали. Замучаешься потом, каждую ночь от «женихов» отбиваться. Уж лучше так.
В этот момент, мне очень захотелось помочь этой девчонке. Я не хочу сказать, что готов был предложить ей свою руку и сердцу, но она была единственной, кого я знал с самого детства. Все остальные, с кем я когда-то общался, рассеялись по всему миру, и до сегодняшнего дня, я даже не предполагал, что смогу когда-то увидеть хоть кого-то из них. И сейчас, мне очень не хотелось расставаться хотя бы с этой девушкой. Я даже допускал, что после, наши дороги могут разойтись в разные стороны, да наверняка так все и произойдет, но сейчас мне очень хотелось, чтобы девушка, как можно дольше была рядом со мною.
— Сашка, а если я предложу тебе отправиться со мною, что ты на это скажешь?
— С тобой? А это куда?
— А куда угодно. Только подальше отсюда.
Девушка на какое-то время задумалась, что-то решая для себя, а после взглянула на меня и произнесла.
— А, и пошла бы. Только ведь, не ровня я тебе. Хоть и говоришь, что ты не дворянин, а все равно… Замуж ты меня не возьмешь, а жить непонятно кем, хоть и вдали от пересудов…
— Давай, для начала, будем считать, что ты моя сестренка. Ведь и твою маму, я называл мама Глаша, разве не так?
Вещи, находящиеся в лодке, на которой я прибыл на заимку, перенесли в дом, лодку как следует привязали к пирсу, чтобы та не сорвалась, и разложив вещи, по местам, вновь сели за стол. Кстати валенки, найденные на хуторе, пришлись Саньке прямо впору, чему она очень обрадовалась, тем более с калошами, которые, как оказалось, здесь появлялись очень редко, и их было не достать. Не меньшую радость вызвала и привезенная соль. С нею хоть и не было особенных проблем, но она всегда была нужна, особенно для заготовок.
Мне было выделено место на топчане возле стола, который считался, как бы гостевым, а сама Сашка спала в соседней комнатке, за печью, и легкой перегородкой.
Когда наконец все успокоилось, мы повторно сели за стол, Санька, задала вопрос.
— А, как ты сюда-то попал?
— А, я, собственно сюда и стремился попасть.
— Зачем?
Я на мгновение задумался, а после произнес.
— А, ты знаешь, что являешься самой богатой невестой не только во всей округе, но и возможно на всей земле?
— Скажешь тоже. — девушка улыбнулась.
— Я серьезно. Понимаешь, внизу, под этим домом есть погреб, в котором сейчас лежит как минимум две тысячи пудов золота и драгоценностей, не считая иностранной валюты.
— Кто тебе такое сказал? Да и нет там ничего подобного, уж собственный погреб-то я знаю прекрасно. Бочка с салом, мешок муки, еще кое-какие припасы, беличьи и заячьи шкурки, ну и так по мелочи. А золота там отродясь не бывало.
— Я не об этом погребе.
Мой рассказ затянулся на гораздо большее время, что то, что я услышал от девушки. Но оно и понятно, по мере повествования, приходилось отвлекаться, и рассказывать о тех местах где я бывал, или жил какое-то время. Не обошел вниманием и свою помойную эпопею. Честно говоря, в какой-то момент, захотелось просто выговориться, да и не считал я, что, то что со мною происходило в другой стране, как-то унижает мое достоинство. Я просто брался за ту работу, которая предлагалась, не чураясь того, что приходилось браться за самую грязную. Главное было выжить.
И дальше, рассказал, как нашел старый чемодан, с деньгами и письмом неизвестного охотника.
— А, ведь я слышала об этом охотнике. — Воскликнула Санька. — Его семья довольно известна в этих краях. Говорили, что он тоже из дворян, его деда или прадеда, когда-то отправили сюда в ссылку, за то, что он подрался на дуэли с братом царя. У него дом в Лисино стоял. В общем-то и сейчас стоит, но там вроде бы правление колхоза в нем, а так его здесь знали и уважали, говорят был знатным охотником.
— Ну вот он и оказался, свидетелем того, как сюда в погреб сложили привезенное золото.
— Сказки. Нет тут никакого золота.
— Ты не поняла, Сань. Дослушай до конца. Тогда здесь стоял другой дом. Похоже именно тот, что сейчас является твоим погребом. Он еще в том письме, упоминал о том, что прежде чем подорвал скалу, решил сжечь дом, чтобы укрыть вход в подземелье, но похоже несколько поторопился с подрывом, из-за чего дом остался цел.
— Ну, да, там стены были закопчённые, и до сих пор дымком попахивает. Но я слышала раньше всегда так делали, чтобы всякая живность не заводилась. Они запах дыма не любят и стараются держаться подальше от него.
— Так вот, погреб о котором я говорю, был поставлен задолго до постройки этого дома, Михаилом Карченкиным, тем самым что построил винный завод в Петропавловке, слышала о таком?
— Это который паточный?
— Это сейчас он паточный, а раньше был винным. Хлебное вино на нем разливали. Водку, то есть. А здесь хозяин завода, захотел иметь дачу, говорят собирался выкупить здешние леса, но ему не позволили. Но дом, с винным погребом все же поставил. Вот именно в этот погреб и спрятали все то, привезенное золото. И этот погреб должен находиться ниже твоего.
— Знать бы еще как в него попасть? — несколько скептически произнесла Санька.
— Попасть не трудно, главное быть уверенным в том, что там хоть что-то сохранилось. Кто его знает, сама же говорила, что здесь банда отца Григория хозяйничала. А вход в погреб должен находиться в правом ближнем углу. Получается вон там примерно.
— Ну, тогда, наверняка все цело. Если конечно там есть, хоть что-то.
— ⁇ — На мой недоуменный взгляд девушка ответила.
— Дело в том, что, когда скала рухнула, на дом упал здоровенный камень, который собственно и завалил крышу. От мелочи разумеется избавились, когда расчищали погреб, а тот камень, так и остался лежать на месте. И как раз там, куда ты показал. Это конечно не гранит, а просто известняк, но убирать его никто не стал, вырубили в нем ступени, для спуска в подвал и на этом успокоились. Он так там и лежит, хоть и занимает место, но зато в погреб удобно спускаться. Конечно можно попытаться его расколоть, но боюсь затянется это надолго. А если под ним ничего не окажется, что делать станешь?
Девушка слегка наклонила набок голову и внимательно посмотрела на меня.
— Да ничего, сядем с тобою лодку, и отправимся с тобой подальше отсюда, конечно будет труднее, но уверен не хуже, чем здесь. Были бы руки целы, да голова работала, а жить везде можно. Да и во Франции у меня дом, не сказать, чтобы богатый, скорее деревенская изба, хотя там немного по-другому строят. Дом к тому же каменный, да и деревни сильно отличаются от наших. Рядом речка, неподалеку километров двадцать большой город Лион. Главное добраться, а там уж как-нибудь устроимся. У меня там еще и кое-какие накопления есть, так что не пропадем. Я вижу ты не слишком мне веришь, поэтому давай решим все сейчас и сразу, чтобы после не было вопросов не ко мне, ни к тебе.
— Ну, давай попробуем.
— Понимаешь, я сейчас не готов предложить тебе выйти за меня замуж. И дело совсем не в том, что мы не ровня, друг другу. После того что со мною было это скорее ты аристократка. Да ты мне нравишься, я тебе говорил об этом еще тогда, когда мы были детьми, если помнишь. Но боюсь этого маловато для того чтобы связать наши жизни. Во всяком случае именно сейчас. Честно говоря, я даже не рассчитывал встретить здесь не только тебя, но и вообще кого-то. Примерно года три назад я попал под очарование одной девушки, которая в итоге ограбила меня, оставив, почти без денег и вещей, и то, по чистой случайности, потому что не обратила внимание на старый саквояж, в котором у меня и лежали деньги. Тебя я знаю, можно сказать с самого детства, вдобавок ко всему, ты вроде бы являешься моей молочной сестрой, поэтому давай строить наши отношения, исходя именно из родственных чувств. Если позже что-то изменится ты узнаешь об этом сразу, я тебе обещаю. Пока же, давай относиться друг к другу, как брат и сестра. Если тебя это не устраивает просто скажи, и я тотчас уйду.
— А, как-же клад?
— А никак. Обходился без него раньше, обойдусь и теперь. Я же вижу, что ты мне не веришь. А поиск клада, если он окажется успешным, лишит тебя этого дома. Потому что просто сидеть на золоте у тебя не получится. Если кто-то о нем узнает, а это произойдет наверняка, сама же говорила, что Гришка здесь появляется иногда. Уйдешь ты на охоту, а он появится и мало того, что начнет это золото пропивать, так еще и растрезвонит по всей округе. Значит придется искать что-то другое. А, я не хочу портить тебе жизнь. Поэтому я просто уйду.
— Хорошо Сережа. Допустим меня это устраивает. Но есть еще один вопрос.
— Какой?
— Допустим все же клад тут имеется. И мы сможем им воспользовааться. Что будет дальше?
— Я уже говорил. Загрузимся сколько сможем унести и отправимся из России, куда подальше. Куда сможем добраться. Надеюсь, ты не рьяная комсомолка, готовая отдать жизнь за построение коммунизма?
— После гибели родителей-то? Да я готова зубами горло всем этим паскудам рвать! Была бы моя воля…
— Вот и меня здесь ничего не держит.
— Вдвоем уйдем?
— Именно, и все, что удастся отсюда забрать будет разделено на двоих, в равных частях, по первому твоему, или моему требованию. Ты знаешь, что я всегда держал свое слово. Но это опять же зависит от тебя.
Девушка надолго задумалась, а после произнесла.
— Хорошо, так я согласна, на твое предложение.
Мой карабин, Саньке очень понравился, она была прямо в восторге от него и поэтому я ни грамма, не сомневаясь тут же его ей и вручил.
— А, тебе?
— Если погреб не разграбили, то внизу, судя по тому письму есть даже пулемет. А уж винтовок так и вообще пара ящиков. Так, что безоружным не останусь. А вообще, я не охотник. За всю жизнь может пару раз с отцом, да дядькой Никанором и выезжали в лес, и на этом все. То есть стрелять я конечно умею, в Корпусе учили хорошо, но то, что я ни разу не охотник — это тоже верно. Если скажем ткнешь пальцем куда стрелять, думаю не промахнусь, а так в двух шагах от зверя пройду и не замечу. Это ты сызмальства с отцом по лесам ходила, а мне другой путь готовили. Поэтому этот карабин твой по праву, правда патронов, кот наплакал, но тут уж ничего не поделаешь. Но внизу вроде бы должен быть запас, опять же если там вообще, хоть, что-то есть.