Гость из будущего. Том 4

Глава 15

После тайного обеда в санатории «Барвиха» меня, по моей же настоятельной просьбе, повезли не на вертолётную площадку в сторону Твери, а в аэропорт «Шереметьево» в сторону Химок. И компанию мне составил не кто иной, как председатель КГБ Владимир Семичастный. Конечно, понять человека отвечающего за всю госбезопасность страны было можно. Вопрос на обеде решался серьёзнейший, а я, как его протеже, почему-то вызывал какие-то опасения. Поэтому часть пути по Московской кольцевой дороге прошёл в тягостном молчании. И лишь когда служебная «Волга» притормозила у речушки с певучим названием Сходня, товарищ Семичастный предложил подышать незагазованным осенним воздухом. Кстати, движение по МКАДу в этот час пик было такое, что эту дорогу можно было беспрепятственно переползти на коленях в полусознательном состоянии.

«Значит так: автобусом до Сходни доезжаем, / А рам — рысцой, и не стонать! / Небось картошку все мы уважаем, / Когда с сальцой ей намять», — пропел я про себя, выйдя из служебного авто.

— Признайся честно, это было твоё письмо? — неожиданно спросил председатель КГБ.

— Если мы с вами разговариваем честно и серьёзно, то признаюсь серьезно и честно, не моё, — пробурчал я.

— Не паясничай, — осадил меня Семичастный.

— Я все эти дни крутился на работе, как белка в колесе, — прошипел я. — Репетиции, концерты, съёмки киножурнала. И на всё нужно время, силы и творческий запал. Да я спал всего по шесть часов в день. И кстати, где находится дача товарища Брежнева, я не помню.

— Ладно-ладно, тогда кто?

— Вопрос, конечно интересный, — кивнул я. — Я думаю, что это сделал человек, который каким-то образом может предвидеть будущее.

— Бред, — криво усмехнулся Владимир Семичастный. — Этого не знает никто, даже Вольф Мессинг.

— Тем не менее, этот странный незнакомец перечислил имена всех, кто был на сегодняшнем обеде, — пробурчал я. — И даже упомянул мою малоизвестную фамилию. Я считаю, что сейчас нужно принять факт чтения будущего, как данность. Нет смысла гадать, как это делается. Может быть, он смотрит в хрустальный шар, может, гадает на картах. Это детали. Наш мистер «Икс» упомянул 30 сентября, значит, мы должны снять Никиту и усадить на его место товарища Шелепина не позднее 20 числа. Брежнев не так глуп, как кажется. Он поднялся из таких народных низов, что находчивости и решительности ему не занимать. Он может легко скооперироваться с маршалом Малиновским и ввести в Москву войска, где арестует и нас, и товарища Хрущёва до кучи.

— Я и сам уже думал об этом, — закивал головой Семичастный. — Леонида Ильича многие сильно недооценивают. И Никиту он не боится, больше притворяется. Он просто хочет, чтобы мы всю черновую работу сделали за него. Значит так, сегодня 9-е, будь готов к тому, что 16-го мы тебя снова вытащим, — Владимир Ефимович сделал несколько шагов в сторону служебной «Волги» и вдруг снова остановился. — Кстати, в письме упоминается какой-то НЭП, это что по-твоему значит?

— Это значит, что новая экономическая политика, которую в своё время предложил товарищ Ленин, не так уж и плоха, — буркнул я. — А как вы вообще собираетесь решать вечную проблему с товарно-продовольственным дефицитом? Как вы планируете внедрять инновации без частной инициативы? Ведь все прорывные изобретения родились в маленьких частных конторках.

— Для инноваций у нас есть НИИ, — проворчал Семичастный.

«Да-да, НИИ, — усмехнулся я про себя. — Алексей Пажитнов, изобретатель „Тетриса“, тоже в НИИ штаны протирал, получая сущие гроши. Хотя своим изобретением мог для себя и страны заработать сотни миллионов долларов. Между прочим, компании Nintendo эта детская забава принесла до трёх миллиардов зелёных американских рублей».

— НИИ работают по госзаказу, и на инновации у них элементарно нет времени, — возразил я. — И потом мы, творческая интеллигенция, принесём государственной казне гораздо больше денег, если будем давать концерты как частники. Просто нужно внести соответствующие правки в закон.

— По поводу твоих ленинградских концертов, мы ещё поговорим, — хмыкнул Владимир Семичастный. — Или ты думаешь, что мне ничего неизвестно? Ладно, поехали, самолёт ждать не будет.

«Вот это поворот? — подумал я, молча пошагав в машину. — Кстати, а чего я так раздухарился-то? Вмешался в историю, чтобы вместо Лёни Брежнева на кремлёвский трон усадить „Железного Шурика“ Сашу Шелепина, а ради чего? От Брежнева я знаю что ждать. Он благополучно погрузит страну в сонно-алкогольное болото, которое „глубинным народом“ будет восприниматься как рай земной. Ну а чего? Головой же соображать не надо: пришёл в цех — болтов наточил, вышел с проходной — выпил пива с водкой, лёг в кусты и счастлив. За тебя всё решили, всё сделали. Нужна продукция завода кому-то или нет — это дело сотое. Государство большое, богатое, нефти и газа завались, поэтому можно жить на расслабоне. Кстати, тебя и квартирой обеспечат после десятилетней очереди или пятилетней, если предприятие является оборонным. Кроме того летом, коли не все деньги с дружками пропиты, можно и на Чёрное море смотаться, где в пляжный сезон курятники, кладовки и сарайки сдаются как съёмное жильё. Бумажный кулёчек отварных креветок — рубль, стакан вина — 20 копеек. Не жизнь, а лафа. А вот чего ожидать от „Железного Шурика“ я пока не знаю. Как начнёт гайки закручивать, пересажает всех фарцовщиков, перекроет возможность играть „левые концерты“, накроет заведения всех „цеховиков“. Во что тогда люди будут одеваться, когда своя промышленность вся заточена на „военку“? Хуже того он и воевать куда-нибудь в Африку полезет. Ведь если в джунглях реки Лимпопо не построить социализм, то всё, жизнь прожита зря. Влип я, однако, влип».

— Что обиделся из-за концертов? — криво усмехнулся Семичастный, когда служебная «Волга» вырулила к зданию аэровокзала. — Это же противозаконная деятельность?

— Если закон запрещает зарабатывать честным трудом, то с законом что-то не так, — проворчал я.

— Ну и сколько ты выручил за прошедшую неделю? — снова усмехнулся председатель КГБ.

— Полторы тысячи, — буркнул я. — Семь концертов за три дня. И чтобы так пахать здоровье нужно конское.

— И зачем тебе тогда снимать кино? — примирительно хохотнул Семичастный. — Ладно, не обижайся. Давно пора всю вашу артистическую братию как-нибудь грамотно оформить. Есть в этом рациональное зерно, — на этих словах Владимир Ефремович протянул мне ладонь для рукопожатия и добавил, — сейчас подойдёшь к окошку администратора, и тебя посадят на ближайший рейс до Ленинграда. А 16-го будь готов.

— Всегда готов, — сказал я, тяжело вздохнув.

Уже в самолёте под успокаивающий гул двигателя я немного расслабился, прикрыл глаза и мысленно вернулся к загадочному письму. И мучил меня один единственный вопрос: «Как мой странный незнакомец сумел заглянуть в будущее?». Я ведь ни на секунду не сомневался, что это его рук дело, а так же ни капельки не верил, что моего собрата по путешествию в прошлое заботит судьба страны и волнует какой-то там НЭП. Его больше всего заботила возможность половить крупную рыбу в мутной воде лихих 90-х годов. Так как если сейчас в 60-е легализовать частное предпринимательство, то никаких лихих 90-х не будет. В 90-е установится обычная размеренная европейская жизнь: без бандитов, разборок, без стремительного накопления воровского капитала. А если и будут какие-нибудь массовые беспорядки, то они вспыхнут либо вокруг футбола, либо из-за хоккея, чего и в благополучной Европе предостаточно. Даже бастующих шахтёров в 90-е не будет, а совхозы и колхозы постепенно превратятся в большие фермерские хозяйства.

«Как же ты заглянул в новое будущее? — пробурчал я про себя. — Итак, если верить моему знакомому, бывшему сотруднику КГБ, то в секретной лаборатории испытуемых отправляли в прошлое с помощью регрессивного гипноза чуть ли не ежедневно. То есть „путешественники во времени“ просыпались в прошлом множество раз и скорее всего в один и тот же день. Значит мой „странный незнакомец“ прожил этот 1964 год десятки раз! Следовательно, новую дату правительственного переворота он узнал самым элементарным способом: он притаился и спокойно прожил эти дни, затем собрал все сплетни, слухи и вернулся обратно в 90-е годы, где добыл ещё больше дополнительной информации о смещении Хрущёва. И с этим багажом знаний он прыгнул обратно в начало 1964 года. Интересно, как такое вообще возможно, как возможны такие прыжки во времени? Может быть, здесь в прошлом нужно произнести какое-то кодовое слово, чтобы проснуться в 90-х? Однако есть нестыковка. Если я изменю будущее, то никаких опытов с перемещением в прошлое и никакого секретного отдела больше не будет. Хотя и тут есть лазейка, „мой незнакомец“ мог воспользоваться услугами самого обычного постороннего гипнотизёра. С его опытом перемещений, секретный отдел вряд ли нужен. Хлоп, и вот он уже знает дату снятия Хрущёва и знает, что страна пойдёт по пути НЭПа. Ничего-ничего, он у меня когда-нибудь допрыгается».

— Что вы сказали? — спросила меня голубоглазая симпатичная стюардесса, которая из головного отсека самолёта, где я сидел на откидном сиденье, намеревалась вывезти тележку с разными вкусностями в салон.

— Возможно, я что-то пробормотал сквозь сон? — смущённо пробурчал я. — Хотя один вопрос у меня имеется, — я расплылся в широкой улыбке, показав стройный ряд своих белых зубов. — Скажите, если бы ваш самолёт имел возможность периодически летать в будущее, примерно на 30 лет вперёд, что бы вы там сделали?

— В будущем? — захихикала стюардесса. — А на какой срок?

— На день.

— Нууу, одного дня мало, — закапризничала девушка, — давайте хотя бы дня на три?

— Хорошо, — согласился я.

— Сначала бы пробежалась бы по магазинам, чтобы прикупить что-нибудь модное, — стюардесса принялась загибать свои тонкие пальчики. — Затем сходила бы на современное кино, в ресторан, может быть, на день слетала бы на Луну. Всё же интересно узнать, как там в космосе? Ха-ха. А потом встретила бы саму себя и спросила, каких ошибок лучше избежать? А ещё — с кем лучше всего создать семью? — на этих словах девушка немного погрустнела.

— Хорошие желания, — улыбнулся я, — жизненные.

— Скажите, а вы — режиссёр? — стюардесса с интересом посмотрела на меня, особенно заинтересовавшись моими американскими джинсами и кроссовками.

— Кхе, работаю на «Ленфильме».

— И что-то уже сняли? — улыбнулась она и как бы невзначай прикусила свою нижнюю пухленькую губу.

— Нет пока, я ещё начинающий, — соврал я и, мысленно проворчав, что мне только любовных интрижек на стороне не хватало, снова закрыл глаза.

— Я вам через десть минут кофе принесу, а вы мне расскажите что-нибудь про кино, договорились? — спросила миловидная девушка, которую я, наверное, чем-то успел заинтересовать.

— Хорошо, — смущённо кивнул я.

К пятнице 11-го сентября все секретные переговоры в «Барвихе», все мысли о перемещениях во времени и идеи по обустройству светлого советского будущего, которое может быть наступит после снятия Никиты Хрущева, улетучились на второй план. Так как, во-первых, я почти сутки не спал, монтируя киножурнал, а во-вторых, на послеобеденный просмотр этого материала приехали: директор Ленинградской студии кинохроники Валерий Соловцов и начальник КГБ по Ленинградской области Василий Шумилов. В общем, кто-то из «доброжелателей» успел настучать, что в моём киножурнале есть сведения, которые вредят безопасности всей нашей огромной страны.

Кроме весельчака Соловцова и его полной противоположности Шумилова, человека с печальным и неприметным лицом, в просмотровый кинозал были допущены: директор киностудии Илья Киселёв, режиссёр Леонид Быков, актриса Нонна Новосядлова и руководитель Первого творческого объединения «Ленфильма» Иосиф Хейфиц. Кстати, Леонида Фёдоровича и Нонну я пригласил специально, чтобы они хоть чуть-чуть разрядили напряжённую обстановку. А вот Саву Крамарова на показ затащить не удалось, потому что он ещё утром улетел в Москву на озвучание фильма «про завтрашнюю улицу». Что касается Хейфица, то он пришёл сам, и что-то мне подсказывало, что кляузу написали по его заказу.

— Включай, Серёжа! — крикнул Илья Киселёв киномеханику, когда все присутствующие заняли свои места.

Я и Нонна присели с краю, чтобы видеть реакцию товарищей Соловцова, Шумилова, Хейфица и Киселёва. А Леонид Быков, который своей ролью профессора остался немного недоволен, разместился в самом центре просмотрового кинозала.

— Спокойно, всё будет хорошо, — шепнула мне Нонна.

«Посмотрим», — подумал я, взяв свою девушку за руку. Наконец, погас свет и на экране сначала появился логотип Ленинградской студии кинохроники, затем логотип «Ленфильма», а потом зазвучал коротенький музыкальный джингл, который мне сыграл на электрооргане клавишник «Поющих гитар» Лёва Вильдавский. И через пару секунд вместо логотипа нарисовался профиль итальянского физика Галилео Галилея, а поверх профиля проявилась диагональная надпись: «Галилео». Именно так я назвал своё киношное детище.

Честно говоря, с названием, я чуть было не опростоволосился. Во время монтажа журнала, когда зашёл разговор о том, что рисовать на начальной заставке, я ляпнул, дескать давайте назовём сие творение рук человеческих — «Хочу всё знать!». Как меня тут же подняли на смех, потому что этот кинопродукт уже выходил в эфир с 1957 года и снимал его «Моснаучфильм». Пришлось соврать, что пока летел в самолёте трахнулся головой об иллюминатор, вот кое-что и стёрлось из памяти.

Поэтому сейчас наш ленинградский киножурнал стал гордо именоваться «Галилео», коротко и стильно. Ну, а после начальной заставки все увидели как в студии, где на заднем плане висели осколки астероидов и часы с кукушкой Леонид Быков с бородой и в очках читает стихотворение Пушкина: «О сколько нам открытий чудных…».

Затем пошла первая шуточка в исполнении Савы Крамарова, и Валерий Соловцов с Ильёй Киселёвым дружно и громко захохотали. И вообще вся первая подводка перед сюжетом о тайнах Вселенной прошла на ура. Даже очень серьёзный товарищ Василий Шумилов и тот пару раз улыбнулся.

Единственный кто сидел с лицом, выражавшим суровое презрение, был Иосиф Хейфиц. Ему мой киножурнал сразу не понравился. Он ещё вчера, встретив меня в коридоре киностудии, признался, что моё творение — это дешёвая попытка заигрывания с интеллектуальной публикой. На что я возразил: «Заигрывают девочки, а мы в киножурнале простыми словами формулируем сложные вещи. И не всякая простота, хуже воровства».

Кстати сам сюжет о космосе, где главным образом прозвучали общие сведения тоже не вызвал вопросов и нареканий. А вот когда на экране появилась студия киножурнала во второй раз, начальник КГБ по Ленинградской области заметно напрягся.

— Профессор, скажите, а сколько нам лететь до ближайшей звезды? — спросил студент-стиляга Боря Лейкин в исполнении Крамарова. — Год, два или чуть больше?

— Ближайшей к Земле звездой является Проксима Центавра, — ответил профессор Леонид Быков. — Это совсем рядом, всего каких-то 40 триллионов километров. И если лететь со скоростью наших современных ракет, которые преодолевают 17 километров в секунду, то нам понадобится 70 тысяч лет.

— В одну сторону? — брякнул Сава Крамаров скорчив такое лицо, что Соловцов и Киселёв снова захохотали.

— Увы, Борис, в одну, — усмехнулся профессор.

— И что нет никакого другого выхода, чтобы преодолеть 40 триллионов километров каким-нибудь другим способом? — спросила студентка-отличница Оля Знайкина в исполнении Нонны Новосядловой.

— Сложно сказать, — пожал плечами профессор. — Наука не стоит на месте. Так в 1916 году австрийский физик Людвиг Фламм предположил, что в космосе должны существовать некие точки, где происходит искажение пространства и времени. Он их назвал «червоточины» или «кротовые норы». И эти «кротовые норы» могут быть использованы как «космическое метро».

— И с их помощью можно мгновенно путешествовать не только к Проксима Центавра, но и в другие галактики, я правильно поняла вас профессор? — спросила студентка-отличница.

— Правильно, Оля, — согласился Леонид Быков с непривычной бородой и в очках. — Однако я ещё раз хочу повторить, что это всего лишь теория, которая пока не подтверждена на практике.

— Допустим, что «кротовую электричку» мы пока не откопали, — недовольно заворчал студент-стиляга. — Но до Марса, Луны и Венеры мы долететь-то можем?

— Расстояние между Землей и Марсом не постоянно, — учительским тоном произнесла студентка-отличница. — Оно, Борис, колеблется от 55 миллионов километров до 400 миллионов. Следовательно, если лететь по оптимальной траектории, то путешествие может занять до 9 месяцев. Поэтому чисто теоретически можем.

— Верно, — тяжело вздохнул профессор. — Но время не единственное, что препятствует путешествию в дальний космос. Куда большую проблему несёт убийственное для здоровья человека космическое излучение. И от излучения на данный момент времени защиты пока не изобрели. Поэтому первыми полетят к другим планетам не люди…

— А собаки, — хохотнул Крамаров.

— Нет, Боря, — возразил профессор, — первыми полетят роботы. Сейчас самые прогрессивные ЭВМ занимают целую трёхкомнатную квартиру. Но пройдёт совсем немного времени и ЭВМ станет размером вот с этот телевизор и печатную машинку, — Леонид Быков похлопал по корпусу неработающего телевизора КВНа. — На телевизоре или лучше сказать мониторе будут отображаться всевозможные входные данные, которые мы будем вносить при помощи клавиатуры. А ЭВМ в свою очередь будет отвечать нам. Другими словами мы научим машину думать и обрабатывать большие массивы информации.

— То есть тогда машине можно будет задать любой вопрос? — разнервничался Сава Крамаров.

— Если человек внесёт в память ЭВМ соответствующий ответ, то машина, конечно же, сможет ответить, — сказала студентка-отличница. — Я правильно думаю профессор?

— Правильно, — кивнул профессор. — Однако это ещё не предел. Пройдёт ещё сколько-то лет и ЭВМ уменьшится до размеров такой вот книжки-малышки, — Леонид Фёдорович вытащил из кармана маленькую плоскую книжечку. — В этом устройстве будет всё: телевизор, печатная машинка, телефон, магнитофон, проигрыватель дисков, фотоаппарат и кинокамера. А ещё ЭВМ научится сама генерировать ответы и думать. И уже тогда роботы, которыми будет управлять искусственный интеллект, полетят в дальний космос.

— Профессор, так они же нас могут и того, во всём заменить, — дрожащим голосом произнёс студент-стиляга. — Это же ни много ни мало «восстание машин»?

— Писатели фантасты уже задаются этим непростым вопросом, — согласился Леонид Быков. — Но я верю, что мы, люди, справимся и с этой проблемой. А сейчас давайте посмотрим сюжет о нашей галактике «Млечный путь».

После слов профессора на экране появилось звёздное небо, и дикторский голос за кадром произнёс: «В Галактике Млечный путь насчитывается от 100 до 400 миллиардов звёзд…».