Гость из будущего. Том 4

Глава 18

Первый концерт в местном ДК города Гатчины прошёл прямо скажем на три с плюсом. Так как к часу дня подтянулись главным образом пенсионеры, ветераны труда и публика возрастной категории от сорока лет и более. Они очень тепло приняли песню «Есть только миг», от души посмеялись над монологом Савы Крамарова, не жалея ладоней аплодировали Леониду Быкову и моей Нонне Новосядловой, когда они исполнили композицию «Любовь настала», а дальше наступил затык.

Мой короткий рассказ о новом детективе «Тайны следствия» народ принял более прохладно. А как только я затянул песню «О чём плачут гитары», то понял, что это совсем не мой зритель. Особенно морщили нос ветераны труда, сидящие на первом ряду. Поэтому, не допев второй куплет, я попросил, чтобы за кулисами выключили «минусовку», и взял в руки простую акустическую гитару. А далее я совершил крайне не обдуманный поступок. Кстати, такое иногда случается второпях. Я жахнул по струнам и запел:

Здесь птицы не поют, деревья не растут…

И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут.

Горит и кружится планета, над нашей Родиною дым —

И значит, нам нужна одна Победа,

Одна на всех — мы за ценой не постоим!

Одна на всех — мы за ценой не постоим!

И только когда я перешёл на припев, вспомнил, что Булат Окуджава эту героическую песенную композицию для фильма «Белорусский вокзал» ещё не написал. Это должно было случиться гораздо позже, примерно лет через пять. Воровать же эту достойнейшую вещь у меня не было никакого желания. Поэтому прорычав слова: «Десятый наш, десантный батальон!», я ещё раз отчаянно жахнул по струнам и сказал, что песня ещё в стадии написания и спасибо за внимание.

Затем под громкие аплодисменты убегая за кулисы, я шепнул Высоцкому, чтобы тот сразу переходил к монологу Хлопуши и к песне «Кони привередливые». Однако Владимир Семёнович упрямо зашёл с «Гамлета с гитарой». И на его остервенелый хрип местная публика смотрела с откровенным недопониманием и немым вопросом — что это за актёрская лажа? Ибо люди старшего поколения с большим недоверием воспринимают любые отступления от канонов и правил.

Зато потом, скорректировав на ходу всю программу под другой зрительский сегмент, мы отработали без сучка и задоринки. Так Валерий Золотухин и Нина Шацкая спели «Всё хорошо прекрасная маркиза» и песню из кинофильма «Весна на Заречной улице» «Когда весна придёт, не знаю». Моя Нонна исполнила «Огней так много золотых на улицах Саратова», а Леонид Быков сбацал строевую песенку из «Максима Перепелицы». Поэтому в конце выступления зал устроил нашей творческой бригаде стоячие овации.

— Бардак, — рычал Высоцкий во время обеда, который мы перед вторым концертом организовали в буфете этого же ДК. — Ты понимаешь, Феллини, «Гамлета» не приняли! Как такое может быть?

— Старость надо уважать, — ответил вместо меня дядя Йося. — Я давно езжу по провинции. И вот что я скажу — никому тут «Гамлет» твой, Володя, не нужен. «Кони привередливые» — это да, это цепляет всех. А остальное — это второстепенно. Ты, Володя, пойми, здесь люди живут по-простому. Поработал, отдохнул, день рождение жены, день рождения детей, Новый год, Первое мая, летом огород и рыбалка, и так до пенсии. Поэтому такой вопрос, как «быть или не быть?», им не интересен. Зачем забивать себе голову всякой философией, когда можно просто жить жизнь?

— Проще надо быть и люди к тебе потянутся, — хохотнул Золотухин.

— Золотые слова, — важно крякну дядя Йося.

— Всё равно это как-то не правильно, — прорычал Владимир Семёнович. — Человек рождён для большего, нежели добывать себе хлеб насущный. А значит, его должны интересовать и философия и смысл жизни, и «быть или не быть» тоже. Кстати, Феллини, а что это за песня была — «Десятый наш десантный батальон»? Хороший текст.

— Ночью как-то не спалось, вот я и набросал кое-что для «Поющих гитар», — как всегда соврал я. — Но потом смотрю не наша тематика. Под такие слова ногами не подрыгаешь.

— Так ты мне песню отдай, я её допишу, — хитро усмехнулся Высоцкий.

— Извини, но я её уже пообещал Окуджаве, — снова приврал я. — Ладно, всем артистам больших и малых театров приятного аппетита, — пробурчал я, встав из-за стола. — Дядя Йося, пойдём воздухом подышим.

— И я с вами, — следом за мной вскочила и Нонна.

Известие о том, что перед тем как поехать на берег Чёрного моря, нам придётся пожить на конспиративной квартире в Москве, встречено моей подругой было без энтузиазма. Более того Нонна сильно перепугалась, что придётся где-то прятаться и скрываться от серьёзных сотрудников госбезопасности. На её миленьком лице буквально читалось: «сходи и покайся пока не поздно». Я же попросил её относиться ко всему, как к игре или как к простому и невинному приключению. В конце концов, я никого не убил и никого не ограбил. Однако Нонна согласилась на мою авантюру с большим нежеланием.

— Показывай, где наш «Харлей-Дэвидсон», — усмехнулся я, когда мы втроём вышли на крыльцо местного дворца культуры.

— Какой Дэвидсон? — промямлил мой дальний родственник.

— Двухколёсный и желательно не ржавый, — хмыкнул я.

Кстати, здание ДК было выполнено в классическом стиле: невысокое из трёх ступенек крыльцо, шесть белых колонн, подпирающих треугольный античный фронтон, правда, на котором не хватало какого-нибудь заковыристого барельефа. На барельефе органы местного самоуправления по какой-то причине сэкономили. А вот на мотоцикле, что должен был меня и Нонну унести от проклятой погони, мы экономить не собирались. Но та колымага, которая подъехала через минуту, была в жутком состоянии. От мотоцикла противно несло бензином, а ещё он был грязный, поцарапанный и с помятым передним крылом. Видать этот бедный мотик часто использовали в состоянии алкогольного опьянения.

— Дядя Йося, это что за драндулет? — прошипел я.

— Обижаешь, барин, машина зверь, — затараторил хозяин развалюхи, молодой парень с бегающими красными глазами. — Минский мотоцикл М-101.

— Кажется, Сава Крамаров точно такой же продавал в фильме «Прощайте голуби», — захихикала Нонна. — Да он у тебя через сто метров развалится.

— Обижаешь, красавица, — загоготал хозяин колымаги и, крутанув ручку газа, с громким стрёкотом сделав круг по асфальтированной площадке перед ДК, снова подъехал к крыльцу.

Подивиться на чудо человеческой технической мысли высунулись и плечистые ребята из черной «Волги», которая, не таясь, стояла на самом углу дворца культуры. Увидев этих пареньков с военной выправкой, дядя Йося тяжело вздохнул и его широкий лоб моментально покрылся испариной.

— Хорошо, — пробубнил он, — сколько хочешь за свой гибрид велосипеда и швейной машинки? Мы её через неделю вернём.

— Сто рублей, — уверенно ляпнул парень.

— Десять, — криво усмехнулся мой дальний родственник. — Мы же твой мотоцикл не покупаем. Это же на время, аренда, так сказать.

— Какие десять рублей⁈ — картинно завёлся хозяин колымаги. — Этому аппарату всего четыре года. Двигателю сноса нет. Девяносто пять и не копейкой меньше. А то я поехал, мне в другом месте больше дадут.

— Будет тебе сто, — вмешался я в этот бессмысленный и отнимающий время и силы торг. — Машину почистишь и помоешь, заправишь полный бак, добудешь два мотоциклетных шлема с большими мотоциклетными очками и приедешь к восьми часам вечера к «Турецкой площадке». Там сегодня будут танцы, там и рассчитаемся.

— Замётано! — обрадовался парень с хитрыми и красными глазами.

— И ещё одно условие, — прорычал я. — Ты должен прибыть абсолютно трезвый. Иначе стольник тебе не видать, как своих ушей.

— И даже пива нельзя? — опешил хозяин мотоцикла.

— Нельзя, — рыкнул я. — Потом хоть упейся.

— Ты что задумал? — зашептал мне на ухо дядя Йося.

— Есть одна мысля, что приходит опосля, — так же тихо буркнул я.

Примерно за час до танцевального вечера на «Турецкой площадке» вся наша творческая группа, рассевшись на две просторные лодки, поскользила по глади Белого озера, которое в парке Гатчинского дворца вырисовывало диковинные и заковыристые повороты. Вторая творческая встреча прошла на твёрдую пятёрку, поэтому все артисты прибывали в прекрасном расположении духа. На второй концерт пришла уже наш публика, которую интересовал и Гамлет, принц датский, и современная музыка. По этому поводу мы решили устроить небольшое соревнование.

В первой лодке на вёсла сели я и Владимир Высоцкий, а во второй Валерий Золотухин и Леонид Быков. И хоть им пришлось везти более тяжёлых пассажиров: Саву Крамарова и Нину Шацкую, против наших «пушинок»: Нонны Новосядловой и Татьяны Иваненко, первый заезд вдоль озера они выиграли уверенно и с большим запасом. Сказалась крепкая деревенская закалка Быкова и Золотухина. В отличие от них наша лодка не плыла, а мучилась. Так Владимир Семёнович несколько раз, неудачно махнув веслом, окатил наших барышень холодной озёрной водой. И каждый раз Нонна и Таня оглашали всю округу звонкими девичьими голосами. А из-за меня наш «маленький плот» постоянно разворачивало вправо.

— Ха-ха-ха! — хохотал Крамаров. — Слабаки!

— Давай на пиво⁈ — стал подзуживать нас Золотухин. — Или слабо⁈

— Я не против, — улыбнулся я. — Только вы дадите нам корпус форы и на вёслах буду сидеть я один.

— Может мне ещё и сойти? — обиделся Высоцкий.

— Пересаживайся на нос, уравновесишь девчонок, — тихо пробурчал я. — Я когда-то давно занимался греблей на байдарках. И кое-что с тех времён помню.

— Ладно, — крякнул Быков. — Даём вам корпус лодки.

— Учтите, не я это предложил, — хохотнул я и тут же со всей силы приналёг на весла.

Затем за несколько первых мощных гребков разогнал нашу деревянную посудину. И пока наши горе-соперники чертыхались и копошились, усвистал от них на два корпуса. И вдруг подул резкий боковой ветер, и лодка Быкова и Золотухина, вильнув в сторону, чуть было не опрокинулась. Можно было конечно воспользоваться моментом и улететь далеко вперёд, но эта лодочная прогулка мне требовалась, прежде всего, чтобы приоткрыть план побега своим коллегам и друзьям. Без их деятельной помощи мне и Нонне от плечистых парней из чёрной «Волги» было не уйти. Кстати, они прямо сейчас с берега наблюдали за нашим товарищеским соревнованием. Один парень застыл на «Горбатом мосту», другой на противоположной стороне озера, около «Павильона Венеры».

— Товарищи артисты, друзья, — сказал я, когда лодка Леонида Быкова и Валерия Золотухина поравнялась с нами, — нужна ваша помощь.

— От этих что ли отделаться? — догадался Высоцкий, исподлобья покосившись на одного из соглядатаев. — Так давай им накатим, левой-правой?

— Не выйдет, Володя, ни левой, ни правой, не тот случай, — хмыкнул я.

— А что они от вас хотят, и кто это такие? — поинтересовалась Иваненко.

— Это КГБ, — ответила Нонна. — И хотят они, чтобы мы сидели дома в Ленинграде и не рыпались.

— Да уж, дела. И что от нас требуется? — по-деловому спросил Быков.

— Примерный план такой, — сказал я, тяжело вздохнув, — музыкальная программа моих «Поющих гитар» состоит из двух частей. В финале первой части звучит «Ша-ла-ла-ла», у которой длинный инструментальный проигрыш, и под него я обычно показываю силовой гимнастический танец. Вот и на сегодня запланирован и проигрыш, и танец. Однако ради этого номера я и Нонна спустимся со сцены на танцпол, где я попрошу освободить мне небольшой пятачок. Кстати, забыл сказать, наш ансамбль сегодня выступает в белых водолазках. И прежде чем, крутится на плечах, спине и руках, я эту водолазку сниму. Нонна будет в толпе и тоже снимет эту приметную вещицу.

— Интересно, и в чём же она тогда останется? — хохотнул Крамаров.

— Ну, уж не голышом, балда, — буркнула моя подруга.

— Сава, отдохни. Что дальше? — проворчал Леонид Быков.

— Эти две водолазки нужно будет быстро и незаметно отнести в нашу артистическую палатку, — продолжил я. — Её поставят прямо за сценой. Там будет чай, пирожки, квас и минералка. Далее я и Нонна спрячемся среди танцующего народа, а из палатки в этих приметных белых водолазках и в мотоциклетных шлемах выйдут наши дублёры. Они сядут на мотоцикл и поедут в сторону Красного Села. В девятом часу уже будет смеркаться, поэтому парни из чёрной «Волги», не разобравшись, помчаться следом. А я и Нонна с помощью усов и париков поменяем внешность, сядем в такси и рванём в ленинградский аэропорт «Шоссейная», до которого всего 30 км. Оттуда ближайшим рейсом мы улетим в первый же попавшийся город. И уже потом после пересадки повернём в Москву.

— Лихо, — крякнул Высоцкий. — Но есть ряд вопросов: кто ваши дублёры? Кто скрытно передаст белые водолазки? Откуда возьмётся мотоцикл и мотоциклист? И что будет дальше с концертом?

— Концерт продолжит Женя Броневицкий, это для него не проблема, — ответил я. — Водолазки скрытно отнесёт Сава Крамаров. Дублёрами будут: Таня Иваненко и наёмный мотоциклист. Он уже к этому времени будет ждать с мотоциклом за сценой. Правда, он может приехать не в кондиции. Глаза у него какие-то странные, как у запойных алкоголиков.

— Я могу сесть за мотик, — пожал плечами Крамаров. — Куда ехать-то?

— До Красного Села и обратно, — ответила Нонна. — Если вас остановят, то скажите, ничего не знаем, просто катаемся. И вы вернётесь как раз к концу концерта.

— Да, поездка займёт примерно час, — кивнул я. — Следовательно, пока «Волга» будет сидеть на вашем «хвосте» мы уже взлетим в небо. Потом эти парни обязательно начнут вас спрашивать — куда мы пропали и прочее?

— Скажите, что мы улетели в Крым, — хихикнула Нонна. — На берег Чёрного моря.

— Я не понял только одного, а почему «Волга» будет преследовать этот мотоцикл? — спросил Быков.

— Потому что они сегодня видели, как я этот мотоцикл нанимал, — ответил я.

— А где в Москве вы собираетесь жить? — поинтересовалась Нина Шацкая.

— Дядя Йося ещё вчера у своего знакомого снял комнату в коммуналке на Арбате, пять дней нам будет вполне достаточно, — пробурчал я и погрёб к лодочной станции.

А сам в этот момент подумал, что коммуналку на Арбате товарищи из КГБ вычислят на раз. Завтра, когда неприятное известие о моём исчезновении сообщат Владимиру Семичастному, то он сразу же через ленинградских сотрудников надавит на дядя Йосю. Припугнёт моего родственника уголовной ответственностью за левые концерты и расколет его за пять секунд. Поэтому когда носы наших лодок воткнулись в деревянную пристань лодочной станции, и вся наша творческая бригада вышла на берег, я отозвал Владимира Высоцкого на короткий разговор тет-а-тет.

— Володь, ты ещё общаешься с Лёвой Кочаряном? — спросил я, когда мы медленно шли по тенистой аллее дворцового парка.

— С Лёвкой? — удивился Высоцкий. — Конечно, это мой лучший друг. Да если бы не он, то работал бы я сейчас на стройке прорабом: вира, майна. Я ему многим обязан.

— Он сможет меня и Нонну приютить на три дня? Комнате на Арбате — адрес слишком ненадёжный. Там нас завтра же примут под белы рученьки. А я насколько знаю у Лёвы Кочаряна на Большом Каретном 15 есть трёхкомнатная квартира?

— Завтра вместе съездим, и я договорюсь, — пообещал Владимир Семёнович. — Но есть одно условие.

— Деньги не проблема, — буркнул я.

— Не в деньгах счастье, ха-ха, — хохотнул будущий кумир миллионов. — Вот ты песню «Десятый наш десантный батальон» пообещал отдать Окуджаве. Вот и мне что-нибудь подкинь. А то у меня после «Коней привередливых» нет ничего стоящего. Творческий застой.

— Хорошо, — растерялся я и, почесав затылок, тут же пропел. — И если б водку гнать не из опилок, / То что б нам было с пяти бутылок?

— Иди ты, Феллини, куда подальше, — обиделся Высоцкий. — Окуджаве — батальон, а мне опять бутылки? Нет уж спасибо. Благодарю!

— Спокойно-спокойно, — отмахнулся я. — Сейчас сосредоточусь. Ээээ. Ты, Зин, на грубость нарываишси, / Всё, Зин, обидеть норовишь! / Тут за день так накувыркаишси / Придёшь домой — там ты сидишь! Как тема? Забойная?

— Очень забойная, — вдруг закапризничал будущий кумир миллионов. — Обделаться какая забойная. Во тебе, а не Лёва Кочарян! — прорычал он показав мне дулю. — Я вижу, Феллини, что ты меня обидеть норовишь?

— Всё-всё-всё, — замахал я руками. — Последняя третья попытка. С третьего раза из меня прёт исключительно одна неприкрытая гениальность. Ээээ, — промычал я и, подражая Высоцкому, захрипел на мотив цыганочки:

И ни церковь, и ни кабак —

Ничего не свято!

Нет, ребята, всё не так!

Всё не так, ребята…

Эх, раз, да ещё раз, — запрыгал я, отплясывая вприсядку.

Да ещё много, много, много, много раз,

Да ещё раз…

Всё не так, ребята!

— Кхе, — кашлянул Высоцкий. — И ни церковь, и ни кабак — ничего не свято. Что-то в этом есть. Хороший куплет. Годится. Продано, — хохотнул он, пожав мою мозолистую ладонь.

Как и ожидалось, владелец колымаги прибыл в состоянии полного не стояния. Точнее говоря, этот мотоцикл пригнал пацан лет четырнадцати, который представился младшим братом, сидящего за его спиной продавца. А сам продавец, как только драндулет был поставлен на тормоз, неловко брякнулся прямо на землю. Затем он посмотрел на меня мутными глазами и, еле-еле ворочая языком, произнёс:

— Пятьдесят рублээээй и мотот цикл ваш.

— Всё пропью, гармонь оставлю, буду девок веселить, — прошипел я. — Мы как договорились? Быть к восьми и трезвым как стекло. А сейчас только семь и ты даже на ногах не стоишь. Так какие я тебе должен заплатить деньги?

— А сколько дашь? — выдавил он из себя и провалился в сладкое алкогольное забытьё.

«Твою ж дивизию, — выругался я про себя. — Откуда взялось это безразличие к себе, к своему имуществу и к своим родным? Да ты ведь, браток, первый кандидат на бомжатскую старость. Если конечно доживёшь. Вам ведь бандиты разных мастей буду наливать стакан палёной водки, и выбрасывать из ваших же квартир».

— Давно он пьёт? — спросил я пацана, который от стыда за брата не знал, куда спрятать свои глаза.

— Неделю, — буркнул он.

— А если честно? — прорычал я.

— Второй месяц, — уныло пролепетал паренёк, шмыгнув носом. — Его девушка из армии не дождалась.

— У вас в Гатчине девушек больше нет? Одна на всех что ли? — прошипел я. — Ладно, уговор дороже денег. Я дам тебе сотню, но ты скажешь брату, что получил от меня только двадцатку. Остальное отдашь матери, ясно?

— Ясно, — грустно усмехнулся он. — Я это, через полчаса ещё две каски принесу и мотоциклетные очки. А то я всё сразу привезти не смог. И это, когда мотик-то можно забрать?

— Здесь же после концерта, — проворчал я и, сунув в руки пареньку десять десятирублёвок, закатил мотоцикл в артистическую палатку.

— Феллини, пора начинать! — крикнул мне Толя Васильев, высунувшись из бокового выхода на сцену.

— Считай, что концерт уже начался, — усмехнулся я, когда в десяти метрах от нашей палатки показался один из сотрудников КГБ.

«Интересно, где остальные?» — подумал я, резво выбежав на деревянную сцену, на козырьке которой белыми буквами на красном фоне было написано, что искусство принадлежит народу.

— Эге-гей! — выкрикнул я в микрофон. — Как слышно, «камчатка»⁈

На мой вопрос от самых дальних к сцене зрителей долетело что-то мало разборчивое. Кстати, навскидку на сегодняшние танцы пришло гораздо больше трёх тысяч человек. Мой намётанный взгляд собравшуюся аудиторию оценивал в примерно шесть тысяч. Что было для нашего молодого ансамбля фактом приятным.

— Суть ясна, слышно! — хохотнул я. — Искусство, как вы все знаете, у нас принадлежит народу!

— Мы читать умеем! — рявкнул какой-то юморист из толпы.

— Это потому что образование у нас тоже народное, — брякнул я в микрофон, чем вызвал взрыв хохота. — И мы, «Поющие гитары», пишем свои песни и исполняем их также исключительно для народа! Поэтому наша первая композиция про молодость, про труд и про любовь!

Я кивнул музыкантам, и Сергей Лавровский выдал небольшое барабанное соло на ударной установке. После чего включился и весь ансамбль, заиграв жёсткий ритмичный инструментальный проигрыш песни «У нас, молодых, впереди года». А люди на танцевальной площадке принялись отплясывать — кто во что горазд. И это броуновское движение с высоты метровой сцены выглядело завораживающе.