И грянул град

-- Но ведь эти мирные жители были опорой инков, а инки первые начали! Каньяри бы никогда сами так не стали делать, но их обидели...

-- Как будто в древние времена до инков они с соседями иначе себя вели! -- хмыкнул Асеро.

-- А не надо было твоим предкам селиться поблизости от моего народа!

Асеро съязвил:

-- Как интересно -- поселился рядом, значит, обидел и спровоцировал на разбой и убийство! Логика как у белых.

-- Вот что, хватит об этом! -- властно сказал старейшина. -- Я теперь вижу, что приговор Острому Ножу был вполне обоснован. Нет ничего противозаконного в том, чтобы казнить разбойника и убийцу. А значит, обвинять в этом Асеро мы не можем.

-- Это почему это не можем? -- вскричал папаша Большого Камня. -- Он как инка несёт ответственность за все жестокости и несправедливости, которые творили инки в отношении всех народов, и каньяри в том числе!

Старейшина схватился рукой за сердце и сказал как-то безнадёжно:

-- Тукан, мы же договорились вчера... тему коллективной вины всех инков не поднимаем, я не могу заочно судить своего покойного отца. Мне моя мать этого не простит.

-- И верно, не прощу, -- сказала мать.

Асеро вставил:

-- Интересно получается, то есть некоторые уже считают, что быть инкой уже само по себе преступление? Ну что же, быстро вы скатились от обвинений лично ко мне в обвинения любому инке вообще. Тут остаётся только один вопрос, сколько людей в селении готовы отправить инку на виселицу только за то, что он инка?!

Это был именно тот вопрос, которого Тукан и боялся, потому что не хуже Асеро знал -- таких немного, едва ли большинство, а иные наоборот, за честь своих родственников-инков, пусть даже покойных, реально в драку полезть готовы. Потому Тукан после минутного замешательства тут же разразился деланной истерикой:

-- Как бы то ни было, перед нами убийца! Он отравил Горного Потока, именно по его приказу были убиты Алый Мрамор и Горный Лев, которого не спасло даже бегство за границу!

-- А кто ты такой, чтобы судить меня? -- сказал как можно более хладнокровно и насмешливо Асеро, -- жулик, сам не раз плевавший на законы.

-- Ну, пусть я ворюга, но на моих руках нет крови, а ты -- кровопийца! Я приворовывал только от того, что у меня не было легальной возможности доставать всё, что мне это было необходимо. А теперь -- будет! Жизнь освободилась от глупых и бессмысленных запретов. А ты убил Горного Льва, своего двоюродного брата, чтобы тот только на престол не претендовал! И Горного Потока ты отравил, и Алого Мрамора ты прикончил.

-- Да какие у вас доказательства таких обвинений?!

-- Да ты громче всех плакал на похоронах и Алого Мрамора, и Горного Потока. А зачем тебе плакать, если ты не убийца?!

Асеро ответил с иронией:

-- Интересная логика, на похоронах что, только убийцы плачут?! -- обернувшись к народу, он добавил. -- Люди, вы слышали? За одни только слёзы на похоронах близких вам людей вас уже могут записать в убийцы!

-- Горный Лев открыл всем твоё мерзкое нутро. И за это ты убил его! Или ты и это будешь отрицать?!

-- Да, я был один из тех, кто подписал ему смертный приговор. Однако Горный Лев оклеветал меня. Но клевету я бы ещё стерпел, может быть... но это его люди убили Алого Мрамора! И убили, отравив, ещё несколько человек, включая моего тестя. И готовились убить меня. Горный Лев сговаривался с испанцами, чтобы заполучить себе трон при помощи испанских ружей. Его необходимо было убить, чтобы предотвратить войну, то есть, чтобы спасти вас... Братья, неужели вы осудите меня на это?! Да, я виноват, что не смог предотвратить войну теперь. Это можно поставить мне в вину. Если надо, я даже искупить свои ошибки кровью -- на войне могут убить любого, в том числе и меня. Но я не заслужил позора виселицы, не марайте себе руки в моей крови, отпустите меня на все четыре стороны. И да, браться мои, вы сами видите, что часть судей ко мне предвзята. Так что пусть мою судьбу решают всенародным голосованием, вы знаете, что закон такую возможность предусматривает.

Тут опять заговорил старейшина:

-- Думаю, это можно считать последним словом, иначе до ночи не окончим. А теперь своё слово скажет суд. Братья мои, я оказался перед нелёгким выбором. Ещё утром я думал, что человек, которого мы судим, виновен в страшных преступлениях, но теперь есть веские основания предполагать, что это не так. Однако... все мы знаем, что будет, если его отпустить. Так что да, лучше всего решить этот вопрос всенародным голосованием.

Затем заговорил Тукан:

-- Братья мои, вот этот человек перед вами юлил и оправдывался, говоря, что ни в чём не виноват, разве что насчёт Горного Льва всё-таки признался. Но все мы знаем, что правитель-тиран заслуживает смерти в любом случае, уже тем, что поддерживал таки порядки, что нельзя было честно заняться бизнесом, -- тут в толпе раздался шум, видно его "честный бизнес" не все одобряли, хотя и без сомнения знали, что он имеет в виду под этим английским словечком. -- Да и вообще он отвечает за всё дурное, что творилось при инках и чему мы все были свидетелями. Да и к тому же все знают, что будет, если его отпустить. Так что на виселицу его, и нечего тянуть!

Асеро стоял как громом поражённый и не мог выговорить ни слова. На что они намекают, говоря "все знают, что будет, если его отпустить"? Значит, весь этот суд был лишь поводом, чтобы его убить? А причина совсем иная? И такая, что даже уверенность народа в его полной невиновности никак не может его спасти?!

Тем временем выступил третий судья, на которого Птичий Коготь показал как на учителя:

-- Я, Тапир, хорошо знаком с теорией тиранов. Этот человек боролся за власть и победил, а потом и вёл себя как настоящий тиран -- как можно больше повластвовать, поглумиться над слабыми и понасильничать, чтобы оставить своё семя у как можно большего количества девушек и женщин. Потому я уверен, что всё или почти всё что о нём написано -- правда, и не верю его оправданиям. Так что на виселицу его, и дело с концом.

О "теории тиранов" Асеро до того никогда не слышал даже мельком, а тут, похоже, о ней говорят как о чём-то общеизвестном. Наверное, надо было по этому поводу что-то возразить, но Асеро не знал, что именно, так неожиданен для него был этот оборот.

Тем временем четвёртый судья говорил:

-- Он уверял нас, что невинен и не развратничал. Но таких сплетен, какие про него пишут, ни про кого раньше не писали. Я не верю, что всё это выдумано от и до, наверняка он виновен хоть в части злодейств. Так что верёвка будет ему лучшей наградой за все его мерзкие дела!

Пятый крикнул:

-- Воистину так, насильник должен быть ещё рад, что петлёй отделался!

Асеро взглянул в глаза стражей. Это были глаза убийц безо всякой жалости. И особенно мерзко было осознавать, что они ЗНАЛИ о его невиновности, но им было всё равно. Раз проще повесить, то лучше повесить. И знали, что он никуда не денется. Он встал и выкрикнул:

-- Люди, опомнитесь! Что вы делаете? Неужели вы повестите меня за то, в чём не обвиняли и даже не обсуждали? Неужели вам только повод для расправы нужен? Нельзя же казнить на всякий случай лишь на основании дурных слухов, которые так и не удалось доказать! На основании лживых слов предателя! Моя кровь ляжет на вас тяжёлым проклятьем! Дайте народу подумать и сказать своё мнение.

Его вставание было понято как попытка убежать, и большой Большой Камень встал так, чтобы преградить ему дорогу к народу. Он спросил издевательски:

-- Пытаешься выгадать ещё хоть пару часиков для своей жалкой шкурки? Не выйдет! Сейчас ты отправишься в петлю.

Птичий Коготь пытался встать между ним и Большим Камнем, они сцепились, но силы были явно не равны.

Тукан крикнул стражам:

-- Хватайте его и тащите на виселицу, чего медлите?! Четыре голоса из пяти за смерть!

Стражи уже заломили ему руки за спину, вырваться не было никакой возможности. Его поволокли к виселице.

В народе шумели, видимо, не всем нравился такой оборот, но напрямую выступить в защиту Асеро никто не решался. Мешал то ли страх, то ли сомнения в невиновности бывшего Сапа Инки. До виселицы оставалось совсем немного.

Вдруг наперерез метнулась девушка и преградила дорогу к виселице. Она закричала, обращаясь к стражам:

-- Стойте! Не смейте трогать моего отца! Уж вы-то точно знаете, что он ни в каких непотребствах невиновен! И, тем не менее, тащите его на верную смерть! Позор вам!

Асеро взглянул в лицо девушки -- Роза! Как и почему его дочь умудрилась попасть сюда, думать уже не было времени. Главное, что и ей теперь грозила страшная опасность. Асеро крикнул:

-- Роза, беги, дитя моё! Меня не спасти, а они и тебя растерзать могут!

-- Немая заговорила! -- крикнул кто-то из толпы. -- Чудо!

-- Да она с ума сошла! -- выдохнул один из стражей.

-- Это вы все тут с ума посходили. Вместо того, чтобы принять моего отца с почётом сообразно его сану, вы что с ним сделали? Затеяли это глупое судилище, потом вообще на виселицу потащили?! Он невиновен, и вы сами это знаете все. Просто боитесь. Боитесь семейки Тукана, Тапира и прочих! Жители Счастья, почему вы позволяете вертеть собой горстке наглецов! Не вам, терпевшим зло и несправедливость, судить теперь моего отца, который никогда со злом не мирился! Руки прочь от него!

Стражи отступили, а девушка кинулась на шею отцу и, обняв его, зашептала: "Папочка, не дам я тебя погубить, или уж пусть меня саму повесят рядом, не хочу жить в позоре!". Последних слов Асеро не понял, но это было и не важно. Важно, что у него благодаря дочери опять появился шанс выжить.

Краешком глаза он также увидел, что Большой Камень отпустил Птичьего Когтя.

Тут выступила мать старейшины:

-- То, что немая заговорила -- знак богов! Мы не имеем права вешать своего государя, если не хотим покрыть себя несмываемым позором! Ты знаешь, что Тукан и семейка имеют тут личный корыстный интерес, что им достанется имущество казнённого (О боги, ещё и это! -- подумал Асеро про себя), но ты, Дверной Косяк, виноват перед ним уже тем, что твой сын его так подло подставил.

Роза всхлипнула:

-- Золотой Лук сделал гораздо хуже -- едва не искалечил собственного брата, Золотого Шнурка, и мне пришлось... пришлось стать его наложницей, чтобы тот не лишился глаз!

-- Как?! Разве он не мёртв?! -- вскричал старейшина.

-- Нет, жив. По крайней мере, был жив, когда я видела его в последний раз. Если только его не убили по указанию Золотого Лука, он должен быть жив до сих пор.

-- Так ты хочешь сказать, что Золотой Лук покушался на братоубийство?

-- Да. И мне пришлось заплатить своей честью, чтобы спасти его жизнь! А ещё

он отдал в рабство свою сестру и мою подругу Стрелу. У него был выбор -- спасти честь сестры или взять меня в наложницы. Он выбрал второе.

-- Погоди, не всё сразу. Тебе надо ответить на вопросы суда. А для этого отойди от отца.

-- Ответить на вопросы я готова, но от отца я не отойду, я слишком боюсь за его жизнь, и слишком много здесь подонков, готовых убить его!

Асеро знаком показал дочери, что он вернётся на стул, а она встала около него, готовая кинуться на врагов в любой момент.

Старейшина слегка поморщился, но задавать вопросы можно было и так, чем он воспользовался.

-- Ладно, тогда первый вопрос: почему ты до этого притворялась немой?

-- Я не притворялась, -- ответила Роза, -- я онемела, когда Золотой Лук занёс нож над своим братом. Я очень сильно испугалась тогда и потеряла голос. А теперь, когда я увидела, что моего отца к виселице тащат, я вновь смогла говорить. Я сама не очень понимаю, как это случилось, от испуга я забыла о своей немоте.

Старейшина сказал:

-- Два дня назад Золотой Лук привёл эту девушку к нам в дом, сказав, что даже имени её не знает. А теперь выясняется, что она -- дочь Первого Инки, и он знал это!

-- Да, он знал, что меня зовут Алая Роза.

-- И ты -- незаконная дочь Первого Инки?

-- Нет, законная. Моя мать Луна является сестрой Инти и законной супругой моего отца.

-- Но как же ты... ведь ты жила в моём доме, я видел, как ты стирала, убирала, качала ребёнка.... ты вела себя не как принцесса, а как обычная крестьянская девушка, знакомая с такой работой!

-- Моя мать сама, будучи дочерью крестьянки, воспитывала своих дочерей именно так, чтобы мы умели всё. В быту мы обходились без слуг, стирали и готовили на себя сами.

Тапир спросил:

-- А скажи, были ли у твоего отца тайные или явные связи с другими женщинами кроме твоей матери?

-- Нет, никогда! -- сказала Роза. -- Он ведь везде, кроме внутренних покоев, находился под охраной, и это бы тут же сообщили моей матери. Кроме того, я знаю, что он ничего такого и не хотел... если выпадало свободное время, он его старался с семьёй проводить.

-- Но это противоречит теории тиранов. Для того такие люди и рвутся к власти, чтобы оставить своё семя в как можно большем количестве женщин. Может, он говорил, что занят государственными делами, а на деле по бабам...

-- Нет, я знаю, что это не так! Однажды я случайно подслушала их с матерью разговор. Мать говорила, что раз уж она бесплодна, то нужно Асеро взять вторую жену, так как если у Асеро не будет сыновей, то для государства это может обернуться катастрофой, а он сказал, что не может, просто никогда не сможет переспать с другой женщиной. И к тому же неизвестно, кто из них в самом деле стал бесплоден. Я и до того не сомневалась, что мой отец любит мою мать, но тут смогла убедиться в этом напрямую.

-- Вроде вы и не врёте, но всё-таки как-то это неправдоподобно выглядит, -- сказал старейшина, -- чтобы ещё крепкий, здоровый мужчина не рискуя семейным скандалом добровольно предпочитал бы старую жену молодой красотке... Давай уж прямо -- за всем этим стояли проблемы с мужской силой?

-- До того как твой недостойный сын меня избил, никаких проблем со здоровьем я вообще не знал. Однако вы мне так и не объяснили, считается ли у вас супружеская верность признаком нездоровья?! Я ещё понимаю осуждать меня за жизнь на широкую ногу по вашим меркам, хотя лучше бы осудили жулика Тукана.

-- Ладно, Роза, продолжай. Итак, ты говоришь, что тебя отдали Золотому Луку в наложницы.

-- Он хотел пограбить имущество без помех, и чтобы я не связывала ему рук, он запер меня в одном из помещений дворца. Он не подумал, что возле окна растёт высокое дерево, и счёл, что я не решусь по нему спуститься, но, спасая свою честь, я была готова на всё. Итак, я спустилась вниз и была свободна. Однако на улице было тоже небезопасно, и я решила пойти к лекарю, который лечим Золотого Шнурка после того, как ему голову разбили. По счастью, там было всё в порядке, так как об этом месте мало кто знал, до них не добрались погромщики. Меня с радостью приняли, и я некоторое время жила там. Лекарь учил меня, как ухаживать за раненым. Оказывается, это целая наука... Вскоре я освоила самое основное, и лекарь мог отлучаться сравнительно надолго, оставляя нас наедине. Я тоже иногда выходила, хотя, наверное, этого не следовало делать. Меня кто-то узнал... Донёс, наверное. И Золотой Лук явился в тот момент, когда лекаря дома не было. Издеваясь, он поставил меня перед страшным выбором -- или я отдаюсь ему и иду с ним, или он выколет глаза Золотому Шнурку и обречёт его или на увечье, или на ужасную смерть в мучениях. Когда он нож занёс, у меня от ужаса перехватило горло, и я... я только жестами могла показать, что согласна отдаться. И негодяй совершил своё гнусное дело на глазах у Золотого Шнурка. И это было ему особенно сладко, ведь он знал, что мы с Золотым Шнурком любим друг друга, и... мы думали пожениться, когда он выздоровеет, ведь мне тогда уже четырнадцать будет. Но всё случилось иначе. Золотой Лук увёл меня опозоренной и растоптанной, к тому же онемевшей. Я, правда, могла писать, но в доме Дверного Косяка мне не давали времени и бумаги, чтобы изложить мою историю, как-то им было не до меня, к тому же я боялась, что мне не поверят... А награбленным из дворца вещам там обрадовались, и как-то вопроса не возникло, откуда он это взял.

Старейшина ответил:

-- Он сказал, что подобрал всё, что валялось без присмотра. Но после того, что он сделал, он мне не сын. Нельзя поднимать руку на брата, тем более если он беспомощен. Нельзя насиловать ни в чём не повинную девушку.

-- Это не девушка, а принцесса, -- возразил Тукан.

Мать старейшины возразила:

-- А какая, в сущности, разница? Девушка есть девушка, насиловать нельзя никого. Да и её отца нам нельзя обвинить в чём-то заслуживающем смерти. И мы лично виноваты перед ним. Если бы не ты, Дверной Косяк, то не был бы Золотой Лук в охране у Первого Инки, и не случилось бы беды с нашей страной. Так нам ли его судить? Пусть пойдёт к нам, переночует, поужинает... Что до Золотого Лука, то он мне не внук больше.

Асеро видел, как меняется лицо старейшины. Если Асеро станет гостем в их доме, значит, убить лично или выдать на расправу бывшего Сапа Инку станет невозможно. Убить гостя -- величайшее бесчестье, даже так себе человек едва ли решится столь страшно опозориться. Значит, старуха пытается его спасти, а старейшина... именно на это не вполне согласен, но перед матерью пасует.

-- А если девчонка солгала? -- спросил Тапир.

-- Нет, я по глазам вижу, что нет. Да когда Золотой Лук вернулся, я увидела глаза убийцы. Когда сооружал петлю, он не знал, что делает её для себя. Я верю словам этой девушки, смерть насильнику!

Асеро обернулся, ища взглядом Золотого Лука, но того и след простыл.

-- В любом случае, в мой дом он уже не войдёт, -- сказала старуха. -- Пошли, там ты будешь в безопасности.

Асеро и Розе ничего не оставалось, как последовать за ней.

Дом старейшины был типичным тавантисуйским домом, хозяйственные постройки и огород во дворе тоже располагались по плану, так что Асеро почти сразу понял, где здесь отхожее место, и направился туда. Облегчиться после такого тяжёлого процесса никак не лишнее, хорошо хоть виселицы избежал.

Что-то изменилось в людях со времён его юности. Они стали какими-то другими. Жадными? Жестокими? Это было верно, но Асеро понимал, что не может ухватить корень проблемы -- что-то же сделало их такими! Значит, какую-то важную угрозу он, Асеро, пропустил... И ошибка его глубже, чем просто допуск в страну чужеземцев!

Он уже сделал свои дела и собирался повернуться и выйти, как вдруг сзади кто-то зашёл. "Неужели после всего меня всё-так убьют здесь... да ещё и в таком месте", -- с ужасом подумал Асеро, и по спине у него пробежал холодок. Но голос сзади произнёс:

-- Не бойся меня, государь, я худого не замышляю, наоборот, хочу тебя спасти. Боюсь, убьют тебя, как моего батю убили.

Асеро обернулся и увидел долговязого юношу лет двадцати. В руках у того не было никакого оружия. Лицо его показалось Асеро смутно знакомым, но...

напрягать сейчас память не было никаких сил. Асеро спросил:

-- Ты думаешь, что старейшина...

-- Нет, он сам не станет такого делать. Но те могут в его обход тебя прикончить. А он ими так запуган, что потом не станет поднимать шум, может, даже возьмёт на себя вину... Нам наедине поговорить надо. Хотя бы тут в бане рядом.

Асеро последовал за ним. В бане хотя бы можно закрыть дверь на щеколду изнутри. Не очень надёжная защита, но чтобы открыть её снаружи, надо пару минут повозиться, ножик поискать, чтобы поддеть, а это они увидят. Потом обратился к юноше:

-- Давай, рассказывай по порядку, как тебя зовут и что там с твоим отцом случилось. Вижу, что тут давно неладные дела творятся, ещё небось до приезда англичан такое было.

-- Верно, государь. Давно это уже идёт. Зовут меня Фасолевый Стебель.

-- Погоди, припоминаю... Ты у меня когда-то в охране был?

-- Да, государь. Я тогда призрака испугался и умом повредился. Я даже не помню, как меня обратно до Куско везли. Думали в лечебницу определить. Позвали моих родителей. А отец настоял, чтобы меня ему домой отдали. Мол, справится он со мной. Первое время я почти не спал, не ел, от любого шороха вздрагивал. Ну и а потом в знакомой обстановке мне как-то легче стало. Стал есть, спать... а однажды утром понял, что хватит мне сиднем сидеть, в доме и на огороде полно работы. Сначала мне нож и прочее такое не доверяли, потом ничего, вроде всё делать стал, совсем выздоровел. Ну и решил отец, что хватит мне с клеймом безумца жить, пусть меня в Куско лекаря осмотрят и выдадут справку, чтобы мне права вернули. Чтобы я и голосовать мог, и жениться, и без опекуна жить. Отцу внуков хотелось. Отец был старейшиной, ему было трудно отлучиться, но было у него в столице ещё одно дело, о котором мало кто знал. Даже в семье он опасался на этот счёт откровенничать передо мной, не хотел впутывать. Я, только ложась спать, через стену иногда слышал обрывки его разговоров с матерью, по ним кое-что понял. Короче, догадался отец, что Тукан с семейкой приворовывает, и хотел его на чистую воду вывести. Можно было и написать в столицу, конечно, но он опасался, что письмо они перехватят, за почту же тот же Тукан и отвечает. Да и вообще самому лично людям Инти про такое сообщить надёжнее будет.

Фасолевый Стебель на мгновение сделал паузу. Говорил он глядя в пол, видно, тяжело ему было обо всём этом рассказывать, и приходилось преодолевать себя. Но тем не менее он продолжил:

-- Да только не случилось бате до столицы добраться. Убили его. Перед самым отъездом он пошёл в лес нарубить дров, чтобы мать в наше отсутствие с этим не напрягалась. Мало ли насколько задержимся. Ну и не вернулся. А потом его нашли в лесу в петле качающимся. Наш лекарь осмотрел и сказал, что якобы самоубийство, говорил, что, мол, наверное у нас в роду кровь такая, что мы с ума сходить склонны... Хотя думаю, что его запугали просто. Мать тут же убийство заподозрила, потребовала тело в подвал со льдом положить и быстро людей Инти из Куско вызвать. Только вызвать она могли их по почте, ну и почту Тукан просмотрел.

-- И они не приехали?

-- Приехали. Но приехали те, кого Тукану было надо. Их было двое. Меня отправили спать, точно ребёнка, но я слышал, как мать с ними говорила. Прямо изложила про свои подозрения насчёт Тукана. И хотя мне труп отца не показывали, боясь, как бы я в сумеречное состояние опять не провалился, но мать видела там следы насилия и тоже про это сказала. А на утро она не проснулась...

Юноша заплакал:

-- Лекарь, который от людей Инти, он тоже сказал, что она от горя умерла, но государь... ты человек образованный, поди многое лучше меня знаешь... Скажи, бывают же яды, чтобы отравить незаметно и никто не догадался? А тот лекарь, если он в сговоре, он ведь мог...

-- Да, яды такие бывают. Можно воткнуть в человека отравленную иглу незаметно, и поди догадайся, от чего он помер. Жаль, тут Инти нет, но мне можешь описать этих, которые приходили? Имена их хоть запомнил?

-- Описать трудно, имена помню. Первого Звали Жидкий пламень, он статный красавец и довольно молод, второго по имени не называли, лекарь, как описать не знаю... возраст немолодой, но и не совсем старый. В лицо бы я его опознал, а так...

У Асеро внутри похолодело. Лекарей, служивших у Инти, не так уж много. Панголин или не Панголин....

-- Ну хоть худой или полный?

-- Скорее худощавый.

Асеро сразу стало легче, для полной очистки совести он спросил:

-- А ещё какие-то детали можешь назвать?

-- Они в разговоре упоминали Северную Столицу, вроде как лекарь оттуда...

Асеро вздохнул с облегчением, значит, точно не Панголин.

-- Ну а дальше что было?

-- Да ничего. Эти уехали, сказав, что самоубийство. Так как моих родителей не стало, мне опекуна назначили. Учителя Тапира... редкостный гад. Он-то, конечно, понимает, что я здоров, но уверен, что таким, как я, вообще места на земле нет. Да и с этой шайкой-лейкой связан. Сживёт он меня со свету, если отсюда не сбегу. Да я потом пробовал сбежать. Думал к сестре в Кито перебраться, но опять эти всё пронюхали, и план побега провалился. Только тут уж совсем нехорошая история вышла... Но я уверен -- Тукан был связан с кем-то из людей Инти, которые к нам якобы на проверку и приехали. Ведь этот мерзавец не рискнул бы воровать, не имей он покровителей в том числе и среди таких людей. Я же не знаю, кто моего отца лично в петлю сунул. Когда отец за дровами поехал, Тукан из айлью не отлучался. И Большой Камень тоже. Да и не обязательно им лично было руки пачкать. Но об убийстве многие догадываются, и старейшина в том числе.

-- Погоди, ведь Дверной Косяк стал старейшиной после того, как убили твоего отца? Он не мог быть замешан?

-- Едва ли. Он старейшиной становиться не хотел. Страшно ему было. Ну а как ты сам тоже в петле окажешься? Родители Кондора из-за того же вроде отсюда сбежали в Рубеж, но и там их достали.

-- А почему они просто сбежали, но не пытались через людей Инти разоблачить убийц?

-- Может, и пытались, я не знаю. Это ты у Кочерыжки спроси. Я знаю одно -- убить человека тайком им ничего не стоит, а потом все сделают вид, что поверили, что он сам умер, а они не при чём. Так что не ложись спать один в комнате и возле двери или окна, как-нибудь так, чтобы к тебе нельзя было подойти не нашумев. А может быть даже и так -- отпустят они тебя завтра, а лошадь не отдадут. А потом стоит тебе от селения отойти, как они тебя на лошади догонят и как батю...

-- Я понял тебя. Значит, мне лучше дождаться подмоги от своих. Они приедут сюда, если не вернусь вовремя. Расскажи мне про своего опекуна. Как он у вас учителем стал? Я уже слышал, что он прошёл курсы подготовки, но если в айлью человеку не доверяют, то ведь его на такой должности не утвердят, репутация очень важна. Как у вас всё было?

-- Это три года назад случилось. Мне повезло ещё, что я не у него учился. Наш старый учитель совсем другой человек был и хорошо нас учил. И конечно он был инкам верен и так нас воспитывал, что инки ? это правильно. Тапир ухаживал за его дочерью, та его отвергла. Потом Тапир отправился учиться на учителя и вернулся. Тут я всё с чужих слов пересказываю, но вроде они с Тапиром поскандалили, и старик умер от сердечного приступа. Лучше об этом у дочери учителя спросить, она в библиотеке работает, замуж так и не вышла... Но, как я понял, Тапир стал излагать новые идеи насчёт женщин, что, мол, они распоясались, что дочь старого учителя такая-сякая ему отказала, а бабы должны своё место знать... Вроде он как-то увязал это с отказом его дочери... В общем, довёл он старика.

Юноша вздохнул, и продолжил:

-- Ну а раз учитель помер, то встал вопрос о преемнике. Он-то свою дочь в преемницы готовил, но тут Тапир, с одной стороны, стал говорить, что женщине это тяжело, она не справится, да и потом выйдет замуж и с дитём возиться будет, а с ребёнком в подвязке детей не очень поучишь, в общем нужен мужчина... Ну, может, его бы и не выбрали после скандала, но она сама отступилась, может, он ей пригрозил чем-то... А потом он стал натравливать своих учеников издеваться надо мной, говорил что такие, как я, больные, не нужны, нужны только сильные и здоровые юноши. В меня уже кидались камнями. Один такой булыжник попадёт как бы случайно в голову -- и я могу отправиться вслед за отцом и матерью. А недавно тут случилась ещё одна мерзкая история, так меня вообще избили до полусмерти. Это оттого, что я Золотому Луку дорогу перешёл...Тапир ведь его дядя, брат его матери. Золотой Лук у него в любимчиках ходит. А Золотой Шнурок в вечных пасынках. Тот над ним издевательства поощрял.

-- Мне Птичий Коготь уже рассказывал. И от этих рассказов у меня такое ощущение, точно я попал... в какую-то чужую страну. Вот не понимаю, а куда смотрели родители, неужели не видели, что их сыновей растлевают?

-- Ну, учителей уважать принято, раз его там научили всяким вещам умным, и он повторяет, так значит надо, мол. Он без конца на каких-то европейцев ссылался, мол, у них в школах так и так, потому они выше нас. Ты ведь знаешь, государь, как у нас к европейцам относятся. За многие десятилетия со времён конкисты мы их догоняли-догоняли, да догнать не можем.

-- Да почему не можем? Всё полезное уже заимствовали, и делать умеем.

-- Это так, государь, но... ведь мы учим испанский и латынь, а не они кечуа и аймара! Это европейцы захватили весь мир, а наша наука о мудром государственном устройстве за пределами Тавантисуйю никому не интересна и не нужна. И это всегда вызывает недоумение, тупик. Ведь если мы лучше, то чего европейцы с нас пример не берут? Именно такие вопросы Тапир и ставил, и никто ответить не мог. Ну а он ответы дал. Мол, не лучшие мы, слишком против природы идём. Потому не можем воспитать таких людей, которые могли бы с европейцами на равных потягаться. Мол, наше привычное воспитание юношей как будто кастрирует, слишком много накладывает ограничений. До свадьбы нельзя, потом жене не изменишь, да и жена не покорная рабыня, имеет право голоса и может на мужа пожаловаться, если что не так. От этого юноши у нас мужчинами не вырастают, мол, недостаточно воины... Ну, это он так говорил. Кстати, меня в пример приводил, типа родители изнежили, потому и свихнулся я. Конечно, я в семье младший был, к тому же недоношенный, порой и баловали, да только в его понимании "не изнеживать" -- это как с Золотым Шнурком обходиться. Может, у него цель была -- мерзавцев для чёрных дел подготовить и переворот загодя предвидели. Хотя сложно это, не знаю...

-- Он ещё какую-то теорию тиранов поминал, про что это?

-- Ну, что, мол, основное желание тирана -- осеменить как можно больше женщин и не допустить к ним остальных мужчин. Для этого он будет убивать самых лучших мужчин-соперников или будет оскоплять их, как в Порте и других подобных странах, или будет просто накладывать на них противоестественные моральные ограничения. Мол, себя ограничивать в плане плотских удовольствий свойственно якобы только женщинам, но не мужчинам. Он объяснял, что любой высокопоставленный человек, обвинённый у нас в заговоре, на самом деле не за это казни или там каторге подвергали, а якобы ты его так доступа к женщинам лишал. Или что ты Алого Мрамора убил, потому что он как мужчина тебя лицом красивее был...

-- Что за бред...

-- Да я понимаю, что бред. Вот мой отец всю жизнь с одной женой прожил, да и я, будь у меня возможность жениться, хотел бы также... Но я сумасшедший, нет у меня права жениться... -- юноша горько вздохнул.

-- Ладно, не будем сейчас об этом. Лучше расскажи мне, как ты дорогу Золотому Луку перешёл?

-- Государь, тут дела весьма деликатные. Я знаю, что ты не из болтливых, но поклянись мне, что ты не расскажешь... Мне самому очень неловко от случившегося. Обещаешь молчать?

-- Тут замешана честь женщины?

-- Да.

-- Конечно, просто так о таком трепаться не буду, но и обещание такое дать не могу. А если это важным для следствия окажется? Тогда я буду должен выложить перед людьми Инти всё, что знаю...

-- Государь, говорят, что Инти мёртв.

-- Говорят -- ещё не значит, что мёртв. Из его людей в любом случае многие живы.

-- Думаешь, кто-то ещё будет следствие вести? Нам бы ноги отсюда унести.

-- Одно другого не исключает. В общем, зря я позорить никого не буду, рассказывай. Да и люди Инти тут надёжны, тоже деликатность вопроса понимают. Часто выходят из положения следующим образом. Допустим, некий человек виноват в половом насилии и ещё в чем-то, заслуживающем виселицы. Так вот, на открытом суде поднимают только те вопросы, которые касаются второго преступления. И тогда и негодяй на виселице, и жертву не позорят дополнительно. Но так-то для следствия бывают нужны все подробности...

-- Ладно, Государь, расскажу тебе... Была не была. Короче, влюбился я в Мышку. А за ней Золотой Лук ухаживал. Я понимал, что это до добра не доведёт, да что я поделать мог? Ведь кто влюблён, плохого про свою любовь и слышать не желает. К тому же я... я мог только издали вздыхать, жениться-то мне нельзя. Но про себя опасался -- Золотой Лук тоже до окончания срока службы едва ли женится! А до того скорее ждать не будет: есть парни, что годами ждут, но он-то не из таких! Ему всё сразу и быстро подавай!

Асеро вспомнил, как такими же словами Золотого Лука и ему подобных характеризовал Дэниэл. Да, видимо, это действительно так. Он, Асеро, помнил себя юношей. Конечно, ему, как и любому здоровому юноше, были знакомы признаки пробуждения чувственности, но по жизни его это мало волновало, хватало других забот. Он знал, что со временем влюбится и женится, но в то же время его совсем не напрягало, что это случится когда-нибудь потом, когда он чего-то достигнет в жизни. Хотя он и знал о крови Солнца в своих жилах, он и не думал, что достигнет потом столь многого... чтобы потом потерять всё.

Фасолевый Стебель тем временем продолжал:

-- В общем, думал я, что Золотой Лук её "поматросит да и бросит". Хотя было тревожно. Вдруг он её всё-таки соблазнит... и тогда уж его вынудят жениться. А потом иду как-то по лесу, слышу плачет кто-то. Глянул, смотрю, Мышка сидит и плачет. Ну, я тут конечно не мог мимо пройти, думал, что она поранилась чем-то или ещё что... А оказалось, что с Золотым Луком у неё пренеприятная история вышла. В общем, стал он её пытаться соблазнить, а она отказывала. Всё-таки отец у неё очень строгий, в случае чего несдобровать. Да и как-то она в нём разочаровываться стала. Видела, мол, что он в меня землёй кидался, и решила, что он человек жестокий и что лучше с таким жизнь не связывать. Ну, в общем, отказала она ему в близости, а он её силой... -- Фасолевый Стебель всхлипнул. -- Говорил потом, что даже если пожалуется, всё равно сможет дело обернуть так, будто она его соблазнила. Ведь все знают, что он её парнем был. А значит, тогда ей за него замуж пойти придётся. Потому хоть и созналась, но просила никому ничего не говорить. В общем, ситуация, конечно, не из лёгких. Что тут делать будешь? Даже если всё скрыть, если она за кого замуж соберется, ведь вскроется всё в первую же ночь! А такое не всякой простит. А я сказал, что люблю её, и предложил вместе бежать. Мне как сумасшедшему лошадь с общей конюшни не доверяют, но у неё-то лошадка есть, и значит, можно будет её взять в телегу запрячь и уехать тайком. Только надо было продумать момент, чтобы мой опекун отлучился. Но мне удалось случайно узнать, что после Райма Инти он зачем-то собрался в столицу. Мы надеялись убежать в Кито к моей сестре, там бы я справку выправил, что здоров, а может, ремеслу какому научиться. Да и с Мышкой я хотел пожениться, она сначала поколебалась, а потом уже и согласилась. Ну а потом бы как-то контакт с людьми Инти найти, чтобы всё-таки насчёт убийства моих близких и прочих тёмных дел расследовать. Только так их можно на чистую воду вывести. Впрочем, не важно, что тогда думал...

Юноша вздохнул и отвел глаза. Вообще-то, по тавантисуйским законам такой побег считался проступком, но не таким серьёзным, как то, что творилось в Счастье. К тому же если юноша после такого побега честно отработал бы где-то три года, вина и вовсе снималась. Зная обстоятельства юноши, Асеро не мог того осудить. Да и что теперь прежние законы, когда рухнуло всё государство? Юноша продолжил:

-- Только просчитались мы. Золотой Лук как-то выследил нас с Мышкой в лесу. Он был не один, с двумя негодяями... Что я мог один против троих? Избили меня... Били, даже когда я уже сопротивляться не мог, просто уже чтобы поиздеваться. Мышка попыталась убежать, но тут её Тапир перехватил, начал лекцию читать, что мол нельзя с сумасшедшим связываться, задержал её... Кажется, он её и напрямую держал, не только словами, но не могу сказать точно... меня же избивали! Ну а Мышку потом...-- юноша вытер кулаком слезу, не в силах назвать в слух то, что произошло. -- Тапир сам не участвовал, но высказал одобрение что-то вроде "молодцы, по-мужски поступили, так шлюхе и надо!" С тех пор мы опозорены друг перед другом, как-то с трудом доползли до деревни, а потом мы больше не виделись. Я не знаю, как Мышка объяснила случившееся своей семье. Скрыть всё она не могла, слишком растрёпанный и побитый вид у неё после случившегося. Может быть, её отец считает виноватым меня. Я пытался подойти к её дому, но он меня грубо прогнал. Да и думаю, что Мышке я больше не нужен...

-- Почему не нужен?

-- Потому что, Государь... Солнце больше не делится по утрам со мной своей силой. Значит, мужем я стать я ей не смогу.

Асеро с тревогой подумал, что и у него после избиения та же проблема. Может, пройдёт, а может и нет, и неизвестно, есть ли у лекарей средства от такого... Вслух же сказал только:

-- В Кито хорошие лекаря, надеюсь, они помогут. И всё-таки надо подумать о том, как вызволить Мышку. Они ведь её тут совсем со света сжить могут... Или продадут в рабство. Я знаю, что в других землях так делают -- опозорят девушку силой или обманом, а потом продают её, ведь семье обесчещенная не нужна. Это называется ошлюхивание. Вот потому они это и сделали с ней ещё у тебя на глазах -- чтобы тебе тоже была не нужна. Но я верю в тебя, ты не из тех, кто способен бросить любимую в беде.

-- Государь, а ты знаешь, как распутать весь этот узел?

-- Если честно, пока нет. Я вообще не ожидал такого. Особенно от учителя...что он за ошлюхивание будет.

-- Ты человек образованный, ты многое понимаешь лучше меня.

-- А ты не думай, что раз образованный, то знаю ответы на все вопросы. Атауальпа тоже был образованный, но про разбойников-свинопасов его никто не учил.

-- Ну, тебя-то учили!

-- Учили! -- мрачно сказал Асеро. -- Учили, что такие заводятся в грязи и неустроенности, а если обеспечить народу чистую и сытную жизнь, если есть возможность удовлетворить своё честолюбие служа Родине, то таких заводиться не должно. А, оказывается, ошиблись они. Ведь у Золотого Лука было всё -- и возможность сытно есть и неплохо одеваться, и школа, и даже карьерные перспективы... Но он предпочёл разрушить государство, которое это давало, и ради чего? Откуда это взялось?

-- Ясно же откуда. Учитель их так научил.

-- Так-то оно так, но кто научил такому самого учителя? На курсах подготовки? Может быть, конечно, но и там его едва ли учили такого в открытую...

-- Не знаю. До этих курсов он ничего такого не говорил. Может, конечно, и до того склонен был и скрывал, но потом всё это в учёные слова облечено было, значит, можно стало... И нигде, кроме как там, он такому научиться не мог.

Асеро с тревогой задумался. На курсах для будущих учителей в Куско преподавал не кто-нибудь, а сам Наимудрейший. Уж что-то, но преподавать насилие и издевательства в качестве методов воспитания он едва ли мог. Конечно, если тут свито вражье гнездо, то молодой учитель мог выступать его связным под предлогом курсов. Но всё-таки с этим вопросом ещё как-то разбираться надо... Что там говорила Мать-Земля? Что её и сестру обесчестили на глазах у всех, и что одной из целей этого было напугать Верховного Амаута, угрожая, что если он не пойдёт на сотрудничество, то его дочерям грозит то же самое. Конечно, тот человек слабый и скорее всего согласился, но если его пришлось ломать таким образом, значит, он всё-таки не был с ними заодно с самого начала. Да и вообще он человек довольно несмелый и осторожный. Он скорее предпочтёт деликатно закрыть глаза на что-то, нежели поднять скандал. И к положению выше своего не стремился. И так в общем-то высокое. Так что подозревать его в заговорах не было оснований. Но всё-таки стояло за этим что-то очень тухлое и нехорошее. И скорее всего, Наимудрейший если не знал об этом, то догадывался. И прикрывал, надеясь так уйти от проблем.

-- Конечно, мне потом от Тапира отдельно влетело. А перед судом он ко мне заявился, и меня связали. Он так всегда делает, когда что-то важное, где я помешать могу. Например, распределение продуктов. Ведь он получает всё за меня, и самые лучшие куски себе забирает. Особенно одежду. С тех пор, как я осиротел, у меня обновки не было, хожу в том, что от отца осталось... А он не только себе берёт, но и своих любимцев одаривает. Вот и удобно им всем было меня в сумасшедшие рядить, но не убивать.

-- А развязал тебя кто? После нескольких часов связанным ты бы так быстро ко мне не прибежал бы.

-- Верно. Меня Птичий Коготь развязал, только просил не высовываться, чтобы его не выдать.

Асеро подумал, что Птичий Коготь мог и вчерашний разговор частично передать, ну что же, тем лучше. Вслух он сказал:

-- Ладно, боюсь, меня скоро хватятся. Так что, Фасолевый Стебель, сам понимаешь, что я и рад бы тебе помочь, но могу немногое. Власти у меня теперь никакой нет, а положение скользкое, в любой момент убить могут. Надежда у меня одна -- если меня через два-три дня свои хватятся и пришлют сюда выяснять, в чём дело. Тогда, возможно, у меня будет достаточно сил, чтобы навести здесь порядок. Но уезжать вам с Мышкой всё равно отсюда надо. Так что в первую очередь тебе нужно попытаться с ней связаться. Кто его знает, что там с ней дома творят... Даже если со скандалом её извлечёшь, хуже ей уже не сделаешь. А со мной свяжись или прямо, или через Розу, или через Птичьего Когтя. Я постараюсь поосторожнее, и спать буду подальше от окна.

В этот момент в дверь постучали, и послышался голос Розы:

-- Папа, ты здесь?

-- Здесь, ты одна?

-- Да, открывай.

Обменявшись взглядами с Фасолевым Стеблем, Асеро открыл дверь. Роза, увидев юношу, нисколько не испугалась.

-- Беги, -- сказала она ему, -- скоро старейшина вернётся, а он будет не рад, если застанет тебя здесь. Золотого Лука нигде не видно, Тукан с семейкой отнекиваются, но скорее всего, знают, где он. Или догадываются. Судьи сейчас совещаться ушли, но кто знает, что будет дальше.

Фасолевый Стебель подчинился.

Роза сказала:

-- Папа, я думала, с тобой опять что случилось. Иди в дом, скоро ужин уже готов будет. Давай, я тебе помогу руки помыть, у них тут нет рукомойника, старый разбили, новый никак не досуг заказать было... Так что на руки полью, вот мыло.

Намыливая руки, Асеро сказал:

-- Послушай, Роза, я всё-таки вот чего не понимаю. Ну, допустим, всего о своём сыне старейшина мог не знать. Но что-то до него должно было доходить. Сама понимаешь, дать предупреждение тебя не трогать он мог, только зная, что тот склонен к распутству... И неужели совсем не пытался воздействовать на это?

-- Мне Золотой Шнурок рассказывал, будто их учитель говорил, что умеренное распутство для юноши ? норма...

-- Глупости, я же был юношей, меня никогда на такое не тянуло.

-- Золотого Шнурка тоже не тянуло, но его учитель считал просто слабым и больным.

-- Ну, в моём здоровье в юности сомневаться не приходится. Иначе как бы я воевал? И потом тебя и сестёр твоих как-то зачал. Да и Золотого Шнурка в охрану взяли, значит, здоровье более-менее в норме было.

-- Золотой Шнурок, кстати, очень был удивлён, когда понял, что ты такой... Им там учитель говорил, что все, кто хоть чего-то в жизни достиг, непременно распутники, половая слабость и высокое положение несовместимы.

-- Нравственная чистота не равна половой слабости. Но допустим даже, и доказали бы, что отсутствие подобного рода желаний от некоей половой слабости. Бывают мужчины и более темпераментные, чем я. Но это вовсе не значит приставаний ко всем подряд. Я не амаута, не могу судить об естественности, но вот если бы обнаружилось, что для людей естественно ходить голыми, ночевать под открытым небом и справлять нужду где ни попадя, неужели кто-то стал бы так себя вести, ориентируясь на естественность? Всё наше воспитание было основано на том, что если есть дурные склонности, их надо преодолевать. А тут учитель учил калечить и позорить людей по собственной прихоти!

-- Отец, мне самой всё это кажется каким-то безумием... Но... разве это не говорит о том, что ты не знал народной жизни?

Асеро вздохнул:

-- Может, и не знал. В годы моего детства такого не было, и я представить себе не мог, что может быть.

-- Сейчас мы со старухой Медной Зеленью объясняли жене старейшины, Онцилле, что её сын натворил. Она сперва не верила, потом в обморок упала. Я понимаю, что ей нелегко было такое выслушать. Когда твой родной сын чуть не искалечил другого твоего сына, а дочь обрёк на позор рабства... Не знаю, что бы чувствовала на её месте. Нам пришлось с малышом возиться и ужин готовить.

-- Конечно, родителей Золотого Лука только пожалеть можно, но всё-таки не могу понять их слепоты. Если бы мой сын кого-то обижал, я бы всеми силами старался это пресечь, а не закрывал бы глаза. Впрочем, тут и на убийство глаза трусливо закрывают.

Дом старейшины изнутри опять напомнил Асеро о детстве. Даже запах здесь походил на привычный запах дома из детства. Бывший Первый Инка тут же сообразил, где кухня и столовая, а где спальни. Всё-таки удобно, что строили в Тавантисуйю по стандартам. Да и вещи, которые производились централизованно, были везде примерно одинаковыми. Для многих иностранцев это казалось ужасом -- как же так, везде всё одинаковое, так и люди от этого одинаковыми станут? Но ведь даже в этой семье уже все разные. Даже братья-двойняшки и то полные противоположности. Попавшая в лапы какого-то неведомого каньяри Стрела, судя по всему, была тоже хорошей девушкой. С плохой Роза бы дружить не стала, Роза в людях разборчива, это не Лилия, которая могла связаться с мутным типом из любопытства, не видя в этом никакой опасности. А есть ещё Топорик, которому только десять лет, и который ещё неизвестно каким вырастет, на него бабушка и брат пытались по-разному влиять. Хотя на суде вон как выступил...

Роза сказала, что есть ещё девочки двух и шести лет, и новорожденный малыш, имя которому ещё даже не придумали. Немудрено, что мать тут замоталась с тремя младшими, так что ей не до воспитания старших, да и Розе она обрадовалась как помощнице, но при этом не видела нужды что-то узнавать про саму Розу. Стирает пелёнки и ладно. Именно из-за этой бесконечной стирки Роза не могла выйти посмотреть суд, и выбежала только тогда, когда чуть было не стало слишком поздно.

Про состав семьи Роза кратко рассказала ему в столовой. Тем не менее, хотя еда стояла на столе, никто больше в столовую не выходил, а Асеро неловко было начинать есть одному, потому они с Розой пошли выяснять, что случилось.

Зайдя в жилую комнату, Асеро увидел такую картину: женщина, видимо жена старейшины, кормила грудью малыша, а старуха и Топорик стояли рядом и, кажется, пытались её уговаривать. Девочки возились на ковре в той же комнате.

Так как женщина сидела в пол-оборота к двери, то она не видела Асеро и продолжала говорить, так как будто его нет:

-- Не понимаю, зачем было приглашать его в дом? Что мы теперь, кормить его будем?

Старуха что-то хотела ответить, но тут подняла голову и увидела Асеро, да так и осталась стоять в смущении.

Тогда Асеро сам почёл за благо вмешаться в разговор:

-- Давайте не будем ссориться и друг друга обвинять. Я не сомневаюсь, что у вас, как у представителей народа, есть в чём обвинить меня, а у меня есть в чём обвинить вас, но это сейчас глупо и бессмысленно. Того, что произошло, не изменишь, а надо думать о будущем.

Женщина недовольно ответила:

-- А какое у тебя будущее? Повесят тебя завтра, да и всё.

-- Уже навряд ли, Онцилла. Настроения народа поменялись. Разве что исподтишка прикончить могут попробовать.

-- Тем хуже для нас -- если ты уйдёшь отсюда живым, ты придёшь и отомстишь нам, вырежешь всю семью в наказание, -- последние слова мать семейства произнесла с надрывным всхлипом.

-- Да кто вам такое сказал?! Не собираюсь я вас за Золотого Лука наказывать, если вы, конечно, его укрывать дальше не будете. Да и укрывать было бы глупо -- ведь вам-то он напакостил не меньше, чем мне. Вы же не сможете ему простить ни Золотого Шнурка, ни Стрелу. Во всяком случае, я на вашем месте не смог бы.

-- А ты сам простишь Золотому Шнурку, что он с Розой целовался? Ведь было же такое! Ведь ты его в отместку или убить или оскопить должен.

Старуха добавила:

-- Мы же понимаем, что такие люди, как ты, стоят над законом, и ты мог бы отдать на растерзание Инти даже своего ближайшего соратника и родственника вроде Киноа, если бы счёл это необходимым. Только вот тщательнее кадры надо было подбирать, сам-то Инти тоже небезупречен, только тебе говорить боялись, что он за непотребства творит, ведь он бы любого из жалующихся мог на каторге сгноить!

-- Да кто вам такую чушь сказал?! Ну не может у нас никто единолично никого казнить. Даже я, даже Инти! И говорить мне никто ничего не боялся, если кто-то предпочитал поговорить со мной наедине, я всегда навстречу шёл. Золотой Шнурок мне был верен до конца, старался предупредить меня о заговоре, но не его вина, что не получилось. А что до того поцелуя... если юноша останется жив, то я их с Розой поженю. И буду счастлив иметь такого достойного зятя. Так что лучше вам будущего родственника накормить, напоить... -- Асеро нарочно говорил в слегка шутливом тоне, понимая как важно сбить всеобщее напряжение.

-- А может, ещё и в баньке выпарить? -- съязвила Онцилла.

-- Не откажусь, с меня семь потов во время этого судилища сошло, но это уж как вам удобно. Понимаю, что дрова для бани колоть некому, я не тот, что в былые времена, от ран не до конца оправился, так что не смогу...

-- Да наколю я, отец! -- сказала Роза, но мамаша её перебила:

-- А может, ещё и чистую одежду из наших запасов себе потребуешь? Это наглость и грабёж!

Видно несчастная женщина с одной стороны понимала, что обвинять Асеро в том, что её сын Золотой Лук вырос чудовищем, как-то нелепо, чем тут Асеро виноват, но в то же время искала повод сорвать на Асеро свою досаду. Асеро ответил:

-- Ну а когда Золотой Лук награбленными у меня дома вещами явился, это было ничего? Это ведь по его милости у меня теперь нет своей крыши над головой, и даже то, что надето -- с чужого плеча. Спасибо ещё, добрые люди поделились.

-- Вот к добрым людям и иди! -- буркнула Онцилла.

-- Да я бы рад, но у меня лошадь отняли, а как я пешком дойду? Так что уж потерпите одну ночь меня хотя бы. Кстати, хотел спросить -- а кто придумал меня перед судом всю ночь связанным держать?

Старуха ответила:

-- Кажется, Золотой Лук, но никто особенно не возражал. Ведь боялись, что ты сбежишь или причинишь кому-то вред.

-- А то, что он Птичьему Когтю даже развязывать меня, чтобы выводить по нужде, запретил? Хотел, чтобы я перед судом вышел испачканный как младенец, и при таком позоре у меня едва ли был бы шанс склонить народные симпатии в свою пользу. Да и вообще так меня подставлять было низостью.

-- Надо же... -- сказала старуха, -- а я как-то об этом не подумала. Я раньше читала в одном романе, как главного героя на день-два на дыбе подвешивали, и как-то не думала о такой деликатной проблеме. В книжках ведь про такое не пишут. А теперь подумала, и неприятно как-то.

-- В книгах много про что не пишут, но мне казалось, что если ухаживаешь за малышами, это само собой разумеется.

-- Но ведь сравнение связанного героя с обделавшимся младенцем... оно мне в голову не приходило в силу своей оскорбительности! И правильно, что не пишут. Думая о герое, думаешь о возвышенном, думая о младенце, думаешь о том, как его накормить и перепеленать.

-- И потому возвышенного героя можно возвышенно морить голодом, -- с иронией ответил Асеро.

-- Прости, и в самом деле нехорошо вышло. Пошли ужинать.

Все, кроме матери и младенца, двинулись в столовую. Младшая девочка не могла справить с едой сама, и Асеро стал кормить малышку с ложки, как во младенчестве кормил собственных дочерей.

Медная Зелень удивлялась такому:

-- А мой сын никогда такого себе не позволял, это ведь не мужское дело!

На это Асеро ответил вопросами:

-- А что мужское? Девушкам жизнь ломать? Парней послабее избивать? Над родным братом измываться? Неужели вы не видели, кого растите? Ведь дурные наклонности в детстве закладываются, что же вы вовремя их с корнем не вырвали, как сорняки?

Старуха ответила:

-- Да, ты прав, корни в детстве. Так получилось, что Золотой Лук родился крепким и сильным, а Золотой Шнурок хлипким и слабым. Первый был вдвое больше второго, говорят, оттого, что ещё в чреве матери один у другого пищу отнимал. От Золотого Шнурка родители отступились даже, не надеялись, что выживет и будет здоровым. А я возилась, старалась. Когда первый уже бегал, второй только ползал. Да и потом Золотой Шнурок до сверстников он не дотягивал, и в силу его физических особенностей ему не в армию, а в охрану советовали пойти. Ну, я поехала с ним в Рубеж, рекомендовала его Кондору.... Тот с ним некоторое время поговорил и согласился взять его не службу. Да и сам Золотой Шнурок был рад, подальше от брата, поближе к столичной библиотеке. Он и у нас в библиотеке все книги перечитал, думал даже экзамены в Университет сдавать, но тут рекомендация учителя желательно, а Тапир его на смех поднял. Мол, куда тебе, ты и в школе еле тянешь.

-- С таким учителем, как Тапир я бы тоже не выучился. Мне уже рассказали, чему он учил юношество. Да и самому Золотому Шнурку учиться в условиях постоянной травли... это просто стальной характер надо иметь. Я его даже больше уважать стал -- в таких-то условиях остаться человеком. Кстати, если Золотой Шнурок мечтал от брата убежать, то как ему всё-таки Золотого Лука туда же навязали?

-- Ну, тут отец и Тапир подключились. Отец говорил, что негоже братьев разделять, да и, мол, старший хоть за младшим присмотрит, хотя что за ним смотреть? Может, на деле обидно ему было, что лучшему худшее место, а худшему лучшее. Когда они ещё малыши были, мы с покойным моим супругом пытались объяснить Золотому Луку, что обижать маленьких и слабых плохо, да он меня не слушался. Родители же в их драках ничего плохого не видели. Пока те ещё маленькие были, это всё ещё безобидным могло казаться, но мальчики-то росли, становились юношами... Помню, когда три года назад Тапир с этих своих курсов подготовки вернулся, и в гости к нам заглянул, его спросили прямо, как мол по твоей науке, что надо сделать, чтобы Золотого Лука отвадить от драк? А он сказал, что для юношей мол драться нормально, младая кровь играет, характер закаляется. И что мол Золотой Шнурок сам, скорее всего, виноват, чем-то брата провоцирует.... И вообще если захочет, то со временем более сильного побеждать начнёт. А я знала, что этого не будет. Что он от природы слабее, и вообще... другой. Но что можно поделать, если это нормальное мужское поведение, как говорит Тапир? Тогда этого воспитанием не исправишь. Вдруг и правда тут природное мужское начало...

Асеро усмехнулся:

-- Конечно! Если говорить, что нечто нормально, то зачем от этого избавляться? Чтобы искоренить порок, надо хотя бы самим понимать, что это порок. Что нет ничего нормального в том, чтобы колотить друг друга, тем более братьям. Пусть у меня нет сыновей, но ведь я сам когда-то был мальчиком, да и видел, какие у других отношения с братьями, даже братьев-близнецов видел. Те друг друга нежно любили, им и в голову не приходило друг друга мучить. Да и вообще нормальному человеку никого мучить не хочется, и не надо на какое-то непонятное "мужское поведение" ссылаться. Что у меня, мужского в природе недостаточно, раз меня на всякие нехорошие вещи не тянет?

Тут незаметно подошла мать семейства. Видимо, малыша ей удалось укачать, потому что теперь она была без него. Она тут же подошла и добавила:

-- А может, у тебя с этим мужским началом и проблема, сыновей-то у тебя нет.

-- Лучше не иметь сыновей, чем иметь такого отморозка, который чуть не убил брата и отдал в рабство собственную сестру. Не говоря уже о том, что этот грязный скот сделал с моей дочерью. Тебе ли, мать, не знать, сколько трудов стоит вырастить человека? И как легко его погубить. Хорошо ещё, моя дочь жизнелюбива, а то иные девушки в такой ситуации руки на себя накладывают. Ведь нелегко это -- всю жизнь жить потом обесчещенной. Впрочем, мать, можешь утешиться тем, что ты родила и достойного юношу. Я очень надеюсь, что он всё-таки выживет и станет мужем моей дочери.

-- Может, хватит шутить над нами? Ты что, отдашь дочь за простого охранника?!

-- Ну не совсем простого. Ведь он готов был отдать жизнь, но не пойти на предательство. Такой вполне достоин брака с моей дочерью. Знания и умения он ещё вполне нарастить может, а вот верность -- она или есть, или её нет. Верные люди на вес золота. Ибо никто не знает никакого способа сделать неверного верным.

Асеро закончил есть сам и выпустил из-за стола сытую малышку.

-- Хуже другое, -- добавил он. -- Тапир, похоже, приучил ненавидеть человека, если он не проявляет то самое мужское начало, вот все у вас и пыжатся. Ведь я теперь понимаю, за что мне Золотой Лук в пах засандалил. Как раз за то, что я, несмотря на свой высокий сан, жил с одной женой, возился с детьми, не считая это ниже своего достоинства, никого не бил и не унижал. Значит, не мужчина в понимании Тапира, значит, не достоин правителем быть. И как раз не считаю, что мальчику надо женской работы избегать, если растишь детей, то понимаешь как это долго и сложно -- вырастить человека, учишься ценить жизнь, понимая как другой хрупок. Я вот мальчиком за двоюродными племянниками ухаживал, и моя мужественность от этого никак не пострадала.

-- И какими же выросли детки, с которыми ты возился?

-- Им не дали вырасти: мою родную деревню разрушили каньяри, и они не щадили никого, ни стариков, ни детей. Только некоторых девушек обрекли на участь хуже смерти в рабстве у папаши Хрустящей Лепёшки. Да вроде историю гибели моего родного айлью и так все со школы знать должны.

Женщина сказала:

-- Одно дело знать, другое верить. Вот у нас тут в официальную историю верить не принято...

-- То есть? Вы что, всерьёз могли полагать, что эту историю я выдумал и руины подделал? Но зачем мне это?

Женщина сказала:

-- Откровенно говоря, так глубоко мы об этом не задумывались. Конечно, ходят всякие слухи, что это ты сам всех там порешил, но я этому до конца не верила. Просто все официальные источники могут лгать, а правду мы едва ли точно узнаем.

-- Эээ... -- от такого откровения Асеро чуть не подавился соком, которым в этот момент утолял жажду. -- Но теперь-то, вы, надеюсь не думаете, что я лгу. Или... всё дело в том, что теперь меня нельзя назвать "официальным источником"?

-- Да, теперь мы верим этой истории, ведь каньяри и в самом деле злой народ, в этом всё дело.

-- Думаете, всё так просто? Что есть злые народы, которые склонные к дурному от природы, и есть те, кто к такому не склонны? Но разве Золотой Лук стал таким чудовищем из-за крови каньяри в его жилах? Нет, это вы его так воспитали, что он стал таким как Острый Нож, и даже... даже взгляд у него был точно такой же, когда он ударил меня нагого и беззащитного в самое уязвимое место. Если старшие восхищаются злом на словах, то не удивительно, что некоторые юноши будут воплощать зло в дело. Просто среди каньяри больше таких, кто восхищается набегами и насилием над захваченными в плен рабынями, а что у нас есть такие, как Тапир, я даже и не догадывался.

-- Что есть добро и что зло? -- пожала плечами Онцилла. -- Это понятие относительное. У каждого свои интересы, и они для него добро, а чужие -- зло!

-- Этому тоже Тапир научил, я так понимаю? Чушь всё это. Надо жить так, чтобы интересы в противоречия до крови не вступали, и тогда кровь не прольется. Именно этому учит нас наука о мудром государственном устройстве, но такие, как Тапир, просто отвергали её, даже не пытаясь опровергнуть на деле. Ибо даже чтобы попытаться опровергнуть у них, думаю, ума не хватит. Просто апеллируют они не к уму, а к самым грубым проявлениям плоти, к теории тиранов и прочему...

-- Мне брат ещё в юности говорил, что наука наших амаута какая-то искусственная, неживая, а вот всякие простые вещи типа желаний плоти или зависти к сопернику -- они настоящие.

Асеро ответил:

-- То есть, сперва его подвели к мысли, что ТОЛЬКО ЭТО настоящее, потом он стал подводить к этой мысли других, в особенности развращая юношество. Теперь понятно.

Онцилла ничего не ответила, потому что в этот момент к ней подошла малышка, и произнесла: "Казку!" Конечно, детям нужно рассказывать сказку на ночь, но видно, в семье сегодня все были слишком не в духе для такого.

Мать грубовато ответила:

-- Не до сказок теперь, ложись спать и так.

Малышка уже была готова расплакаться, но Асеро сказал:

-- Давайте я расскажу вам сказку о сыне Орла.

И Асеро рассказал легенду, которую сам знал ещё с детских лет. Некогда в стародавние времена над одним горным селением пролетал гигантский орёл, Царь Всех Орлов. Вдруг он камнем кинулся вниз, схватил самую красивую девушку в селении и унёс её куда-то далеко за облака. О девушке поплакали, но что уж тут поделаешь, а потом, через двадцать лет, девушка вернулась постаревшей и подурневшей вместе с молодым сыном-юношей. Она рассказала, что Царь Орлов унёс её в свой поднебесный дворец и сделал её своей женой. Теперь, когда он умер, она могла вернуться домой.

Однако её сын не смог жить с людьми, как и его отец Орёл, он не считал нужным с кем-то считаться, считал возможным брать всё силой, потому люди изгнали его, и он стал в одиночестве творить разбой и насилие над теми, кто попадался ему. Разумеется, в конце концов его настигла заслуженная кара, но даже после смерти он не нашёл покоя, и до сих пор его бессильный призрак ходит в горах, пугая ночами припозднившихся путников... Так он был наказан за то, что поставил себя выше людей, не желая давать тем, от кого брал.

После чего девочки улеглись спать. Топорику тоже посоветовали идти спать, но он сказал, что дождётся отца. Онцилла сказала Асеро:

-- Вот сказки детям рассказываешь, а сам-то много делал для других?

-- А вы поди тут думаете, что Первым Инкой -- это значит бездельничать, валяться в тени и есть фрукты и прочие вкусности? Я свои государственные обязанности честно выполнял, и у меня даже в праздники хватало хлопот. А мои ошибки вовсе не из-за лени.

Тут вмешалась Медная Зелень:

-- Онцилла, ты бы сходила к ним на совещание да поторопила бы муженька, а то ночь уже на дворе, сколько они там ещё совещаться будут?

И Онцилла ушла, Роза пошла мыть посуду после ужина, Медная Зелень тоже пошла по каким-то своим делам.

Усталый Асеро присел и задумался, глядя на колыбельку со спящим младенцем. Он хорошо знал, каково это, когда в доме новорожденный. Асеро подумал, что и он сам тоже был когда-то младенцем, и тоже доставлял матери немало хлопот. К тому же он родился несколько раньше положенного срока, и у него было недостаточно сил, чтобы сосать самому, часть молока мать ему просто впрыскивала поначалу в рот. А ещё она подкармливала творогом из коровьего молока, чтобы крепче был. Она объяснила ему это, когда точно так же надо было выхаживать Прекрасную Лилию, тоже родившуюся раньше срока.

И ещё Асеро подумал, что люлька очень широкая, обычно они гораздо уже. Не в этой ли кроватке когда-то вместе спали Золотой Лук и Золотой Шнурок, ныне смертельные враги?

Тут младенец проснулся и захныкал. Асеро тут же понял причину этого -- по комнате разлился знакомый запах какашек не совсем здорового малыша. Необходимо подмыть его и всё ему поменять.

Оглянувшись по сторонам в поисках всего необходимого для этого, он увидел, что Топорик возится с какими-то деревяшками и на плачущего братца не обращает никакого внимания. Он сказал как можно мягче:

-- Топорик, у тебя братик плачет, его надо подмыть и перепеленать, так что давай, неси тазик, кувшин и полотенце.

-- Пусть меняет Немая... то есть Роза. Я сейчас сбегают за ней.

-- Но она занята, она посуду моет.

-- Значит, потерпит. Не мужское это дело -- ребёнку пелёнки менять.

-- Не мужское? Значит, я, по-твоему, не мужчина?

-- А ты что... менял? Будучи Первым Инкой?!

-- Но я же говорил, что в детские годы нянчил двоюродных племянников. Да и потом я порой перепелёнывал своих дочерей, и высокий сан тому нисколько не помеха. Кроме того, я понимаю, что это сделать лучше как можно быстрее, потому что он иначе всю кровать измажет, отмывать дольше.

-- Да не умею я мыть малышей и вообще с ними не умею. Они же капризничают, выдираются...

-- Тогда просто тащи ковш и тазик, сейчас я тебя научу.

Топорик уставился на него, ошеломлённо вытаращив глаза, и сказал:

-- Когда про тебя Золотой Лук рассказывал, что ты полы у себя мыл, я не верил... А зачем мыл, когда у тебя жена есть и мать?

-- Затем что мать уже стара была. А жена плохо себя чувствовала. Она же под сердцем моего ребёнка носила, что я, не должен был сделать всё от меня зависящее, чтобы выносила? И вообще инка не должен отлынивать от любой работы, если так уж сложилось, что её больше сделать некому. Раз надо мыть полы, значит надо. Надо поменять малышу пелёнки, значит надо!

-- Не буду! Золотой Лук меня опозорит, как тебя опозорил. Ты же женскую работу выполнял. Вот он и поступил с тобой как с женщиной!

-- А он что, рассказывал перед вами подробности пыток, которым меня подвергли?

-- Перед отцом, конечно, нет, тот бы этого не одобрил. Он перед приятелями хвастался, а я подслушал. А я потом бабушке рассказал, и она сказала мне на суде выступить. Ну, конечно, про то, как он железную палку тебя воткнул, просила не говорить, ведь если об этом узнают, ты будешь навеки опозорен. Золотой Лук говорит, что мужчину, с которым случилось такое, то он... не мужчина больше, и его нельзя уважать. Что к нему нужно относиться как к обесчещенной женщине, если не хуже.

-- Зато его, нарушившего присягу и позорящего женщин, уважать якобы можно? Именно за то, что он это делает? Ведь он к этой мысли подводил?

-- Да... Государь, ты не думай... мне вовсе не нравится, когда над людьми издеваются, я его просто боялся... Да и как быть несогласным, если учитель почти то же самое насчёт женщин говорил?

-- Но теперь тебе его бояться больше нечего. Я уверен, что после всего случившегося в этот дом его точно обратно не примут.

-- Ну, всё равно ведь у него есть приятели... и вместе они могут... поймать в лесу и избить. Или... сделать со мной то, что он с тобой сделал.

Асеро грустно вздохнул:

-- Бедный мальчик, я понимаю, что ты вырос во всём этом... Привык к тому, что сильный глумится над слабым. Мол, слабый пусть делает унижающие работы, а сильный пусть им помыкает. Но так не должно быть. Все люди должны быть защищены от унижений и оскорблений. Неважно, сильные они телом или слабые, мужчины или женщины. Нельзя глумиться над человеком ни при каких обстоятельствах. И нельзя, чтобы жертва даже пожаловаться никому не могла из-за стыда, или ещё по какой-то причине. Это развязывает негодяям руки.

В этот момент ребёнок опять захныкал.

-- Ты видишь, у тебя братик в какашках, ему от этого плохо. Значит, надо его от этого избавить. Неужели тебе его совсем не жалко?

Мальчик опустил глаза, и Асеро понял, что в душе у того происходит борьба. Очевидно, жалость его учили в себе давить.

-- Это всё не мужское дело, жалеть и ухаживать, -- выдавил из себя он, отвернувшись.

И тут Асеро осенило:

-- Скажи, а воевать -- мужское дело?

-- Конечно! -- с готовностью согласился мальчик.

-- И ты хочешь стать потом воином?

-- Хочу.

-- Так вот, воину просто необходимо уметь ухаживать за своими ранеными товарищами. И дерьмо из-под них выгребать, и кормить жидкой кашицей... И жалеть их обязательно. Ведь это очень страшно -- оказаться вдруг беспомощным как младенец. Хорошо, если это временно, а не навсегда. Только представь себе, что ты ранен, тебя прошиб понос, а никто не хочет за тобой убирать, потому что это "не мужское дело". Тогда ты будешь обречён сгнить заживо.

Мальчик на секунду задумался, потом он резко рванулся, видно, борьба внутри окончилась. Через миг он вернулся, держа в руках с ковш с водой и тазик. Асеро тем временем аккуратно развернул пелёнки, которые всё-таки удалось найти недалеко от колыбели. Взял малыша на руки и стал держать его над тазиком, раздвинув ножки:

-- Лей, давай, а я ему попку смою!

Довольно ловко Асеро справился с малышом, а потом вытер его и запеленал, попутно объясняя, как нужно разделять ножки и подворачивать хвост пелёнки. Топорик только диву давался.

-- Ты подержать его сможешь, пока я колыбельку отчищу? -- попросил Асеро. -- А то пока мы болтали, но всё-таки успел немного напачкать.

-- Я не умею... Неужели ты не брезгуешь... и этим? Сапа Инка, а водится с дерьмом.

-- Возиться с дерьмом не так зазорно, как быть дерьмом. Думаю, что Острый Нож в детстве с малышами не возился, и именно потому ему так легко было их убивать. Каньяри не приучены уважать женщин, как же им уважать женский труд по выращиванию детей? К тому же он признавал право на жизнь только за своим народом. А остальные могли жить, только если становились его рабами. А если дети были ещё слишком малы, чтобы делать из них рабов и наложниц, он их убивал. Мне потом несколько лет было горько глядеть на маленьких детей, но потом прошло... Зато когда у меня появились собственные дети, я уже умел их купать и пеленать. И жалел, что груди у меня нет, покормить нельзя... Но бывало, допаивал из бутылочки. А вообще, если ты собрался быть воином, надо быть готовым ко всему. На войне бывают самые неожиданные ситуации. Вот найдёшь ты случайно выжившего брошенного ребёнка -- придётся за ним ухаживать, если не хочешь, чтобы он на твоих глазах умер, потому что ты его покормить и выкупать не умеешь.

-- Так ведь всё равно молоко негде взять.

-- Можно найти кормящую собаку. Хотя, конечно, лучше найти деревню с кормилицей. Ну или хотя бы корову...

Поражённый мальчик сам стал отчищать колыбельку.

-- А ты сам так младенцев находил?

-- Нет, не находил. А вообще израненных людей, нуждавшихся в помощи, находить приходилось.

Тем временем вернулась Онцилла. Асеро услышал, как та говорит кому-то, видимо, Медной Зелени, чтобы готовили баню.

Старуха ответила:

-- Да какая сейчас баня, на дворе ночь уже!

-- Хрустящая Лепёшка на него чем-то вонючим прыснула, вот ждёт, когда окончательно стемнеет, чтобы пройти, иначе стыдно. Так что придётся баню готовить, иначе его в дом не пустишь. Ох, говорила я ему, не связывайся с этим делом, придумай себе хоть хворь какую-нибудь, чтобы тебе старейшиной не становиться, далеко ли до беды...

Последние слова она произносила, входя в комнату, где Асеро баюкал малыша, а Топорик чистил кроватку.

От удивления Онцилла руками всплеснула:

-- Надо же, а я никогда не думала, что мальчики это могут делать!

-- А разве у мальчиков или девочек руки разные, чтобы не мочь? Просто не надо воспитывать в юношах чрезмерную гордость и брезгливость к женским работам. Воин должен уметь всё, ибо если рядом нет женщин, то всё равно приходится делать всё. И кстати, если баню решили натопить, то я попробую наколоть дров. Надеюсь, это будет мне по силам.

Конечно, поднимая топор, Асеро чувствовал, что силы не те, что прежде, в разных частях тела ломит, и если бы ему не помогли Роза и Топорик, он едва ли бы справился.

Потом они растопили баню, и Роза принесла отцу чистую тунику и штаны на смену.

-- Не бойся, шепнула она, этого Золотой Лук точно на себя не надевал, он брезгует, если рукав заштопан.

И только тут крадучись во двор вошёл старейшина, нос к носу столкнувшись с супругой, которая выходила из дома. Жена тут же высказала ему:

-- Пока ты там заседал, мы уже гостя ужином покормили, а он твоих деток понянчил, а теперь баню готовит. И кстати, по хозяйству он куда лучше справляться, ты-то крышу уже дней десять починить не можешь, хорошо ещё дождей нет...

Старейшина не стерпел, видно, ему и так досталось унижений от Тукановой семейки (едкий запах даже Асеро чувствовал на расстоянии). Он вскричал:

-- Значит, пока я тут важные дела решаю, ты с тут с гостем заигрываешь? Ща как дам!

И замахнулся, но не ударил. Асеро вскочил, намереваясь встрять в драку. Женщина отвернулась с презрительной миной и сказала:

-- Тихо, дети уже спят, разбудишь ещё, -- потом добавила, обратившись к Асеро. -- Ты не думай, он всегда так. Замахивается, но не бьёт. Показывает всем, кто в доме хозяин.

-- А ты язык-то не распускай, а то и в самом деле ударю!

-- Ударишь ты, как же. Я же знаю, каков ты! Помню, какой пристыженный был, когда я тебя с этой курвой, сестрой Большого Камня, застукала.

Старейшина опустил руку:

-- Ну что мне сделать, чтобы жена меня почитала? Стал старейшиной -- да и то не уважает...

-- Да как тебя уважать, когда я с детьми из сил выбивалась, ты тайком к этой курве таскался. Мол, плохо тебе дома, тяжело, шумно, а у этой твари тихо и спокойно. И работать не надо!

-- Ну, было дело, ведь порвал же я потом с ней...

-- Когда я разводом пригрозила. Жалкий ты трус!

-- Ну, теперь я окончательно понял, почему Золотой Лук такой сволочью вырос... -- сказал Асеро, ни к кому не обращаясь...

-- Понял? -- переспросил старейшина. -- Да как ты понять мог, ты нас только один день знаешь!

-- И тем не менее, понял...

-- Ну расскажи, расскажи, послушаем тебя! -- сказала старейшина.

-- Ну так вот, с самого детства мальчику ласки не додавали. Матери с хозяйством не до того было, бабушка выхаживала младшего брата, отец дома часто не был, более приятные места предпочитал. Да и к тому же ребёнок родился крупным, сильным, часто ошибочно считается, что таким ласка не нужна. И рядом был братик, которому внимания и ласки перепадало от бабушки куда больше. Понятно, что более слабому больше внимания нужно, но малышу ведь не объяснишь... Вот он и ревновал с пелёнок. Но это бы ещё полбеды -- он видел, как отец на мать замахивается, но не бьёт, а мать отца в открытую не уважает. И сделал вывод: чтобы тебя уважали, надо бить всерьёз, а не просто замахиваться. Тогда, мол, только и будешь настоящим мужчиной. Он и мальчишек других обижал, и заставлял терпеть побои. Мол, настоящий мужчина должен... Конечно, тут и сволочь Тапир всё это активно поддерживал, его за развращение юношества надо бы вообще казнить, если бы не он, то из Золотого Лука просто семейный деспот вырос бы, который бы жену всерьёз бил, ну и если бы жена покорная была, она бы терпела. Но тут он уже был готов к тёмным делам, и были те, кто хотел его использовать. И когда братьев определили ко мне в охрану, они могли наблюдать мою семейную жизнь. Представляю, как всё это выглядело в глазах Золотого Лука. С одной стороны, я государь и должен быть просто образцом настоящего мужчины в его понимании, то есть бить всех подряд направо и налево. А с другой стороны, сам видел, что характер у меня мягкий, пинки направо и налево не раздаю, жену не бью, и в общем, я его как идеал настоящего мужчины разочаровал. То есть, даже не то, чтобы разочаровал... Тут просто во весь рост стоял вопрос, кто из нас по жизни прав, я или он. Или правильно подавлять всех силой, или быть мягким и добрым. В его глазах муж, не бьющий свою жену, выглядел тряпкой. Он меня не уважал. И до смерти боялся, что я прознаю про это неуважение. Боялся и ненавидел меня за свой страх передо мной. Потому что я всё равно был главный и при желании мог бы врезать. Ну а соперничество между братьями за Розу было уже последней каплей. Думаю, что он и без неё бы точно так же ударил бы меня пах... Он этим как бы на символическом уровне исключал меня из мужчин, сознательно разрушив мою жизнь. Я ехал сюда, ещё надеясь найти след моей жены, но теперь понимаю, что свою жену я теперь уже навряд ли найду. Конечно, сердцем я надеюсь на лучшее, но я знаю, сколько опасностей подстерегает беззащитную беременную женщину, когда власть захватили бандиты... Одна надежда, что её не так просто узнать в лицо, как меня.

Старейшина стоял, понурив голову. И Онцилла как-то смутилась. Похоже, Асеро попал в самую точку, и возразить нечего.

Потом Онцилла сказала:

-- Ладно, хватит вам, идите мойтесь, там договорите. Дверной Косяк, в дом не заходи, я тебе сменную одежду потом в предбанник занесу.

Мужчины подчинились. Раздеваясь и бросая грязную одежду в таз с мыльной водой, старейшина сказал:

-- Да, хорошо расписал ты причины, по которым сын у меня моим сыном быть перестал. Пачакамак его знает, так это всё или нет... Всё-таки мужское врождённое есть в природе, не отвертишься. Вот я, например, считаю мужей, никогда не засматриваются на других женщин, немного чудными... Ну или их просто природа мужеской силой обделила, но чтобы бить за это, калечить... такому я его не учил. Подраться для парня нормально, но какой интерес бить того, кто слабее? Хотя Тапир говорил, что через это надо пройти, слабый так закаляется, ему на пользу...

-- Да уж на пользу... А я и не говорю, что ты лично учил. Лишь только приучил к мысли, что настоящий мужчина только тогда мужчина, когда демонстрирует свою силу. И не просто демонстрирует, но заставляет других этой силе покориться. Вывод, что чтобы доказать свою силу, надо унизить слабого, он сам додумал. Где уж ему было понять, что настоящая мужественность совсем не в этом. Вот Золотой Шнурок понимал из книг. И, кстати, что вы там с Туканом насчёт меня нарешали?

-- Ничего. Тукан орал, мол, повесить тебя да повесить! Тапир осторожничал, ну и уговаривали меня тебе прикончить втихую, но я не согласился... Завтра народ решит. Сам я на тебя руки не подниму, но и защищать тебя не буду, уж тут не обессудь.

-- Слушай, не пойму я всё-таки -- ну почему тут столько желающих меня убить? Ну, я ещё понимаю, что движет Хрустящей Лепёшкой и всей Тукановой семейкой, но остальные-то... Ведь почти все убедились, что в тех мерзостях, которые мне приписали, я невиновен, собственно по моей политике нареканий почти нет, жилось вам под моей властью неплохо... Ну почему столькие жаждут моей крови?!

-- Могу лишь за себя сказать, -- ответил Дверной Косяк. -- За политику твою я судить тебя не берусь, тут у тебя свои резоны были, конечно, да и не моего ума это дело. Я человек простой, в высоких материях не разбираюсь. И если бы ты тогда подавил заговор и остался на престоле, у нас бы и мыслей не было о недовольстве. Но вот теперь... если мы отпустим тебя, что ты делать будешь? Я, в общем-то, догадываюсь.

-- Допустим, я поеду в Кито, где собираются инки, -- ответил уклончиво Асеро. -- Было бы конечно лучше мне ехать в карете, потому что после того, что сделал со мной твой недостойный отпрыск, -- Асеро как бы невзначай показал на следы от побоев на теле, -- в седле мне долго сидеть трудно, но если хоть лошадь вернёте, и то ничего.

-- Да, с твоим добром Тукан так просто не расстанется, -- сказал Дверной Косяк, -- это для него лишний повод тебя убить.

Асеро прошёл в баню и стал намыливаться.

-- Тукан-то понятно, какой спрос с жулика, но вы-то что ему тут распоряжаться позволяете?!

-- Да не в нём дело. Ну вот приедешь ты в Кито, а дальше что?

-- По обстановке, -- уклончиво ответил Асеро.

-- Не лукавь, -- ответил Дверной Косяк. -- Войска поднимешь и на Куско с ними пойдёшь. Ну попытаешься это сделать хотя бы. Ведь ты потерял всё. Потерял своё высокое положение, всё имущество, семью, честь и доброе имя, и хочешь это вернуть хотя бы частично. Как тебе жить иначе? А значит, будет война. Я тебя понимаю, наверное, и сам бы на твоём месте так поступил. Но и ты нас пойми. Мы войны и крови страсть как не хотим. Лучше уж мы под англичанами переможемся... А война означает, что мы тоже будем обязаны отдать своих сыновей... Ну не лично я, Золотой Лук мне больше не сын, Золотой Шнурок ещё неизвестно где, да и если жив, то вряд ли воин, а Топорик ещё мал... хотя если война надолго, то и его затронет... Но многие имеют сыновей и войны не хотят. Уж лучше тебя убить. Ты не виноват, но ведь из-за тебя реки крови могут пролиться.

-- Неужели вы думаете, что если меня убить, то войны не будет? Она ведь уже идёт, весь Куско залит кровью. Думаешь, те, у кого разорили дома и близких увели в рабство, смирятся с этим? И не будут мстить?

-- Ну, думаю, что некоторая часть может проявить благоразумие и войну не начинать, остальных же... будет лучше, если их убьют сторонники англичан. Не то, чтобы я желал им смерти, нет, но только так всё может успокоиться и устаканиться. Долго грабёж не длится. Государством надо управлять, и чтобы удержаться, они должны будут найти кого-то толкового и хозяйственного, и мы заживём... пусть хуже, чем раньше, но более-менее сносно.

-- А не боишься, что пока всё устаканивается, твой дом разграбят и остатки твоей семьи тоже отдадут в рабство?

-- Да мы-то им зачем? Им сокровищ, награбленных в столице, на всю жизнь хватит. Я был в Галерее Даров несколько лет назад. Но ведь это лишь небольшая часть, основное золото у тебя было внутри. Мне Золотой Лук рассказывал, что тебя в саду скамьи были из золота, и что туник у тебя было около сотни, а уж золотых сервизов... больше, чем Атауальпа мог испанцам подарить.

-- Врал Золотой Лук, туник у меня всего пять было, никаких золотых скамеек в саду. Да как бы сидел на таких, зад бы поджаривал себе в жару, что ли? Ну и золотой посуды не было, я уж не знал где золото взять, чтобы племянников выкупить. Думал уж до Галереи Даров и отделки зала приёмов добраться, но не пришлось. Но это было всё золото во дворце, если не считать моих регалий. А всё, что для внутреннего пользования, далеко не столь полно блеска. Англичане, увидев внутренние покои, были очень сильно разочарованы. Впрочем, будь у меня хоть весь дворец из золота, это мало бы что меняло -- всё равно при их аппетитах это на один зуб. Как ты себе представляешь, чтобы они вас в покое оставили?

-- Ну, будем работать на себя, жить своими огородами, так как ничего распределять не будут, будем с них что-то продавать...

-- Да они же не позволят вам работать на себя! Им нужен кто-то, кто работал бы на них. Им нужны рабы и наложницы, а значит, они будут лишать чести и свободы тавантисуйцев. Вы и оглянуться не успеете, как окажетесь в долговой кабале.

-- А если в долг ничего не брать?

-- А если бы ты нашёл дочь, но тебе бы сказали её выкупить? Поневоле залезешь. Впрочем, не в этом дело даже. Ты, может, и способен смириться. Я знаю, что твоего предшественника убили, а ты... ты ничего не сделал, чтобы разоблачить убийц и избавить от их присутствия своё селение. Но отнюдь не все согласны жить в бесчестье, когда вся жизнь отравлена стыдом и позором.

-- Значит, тебе уже и про это рассказали. Кто?

-- Неважно. Главное, ты знаешь, что это правда, и я знаю.

-- Да я догадываюсь, что это Фасолевый Стебель тебе разболтал всё. Только вот ведь незадача -- кто точно убивал его папашу, неизвестно. Сам Тукан и его сын в селении были, значит, вешали не они. Кроме того, тут и люди Инти были замешаны.

-- Все равно, можно было приехать в столицу, пожаловаться самому Инти, заодно и про странное поведение его подчинённых рассказать.

-- Только ещё с Инти и его людьми связываться! Нельзя им доносить, подло это. Они схватят и казнят кого-нибудь невинного для отчётности. И кто донесёт, виноват будет. А тут я хоть не виноват напрямую.

-- Странная логика. Врагов государства нельзя уничтожать, так как может пострадать невинный, а сколько невинных будет страдать, если государство рухнет, вы не думали? Или не думали, что от такого государство рухнуть может?

-- Не думали, конечно, но... если бы не несчастья, постигшие мою семью, я бы, может, тоже думал -- пусть его! Рухнуло и рухнуло, значит, так лучше...

-- Почему лучше?

-- Потому что мы жили... не так как другие страны и народы. Это так, никто не поспорит. Но вы, инки, учили нас, что это очень хорошо, а так ли это? Принимая решение, вы всякий раз рисковали, не имея возможности воспользоваться чужим опытом. То есть всякий раз не знали, какой будет у вашего решения результат, и рисковали... А вместе с вами и все мы рисковали, хотели того или нет. А теперь... на некоторое время, конечно, будет смута, а потом мы заживём как все, как в христианском мире живут. Там всё идёт самотёком, и таких судьбоносных решений принимать не надо. Но, тем не менее, они нас обогнали в культуре и науке, ведь это у нас учили испанский, а теперь и английский, а не европейцы учат аймара и кечуа. А где культуры и науки больше, там и средний человек живёт лучше.

-- Да уж, лучше. Послушай, в любой библиотеке есть книги о том, как там живут. В том числе и христианских авторов. Все лгут, по-твоему? И Лопе де Вега, когда писал "Овечий Источник", лгал, и Бартоломе де Лас Касас?

-- Лгут не лгут, но сгущать краски могут. Ведь живут же люди там как-то, детей растят как-то, значит, не может жизнь там быть сплошным кошмаром.

-- Послушай, Дверной Косяк, я сам был за границей, видел, как там живут. Тогда у меня ещё даже уши проколоты не были, так что узнать меня никто не мог. Бродил я с одним матросом по их бедняцким кварталам... теснота, вонь, грязь... И свиньи по улицам ходят и пожирают маленьких детей.

-- Да мы это 100 раз слышали от старого учителя, можешь не повторять.

-- Вы только слышали, а я видел. Точнее, я услышал, как из хижины-развалюхи раздаётся испуганный детский крик. Вбегаю, а там над крошечным малышом склонилась свиная морда. А взрослых -- никого! Ещё бы чуть-чуть, и съели бы малыша! Ну, отогнали мы свинью, я потом маленького на руки взял. Отмыл, матроса за молоком послал, сам стал маленького развлекать. А тут мать вернулась. Она на подённой работе, как оказалось, с утра до вечера отсутствовать могла, а малыш дома голодный и в нечистотах. Увидев меня, она в крик -- как же, дикарь хотел её дитёночка украсть и съесть. Если бы свинья съела -- это в порядке вещей, а если дикарь -- это ужас. Он же язычник! Он же душу ребёночка погубит, съев его! Я ей с трудом растолковал, что ничего плохого ни ребёночку, ни ей делать не собираюсь.

-- Ты, будучи принцем, младенца на руки взял?! Слушай, теперь я тебе подавно не поверю -- невозможно так завираться.

-- Ну, спроси у своих домочадцев, как я вашего младшенького подмывал, и Топорика этому учил.

-- Учил? Ты мне это, парня-то не порти, хочу, чтобы он мужчиной вырос!

-- Мужчиной, как Золотой Лук? Если бы тебя его мужество и в самом деле волновало, ты бы не пошёл в старейшины, зная, что тебе придётся трусить перед Тукановой семейкой. А дети на твою трусость смотрят и делают выводы.

-- Ты не понимаешь, Асеро. У нас после того... никто не хотел идти в старейшины. Я тоже отказывался, но... у меня была связь с той курвой, сестрой Большого Камня.... пусть потом я эту связь оборвал, но... в общем, они меня этим шантажировали. Ну и пришлось согласиться, чтобы не позориться. Так-то я хотел бы жить спокойно, заниматься своим огородом... И теперь мечтаю всё с себя скинуть и ни о чём, кроме семьи, не думать.

-- Поймите, не будет у вас никогда больше спокойной жизни, хоть бы вы меня и повесили, -- уверенно сказал Асеро. -- Вы для захвативших власть бандитов -- скот на заклание!

-- Может, ты прав, а может и ошибаешься. Тут нельзя сказать наверняка.

-- Послушай, Дверной Косяк, ты же не глупый человек вроде. Если ты как следует обмозгуешь ситуацию, то сам к тем же выводам придёшь. Бандиты ничего полезного не производят, а еда, одежда и оружие им нужны. Откуда возьмут? Будут грабить народ, то есть вас. И ограбят дочиста.

-- Я же говорю, бандиты долго у власти не будет. Сменит непременно кто-то разумный, кто будет о народе заботиться.

-- Сколько раз вам объясняли, что отнюдь не всякое государство о народе заботится, а только разумно устроенное. И что, по-твоему, там, где свиньи гуляют по улицам и едят младенцев, государство тоже заботится о народе?

-- Ну, всё-таки тут был исключительный случай. Почему у этой женщины не было мужа, чтобы кормить её и дитя? У большинства мужья есть.

-- Этого я не выяснял. Скорее всего, она вдова. Хотя, может, и соблазнил какой негодяй, а потом бросил.

-- Вдов и брошенных мало. Значит, ты сам признаешь, что большинство живёт лучше?

-- Что значит лучше? Лучшего кого? Статистики у европейцев нет, но вот инкское государство о вдовах заботилось, а любителей соблазнить и бросить по рукам било -- а у них этого нет. Ну, пусть есть люди, которые неплохо устроились -- всё-таки, это не одно и тоже с государственной заботой.

-- Но если о народе не заботиться, он не сможет жить и размножаться, а кому территории без людей нужны? -- спросил Дверной Косяк.

-- Ну, если под заботой понимать указы испанской короны типа таких: "Не превращать коренное население в рабов, потому что они подданные", то можно сказать, что они и заботятся. Но ведь лечить, учить и помогать при стихийных бедствиях там государство не считает себя обязанным. А у англичан с этим ещё хуже -- даже у себя в стране они тысячи ни в чём не повинных крестьян согнали с земли, лишили домов и всего имущества, и обратили в бродяг, а потом стали вешать их на всех перекрёстках. Уж если они к своему народу так жестоки, то почему вы думаете, что к вам они будут относиться лучше? Это даже если отвлечься от истории в Новой Англии и считать её исключением, но, близко зная тему, я склонен считать, что это скорее для них правило, а не исключение.

Закончив мыться, Асеро вышел в предбанник. Было приятно ощутить себя после бани чистым и свежим. Вдруг он вспомнил, что завтра Райма Инти, и подумал о своих обычных торжественных приготовлениях к этому празднику. Интересно, завтра кто-нибудь про это вспомнит? Если да, то можно будет напомнить, что казнить его на Райма Инти совсем уж как-то нехорошо. А потом ему в голову пришла ещё одна удачная мысль.

-- Вот что, Дверной Косяк. Если ты хочешь найти Золотого Шнурка, то тебе лучше, чтобы я остался в живых, самому тебе его не найти, живой я тебе помогу, а мёртвый с того света уже никак.

-- Ты хоть знаешь, где он?!

-- Он у людей Инти. Когда его ударили по голове, его сперва приняли за труп, но на его счастье, лекарь от людей Инти его решил осмотреть поподробнее и обнаружил, что тот жив. Тогда было решено спрятать его понадёжнее. Роза это место знала. Но так как его Золотой Лук обнаружил, я почти уверен, что юношу перепрятали. Я бы так сделал на их месте при наличии малейшей возможности, хотя таскать его на себе и нелегко. Я смогу их найти, а ты нет.

Сказав это, Асеро положил своё грязное бельё в тазик и залил его водой с мылом. Да, до стиральной машины, к которой они уже за год привыкли, тут дело не дошло, и сейчас уже вряд ли дойдёт... А отстирать это завтра надо будет как можно быстрее, в одежде инки далеко не пройдёшь...

-- Час от часу не легче! Люди Инти! Я уж не говорю, что сам Инти негодяй, насиловавший женщин...

-- Такая же клевета, как и на меня.

-- Ну хорошо, а что он сына своего не пощадил, отправил на каторгу, это же не клевета?

-- Насчёт сына правда. Но сам подумай, что ему ещё надо было делать, если сын оказался изменником? Покрывать его, наплевав на интересы государства, и даже... на безопасность остальных членов семьи? А то наши враги любят изображать дело так, что сидит себе Инти и думает, кого бы извести из кровожадности, а давай-ка за сына примусь! Нет, на самом деле для него преступления сына были такой же бедой, как и для тебя... И... Ветерок первый от отца отрёкся.

-- Возможно, ты прав, а возможно и нет. Ладно, не буду спорить, -- сказал Дверной Косяк, -- главное, что ты мой гость, и до утра тебе ничего не грозит. Завтра же всё решит народ. Мыться мы закончили, пора идти спать.

Отцу и дочери постелили в одной комнате. Конечно, это было не совсем удобно, но спать одному или оставлять Розу спать одной было слишком рискованно. Девушка тоже опасалась непрошенных визитёров. Разумеется, Золотой Лук на запрет отца плевал, и за те две ночи, что Роза провела в доме, подкрадывался к Розе во сне и овладевал ею. Вымотавшись за день, девушка не могла оказать ему достойного сопротивления, во второй раз она даже думала "поцеловать" мерзавца ножиком, но тот предусмотрел это и, прежде чем сделать своё черное дело, вытащил его из-под подушки и убрал подальше. Когда Роза проснулась от этого, тот стал угрожать ей этим же ножом, так что "поцелуя" не получилось. Всё это Роза теперь рассказывала отцу, а он выслушивал молча, понимая, как девушке нужно облегчить душу. Выговорившись и выплакавшись, она спросила:

-- Папа, скажи, а если я из-за этого... если я забеременела?

-- Придётся рожать, -- мрачно ответил Асеро. Такой оборот его, конечно, не особенно радовал.

-- А потом?

-- Ну, если ты будешь не в силах воспитать его, мы его пристроим как-нибудь.

-- Я не про это. Я, наверное, всё-таки смогу... Но ведь это надо будет скрывать, чтобы тебя не опозорить?

-- У меня позора и так выше крыши. Так что не страшно. Но надеюсь, без этого обойдётся. Тебя не тошнит?

-- Нет, но ведь не всех тошнит от этого, мать ведь не тошнило.

-- Как будет случай, проверим тебя у повивальной бабки. Если завтра меня отпустят, то мы поедем вместе в Кито. Одной тебе тут оставаться рискованно.

-- Папа, а в Кито -- зачем?

-- Сама понимаешь, я сейчас формально никто... льяуту с меня сорвали. Вопрос в том, доверят мне инки власть после моих ошибок или нет. Если доверят, то пойду с войсками на Куско.

-- А если не доверят?

-- Тогда зависит от того, кому доверят. Кого-то же вождём выбрать всё равно надо... вопрос будет в том, кто это будет и какие отношения у нас сложатся. Если он примет мою помощь, буду ему помогать. Если же меня оттуда погонят, то поеду на юг, постараюсь поднять народ там и повести на Куско с южной стороны. Если удастся там войска поднять, конечно. Ну а дальше уж как получится...-- Асеро не хотел сейчас говорить о том, что его могут судить, лишить свободы и даже жизни. Всё-таки очень не хотелось думать, что до такого дело может дойти, но как знать...

-- Мне страшно, отец. Мне кажется, что если мы сейчас просто уедем... то я не увижу его больше никогда. У меня такое чувство, будто я его предаю... Мне кажется, что я должна сделать что-то для него, а что -- не знаю.

-- Я понимаю тебя, дитя моё. Но тут многое зависит от того, кому из людей Инти мы можем доверять, кто из них жив и на свободе, и может действовать. Ты вот, к примеру, не знаешь, выследил ли тебя Золотой Лук на улице или он мог прийти за Панголином, а на тебя наткнулся лишь случайно. Если их Панголин интересовал, то дело хуже, за Золотым Луком могли и другие нагрянуть.

-- Отец, я так поняла, что меня как трофей обещали и Золотому Луку, и одному каньяри, который является сыном наместника... Потому Золотой Лук и решил спрятать меня тут, чтобы меня не отняли в пользу его соперника. Всё это было так страшно, отец!

-- Я понимаю. Если хочешь, можешь сейчас выговориться, рассказав всё подробно, и станет легче.

-- Хорошо, отец. В тот роковой день, когда тебя свергли и бросили в тюрьму, эти негодяи захватили университет и сделали всех амаута и дев солнца заложниками. Вскоре нас с Лилией увели, сказав, что ты свергнут и брошен в тюрьму, и что ты скоро погибнешь, а мы теперь рабыни, и нас ждёт судьба наложниц. Лилию отдали Розенхиллу, а меня -- Золотому Луку. Точнее, перед ним был выбор -- взять меня или Стрелу. И он знал, что если не выберет её, то она станет наложницей какого-то воина-каньяри. Но он согласился. Плевать ему на сестру. Плевать ему на всё, кроме своих хотелок, -- говоря это, девушка разрыдалась. -- Он поначалу попытался овладеть мной силой, но я не давалась. Тогда он сказал, что покажет мне, что со мной будет, если я буду упрямиться. Он подвёл меня к окну в парк, и там я увидела, что Лилию держат распластанной несколько воинов, а Розенхилл делает над ней своё мерзкое дело. А потом и воины вслед за ним. Когда они отхлынули от неё, она была вся в крови. "Если выживет -- сдадим в бордель", -- сказал Розенхилл. После чего её куда-то уволокли. А Золотой Лук сказал, что Лилию так карали за непокорность, ведь она не хотела идти в наложницы к Розенхиллу, и что со мной будет то же самое, если не покорюсь.

Отец ничего не сказал, лишь молча сжимал кулаки в гневе. Но в глубине души он гордился непокорностью Лилии -- пусть её, при её наивности, можно было обмануть, но она уж точно не стала бы и не станет на тот скользкий путь, на который многие стали тут -- всё зная или догадываясь, поддерживать зло в глупой надежде что всё "рассосётся". Роза продолжила:

-- Он запер меня в комнате, чтобы я подумала, а сам пока пошёл грабить дворец. Он то ли забыл, то ли не подумал, что к окну поднималось большое раскидистое дерево, и я рискнула спуститься по нему вниз, после чего сумела тайком выбежать из дворца. Несмотря на горечь момента, я ликовала в душе, представляя себе, как мой враг будет обескуражен, обнаружив пустую комнату.

Роза вздохнула:

-- Впрочем, на улице тоже было неспокойно. Я понимала, что любой распоясавшийся подонок может сделать со мной то, чего не смог Золотой Лук, а своего дома у меня теперь не было. Немного подумав, я решила бежать в то место, где тайно лечили Золотого Шнурка, и благодарила судьбу за то, что знаю, где это. Конечно, я следила, чтобы за мной не увязался хвост. Как вовремя я научилась этой науке!

-- Бедное моё дитя. Ну и страху тебе пришлось натерпеться.

-- Конечно, я была счастлива увидеть Золотого Шнурка живым. Лекарь Панголин с радостью принял меня в свой дом. Я, правда, слукавила, не сказав, кто я такая. Только сказала, что зовут меня Роза и что я невеста Золотого Шнурка. Но я на всякий случай не говорила ему, что я твоя дочь, сказав, что я сирота. Он ведь меня только маленькой видел, да и то не очень внимание обращал. Не то чтобы я не доверяла ему, но порой людей заставляют выдать других и под пытками. Панголин не скрывал от меня страшных вещей, творившихся в столице. Я узнала о сожжении заживо Радуги, о погромах и насилиях, о том, что на тебя возвели мерзкую клевету, и провели по городу нагим, безжалостно избивая. Слышала я и о более страшных подробностях, но не знала, верить им или нет. Порой я мечтала о мести. Мы с Золотым Шнурком говорили, что когда он будет здоров, то мы пойдём воевать против захвативших власть мерзавцев. Тем более что Панголин учил меня ухаживать за ранеными. Я не знала, что тут целая наука со множеством нюансов! Но увы, Золотой Шнурок мог стать здоровым воином не раньше чем через полгода, а пока он был слаб и беспомощен как младенец.

Роза опять заплакала:

-- Потом случилась беда. Я старалась не выходить из дома, боясь наткнуться на неприятности, так что не думаю, что Золотой Лук выследил именно меня, но Панголин должен был нередко отлучаться. После всех погромов и насилий в столице было немало тех, кто нуждался в его помощи. Панголин мог оставлять нас надолго одних, ведь я могла даже грязный уход осуществлять, хотя Золотой Шнурок поначалу стеснялся... Он боялся, что я разлюблю его из-за этого, наговорили же тут глупостей! Ну, в общем, Золотой Лук застал нас в такой момент... как раз когда я его подмывала. И для него это был лишний повод поглумиться над нами, насладиться нашей беспомощностью... "Ну что, принцесса, моешь жопу этому недоделку?" -- сказал он с издёвкой. -- "Занятие ничем не лучше борделя". Я молчала, оскорблённая. В самое работе я не видела ничего такого, ведь все матери подмывают своих детей, как иначе спасти их от грязи и опрелостей? Но для Золотого Лука заботиться о других унизительно, а издеваться над ними -- доблесть! Я прикрыла своего любимого и отодвинула тазик, выставив его так, чтобы можно было плеснуть в негодяя. Он сказал мне: "Ты это оставь и не вздумай сопротивляться. Если ты, жопомойка, не отдашься мне прямо сейчас у него на глазах, то я могу с ним сделать всё что угодно. Я могу выколоть ему глаза, могу вспороть живот, а могу отрезать ему то, что ему и так вообще-то иметь не положено! Ведь он не мужчина с самого рождения, и с таким хвостиком родился по недоразумению". Я стояла, онемев от горя и ужаса. Может, Золотой Шнурок согласился бы умереть, но представить себе, как он медленно будет истекать кровью, и что его ясные глаза навсегда исчезнут с его лица, я не могла. Это было слишком ужасно. Я хотела сказать, что согласна, и не смогла. Жестами я показала, что готова отдаться. Он сделал своё гнусное дело, а потом сказал, что если я хочу, чтобы Золотой Шнурок остался жив, я должна уйти с ним, а так он на всех натравит своих дружков. Я подчинилась. И вот уже два дня как я здесь. Ночами он тискал меня, ещё рассказывал, что с тобой, отец, сделал. Он говорил, что убил тебя раскалённой палкой. И что перед этим ты корчился от боли и о пощаде молил. И о бабушке рассказывал, как её живьём сжёг...

-- Не молил, врёт он. Но да, это было очень больно, я потерял сознание от боли, а враги решили, что я умер. Они бросили меня умирать, а сами скрылись. Потом меня нашли и выходили. Мне никогда не понять, как можно радоваться тому, что другой человек от боли корчится! Ну, я понимаю ещё -- убить врага, чтобы его больше не было и он не угрожал. Но издеваться над беззащитным и беспомощным пленником ради собственного удовольствия... это надо в себе убить то, что делает тебя человеком. Спи, завтра мы обязательно что-нибудь придумаем и насчёт Золотого Шнурка, и насчёт всего прочего.

-- Папа, я ещё тебя хотела спросить... А ты до мамы в кого-нибудь влюблялся? Ну совсем-совсем давно? Можешь описать, что ты тогда чувствовал.

-- Ну вот когда я ещё жил в родном айлью и был совсем мальчиком, мне одна девочка нравилась. Потом, когда я, выздоровев от оспы, пришёл в класс, я с ужасом думал о том, как она на меня теперь посмотрит, ведь я изуродован... Но этого я так никогда не узнал, потому что этой эпидемии она не пережила... Ну а потом, когда я учился в университете, я тоже влюбился в одну красавицу, но у неё было много поклонников, и она меня засмеяла. Конечно, я обиделся, у меня надолго пропало желание связываться с женщинами вообще.

-- Папа, а мне Золотой Шнурок рассказывал, будто им Тапир объяснял, что стремление мужчины унизить женщину возникает как ответ на неуважение со стороны женщин. И если женщины будут почтительны, то мужчина никогда не будет с ними ничего плохого делать, и что, мол, женщины потому должны прежде всего сами лучше себя вести...

-- Глупости! Вот каньяри или конкистадоры во время войн насиловали не потому, что их женщины как-то обидели, а потому, что были уверены, что именно так можно и нужно обращаться с пленницами. Я знал не так уж мало людей, которым в личной жизни не повезло, которым так или иначе случилось претерпеть отказ от женщины, но если это нормальный человек, он насильником не станет. Если издеваться над другими тебе противно, то никогда так делать не будешь, а кому нравится издеваться, тот любой повод и любое оправдание найдёт. Я как бы ни был жестоко оскорблён насмешками, никогда бы до такого не опустился, ни из мести, ни из чего бы то ни было. Если влюблён в кого-то, то как можешь желать растоптать предмет своих воздыханий? Это уже просто на уровне чувств невозможное противоречие. Другое дело, если не любить, а как Золотой Лук -- жаждать овладеть и подавить волю. Ему само насилие как насилие доставляет удовольствие. Но это не любовь, и близко не стояло. Всё, что было, лишь краткий эпизод, впереди жизнь, где тебя больше не будут топтать. Золотой Шнурок тебя любит, а значит, в случившемся не обвинит. Ну ладно, спи.

И отец поцеловал дочь в лоб. Роза уснула, а Асеро ещё некоторое время не спал, стараясь понять, в чём была его основная ошибка. Дело не в англичанах, точнее, не только в них. Разве они бы смогли найти себе так много сторонников, если бы тавантисуйцы не позволили европейцам отравить свои души злом. Тихонько, по капле... Он, Асеро, про это не знал, и это его отчасти оправдывает. Но если бы знал, что мог бы сделать? И что он должен делать после победы, если она ещё будет. Сейчас, как никогда, он понимал, как мало людей морально готовы взяться в руки за оружие и сражаться за мудрое государственно устройство. Потом его сморил сон.

Сквозь сон Асеро услышал:

-- Я тебе говорю, что от него надо избавиться, не дожидаясь утра! Это единственный шанс для тебя и для твоей семьи. Мы вернём тебе Золотого Шнурка и Стрелу, если ты скажешь, где он спит.

-- Я же сказал, что не дам совершиться убийству в моём доме. Ну что вам меня опозорить надо, что вам мешает убить его чуть позже, не впутывая меня в это? Куда вы торопитесь, я не пойму? -- испуганный голос принадлежал старейшине.

Асеро привстал и осторожно выглянул в окно. Ярко светила луна, и было видно всё довольно чётко. В саду были трое: старейшина, Тукан и его сын Большой Камень. Дверной Косяк стоял, прислонившись к стене сарая, было видно, что ночным визитёрам он, мягко говоря, не рад. Тукан ответил:

-- Да потому, что на суд это уже не спихнёшь, народ его убивать откажется, а сюда могут явиться люди Инти. И узнают много чего лишнего от него. Увезут его так, что не подкопаешься. А потом он придёт убивать нас, мстя за все унижения суда.

-- Меня и мою семью он обещал не убивать.

-- Обещал? А когда это владыки придавали значения своим обещаниям? Твой сын обесчестил его дочь -- этого довольно, чтобы расправиться над всей твоей семьёй, включая малых детей! Слушай, теперь без женщин мы можем говорить откровенно -- ты действительно хочешь казни Золотого Лука?

-- А что делать? Ведь он насильник и убийца, как с таким дальше жить?

-- А ты уверен, что он эту принцессу в самом деле... против воли? Может, она на него клевещет?

Старейшина грустно вздохнул:

-- Полно... я знаю, что это правда, и вы это знаете.

Таким ответом негодяй был явно озадачен. Большой Камень ответил за отца:

-- По мне даже если он её силой... это не такой уж большой проступок. Парень молодой, горячий... Да и насилие не убийство, ущерб несопоставим.

-- Он угрожал изувечить Золотого Шнурка и отдал сестру на поругание каньяри, больше он мне не сын. Если его Асеро прибьёт, я возражать не буду. Что касается остальных... Асеро сегодня вечером рассказывал сказки моим детям. Нет, не верю, что он на них руку подымет. Хватит уж тут демагогии и лицемерия. Вы хотите его убить, потому что он вам мешает. Я вам в этом помогать не хочу, помешать вряд ли смогу, но... умоляю, только не навлекайте позора на мой дом, не проливайте кровь здесь! Подождите до утра. Пусть народ решит... Потому что если народ не спрашивать и решить за него, этого народ может и не простить ни мне, ни вам.

Тукан сказал:

-- Ты прекрасно знаешь, что симпатии народа на стороне Асеро, и что завтра его народ освободит, да ещё пышные проводы устроит. Народ он такой, головой не думает, что война будет. И единственный шанс её предотвратить -- это избавиться от Асеро. Так что быстрее говори, в какой он комнате спит. Мы убьём его, но больше крови не прольётся.

-- Не прольётся? А с дочерью его что будете делать? А с той же Кочерыжкой, да много ещё с кем...

-- Ну, это зависит от их благоразумия...

-- Сами знаете, что благоразумнее они не станут. Резню внутри селения вы затеяли, да ещё перед визитом людей Инти. С ними что будете делать? Тут вы одним трупом не обойдётесь, труп за труп потянется... Нет, я на это не пойду.

-- Если мы убьём Асеро сейчас, и все смолчат, то, может, и обойдётся. Дочь его только запереть надо. Да, рискованно, ну а что нам делать остаётся? У нас всё равно пути назад отрезаны. Ты-то, может, и вправду выкрутишься, а если мы его не убьём, то погибнем сами. Ну, давай, говори, где он спит, или мы тебя зарежем!

Большой Камень достал нож и приставил его к животу старейшины. Тот ещё больше вздрогнул, и дрожащим голосом кое как выдавил из себя:

-- Все равно не скажу, режьте, устал я уже от позора.

Асеро с ненавистью смотрел на негодяев, но увы, у него не было ни лука, ни ружья, чтобы выстрелить, а просто так спрыгнуть и порубить их он не сможет -- они ведь запросто убьют их обоих, и Розе тоже может достаться.

-- Ну, я его режу? -- спросил Большой Камень у отца.

-- Погоди, если мы его зарежем, он так разорётся перед смертью, что и нам каюк. И то, что сюда явятся завтра люди Инти, он прав. Так что нельзя нам его убивать, у меня есть план получше.

Большой Камень убрал нож, и они оба отошли от Дверного Косяка. Тот отслонился от дверей сарая и пошёл переодеваться.

Асеро ещё долго не спал после этого эпизода. Это жалкий трусишка, который всю жизнь старался не совать носа дальше интересов своей семьи, всё-таки не пошёл на откровенную подлость даже под угрозами. Да, это максимум, на что он способен, но всё-таки спасибо и на этом. Асеро вспомнил отца -- как бы тот себя вёл в подобной ситуации? Вряд ли сильно лучше. Сколько раз ему в детстве говорили, что выборная власть как раз для того и выборная, чтобы выбирали достойных. Но неужели народ сам боится выбирать не трусов? Тут было о чём подумать, но горше всего Асеро было в тот момент от того, что все эти пятнадцать лет он, по сути, не понимал свой народ, не видел, насколько простые обычные люди далеки от идеалов, которые столько поколений старались им привить инки. Да и сами инки были тоже не всегда лучше...

Утром Асеро проснулся от того, что старейшина и его супруга ругались под окном в саду. Не особенно заботясь об авторитете мужа и отца, супруга старейшины выговаривала ему за какой-то очередной проступок, кажется, он разбил что-то из посуды, тот и не думал оправдываться, мямля что-то невнятное. О ночном приключении он распространяться не пожелал.

Отведя его в сторону, Асеро сказал, что всё слышал и благодарен ему за его стойкость.

-- Не благодари. Я думал больше о себе и своей семье, чем о тебе. Я потом полночи не спал, а утром оказалось, что они сбежали. Скорее всего, за подмогой из столицы. Так что не поручусь, что ты увидишь сегодняшний закат, если не сбежишь отсюда.

-- Посмотрим, у меня тут в любом случае кое-какие дела ещё есть.

Перед завтраком Асеро успел постирать свою одежду и вывесить сушиться, была надежда, что солнце и ветер всё высушат к тому моменту, когда нужно будет отправляться в путь.

Вывешивая бельё на веревке, он заметил, что младшая из дочек Дверного Косяка взяла в рот серебряную статуэтку. Он подошёл к ней и попытался вынуть её со словами:

-- Так нельзя, ты испортишь и дорогую вещь, и собственные зубы.

Малышка выразила своё неудовольствие, впрочем, довольно вяло. Кажется, чужой человек внушал ей некоторое почтение.

Асеро положил статуэтку в карман.

-- Решил прикарманить ценную вешь? -- иронически спросил старейшина.

-- Вообще-то эта вещь изначально моя. Эта статуэтка -- изображение моей жены. Золотой Лук стянул её из Галереи Даров. Изображение сделано, когда ей было около двадцати лет, но с тех пор она почти не менялась. Так что дело не в мелочном сребролюбии. Я надеюсь, что этот портрет поможет мне найти её.

-- А мы думали, что это -- богиня Луна, -- сказал старейшина. -- Просто до того мы ведь и в самом деле как-то не думали, каково тебе от того, что твой дом разграбили... Но неужели ты надеешься, что тебя будет власть размножить эту статуэтку и искать по ней? Нет, конечно, по-человечески мне тебя жаль, желаю тебе в поисках удачи, но сам понимаешь...

Малышка тем временем попыталась залезть к Асеро в карман, надеясь извлечь оттуда статуэтку. Он мягко воспрепятствовал.

-- Спасибо, -- сказал Асеро, -- ладно, надо дать малышке куклу на замену.

-- У нас кукла только одна, и она у сестры. Её ещё залатать надо. Игрушек у нас мало, и только самодельные. Что нам нужно, а что нет, решал Тукан, а ему нужны были не игрушки, а что-то другое. Что именно, я не очень знаю, он меня в эти мутные схемы не посвящал... а я не хотел оказаться в петле повешенным.