Дочь врага Российской империи. Гимназистка

Глава 40

Александр Иванович ждал нас не в управлении, а на конспиративной квартире. По дороге Бестужев рассказал мне легенду: я приехала из Москвы и иду к знакомому отца, чтобы передать гостинцы.

Признаться, я впечатлилась таким уровнем секретности.

— А ты? — спросила я. — Останешься в машине?

— Нет, я тебя на вокзале встретил, провожаю. Я племянник, — невозмутимо ответил Бестужев.

— Зачем так сложно? Я уже бывала в управлении…

— В детстве, — сказал он. — Яра, тебя прячут не от своих.

Спорткар Бестужев оставил не в каких-то двух кварталах от нужной нам улицы, а возле Московского вокзала. Взял с заднего сидения пакет с небольшой коробкой. Мы спустились в метро, проехали несколько станций, сделали пересадку.

— Не хочу так жить, — тоскливо произнесла я в спину Бестужеву.

Мы поднимались на эскалаторе, и я скользила невидящим взглядом по лицам людей, спускающихся на станцию.

— Даже у меня нет выбора.

Ко мне повернулся незнакомый парень, и от неожиданности у меня отвисла челюсть. Но это же Савелий! Или нет?

Волосы стали темнее, лицо — уже, глаза — меньше. Изменились форма носа, изгиб губ. И голос звучал выше.

— Нас слишком мало. И мы слишком опасны, — продолжил парень. — Поэтому есть два пути: работать на благо государства или блокировать дар и жить под постоянным контролем. Все выбирают первый вариант. Ты же, и вовсе, уникальна.

Поэтому права выбора у меня нет. Но как⁈ Как он это сделал?

— Иллюзия. — На меня опять смотрел Бестужев в своем истинном облике. — Предупреждая твой вопрос. Заглянуть за нее просто. Я научу.

— Не просила я об этой уникальности, — проворчала я себе под нос.

И отчего-то вспомнила о дарах богов. Сейчас разговоры с Марой казались сном, но моя прежняя жизнь не забылась. Значит, были и разговоры, и дары.

— Ты мечтала о чем-то другом? — спросил Бестужев уже на улице.

К нужному дому мы шли пешком.

— Нет, наверное, — призналась я. — То есть, я знала о даре, но не задумывалась, как это все… будет. А ты когда узнал?

— В десять лет, — ответил он. — Стандартная проверка.

— Сава, а тебе, правда… все равно?

— Нет, мне нравится то, чем я занимаюсь.

— Я не об этом.

— А о чем? Я не читаю твои мысли.

Как-то резко я тему разговора поменяла. Сама не поняла, зачем. Меня это беспокоит? Наверное…

— Тебе все равно, что я Морозова?

Он ответил не сразу.

— Нет, пожалуй. Совру, если скажу, что все равно, — произнес он наконец.

Неприятно, но не смертельно. Я же понимала, что прошлое непременно ударит бумерангом по темечку. Это и имела в виду Мара, когда говорила, что я буду стараться выполнить задание без дополнительных стимулов. Буду, если хочу жить без этого мерзкого чувства страха.

— Во-первых, сам факт несколько шокирует, — продолжил Бестужев. — Во-вторых, не могу избавиться от неловкости. И даже страха.

— Страха? — удивилась я. — Ты? Потому что я — чудовище? Такое же, каким представили моего отца?

— Нет, конечно. — Он взглянул на меня чуть ли ни с обидой. — Потому что я — Бестужев.

— И? — Я все еще не понимала.

— Ты же знаешь, что мой род занял место твоего. Не можешь не знать.

— Знаю. — Теперь обидно стало мне. — А ты тут при чем? Тебе сколько лет тогда было?

— Яра, ты не понимаешь… — Бестужев осекся, взглянув на часы. — Давай ускоримся, а то опоздаем. После договорим.

Квартира располагалась в старом доме, на втором этаже. Чтобы попасть туда, мы прошли через вереницу дворов-колодцев. Маскировка и легенда не пригодились, никто не поинтересовался, к кому мы идем.

— Все в порядке? — спросил Александр Иванович, едва мы с ним поздоровались.

При этом он смотрел на меня.

— Да, — ответила я.

— Отлично. — Он явно обрадовался. — Чего застыли? Проходите.

— Я тоже? — вроде как удивился Бестужев.

— Савелий, не смешно, — сказал ему Александр Иванович. — Хотя… — Он вновь повернулся ко мне. — Яра, хочешь поговорить наедине?

— Какой в этом смысл, если Сава — мой наставник? — удивилась я.

— Вот видишь? — Он обернулся к Бестужеву. — Яра понимает, а ты дурака включил?

Бестужев вспыхнул. Я отчетливо чувствовала его эмоции: злость, раздражение и стыд. Ему не понравилось, что Александр Иванович унизил его при мне.

— У меня не очень много времени, — продолжил Александр Иванович, когда все сели. — Я расскажу главное, отвечу на вопросы, если они будут. Полагаю, основное ты уже знаешь.

— Смотря что вы считаете основным, — пробурчала я не без ехидства. — Если то, что с обычной жизнью я могу попрощаться, то да.

— С обычной жизнью ты попрощалась, когда твоего отца казнили, — спокойно произнес Александр Иванович. — Ты уже не ребенок, поэтому нечего строить из себя невинную гимназистку, которую привлекают к опасной работе против ее воли.

Это прозвучало жестко. И неприятно. Бестужев дернулся, его лицо исказила гримаса ненависти. Я едва успела схватить его за руку, останавливая. Он почувствовал прикосновение и обернулся. Я отрицательно качнула головой.

— Мне нравится, — сказал Александр Иванович довольно. — Вы уже прекрасно взаимодействуете. Яра, как ты поняла, что это проверка?

— Никак, — ответила я. — Ничего я не поняла.

— Ты не лжешь, — кивнул он. — И это замечательно.

Хотелось взвыть. И даже стукнуть чем-нибудь тяжелым об пол. Например, вазой, что стояла рядом, на журнальном столике. Теперь Бестужев сжал мою руку, и это помогло мне справиться с эмоциями.

Как оказалось, не моими.

— Прекрасная сопротивляемость, — заявил Александр Иванович. — Яра, какой у тебя сейчас уровень?

— Понятия не имею, — процедила я. — Вы меня сюда для экзамена пригласили?

— Одно другому не мешает, — усмехнулся он. — Савелий, в первую очередь научишь ее ставить блоки.

— Да, Александр Иванович, — коротко ответил он.

— До начала занятий в гимназии, — добавил он. — Первые две недели учебы отвожу на организационные моменты. Будут тесты, утрясется расписание. Яра, ты идешь на лечебное направление.

Это прозвучало, как приказ. И захотелось поступить наперекор, выбрать быт. Но Бестужев прав, выбора у меня нет.

— Кроме обязательных предметов выберешь военную подготовку. — Александр Иванович, казалось, не заметил моего недовольства. — И боевую магию. В связке это никого не удивит. Предметы, полезные для будущего военного врача. Не перегружай расписание, после четырех ты должна быть свободна. Занятия в гимназии начинаются в девять утра. Живешь ты рядом. Во сколько планируешь вставать?

— В семь. Или в половине восьмого, — ответила я.

— Будешь вставать в шесть, на пробежку. Савелий покажет тебе упражнения для разминки и определит дистанцию. Яра, я сейчас не шучу. Каждый день, в любую погоду. Начнешь завтра.

Я и не думала смеяться. Правда, и плакать мне не хотелось. Полагаю, будет трудно. Но ведь… все к лучшему? Хорошая физическая форма, хорошая база знаний — мне пригодится все.

— Так я буду учиться в гимназии? — уточнила я. — Все два года? А потом?

— Потом поступишь в академию госбезопасности, — улыбнулся Александр Иванович. — Савелий, безусловно, хорош, но он не сможет научить тебя всему так, как должно. Он и сам еще учится. Его основная задача — сделать из тебя мужчину.

— Чего⁈ — спросили мы с Бестужевым хором.

Причем с одинаковой эмоцией — с ужасом.

— В академии учатся только мужчины. Яре не стоит нарушать эту традицию, — усмехнулся Александр Иванович.