Гость из будущего. Том 4

Глава 19

«Турецкая площадка» располагалась с левой стороны от Гатчинского дворца в ста метрах от так называемого «Кухонного каре». Лично мне это «каре» напоминало квадратный средневековый замок с башнями на углах, и оно было точной копией противоположного «Арсенального каре». И вообще этот дворец так и подмывало обозвать замком, из-за его узких окон, что больше походили на бойницы. Что касается сцены, то она находилась в южном секторе круглой и огороженной невысоким забором деревянной танцплощадки. И поэтому солнце всегда светило либо в спину выступающих артистов, либо, когда оно заходило за горизонт, то подсвечивало левую сторону. И сейчас был тот самый момент. Оранжевые лучи нашего земного светила пробивались сквозь высокие деревья парка, и окрашивали всех танцующих горожан яркими и сочными красками. В кино такой свет называется режимным. Он быстро уходит, зато картинка, сделанная в этот волшебный час, отличается особой красочностью.

Всю эту специфику освещения данной локации мой мозг отмечал чисто автоматически. И больше всего меня волновало то, что чёрная «Волга» сотрудников КГБ перекрыла выезд с танцплощадки. Потому что плечистые парни с военной выправкой, пользуясь преимуществами своих служебных удостоверений, поставили машину около здания Гатчинского дворца, точно поперёк дороги. И теперь даже наш артистический автобус мог проехать лишь с их персонального разрешения. Зато такое правило не распространялось на мотоцикл. Он, промчавшись по аллеям, легко выскакивал на дорогу с любой другой стороны.

Тем временем Нонна со сцены пела «Страну удач», нашу забойную композицию номер два. И драйвовый ритм «Call Me» американской группы «Blondie», чего греха таить, был встречен местной советской молодёжью с большим воодушевлением, поэтому она прямо сейчас полностью отдавалась танцу. Татьяна Иваненко и Нина Шацкая с большим интересом смотрели на это шоу из-за боковой кулисы, роль которой исполняла метровая деревянная перегородка. Я в этот момент подпевал на бэке и играл на акустической гитаре, стараясь не испортить общую музыкальную гармонию, что создавали на своих профессиональных инструментах Толя Васильев, Сергей Лавровский, Лев Вильдавский и Женя Броневицкий, то есть весь будущий костяк «Поющих гитар». Кроме того Сава Крамаров задорно отплясывал на самом краю сцены, заводя своими комичными движениями местную публику ещё больше.

А вот Леонид Быков, Валерий Золотухин и Владимир Высоцкий в эти минуты, сидя в артистической палатке, мирно распивали бутылочку красного вина. Они на сегодня свою работу сделали, поэтому имели полное право на отдых. Только дядя Йося пока не отдыхал. Наш шустрый концертный директор, расплатившись с актёрами за творческие встречи, сейчас бегал за сценой с дикими и выпученными глазами. Это значило, что билетов на танцевальный вечер было продано намного больше, чем ожидалось, и эти деньги теперь требовалось довезти до Ленинграда в целости и сохранности.

— Феллини, Феллини, — услышал я его тревожный шёпот, пока Нонна исполняла зажигательный припев.

— Не хныыычь, не плааачь! — пропел я в микрофон и посмотрел на встревоженное лицо дядя Йоси. — В стране удааач! — спел я ещё раз и уже тогда, сделав несколько танцевальных движений, и далее продолжая пританцовывать, вышел за кулисы. — Ну? — прошипел я. — Я как бы тут пытаюсь петь.

— Выручай, — взмолился дядя Йося. — Тут местная шантрапа денег хочет. Говорит, что делиться надо, дядя. В том смысле, что дядя — это я. В гробу я видел таких племянников.

— Тфу, — сплюнул я и, отдав акустическую гитару стоявшей рядом Нине Шацкой, пошагал на разборки. — Я же тебя предупреждал, найми охрану.

— Сволочи, суки, — пискнул он и спрятался за мою широкую спину, когда мы вышли к артистической палатке.

И около неё я застал следующую картину: пять пареньков разной комплекции о чём-то мирно беседовали с Леонидом Быковым и Владимиром Высоцким. Причём двое местных хулиганов выделялись на общем фоне широкими и коренастыми фигурами, и возможно имели разряд не то по боксу, не то по борьбе. Однако этой криминальной группой лиц заправлял невысокий и коренастый мужик, который имел множество наколок на пальцах и руках. Что это были за наколки, мне разглядеть не удалось.

— Леонид Фёдорович, — просипел он, обращаясь к нашему «Максиму Перепелице», — мы вас уважаем и никаких претензий к вам не имеем. Но вот этот дядя нам должен денег, — он кивнул на дядю Йосю.

— За это, как его, за работу на нашей территории, — поддакнул какой-то высокий и худой шнырь.

— Чтобы оплатить аренду танцевальной площадки нам требуется соответствующая документация, — прорычал я, начиная заводиться. Ведь Нона уже заканчивала «Страну чудес» и далее «О чём плачут гитары» должен был петь я.

— И какая тебе, борзый, нужна малява? — криво усмехнулся невысокий и коренастый главарь.

— Бумага, что подтверждает ваши права на владение этой «Турецкой площадкой», — снова рыкнул я. — И чтоб всё было чин по чину, мы пригласим вон тех товарищей из КГБ, — я указал в сторону чёрной «Волги», из которой вышло трое плечистых ребят. Они тоже заинтересовались возникшей конфликтной ситуацией. Оставался где-то в стороне ещё один их коллега. И скорее всего, он тусовался около сцены.

— Да, мужики, такие дела, мы здесь выступаем под патронажем комитета госбезопасности, — хитро усмехнулся Высоцкий. — Они за нами целый день катаются.

— Это наша охрана, — поддакнул Быков.

— Значит так, — наехал я, почувствовав, что местные хулиганы немного поднаделали в штаны, — нет бумаги, тогда идёте и решаете все вопросы с ними. Могу дать персональный телефон товарища Семичастного.

— Так бы сразу и сказали, — пискнул высокий и худой шнырь. — Мы не в претензиях.

— Заткнись, Сявка, — прошипел на своего шныря главарь шайки хулиганов и резким точным ударом пробил ему в печень.

Тот рухнул на землю и тут же тихо захныкал. А главарь смачно сплюнул и, развернувшись, побрёл в противоположную от сотрудников КГБ сторону. И его бандитская кодла тоже потянулась следом. Последним посеменил за своим вожаком высокий и худой шнырь.

— Хоть какая-то от них польза, — облегчённо выдохнул дядя Йося, покосившись на кагэбэшников. — Замучили просто.

— Просто мокрые штанишки оказались у мальчишки, — хмыкнул я и, услышав, как музыканты заиграли новую композицию «О чём плачут гитары», рванул на сцену.

Честно говоря, эти бандитские хари долго не шли из моей головы. И отрабатывая дальнейшую концертную программу, я немного опасался, что они снова вылезут, и по закону подлости сделают это в самый неподходящий момент. Между тем первая часть концерта подходила к концу, и я волновался всё больше и больше, потому что одно дело задумать побег, другое дело его реально осуществить.

— А теперь коронный номер нашей программы! — выкрикнул я в микрофон. — Самая известная в Ленинграде и его окрестностях композиция, которая называется «Смешной весёлый парень». Песня о том, что никогда не следует унывать. Музыка и слова будут сопровождаться зажигательным акробатическим танцем. Слабонервных прошу удалиться! — закончил я небольшую вводную, покосившись на сотрудника КГБ, который, уже не скрываясь, стоял впритык к сцене.

Затем я ударил по струнам, барабанщик Лавровский выдал короткую сбивку, а за ним грянули и все остальные музыканты: Броневицкий, Вильдавский и наш художественный руководитель Толя Васильев на электрогитаре. И я, дождавшись вступления, весело и задорно запел:

Смешной весёлый парень, ха-фа-на-на,

Играет на гитаре, ша-ла-ла-ла,

И на площадке летней, ха-фа-на-на,

Танцует вся округа, такие дела!

И все эти «ха-фа-на-на» и «ша-ла-ла-ла» подпевала за мной своим ангельским голоском Нонна, которая была необычайно хороша в обтягивающей фигуру белой водолазке. Кроме того чаще обычного стал посматривать на меня Сава Крамаров. Он всё так же пританцовывал на краю сцены, однако, судя по серьёзному лицу, уже морально готовился к своему рискованному побегу на мотоцикле.

Хэй, бросай хандрить, беги скорей сюда!

Танцевать, а не грустить, будем, будем до утра! — горланил я с большим воодушевлением.

И как только незамысловатый текст песни подошёл к концу и начался наш длинный инструментальный проигрыш, заголосил:

— Товарищи гатчинцы, большая просьба освободить в центре площадки маленький пятачок для смертельного танцевального номера!

Далее я подмигнул Толе Васильеву, которому наше бегство был не по душе, но так как перспектива закрытия ансамбля пугала гораздо больше, поэтому он грустно усмехнулся и занял моё место у микрофона. Я же быстро и решительно спрыгнул со сцены, затем поймал на руки Нонну, потом помог спуститься Саве Крамарову, и в таком составе мы стали пробираться через танцующую толпу на центр «Турецкой площадки».

— Товарищи, смертельный номер! Просьба разойтись на четыре метра! — заорал я, достаточно далеко удалившись от сцены.

И слава советской молодёжи, что народы попался понимающий, и через пять секунд мне высвободили небольшой пятачок. Однако прежде чем снять свою белую водолазку я прыгнул на центр этого пятака и сделал под зажигательную музыку «Ша-ла-ла-лы» один за другим три сальто назад, а затем показал прыжок с ног на руки и обратно. И уже потом моя мокрая от пота водолазка полетела в сторону Савы Крамарова.

— Давай-давай! Давай-давай! — принялись скандировать развеселившиеся горожане.

И я не заставил себя ждать. Сначала показал стойку на руках в виде «крокодильчика», потом перешёл на гимнастические махи ногами, словно в данный момент находился на гимнастическом коне, и наконец, стал крутиться на спине с переходом во вращение на плечах.

— Давай-давай! — неслось со всех сторон, а я вертелся и крутился, словно Ванька-встанька.

И вдруг к микрофону на сцене подбежал Владимир Высоцкий и захрипел во всю силу своих легких:

Хэй, бросай хандрить, беги скорей сюда!

Танцевать, а не грустить, будем, будем до утра!

Это, конечно же, была импровизация. Однако такой зычный рёв уязвлённого до самых глубин души человека, заставил народ отвлечься от моего гимнастического танца, и посмотреть совершенно в другую сторону. И в этот момент я смешался с толпой, где поймав за руку Нонну, потащил её в самую гущу танцующей молодёжи. Музыканты тем временем продолжали играть «Ша-ла-ла-лу», только пели теперь: басист Женя Броневицкий и Владимир Семёнович Высоцкий. «Отряд не заметил потери бойца», — подумал я, криво усмехнувшись. Но на нашу беду на край сцены выскочил товарищ из КГБ.

— Присели, — шепнул я Нонне.

— А вы почему здесь, а не там? — захихикали три девчонки, среди которых мы случайно оказались.

— Девочки-девочки, — затараторила Нонна, — мы хотим сбежать и ухать на Чёрное море, а вон тот нехороший дяденька нам не даёт.

— Да, ­– буркнул я, — хочет, чтобы мы прямо сейчас поехали на правительственный концерт в Смольный. Поэтому мы и прячемся. Чего он там делает?

— Смотрит, — пискнула одна девчушка. — Ой, кажется, куда-то побежал.

— Да-да, убежал, — подтвердила ещё одна девчонка.

— Тогда и мы пошли, — пробурчал я и потащил Нонну уже в сторону сцены.

«Вот она узкая часть плана, — подумал я, — вдруг остальные рванули за мотоциклом, а этого оставили здесь. И хоть мне совсем не хочется, однако придётся его познакомить с приёмами японского каратэ». Но на нашу удачу, когда мы поднялись и пробежали по сцене, а затем спустились к артистической палетке, этого товарища из КГБ уже и след простыл. Наверно, когда мотоцикл помчался по тропкам и аллеям парка, он побежал следом. Кстати, и черной «Волги», которая перегораживала, выезд на дорогу также больше не было.

— А Савка уже ехал, — усмехнулся Валерий Золотухин, который в данный момент остался в палатке один, где успел ополовинить ещё одну бутылочку красного вина. — И Танька с ним усвистала, ха-ха. Вот девка шальная.

— Всё верно, так и было задумано, — рыкнул я и, раскрыв заранее заготовленную сумку, стал вытаскивать наш новый маскировочный гардероб.

Нонне я вытащил мужской серый пиджак и такие же серые брюки, кроме того моей подруге достались: чёрный мужской парик и черные усы. В общем, из Нонны по моей задумке должен был получиться низкорослый, усатый и симпатичный мужичок. Себе же я взял юбку, которая была мне до щиколотки, белый дамский парик и какой-то женский свитерок.

— Валера, отвернись! — пискнула Нонна, когда она, сбросив юбку, стала натягивать брюки.

— Подумаешь, — криво усмехнулся будущий «Бумбараш». — А тебе, Феллини, титек не хватает, — тут же заметил он, разглядывая мой новый сценический образ.

— Титьки в женщине не главное, — прорычал я.

— А что главное? — подвыпившего Золотухина вдруг потянуло на философские беседы.

— Широта души, — снова рыкнул я, натягивая на голову парик.

Конечно, получалось немного халтурно, но в потёмках такой наряд смотрелся более чем достойно. Тем временем музыканты со сцены объявили десятиминутный антракт, и чтоб народ не эти минуты провёл с пользой, включили мой магнитофон, из которого зазвучала песня «Девчонка-девчоночка». И само собой через пять секунд вся наша творческая бригада ввалилась в артистическую палатку.

— Ну-ка покажитесь, покажитесь! — загоготал Владимир Высоцкий. — Ну и рожа у тебя, Феллини. Ох и рожа. А тебе, Ноннка, кепка нужна на глаза.

— Не подумали про кепку, — проворчала моя подруга, наклеивая усы.

— Что ж ты, Феллини, побриться-то забыл? — хохотнул Леонид Быков. — Где это видано, чтоб баба была с бородой?

— В темноте все кошки серы, — отмахнулся я.

— Дайте, я его хотя бы припудрю, — подбежала ко мне с косметичкой Нина Шацкая.

И вдруг в палатку влетел дядя Йося. По лицу нашего шустрого концертного директора стекал большущими каплями пот, глаза бегали, руки тряслись. А ещё он как бы невзначай одной рукой держался за сердце.

— Кагэбэшник идёт, — простонал он. — Быстро прячьтесь. Умоляю, быстрее!

— Сюда, под чехол, — пришёл на выручку барабанщик Сергей Лавровский.

И мы с Нонной, не теряя ни единого мгновенья, нырнули под большой холщовый чехол, которым Лавровский накрывал скопом все свои барабаны. К сожалению, особой плотностью этот кусок темной ткани не отличался. Поэтому Владимир Высоцкий и широкоплечий Женя Броневицкий прикрыли нас дополнительно своими телами. «Ой халтура, ой засыплемся», –подумал я, готовясь к тому, что товарища из органов всё же придётся вырубить простым и размашистым ударом пяткой в челюсть. И буквально тут же послышался звук открывающегося полога палатки и голос сотрудника КГБ:

— Товарищи артисты, а куда подевались гражданин Ян Нахамчук и гражданка Нонна Новосядлова? Это они сейчас уехали на мотоцикле или кто-то другой?

— Допустим они, — прохрипел Высоцкий. — Вы их в чём-то подозреваете? Они как-то нарушили закон? Что-то украли? Кого-то ограбили?

— А почему вы так со мной разговариваете, товарищ Высоцкий? — завёлся кагэбэшник.

— Володя прав, — вступился за него Леонид Быков. — Если ребята ничего не нарушили, то они имеют права ехать куда вздумается. Тем более режиссёр Нахамчук со следующего дня отправлен в законный оплачиваемый отпуск.

— А давайте лучше выпьем! — картинно хохотнул Валерий Золотухин. — За мир и дружбу между кино, театром и нашей дорогой милицией.

— Я из КГБ, товарищ Золотухин, — прорычал сотрудник госбезопасности и, закрыв полог, судя по быстрым удаляющимся шагам куда-то побежал.

— Пора, — шепнул я Нонне, откинув холщовый чехол. — Где такси? — спросил я у дяди Йоси.

— Ждёт около дворца, — пробормотал мой родственник. — Около «Кухонного каре». Может, передумаешь, пока не поздно?

— Поздно, — буркнул я и, пожимая руки всем своим коллегам, которые меня не сдали, ринулся на улицу.

А ещё на прощанье Высоцкий приобняв меня, шепнул, что завтра днём будет ждать в «Театре на Таганке». В парке же к этому моменту стало так темно, что мы с Нонной обошлись бы и без дополнительного переодевания. Но иногда лучше перебдеть, чем недобдеть. Тем более что кагэбэшник наверняка побежал звонить куда следует, а значит, к нашему задержанию вполне могли подключиться сотрудников милиции и гаи.

— Ты не представляешь, как я перепугалась, — прошептала Нонна, пока мы трусцой бежали к «Кухонному каре» дворца. — Я подумала, что всё, засыпались. А ребята наши молодцы, выручили.

— Потому что я абы с кем не работаю, — буркнул я.

И когда до спасительного такси оставалось всего метров тридцать дорогу перегородила давешняя хулиганская кодла. Я резко дал по тормозам и привычным движение руки Нонну спрятал за спину.

— Ты смотри, какая краля! — захихикал главарь банды. — Мужика своего от нас прячет. Эй, мужичок с ноготок, кандыляй дальше, а мы с твоей кралей покалякаем. Больно она у тебя ладная.

— Сисек почти нет, — капризно произнёс шнырь.

— Завали хлебало, Сявка, — рыкнул главарь шайки и сделал шаг навстречу.

«Сука, — выругался я про себя, — вас только сейчас не хватало, когда каждая минута наперечёт».

— Нонна, иди в такси, — шепнул я своей подруге.

— А ты? — пискнула она.

— Айн минут, майне либе, — тихо буркнул я, держа в поле зрения бандитов, и подтолкнул свою подругу в сторону Гатчинского замка.

И моя красавица, которая сейчас выглядела, как мужичок, который напялил не по размеру пиджак, оббежала по большой дуге компанию гопников и рванула к такси.

— Кто хочет большой и чистой любви первым, мальчики? — пропищал я.

— Я хочу, — усмехнулся главарь шайки и сделал ещё один большой шаг ко мне.

— На! — рявкнул я и свою правую пятку вонзил точно в подбородок главаря.

Благо широкая и длинная юбка, которую я себе подобрал, не сковывала движения, поэтому удар вышел хлёстким и точным. Главарь охнул, попятился назад и, запнувшись за какую-то корягу, шмякнулся на траву. И тут же на меня попёр один из крепышей. Длинный и размашистый правый боковой полетел с зубодробительной силой. Однако к такому повороту события я оказался готов. И, нырнув под руку, пробил чётко в печень. Затем носком влепил по колену, и когда мой противник, громко матерясь, стал заваливаться вперёд по ходу движения, врезал от всего моего большущего сердца ногой в область морды лица. Куда угодила моя нога, я разбираться не стал. Да и мне не дали ни секунды передышки. Тут же с левого края по-борцовски бросился ещё один мордоворот. И от этого опасного прохода в ноги я еле спасся тем, что вовремя отпрыгнул в сторону. И пока мой противник разворачивался, нанёс ему мощный и точный удар правой прямой ногой в солнечное сплетение.

— Хуу, — ухнул этот «борец», согнувшись пополам.

— Шааа! — выкрикнул я и, выпрыгнув, добавил ему коленом в подбородок.

И только мне подумалось, что от самых крепких бойцов банды я отделался и можно бежать в машину, как в потёмках сверкнул нож-бабочка. И его владельцем оказался молчаливый и самый неприметный гопник. Ещё оставался шнырь по кличке Сявка, но тот в драку не лез и сейчас хлопотал около своего главаря, который стонал, искал выбитые зубы и громко матерился.

«Нож это не шутки», — подумал я и решил в рыцаря без страха и упрёка не играть. Я тут же резко присел, схватил горсть земли и швырнул в глаза своего противника. И только тот чертыхнулся и схватился за лицо, как моя левая нога, описав длинную дугу, долбанула ему куда-то в район уха. И этот прием вышел на загляденье. Чего греха таить, сегодня мне в драке везло. И когда противников не осталось, я тонким голоском спросил:

— Кто ещё хочет комиссарского тела?

— Ты кто такая? — прошипел главарь, держась за челюсть. — Ты мне, сука, два зуба выбила. Ответишь за это, коза!

— Я, между прочим, Тамара Пресс из сборной СССР по толканию ядра, газеты читать надо, — пропел я. — Если ещё раз вас здесь увижу, то поломаю в дрова, мне это не сложно, — сказал я таким же голоском и пошагал к такси. — А ты, дятел, сунь свои зубы себе в одно место, может, обратно прорастут! — захохотал я напоследок.

Уже в такси на меня обрушилась какая-то неимоверная усталость. И первые пятнадцать минут дороги, я либо молчал, либо отвечал Нонне односложными предложениями. Кстати, она также старалась главным образом помалкивать. Зато водитель такси тарахтел без пауз. Он нам рассказал, что сегодня в Гатчину приехали известные советские артисты, что сейчас в парке Гатчинского дворца идут самые модные ленинградские танцы, и что вообще, в Гатчине жить можно, если знать, где подкалымить, потому что на одну зарплату сильно не разгуляешься.

А на подъезде к аэропорту нас притормозил наряд ГАИ. У таксиста проверили документы и права, а на меня и Нонну бесцеремонно посветили фонариком. Наш водитель попытался было разговорить сотрудников Госавтоинспекции и узнать у них — кого ищут? Но был послан в грубой форме куда подальше. Из-за чего к зданию аэровокзала он приехал уже без былого настроения.

— Не горюй, шеф, — хлопнул я его по плечу, сунув пять рублей поверх счётчика. — У меня тоже жизнь не сахар. Сейчас еду на сборы, ядро толкать за сборную Советского союза. Во как надоело, — сказал я, постучав себя ребром ладони по горлу.

— То-то я и смотрю, ты — толи баба, толи мужик, — пробурчал таксист.