«Скоро от гостей из будущего здесь в прошлом станет тесно, как в бане», — усмехнулся я, слушая историю этого низкорослого, но душевного паренька, который назвался неким Иннокентием, но попросил называть его — Кеша.
— Проект советских учёных именовался «Посланник», — сказал он. — Сначала отобрали два десятка добровольцев с таким условием, чтоб каждому на момент этого 1964 года исполнилось больше 20, но не менее 30 лет. А ещё требовалось, чтобы испытуемые имели в этом году некий травмирующий эпизод: переломы рук, ног, сильные отравления. Я, к примеру, месяц назад руку сломал, — захихикал мой странный гость. — Грохнулся с перекладины. И теперь каждый раз, оказываясь в здесь прошлом, лечу с турника на землю. Ха-ха-ха, — снова загоготал он и, погладив кота Чарли Васильевича, положил ему на тарелочку ещё один кусочек свежайшего торта. — Ничего, правильно падать я уже научился.
Незнакомец сдвинул рукав серой простенькой рубашки и показал мне ободранный локоть.
— А что прямо добровольцев-добровольцев набирали? — спросил я. — Без обещания всяких земных благ?
— Как же без этого? — важно заметил мой гость. — Квартира, машина, зарплата, хорошая пенсия в старости. Испытания, скажем прямо, были не из приятных. В первый же год от двух десятков «посланцев» осталось всего половина. А через три года стало окончательно ясно, что нормально в прошлое могут перемещаться лишь пятеро.
— Что значит нормально?
— На год, на два, и на более число лет, — произнёс с горечью в голосе Иннокентий. — Вот я, сколько не работал, сколько не пыжился, но на 40-й день вылетаю обратно в будущее.
— В каком смысле — вылетаю? — пробурчал я, вспомнив, как переместился в прошлое прямо из кинотеатра. — Как вообще происходит это путешествие во времени?
— Проще пареной репы, — хмыкнул мой гость. — Там засыпаешь, здесь просыпаешься. Здесь засыпаешь, там просыпаешься. Как любил говорить доктор Чернов: «Наш мир — это сон разума». Кстати, если прошлое долго не отпускает или нужно срочно вернуться назад, то помогает кодовое слово, которое требуется сказать, встав напротив зеркала. В общем, нас «бракованных путешественников во времени» оказалось пять человек. И доктор Чернов, как руководитель всего проекта, земля ему пухом, перевёл нас в обслуживающий персонал. Всё-таки мы уже к делу прикипели. Скажу по секрету, путешествия затягивают, — прошептал Иннокентий. — Но в 1989 году всю группу распустили, а испытания свернули. Произошёл странный случай. После одного сеанса из пятёрки настоящих «посланцев» вернулось только двое. Двое настоящих и тройка каких-то совершенно других мужчин. И тогда все кто работал вокруг проекта стали жаловаться на головные боли и головокружения, потому что в голове возникло сразу две ветки воспоминаний. Мы все помнили тех «старых посланцев» и одновременно вспомнили этих «новых». Ху, разрыв головы.
— Интересно, — пролепетал я. — И кто были те двое выживших?
— Одним из них, — усмехнулся мой гость, посмотрев мне в глаза, — одним из них были вы, Ян Игоревич. А второй — любимый ученик доктора Чернова, Тёмка Егоров. Мы все его звали Егор и он был просто уникум. Он первым проходил все тесты, и первым провёл в прошлом больше года.
— Мне это имя ни о чём не говорит, — проворчал я, покосившись на часы.
— Нонна Николаевна придёт ровно через 35 минут, — захихикал мой гость. — У нас ещё есть время.
— То есть мы уже не в первый раз общаемся? — буквально опешил я.
— Третий, ха-ха. Первый раз, когда я пришёл к вам в гости, вы сказали, что по субботам не подаёте. И если я позвоню повторно, то вы натравите на меня дикого лесного кота. Ха-ха, — Иннокентий громко захохотал, погладив нашего безобидного пройдоху и обжору Чарлика. — Во второй раз вы сказали, что сюда уже выехал наряд милиции, поэтому если есть желание стать свидетелем убийства пожилой женщины, то добро пожаловать. А на третий раз я принёс торт.
— Ну да, — хмыкнул я, — с пустыми руками в гости не ходят. Значит Артём Егоров, — пробормотал я, догадавшись, что это и есть тот самый мой «чёрный незнакомец». — Получается, что этот ваш Егор убил здесь в прошлом троих своих коллег. А до меня он не дотянулся, руки у него оказались коротки.
— Семафор так и сказал, — кивнул головой мой гость. — Семафор — это мой хороший друг и ещё один «бракованный путешественник во времени». Фамилия у него смешная — Семафоров. А теперь, Ян Игоревич, давайте перейдём к сути дела, — прошептал он. — В 1996 году случился один странный эпизод, который мы с Семафором связали с возобновлением опытов по путешествию в прошлое. На целый день в Москве поменялось абсолютно всё. Улицы чистые, высокие дома, везде красивый ремонт, по дорогам ползают электрические автомобили, а по прохожей части ездят люди на электрических самокатах. С ума сойти. Правда? Магазины огромные. И весь народ такой довольный, ленивый и расслабленный. И это был не сон. Семафор мне потом этот факт подтвердил.
— А что случилось далее?
— А далее тот же самый день проигрался совершенно по иному, — прошипел Иннокентий. — Везде грязь, вонь, клетчатые сумки, которые перетаскивают «челноки». Бандиты на «девятках», вороватые менты, и вместо больших и просторных магазинов грязные и вонючие ларьки с палёной водкой. И самое главное народ вокруг злой, наглый и хамоватый.
— То есть всё вернулось на круги своя? — буркнул я.
— Почти, — кивнул мой гость. — Только добавился новый московский олигарх Артём Егоров. Его реклама висела на каждом углу: банк «Егор», торговый дом «Егор», игровое казино «Егор» и так далее.
— Неужели люди ничего не заметили, прожив целый день в другой реальности? — удивился я.
— Мы с вами два раза уже разговаривали, вы что-то заметили? — криво усмехнулся он. — Способность видеть и запоминать реальность — это побочный эффект многократных путешествий во времени. И если у некоторых людей случается такое чувство как дежавю, то день наверняка прокручивается по второму разу. Однако мы отвлеклись. За сутки до своей странной смерти ко мне пришёл доктор Чернов. Тем вечером он был взволнован и напуган, и сказал, что Егора нужно обязательно остановить, что он сошёл с ума и способен натворить множество бед. И он даже может развязать ядерную войну. А ещё он показал мне способ, как прыгнуть в прошлое без всякого специального оборудования и специальных препаратов.
— Нужно произнести кодовое слово, стоя перед зеркалом, — догадался я.
— Да, примерно так, — крякнул мой гость. — После чего я и Семафор целый год штудировали подшивки газет, журналов, чтобы проанализировать прошлое. Ведь легко сказать, остановите Егора. А как это сделать, когда он всесильный олигарх и уникум? И в один прекрасный день Семафор придумал гениальный план. Егора остановить можете вы, Ян Игоревич. Здесь в 1964 году.
— Гениально, — всплеснул я руками. — Я за всю жизнь не убил ни одного человека. Бить бил, зубы выбивал, челюсти крушил, случалось, ломал и рёбра. Но удавить насмерть даже самую отъявленную «редиску» — у меня кишка тонка.
Услышав слово «редиска» и представив себе нечто съедобное, кот Чарли Васильевич мигом запрыгнул на мои колени и, потеревшись головой об мой живот, требовательно заурчал.
— А вам и не надо его давить, — прошептал Иннокентий. — Вы не дайте сесть в кресло генсека Леониду Брежневу. Брежнев, конечно, сам по себе мужик неплохой. Только нельзя управлять огромной страной в перерывах между охотой и рыбалкой. Нельзя управлять, когда язык еле-еле ворочается и голова плохо соображает. Ведь разгул бандитизма 90-х вышел прямиком из болота 70-х. Именно при Щёлокове, будущем министре МВД, органы правопорядка покорешаться с организованной преступностью. И коррупция разъест все сферы жизни до такой степени, что уже никакая перестройка не поможет.
— А если я этого не сделаю? — пробурчал я, ибо не исключал того, что моя афёра может потерпеть полную неудачу. — Что известно в вашем будущем обо мне?
— Семафор просил этого не говорить, — проворчал мой гость. — Однако… будь, что будет.
Иннокентий встал из-за кухонного стола, подошёл к окну и уставился на тот кусок двора, который виднелся с нашего третьего этажа.
— Вы, Ян Игоревич, в моём будущем режиссёр одного культового боевика, одной культовой короткометражки и самой лучшей детской передачи «Галилео». Её потом, чуть ли не до середины 90-х годов будут снимать без вашего участия.
— И всё? — разочарованно буркнул я.
— Не совсем, — повернувшись ко мне, хитро улыбнулся мой странный гость. — В 1966 году в Голливуде ярко вспыхнет новая киношная звезда — американский режиссёр польского происхождения Юджин Фэлл. Этот самый Фэлл станет автором трёх культовых мировых франшиз: «Челюсти», «Звёздные войны» и «Назад в будущее». Он за следующие 14 лет снимет по четыре эпизода каждой франшизы.
«Юджин Фэлл? — подумал я. — Это Ян Игоревич Нахамчук по прозвищу Феллини что ли? Обалдеть. Стоп! А почему мне отводится всего 14 лет?».
— Не понял, а что случится в 1980 году? — возмутился я. — Почему я, то есть он перестанет снимать?
— Частный самолёт, на котором Юджин Фэлл и Владимир Высоцкий полетят из Калифорнии на открытие Олимипиады-80, потерпит крушение и рухнет в воды Атлантического океана, — развёл руки в стороны Иннокентий. — Увы, такова судьба. Теперь понимаете, почему Семафор просил не говорить этого? Вы умрёте в зените славы счастливым и состоявшимся человеком. И теперь у вас нет мотива, чтобы остановить нашего ненормального Егора.
— А что будет с Нонной?
— Нонна Николаевна умрёт от рака в 1996 году, — ответил он, тяжело вздохнув. — И даже американские врачи ничего не смогут поделать.
— А вдруг Юджен Фэлл — это не я? — эти слова я почему-то прорычал.
— Официально, это не вы, — кивнул Иннокентий. — Вы даже поставите памятник на могиле своего троюродного брата Яна Нахамчука. Официально он умрёт от пневмонии в маленьком польском городке в 1965 году. Однако во всех фильмах Юджена Фэлла наравне с голливудскими звёздами будут сниматься и многие наши советские звёзды экрана: Крамаров, Видов, Высоцкий, Нонна Николаевна, сёстры Вертинские, Пороховщиков, Прыгунов. Как вы думаете, настоящий американец привлёк бы их к съёмкам, учитывая, что каждого нашего актёра придётся в итоге дублировать? Это же дополнительные расходы. Кроме того Фэлл снимет «Гамлета с гитарой». Этот киношедевр с большим успехом пройдёт по всему Миру и получит несколько Оскаров.
— Гул затих. Я вышел на подмостки. / Прислонясь к дверному косяку, / Я ловлю в далеком отголоске, / Что случится на моем веку, — пробормотал я. — Да уж, мне есть о чём подумать.
— Подумайте, пожалуйста, — с грустью посмотрел на меня этот низкорослый молодой паренёк с глазами взрослого пожившего человека. — В Америке и так всё боле-менее благополучно, и вы там легко построите свою карьеру. Но здесь ведь тоже живут люди, и они тоже хотят нормальной человеческой жизни.
— Сделаю всё что смогу, — тихо шепнул я. — К сожалению, пока получается слишком сложная комбинация.
— Верю, — буркнул мой гость и, посмотрев на часы, быстро накинул на себя пиджак, погладил кота Чарлика и поспешил в прихожую. — А знаете, что я сотворю перед смертью? — сказал он, натянув на себя старомодные башмаки. — Я снова прыгну в этот самый счастливый 1964 год. Схожу на фабрику-кухню, выпью молочный коктейль с пончиками, а потом поведу свою подругу на концерт ваших «Поющих гитар». Ваши «Поющие гитары» в моём будущем — это легенда, признанная во всём мире. А вы, пожалуйста, спойте ещё раз: «Не было печали — просто уходило лето». Вы её почему-то не всегда исполняете. И это очень странно. Все остальные люди каждый раз повторяют слово в слово, а вы нет. Поэтому Семафор считает, что вы не из нашего времени. Вы какой-то другой человек из другого будущего.
Иннокентий вперился в мои глаза, пытаясь разгадать секрет, который был не под силу и мне. Так как даже я не ведал, что за сила перетащила моё сознание из 21-го первого века в тело совершенно незнакомого человека. Как будто кто-то разыгрывал ещё одну шахматную партию, но на уровень повыше нашей суетной земной жизни.
— В чём-то ваш Семафор прав, — кивнул я. — Я, извиняюсь, а сколько раз ты был на моём вчерашнем концерте?
— Шесть, ха-ха-ха, мне нужно было нашу встречу как-то спланировать, — загоготал паренёк, пожимая мою руку. — Вот и всё, через десять секунд придёт Нонна Николаевна.
— Ещё один вопрос, — я схватил своего гостя за плечо, — почему ты мою Нонну зовёшь по имени и отчеству?
— Потому что в моём будущем она всем известна, как звезда мирового кино, актриса Нонна Фэлл, — хмыкнул он и выскочил в коридор.
А примерно через пять секунд громко и тревожно застрекотал дверной звонок. Обдумывая этот необычный разговор, я так и остался стоять в прихожей. Поэтому когда будущая звезда «Нонна Фэлл» переступила порог нашей коммуналки, она тут же весело выпалила:
— Не ожидала, что ты такой метеор! Я думала, ты всё ещё спишь.
— А я и так спал, — улыбнулся я, чмокнув свою подругу в щеку. — Но тут пришёл один ненормальный и стал впаривать подписку на журнал «Техника — молодёжи». Говорит, там такая фантастика публикуется, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Знаю я всю нашу фантастику. Еле этого проходимца выставил на улицу.
— Это был такой невысокий парень, да? — захихикала Нонна. — Он меня как в подъезде увидел, так от удивления на ступеньки и присел. Хи-хи-хи.
«Я бы тоже присел, если бы встретил мировую кинозвезду нос к носу, — подумал я, закрыв входную дверь. — Вот это сюжетец: „бракованные путешественники во времени“ — Кеша и Семафор спасают мир, ха-ха. Где-то я такое уже видел».
«Слежка, какой детективный сюжет обходится без неё? Один следит, другой прячется», — примерно так думал я, когда в воскресенье 13-го сентября за нашим концертным автобусом, который направлялся в Гатчину, в любимое поместье императора Александра Третьего, подозрительно медленно ползла чёрная «Волга». И дело было не только в моей мании преследования. Вчера вечером в почтовом ящике я обнаружил письмо без обратного адреса, где чёрными печатными буквами на белой бумаге говорилось: «Сиди в Ленинграде и не высовывайся». А вместо подписи стояли инициалы «В. С.». Следовательно, автор послания был не кто иной, как Владимир Семичастный. И это значило, что группа Брежнева и группа Шелепина начали переговорный процесс.
— Так по сколько у нас выйдет на брата? — спросил Валерий Золотухин дядю Йосю Шурухта, который сделал такое лицо, словно его заставили проглотить кислейшую дольку лимона.
— Будет зависеть от проданных билетов, — проворчал он, покосившись в мою сторону.
— Ну, а всё-таки? — продолжил допытываться будущий «Бумбараш». — Хотя бы приблизительно?
— Не знаю, — крякнул дядя Йося. — После первого концерта наступит некоторая ясность.
Кстати, кроме Золотухина и его супруги Нины Шацкой сегодня с нами на творческую встречу поехали: Сава Крамаров, Владимир Высоцкий, Татьяна Иваненко, Леонид Фёдорович Быков, моя красавица Нонна Новосядлова и я, которого на афишах представляли как лидера ансамбля «Поющие гитары». Как сказал дядя Йося: «Слух о наших развесёлых концертах докатился и до Гатчины. Поэтому я своего рода палочка-зазывалочка». «Спасибо, что хоть не палка-зазывалка», — пробурчал я тогда.
Что касается остальных музыкантов ансамбля, то они должны были приехать своим ходом к вечернему концерту в Гатчинский парк, где находилась местная танцевальная «Турецкая площадка». Когда-то давно на этом месте стояла самая настоящая «Турецкая палатка» и члены царской семьи перед ней на поляне играли в крокет. Теперь же на месте палатки стояла деревянная сцена с «козырьком» и местная заводская молодёжь на поляне перед сценой отплясывала зажигательные современные танцы.
— Что у нас с охраной? — спросил я дядю Йосю. — Предупреждаю сразу, я драться больше не буду.
— А что уже были прецеденты? — удивилась Нина Шацкая.
— На стадионе имени Кирова чуть сцену не опрокинули, — хохотнул Крамаров. — Да и так случалось по мелочи, ха-ха.
— Спокойно! — проревел дядя Йося. — С местной милицией все вопросы решены.
— А с местными хулиганами? — усмехнулся Высоцкий и, взяв гитару, тут же затянул один из куплетов песни «Тот, кто раньше с нею был»:
Со мною нож, решил я: 'Что ж,
Меня так просто не возьмешь!
Держитесь, гады. Держитесь, гады!'.
К чему за даром пропадать
Ударил первым я тогда,
Ударил первым я тогда.
Так было надо…
— Хватит! — вышел из себя мой дальний родственник. — Всё будет хорошо. Никаких бандитов, никаких ножей, никаких разборок и прочего. Я за порядок отвечаю! Вы лучше программу обсудите, мы через пятнадцать минут будем на месте.
После этих слов весь автобус разом посмотрел в мою сторону.
— Начнём с песни «Есть только миг», — сказал я. — Все вместе выйдем на сцену и споём её под аккомпанемент двух гитар. Далее пойдёт юмористическая страничка, которую заполнит монолог Савы о проклятых бюрократах. Затем Леонид Фёдорович Быков и Нонна Николаевна Новосядлова расскажут о комедии «Зайчик» и спою песню из этого кинофильма «Любовь настала». Потом я расскажу о детективе «Тайны следствия» и спою песню «О чём плачут гитары». Соответственно после этого выйдет «Гамлет с гитарой».
— А мы? — растерял Валерий Золотухин.
— Вы с Ниной как тень отца Гамлета появитесь сразу после нашего хрипловатого принца датского, — усмехнулся я. — Скажете несколько слов о новом «Театре на Таганке» и споёте «Как провожают пароходы». А дальше будем по ходу пьесы импровизировать. Ответы на вопросы и ещё несколько номеров высокохудожественной самодеятельности.
— Закончим концерт песней «Позови меня с собой»? — спросила Нонна.
— Обязательно, — кивнул я.
— А что буду делать я? — спросила Татьяна Иваненко, про которую я совсем забыл.
— Будешь петь на бэк-вокале, — сказал я, похлопав по магнитофону. — У нас есть несколько минусовок, и с «бэками» вокал звучит сочнее. Извини, но персональный номер для тебя писать некогда.
— Слушай, Феллини, давай я покажу сценку с пиджаком, который сшили тяп-ляп? — предложил Леонид Быков. — Мне для сценки как раз потребуется несколько портных. Вот мы и задействуем всех новеньких.
— Отличная идея, — согласился я.
— А как студент-спортсмен сдаёт экзамен, покажем? — спросил Сава Крамаров.
— Покажем-покажем, — пробурчал я, покосившись в окно, за которым чёрная «Волга» наконец-то пошла на обгон.
«Нервы у ребятишек не выдержали, — усмехнулся я. — Надоело за нами ползти. Наверно, решили выпить пива и перекусить шашлыка? Я ведь всё равно до концерта никуда не денусь. Посмотрим, как вы забегаете, когда я исчезну во время танцевального вечера. Вот будет веселуха. Хотя это только первый ход, и причём не самый сложный».
Я покосился на дядю Йосю, который должен был арендовать примерно на неделю здесь же в Гатчине мотоцикл, и тот, прочитав мои мысли, недовольно поморщился. Вчера днём он меня чуть ли не на коленях умолял, чтобы я не лез в большие политические игры, где нам простым смертным делать нечего.
«Не дадут снимать кино? — горячился он. — Хрен с ним! У нас „Поющие гитары“ — это курица, которая несёт золотые яйца! Вот мы на ней и поедем в светлое будущее». «Ни в какое будущее мы не поедем, — прошипел я в ответ. — Ансамбль прикроют ещё быстрее, чем кино. И ты, дядя Йося, потеряешь миллион рублей». Услышав про целый миллион, который уплывает из его загребущих рук, мой дальний родственник пообещал сделать всё в лучшем виде.