-- То есть Тукан даже не для себя воровал, а для кого-то повыше?
-- Думаю, да. Но я не хотел туда нос совать, не ровен час...
Асеро понял, что большего тут не добиться.
За завтраком обсуждали подробности побега Тукановой семейки, часть имущества они побросали, но лошадей взяли так, что можно было не сомневаться -- Золотой Лук убежал с ними. И ещё Асеро думал, как ему поговорить с Кочерыжкой наедине, спросил об этом у Медной Зелени, та пообещала, что её приведёт.
И действительно, не успел Асеро дозавтракать, как старуха Кочерыжка вошла во двор, держа в руках какой-то свёрток. Асеро даже слегка смутился, не зная, как начать. Но та сама подошла к нему и сказала:
-- Держи, я тебе еду на дорогу собрала. Сегодня же вечером ты должен уйти из селения.
-- Благодарю, но я и сам не знаю, как я уйду, раз Тукан уехал на моей лошади. Кроме того, мне надо будет забрать дочь. Давай пока я лучше расскажу тебе о том роковом дне.
И Асеро вкратце пересказал то, что было. Потом добавил:
-- Если бы всё было благополучно, они были бы уже у тебя, но раз этого не случилось, значит, что-то им помешало. Жив он или нет, я знать не могу, хотя надеюсь на лучшее. Но у меня есть несколько вопросов: во-первых, знал ли Кондор о смерти своего отца, и если да, то почему он ничего не сказал мне? Ведь ему было логично отпроситься на отцовы похороны.
-- Он не знал. Я не успела ему сказать. Точнее, я не знала, как сказать, боялась последствий...
-- Эта смерть была неожиданной?
-- Да...
-- И это было как-то связано со смертью здешнего старейшины два года назад?
-- Да.
-- Вот что, Кочерыжка, давай уж с самого начала. Что такое вы тут знали и почему не сообщили людям Инти? Тем более что через Кондора вам было не так уж сложно передать это незаметно.
-- Кондор не из тех людей, кого следует посвящать в такие дела. Он слишком прямолинеен, порывист, горяч, он мог что-то не то сказать или сделать по неосторожности. Тебе ведь рассказали, что люди Инти тут были, но не с целью покарать убийц, а с целью их покрыть? И что именно они и жену его убили?
-- Да, мне уже рассказали в подробностях...
-- Вот потому мы решили, раз уж не случилось по горячим следам раскрыть, то надо как-то себя обезопасить. Переехали в Рубеж, а потом супруг мой, Кондор-Старший, уехал с бумагой людям Инти доносить. Как он рассказывал мне, что на приёме была его немолодая, но красивая женщина, и звали её Алая Лягушка. Она напоила моего мужа чаем, сказала, что сам Инти и Горный Ветер в отъезде, но за чаем обо всём подробно расспросила и обещалась передать. А когда он вернулся, на следующий день ему стало плохо с сердцем, и он занемог надолго. Спасибо, лекарь Долг-и-Честь его на ноги поставил. Но раз в Счастье ничего не поменялось, то... сам понимаешь. Значит, Алая Лягушка была изменницей и попыталась его отравить. И конечно, ходу делу не дала. А потом мы узнали, что Алая Лягушка погибла, говорили, чуть ли не сам Инти её убил с любовником за измену, но и сам слёг.
-- Всё было не совсем так. Да, Алая Лягушка оказалась изменницей, и погибла при странных обстоятельствах, то ли сама отравилась, то ли её прибили подельники, боясь разоблачений. Но Инти после этой истории занемог серьёзно и уже не мог заниматься делами.
-- Мы потом колебались, стоит ли продолжать, дело-то быльём поросло, ничего уже не докажешь, а потом.... Потом Долг-и-Честь был убит, и мой супруг был первый, кто это обнаружил. Тут вопроса, писать или не писать, не было. Короче, он написал ещё одно письмо, отнес его в столицу, вернулся поздно, отложил все рассказы на утро, а утром... утром он не проснулся. Я конечно, поняла, что речь идёт об убийстве, но не знала, как сообщить об этом Кондору... А потом был этот ужасный штурм замка Инти и кровавый кошмар в столице.
-- Да, я понял, Кочерыжка. Вас, что-то подозревавших, было слишком мало, вы слишком мало доверяли друг другу и были разобщены. Многие слишком боялись совершить ошибку, и потому ничего не предпринимали. Но вот чего я не могу понять. Когда убили Алого Мрамора, я... я не просто испытывал скорбь от потери друга и гнев в отношении его убийц. Я ясно понимал, что точно так же могут убить и меня, и других дорогих мне людей. Я понимал, что бездействием подписал бы и себе, и им смертный приговор. Почему-то у вас слишком многие, догадываясь об убийстве, были при это уверены, что убийца остановится и больше никого не убьёт? Я не про вас с мужем лично, но, похоже, так думали здесь многие. Или вот Тапир развращал юношество своими мерзкими теориями, но тоже все молчали. Или и тут боялись быть убитыми? Да и вообще у вас куча мерзких вещей творилась, почему вы бездействовали?
Тут к ним подсела Медная Зелень:
-- Думаю, что нас погубили сомнения, -- сказала она. -- Чтобы действовать, надо быть уверенными в своей правоте, а у нас такой уверенности не было. Вот ты говоришь -- донести людям Инти. Но про Инти ходят слухи, будто он девушек насиловал тайком, а значит, его люди в курсе. Да и, говорят, дело он мог против любого сфабриковать...
-- А кто это вам рассказывал? Тапир? Который сам в нехороших делах завязан?
-- Не только Тапир, доводилось слышать такое и раньше от хороших людей, которым я верю... О таком слышала моя подруга в столице, а она кристально чиста и врать не будет.
-- Но если она слышала это из чужих уст, её мог обмануть такой же Тапир!
-- Я верю её нравственному чутью, разве она в своей чистоте поверила бы в ложь? И всё-таки про кристально чистого человека такие вещи не будут сочинять, таких людей даже враги уважать должны. Вот про Киноа такого не сочиняют вроде, хотя добровольных жён у него много было...
-- Имя Киноа за границей не очень известно, не так, как моё имя или имя Инти, у которого должность была такая, ужасы приписывать тут напрашивается. Но вообще вы просто не знаете, что про кого сочиняют в христианском мире. Там хоть и считают ложь грехом, но за выдумки о нас их авторы не каются на исповеди и не несут епитимьи, -- Асеро усмехнулся. -- Увы, теперь я вижу, что многие из нас оказались также бессильны перед ложью, как наши предки перед оспой, достаточно малейшей лжи, чтобы парализовать вашу волю. Чтобы бороться совместно с кем-то, этому кому-то надо доверять, но как доверишься другому, если о лучших людях говорят такие гадости, а многие на твоих глазах показали себя трусами? И ещё тут наглядно показали, как легко избавиться от одиночки, вот многие и трусят в своём углу, срывая свой позор на домашних.
Кочерыжка добавила:
-- Вот именно. Наш лекарь так дочь отстегал, что та теперь за калитку выйти стыдится, у неё теперь шрам во всю щёку. Я-то её видела через забор, они по соседству живут.
-- Кстати, об этом деле. Тут тоже нельзя так оставлять. Девушку надо выручать. Мне нужно поговорить с её отцом, как мне безопасно дойти до их дома?
Кочерыжка привстала и глянула за забор.
-- Вот его даже искать не надо, сам идёт за тобой, и за ним толпа народу.
Асеро понял, что прятаться бесполезно. Каковы бы ни были намерения этих людей, лучше встретить опасность грудью, тем более что они уже заходили во двор дома. Асеро привстал, показывая, что не прячется.
Человека впереди он вчера видел среди судий. Кажется, это он вчера крикнул, что насильник должен быть рад, что петлёй отделался. Впрочем, это обвинение теперь с него снято, спасибо Розе. Так с чем теперь к нему пожаловали?
Судья-лекарь заговорил.
-- Поскольку сегодня Райма Инти, то ты как Сапа Инка должен нас сегодня, это, ну сам знаешь, благословить!
Асеро ответил с иронией:
-- Как интересно. Так вы меня всё-таки признаёте Сапа Инкой или нет? Или я только на момент благословения Сапа Инка, а потом, как сделаю дело, меня тут повесите? Или, по крайней мере, не будете возражать, если меня потащат на виселицу? Её же вроде со вчерашнего дня не разобрали?
-- Ты это, прости нас... мы вчера погорячились, и в самом деле дурно про тебя думали. Ну, поверили Газете и слухам, разве мы так уж виноваты?
-- Что поверили клевете -- это и в самом деле вина небольшая. Увы, вы не могли понять сразу, что разные мерзости мне приписали негодяи, у которых руки по локоть в крови. Я охотно прощаю вам это, понимая, что вас жестоко обманули. Когда-то наши предки оказались бессильны перед оспой, которая выкосила немало жизней, прежде чем удалось найти сначала методы лечения, а вот недавно и способ предотвращения этой ужасной напасти. Но точно так же, как наши предки оказались бессильны перед оспой, так мы оказались бессильны перед печатной ложью, так как слишком привыкли, что в книгах и газетах должны писать правду. Каюсь, что и я недооценил опасность, но я не мог предвидеть, что изменник Жёлтый Лист посмеет вставить в газету статью-пасквиль с целью опорочить моё честное имя, в которой повторит все гадости, которые рассказывают про меня лично, да и про инков вообще в христианском мире.
Переведя дыхание, он продолжил:
-- Хуже другое: у вас Тукан подворовывал, и вы молчали. Точнее, нашёлся один смелый человек, который пытался связаться с людьми Инти, но его убили, и его жену тоже. И вы молчали. Его сын уже вполне выздоровел от своей душевной болезни, но его держат за сумасшедшего, а вы и пальцем не пошевелили, чтобы исправить эту несправедливость. Особенно ты, лекарь, ведь это твой долг! Тапир развращал в школе ваших сыновей сомнительными теориями, прямо угрожающими юным душам, но вы молчали и не противостояли этому. А когда случилось закономерное -- развращённый Золотой Лук сотворил гнусность с твоей дочерью, ты и не подумал наказать обидчика, зато отыгрался на беззащитной девушке, которой и без того пришлось перетерпеть гнусность. Ты же знаешь, что она ни в чём не виновата, что она и без того пострадала, но ты струсил наказать реального виновника, а отыгрался на беззащитной жертве. И после этого ты считаешь, что заслужил благословение? Может, для начала хоть немного исправишь то зло, которое причинил дочери и дашь ей встретиться с тем, кто её любит?
-- Нет, моя дочь виновата. Думать надо, когда в лес идёшь. Это дело девушки ? заботиться о собственной безопасности.
-- То есть, всякий должен думать, как бы не попасть в лапы отморозков? И любой, кто попался, уже этим плох? Знаю, у белых людей есть какая-то странная убеждённость, что удача или неудача -- это свойство человека, а не внешнее обстоятельство. И любой, с кем случилась беда, плох уже тем, что этой самой удачей не обладает. Но если мыслить так, то какой смысл тебе требовать благословение от меня? Разве я удачливее твоей дочери? Ведь меня тоже схватили отморозки, сорвали с меня одежды и глумились надо мной нагим и беззащитным. Если ты считаешь, что из-за случившегося со мной несчастья я не достоин больше уважения, то какой смысл в моём благословении?
-- Значит, отказываешь?
-- Отнюдь. Только я хочу, чтобы ты сначала определился. Или ты смотришь на мир по-европейски, где мир делится на удачливых и неудачников, и зачем тебе тогда моё благословение? Ведь раз со мной случилась беда, значит, я проклят их богом. Или ты смотришь на это по-инкски, где унижения, перенесённые Манко в плену, никак не пошатнули его авторитета, его признали вождём, и он победил. А теперь эту победу нужно будет повторить. Выбор стоит перед каждым, и остаться в стороне не получится.
Лекарь озадаченно спросил:
-- Скажи, если удача ? лишь случайность, то почему иные европейцы хвалятся, что они удачливее других?
-- Ну, тому есть несколько причин. Удачей обычно хвалятся те, кто не отличается щепетильностью и нравственной чистоплотностью, и идёт на такие дела, какие для других неприемлемы. Но как-то неловко хвастаться чистым мошенничеством, вот и говорят об удаче. Да и вообще тот человек, который старается для себя, достигает большего успеха в делах для себя, чем тот, кто старается для других и думает о долге перед ними, у них там это слишком часто остаётся без награды. Но, право же, тут нечем восхищаться и нечему подражать. Неужели можно восхищаться негодяями, грабившими и обманывавшими, в том числе и ваших предков? Неужели честность и наивность предков можно поставить им в вину?
Лекарь отошёл в сторону в раздумьях, но тот час же инициативу в разговоре перехватил другой человек.
-- Ты много вопросов ставишь, но позволь и нам кое о чём тебя спросить. Понятно, что ты умирать не хочешь, да и как такое требовать? Допустим, мы отпустим тебя сегодня и дадим тебе коня. Можешь нам пообещать одно -- скрыться под чужим именем и зажить как частное лицо? Если ты не удержал власти, то значит, на роль вождя не годишься. Так уступи место новому молодому вождю. Только тогда есть шанс на победу.
-- Если найдётся более достойный вождь -- я только рад буду. Хотя я не очень на это надеюсь.
-- Почему?
-- Потому что я никак не мог найти себе достойного преемника. Правда, в спокойной обстановке с этим сложнее, чем в боевой.
-- То есть? -- недоверчиво хмыкнул старейшина.
-- Ну, кто мог в последние годы правления Уайна Капака предположить, что его преемником будет "книжный мальчик" Манко? Он и сам думал стать амаута, изучать учения древних, а о престоле и не думал. Но судьба распорядилась иначе... Да и меня самого разве бы выбрали, кабы не успехи в войне с каньяри?
-- Которые ты слил из-за своего мягкосердечия. Надо было таких, как Хрустящая Лепёшка, сразу убивать.
-- Так как я её тогда убить мог? Девчонка же была. Я и мать её пощадил, хотя та и замазалась рабовладением. Но тут не вам меня упрекать -- вы-то сами не обезвредили врагов вовремя.
Ещё какая-то женщина сказала:
-- Асеро, пойми, беды на твою голову давно пророчили... может, это гнев богов за то, что выбрали нечистокровного. Ну, то есть, не потомка Солнца по отцу... Ты ведь наполовину простолюдин, вот и не справился. Только человек крови Солнца может порядок навести.
-- Так ведь нет уже чистокровных! Проверяли. Даже Горный Лев был с примесью крови белых, хотя и скрывал это.
-- Должны быть. Ну или хоть из тех, что по мужской линии. Всё равно ведь вождём должен стать человек крови Солнца. Другого мы не признаем, а в тебе сомневаемся. Всё-таки Топинамбур не просто так свои теории выдвигал, хоть ты и казнил его.
-- Топинамбур был казнён за связь с заговорщиками. Если бы жизнь продолжалось гладко, вы бы не сомневались во мне, и кто бы помнил, что я не сын Горного Потока по крови, а лишь усыновлён после его брака с моей матерью уже на смертном одре. А раз случилось такое, то будь я даже трижды чистокровным, вы бы нашли, из-за чего от меня боги отвернулись, -- проворчал Асеро. -- Представляю, как бы мы, инки, правили, если бы в качестве аргумента доли в крови выдвигали? Мы иначе мыслили -- есть проблема, и её надо решить. Кто её сможет решить, тот и достоин власти. Сейчас основная проблема -- захватчики в Куско. Их и надо выпереть в первую очередь. А потом уже и решать все вопросы между собой. Где ваш крестьянский здравый смысл хотя бы?
Ещё кто-то спросил:
-- Скажи, а зачем ты прививки приказал всем сделать?
-- Ну как зачем? Чтобы мы оспой не болели! Разве плохо раз и навсегда избавиться от этой напасти?
-- Ну, с одной стороны, неплохо, а с другой... кто его знает, не будет ли чего похуже от этого? А если мы вообще станем чаще болеть из-за этого чем-то другим? А если наши жёны потом утеряют плодовитость? А если страшные последствия уже есть, но лекари скрывают от тебя всю картину?
-- Теперь я, конечно, не могу исключать, что от меня скрыли какие-то несчастные случаи, как вы тут свои проблемы от власти зачем-то скрывали. Но прививка ? лишь тень болезни. Пусть кому-то и тень оказалась опасна, но страшнее болезни она никак уж быть не может. А так-то, если человек оспой переболел, не умер и не ослеп, то это нисколько не мешает жить дальше, быть здоровым и иметь детей. Я сам тому пример, да и женщины после такого рожают. Почему вы считаете, что тень болезни вызовет более страшные последствия в долгосрочной перспективе?
На это человек ответил уклончиво:
-- Кто его знает, может, оно и так... Но ты был слишком беспокойным правителем, всё чего-то нового хотел, а от этого тревожно...
-- Но почему тревожно? Я-то как раз слишком мало всего менял по сравнению с Манко, может, в этом моя основная ошибка. Мои крупные проекты были недостаточно крупны.
-- Манко был вынужден всё менять, а ты -- нет. И лучше бы не менял. Жил бы по заветам отцов и дедов... Зачем англичан в страну пустил?
-- Пускать в страну англичан я не хотел. Настояли носящие льяуту, многие боялись войны, да и хотелось приобщиться к европейским достижениям. Они были жестоко наказаны за свою наивность. Каюсь, я тоже не вполне оценил опасность в полной мере. Я собирался выдворить англичан из страны и думал, что у меня ещё есть время... Да, тут меня есть в чём упрекнуть, впрочем, за это я уже жестоко наказан. Что касается жизни по заветам отцов и дедов... Ну, мой отец был и в самом деле простым сапожником, а вот дед Манко как раз таки завещал быть как можно энергичнее и активнее, а покоем не довольствоваться. Ибо для нас покой несёт в себе зародыш гибели, и теперь более чем когда-либо я понимаю, что нужны были ещё более масштабные преобразования, однако понимаю и то, что вы этого не очень хотели бы. А это невозможно без вашего горячего участия, одни только инки этого делать не могут при всём желании. -- Вздохнув, Асеро добавил, скорее обращаясь к самому себе. -- Может, в этом и состоит корень нашей беды, что именно вы отказались от развития, боясь вместе с ним потерять благополучие? Но ведь благополучие без развития невозможно! Чтобы жить хорошо, всегда нужно строить что-то новое. Новые города, новые плотины... А без этого нельзя прокормиться даже! Да и что такого страшного в том, чтобы вводить новое, если оно полезно? Ведь как раз мой предок Пачакути потому и прославился, что при нём были активные преобразования, были усовершенствованы плотины, что позволило построить новые города. Ещё поэтесса Чайный Аромат писала:
А тот, кто нас ведёт дорогою труда,
Дорогою побед и славы неизменной,
Тот будет наречён народом навсегда
Преобразителем Вселенной!
("Преобразитель вселенной" -- вольный перевод имени "Пачакути")
-- Однако Чайный Аромат и другие стихи писала, ведь её супруг был обвинён в заговоре и был казнён. Да и сын её тоже пострадал.
-- Ну, тут в архивах надо смотреть, дело давнее, я о нём точно так же, как и вы, в основном из книг по истории знаю. Но меня поражает логика такого рода обличений. Почему-то когда речь идёт о ком-то казнённом, нередко родство или дружбу кого-то с кем-то выдают чуть ли не за причину казни, то ли видят в этом основание для неприкосновенности. Да любой преступник, скорее всего, будет кому-то мужем, сыном, братом или другом, но почему в этом надо видеть оправдание или доказательство невиновности? Важно лишь то, делал ли человек то, в чём его обвиняли, или нет. Но братья мои, полно, о прошлом можно говорить долго, а времени у нас немного. Негодяи уехали в столицу, они могут привести сюда людей для захвата меня в плен. Тогда и вы можете пострадать. Значит, вам же лучше, если я сегодня же вечером уеду и возьму с собой тех, кому здесь может тоже грозить расправа. Так что чем скорее мы решим этот вопрос, тем лучше.
Народ замялся. Возразить на это было нечего, но отдавать своих лошадей не хотелось. Вдруг из задних рядов вышел его вчерашний охранник и сказал вызывающе:
-- О как запел! Почуял, что в живых народ тебя решил оставить, так уже и лошадей, и людей просишь! Не довольно ли тебе, что жизнь сохранят и всё?
-- Но ведь мне же нельзя здесь оставаться! -- ответил Асеро. -- И пешком не уйти, тем более с дочерью!
-- Это уже твоё дело, но почему мы должны помогать тебе опять взгромоздить свою задницу на трон? Кто тебе сказал, что мы хотим этого?
-- Но ведь за благословением на Райма Инти пришли?
Тут слово взял какой-то старик крестьянин:
-- Юнец, ты и в самом деле забываешь приличия. Да, я теперь вижу, что никакой Асеро не тиран, охрана его не боялась нисколечко. Собственно, это и плохо. Асеро, ты, похоже, человек неплохой, и был неплохим правителем в мирное время, но сейчас нужен человек с железной волей и железной рукой, ты с разразившейся напастью не справишься, потому что ты мягок как женщина. Лучше тебе уступить место кому-то другому.
-- Возможно, ты и прав. Может, найдётся другой человек, более достойный, нежели я. Однако насколько его признают законным вождём, зависит в том числе и от меня. Если я увижу более достойного человека, я сам откажусь от претензий на престол и благословлю его. Но для этого я всё равно должен целым добраться до Кито, где и будет решаться этот вопрос. Ведь в том, чтобы захватчиков изгнать поскорее, вы заинтересованы ведь?
Бывший охранник опять влез:
-- Насчёт захватчиков это проблемы инков больше. Простым людям и при Новой Власти будет не так уж плохо. Мы же теперь не будем часть урожая за просто так инкам сдавать, продавать его будет можно, и за это всякие хорошие вещи покупать.
В толпе послышалось сдержанное одобрение.
-- Дурачок, -- ответил Инка, -- конечно, теперь специально изымать продукт некоторое время не будут. Но и ничего бесплатно поступать из города тоже не будет. Ни одежды, ни рыбы с побережья, ни бумаги, книг и чернил для школы, ни труб для оросительной системы, ничего! За всё это нужно будет платить, а вы не сможете. И скоро на своей шкуре убедитесь, что товарообмен куда менее совершенная вещь, чем продуктообмен. Скоро вы поизноситесь и будете ходить в лохмотьях! Конечно, это не так страшно, как умирать с голоду, на что будут обречены ваши собратья-горожане, но всё-таки приятного мало!
В толпе раздались голоса: "А ведь государь-то дело говорит. Он лучше нас обстановку оценивает", "Ну, если он более достойному престол отдать обещает -- чего нам бояться!", "Да лукавит он, не отдаст, где это видано, чтобы от такой власти отказывались?", "Но ведь, как ни крути, с англичанами что-то делать надо, не дадут они нам спокойно пожить, тут не поспоришь!", "Без инков война не начнётся, а инки в любой момент войну начинают, у простого народа не спрашивая -- если уж каньяри такие гады, отпустили бы их на все четыре стороны".
Асеро понял, что всё ещё не так просто -- не за благословением на Райма Инти к нему шли, это скорее повод был, по крайней мере, для части людей повод. А если его таки не отпустят, и из города вернутся Тукан и Большой Камень с подмогой? А если дело дойдёт до резни?
Вдруг во двор прибежали Фасолевый Стебель и какая-то незнакомая тощая девушка с бледным лицом и со шрамом на щеке. Девушка закричала:
-- Тапира на площадь какой-то человек привёл, говорит, что разобраться хочет. Мол, он из вашего селения, а на него напал. Теперь говорит, чтобы старейшина к нему вышел.
Тут уж народ волей-неволей направился к площади перебраться на площадь. В этот момент в калитку вбежала Роза, подлетела к Асеро и шепнула ему на ухо: "Отец, там, на площади, Инти". Тут уж ничего не оставалось как идти на площадь вместе со всеми.
Там и в самом деле был Инти на коне, а рядом стоял приведённый Тапир со связанными руками... Инти сказал:
-- Меня зовут Саири, я торговец. Кто у вас тут старейшина, хочу разобраться. Сегодня утром я с моими людьми встретил шестерых всадников. Это были две женщины, юноша, и трое мужчин. Мы бы мирно разъехались, но я заметил под мужчинами коней, которые до того были у моих друзей ехавших сюда, и потребовал объяснений, так как заподозрил их в грабеже и возможном убийстве. Те не стали давать объяснений, а напали на нас в ответ, чем лишь укрепили наши подозрения. Точнее, мужчины напали, женщины остались в стороне и потом удрали, да и юноша их примеру последовал, поняв, что со мной шутки плохи. Двоих мы уложили на месте, а этого взяли в плен, но ничего от него не добились, он уверял, что ни о ком ничего не слышал. Итак, я хочу узнать, что у вас тут в точности произошло, и кто были эти люди, которых мне пришлось убить, а также знаете ли вы что-нибудь о судьбе моих друзей.
Старейшина замялся. Отвечать на такие вопросы перед каким-то Саири ему явно не хотелось. Тогда Асеро вышел вперёд, и Инти в первый момент даже вздрогнул от удивления. Конечно, он удивился не тому, то его друг жив-здоров, а тому, что Асеро, наплевав на всю маскировку, стоял перед народом в своём царственном одеянии.
-- Мне уже бесполезно скрываться, Саири, -- пояснил Асеро. -- Ворон сдал меня с потрохами, всё рассказав главе местной банды, которая орудовала здесь как минимум три года и ещё до переворот совершила несколько убийств. А самое страшное, что убийц покрывали предатели из людей Инти. Они хотели инсценировать суд надо мной, но это была их ошибка. Я их сумел не только разбить их обвинения, но и самих их выставить в крайне невыгодном свете. Тайно убить меня тоже не вышло. Тогда они ночью бежали, но, скорее всего, бежали за подмогой. Вероятно, они рассчитывали привести карателей уже сегодня вечером, слишком они заинтересованы были в моей смерти, чтобы меня вот так выпустить. Конечно, ты спутал им карты, но раз часть из них жива и на свободе, так что они ещё могут вернуться. Кроме того, может быть расправа над опасными для них свидетелями. Так что кое-кого придётся забрать в Кито.
-- Ну, мы это обеспечим. Но сейчас я считают нужным провести суд над этим пособником банды. Конечно, я могу его и так убить, но нужно провести суд, чтобы потом меня не обвинили в произволе.
Тут арестованный, молчавший во время их разговора, сказал:
-- Как будто и без того мало ты совершил произвола, Инти! Мало ли девушек было обесчещено тобой! Ты хватал их на улице, затаскивал в дом, а потом, совершив своё мерзкое дело, топил их в сере, которую брал от вулкана.
Инти на миг поменялся в лице, но, видно, сообразил, что кто-то из своих назвал его так в присутствии пленника. Как бы то ни было, раскрытие инкогнито никак не входило в его планы и могло сильно осложнить дело.
Асеро вступился:
-- Братья мои, да неужели тут кто-то поверит хоть одному слову этого мерзавца! Вчера он клеветал на меня, а сегодня вот за Инти принялся. И при том, что сам развращал юношество сомнительными теориями, да и на практике поощрял насилие. Впрочем, тут лучше непосредственным свидетелям слово дать. Да, Инти, ты прав, следует организовать суд, но так как нет человека, который мог назваться судьёй, многие уважаемые люди были если не в сговоре, то запуганы, к тому же пострадавшие не могут быть судьями в любом случае, а пострадали прямо или косвенно многие, то пусть судит народ и выносит приговор голосованием. А председательствовать могу и я, тут, я вижу, многие слишком растеряны.
Тапир нашёлся:
-- А имеешь ли ты право председательствовать? Ведь ты тоже от меня пострадал.
-- На моё счастье, ты не бил меня самолично. Хотя, конечно, оклеветал. Но в данном случае клевету можно не принимать во внимание, так как ты любого так оклеветать можешь. Ну а относительно моей персоны факт клеветы по крайней доказан. Да опять же судить буду не я, приговор тебе односельчане вынесут. И для многих увидеть тебя в петле будет лучшим подарком на Райма Инти. Суть обвинений я сейчас легко сформулирую, они у меня ещё со вчерашнего дня на языке вертятся.
-- А этот человек действительно Инти? -- спросил старейшина, указывая на "Саири". -- Только этого нам не хватало.
-- Если уж не боишься меня, то Инти чего бояться?
-- Ну, может, про девушек в сере ерунда, но он же покойник! Ну за что такое на мою бедную голову!
-- Значит, его можно не кормить обедом, -- невозмутимо заметила Онцилла, -- покойники же не едят.
-- Меня не так просто убить, как некоторые думают, -- сказал Инти, -- а чуток перекусить я бы не отказался. Из надёжных рук, разумеется.
Асеро ответил:
-- Не бойся, я у них уже ел, как видишь, жив. Думаю, что спорить с живым покойником им не с руки.
Старейшина задумчиво почесал в затылке:
-- А всё-таки, объяснить можно: ведь ты был в замке, тебя убили, твой труп вывесили на всеобщее обозрение в довольно непотребном виде, как же ты можешь после этого ходить, говорить, сражаться и есть? Конечно, ты ведь при этом не рассчитывал, что тебя как покойника разоблачат, но всё-таки как тебе это удалось?
-- Секреты своего ведомства мы не раскрываем, -- сказал Инти, хитро прищурившись, -- но, как ты можешь догадаться, воскрешать людей запросто мы не можем. Кабы могли, многое было бы по-другому.
-- Я как-то читал об осьминогах, будто бы они способны создать двойника из чернил, а сами уплывают. Возможно, что ты магическим образом создал полную иллюзию себя, так что, даже убивая, твои враги не могли распознать подделку. Так это было?
-- Не совсем так, но допустим, что твоя догадка близка к истине, что с того?
-- А то, что с таким могучим колдуном нам лучше не спорить. Надеюсь, вы все поняли? -- и старейшина выразительно взглянул на супругу, которая до того если и скупилась на обед, то теперь бросилась готовить.
В общем-то, всё прошло гладко. Инти наскоро перекусил в доме старейшины, только он услышал, как Медная Зелень шепчет Инти: "Всё-таки в толк взять не могу, как же так получается, что про тебя такие сплетни, а ты говоришь, что не виновен. Ну, пусть не насилие, а разврат всё-таки был?" "Было многожёнство, и не более того, это нашими законами и моралью дозволяется, но и с этим я завязал. Теперь у меня одна жена и всё!" "Всё-таки не верится, не могут же люди ТАК клеветать..." "Могут, к сожалению, могут. Ещё и не так могут".
Местные уже не удивлялись ничему, и наскоро начали приготовления к суду. Точнее, делать тут было ничего не надо, вчерашнее ещё не успели разобрать, и некоторые шутили на тему, что теперь подсудимый обменялся местами с одним из судий. Основной акцент обвинения Асеро решил сделать на развращении юношества, тем более что школьники тут наименее склонны лгать и выкручиваться, так как даже если и попытаются завраться, им с Инти довольно просто будет их ткнуть в противоречия. Впрочем, и об участии в банде он не забывал.
Инти позвал Морского Ежа и Морского Огурца, которые ему помогали доехать до селения и временно оставались за его пределами, чтобы в случае чего прийти на выручку. Они же должны были обеспечить порядок на суде. Инти успокоил Асеро, сказав, что все живы, но Коралл легко ранен.
На суде произнёс вводную речь Асеро, кратко изложив то, что узнал за менее чем два дня в деревне. Потом он вызвал Птичьего Когтя, и тот рассказал о сомнительной теории отбора наилучших и о порядках в школе, где поощрялось издевательства сильных над слабыми, а мальчиков над девочками. Поначалу он, правда, не думал, что учитель это поощряет, а не просто не вмешивается.
Птичий Коготь рассказал и то, о чём Асеро не знал до этого:
-- С детства я ненавидел инков, и причину этого вы знаете. Потому я с жадностью впитывал всё, что говорилось против них, и с интересом слушал Тапира у него дома, но однажды я понял, что с ним мне не по пути. Я мечтал бороться против инков, и он обещал помочь мне связаться с теми, кто борется, но только на одном условии. Я должен был назвать свою мать шлюхой.
Какая-то женщина в толпе громко ахнула, видимо, это и была его мать. Вслед за ней ахнули и другие.
-- Даже зная о своём происхождении, я не мог пойти на это. До того он говорил, что шлюхи заслуживают всяческих унижений, что каждый вправе овладеть ими силой, что надо их нагими водить в назидание остальным... Я не мог согласиться, что моя мать этого заслуживает, и отказался осуществлять свою мечту о борьбе такой ценой. А потом я услышал, что Тапир всех женщин считает шлюхами, потому что даже те из них, кто невинен телом, непременно мечтает о разврате в душе. Мужчинам он тоже такое приписывает, только для них это не считает позорным, -- было видно, что юноша очень смущён, рассказывая о таком. -- Но откуда ему знать, что у кого в мыслях творится, Тапир не колдун вроде? В общем, верить я ему перестал. А потом, когда избили Фасолевого Стебля, а Тапир отсутствовал, меня мать к нему в дом послала, мол, не надо ли помочь как-то, даже о безумных заботиться надо... Ну, в общем, поговорил я с ним и понял, что Фасолевый Стебель умом здоров и что Тапир на него нарочно своих верных учеников натравливает, чтобы те его били, и он был покорен. Тогда я Тапира просто возненавидел, но ненависть скрыл, так как боялся, что со мной как с Фасолевым Стеблем может быть, или того хуже, так что он мне относительно доверял, а я, пользуясь этим, хотел помочь ему бежать.
Тут Тапир вмешался:
-- Вы слышали, мой подопечный бежать собирался, а этот ему собирался помочь. Они в открытую признаются в преступлениях!
Асеро ответил:
-- Учитывая, что ты обращался с Фасолевым Стеблем как с рабом, ему этот несостоявшийся побег нельзя поставить в вину. Но сейчас ответь, действительно ли ты проповедовал теорию отбора лучших и поощрял издевательства сильных над слабыми?
-- Скажу, что так живут европейцы, и именно они покорили весь мир, а не мы. Инки считали необходимым избавляться от сильных, активных и предприимчивых, а это цвет нации, на которой основывается её могущество. Разве люди вроде Колумба или Писарро не возвысили Испанскую Корону? А при инкской власти таких бы казнили за изнасилование или какой-нибудь пустяк в этом роде.
-- Ничего себе пустяк.... -- выдохнул Асеро. -- Если я правильно понял, чтобы отобрать лучших, надо этим самым лучшим дать возможность ломать жизнь остальным?
-- Если тебя это так беспокоит, значит, ты стал инкой незаконно, ведь получается, что ты не лучший.
-- По счастью, сегодня уже не ты меня судишь, а я тебя. А теперь даю слово Фасолевому Стеблю.
-- Ему нельзя, он не имеет права свидетельствовать, будучи душевнобольным.
-- А я считаю его здоровым, и уверен, что это подтвердят лекари в Кито.
Смущённый Фасолевый Стебель вышел и стал говорить. Он рассказал всё, что знал о смерти своих родителей, добавив, что хоть у него и нет доказательств причастности к этому лично Тапира, но он уверен, что убийцы не могли доверить опекунство над ним случайному человеку, значит, Тапир, как минимум, обо всём знал. Рассказал также, что тот грабил его, забирая его паёк, и порой заставляя работать на его огороде под угрозой избиения. Сказал также, что тот не лично бил его, а поручал Золотому Луку или другим, кто ему верен, но их всегда было больше одного, так что шансов у него не было.
Всё это, разумеется, записывалось в протокол. Асеро с ужасом думал, как можно настолько не интересоваться своими сыновьями, чтобы позволять им избивать вдвоём-втроём одного. Или учителю настолько доверяли в вопросах воспитания, что если он сказал бить, то значит, ему виднее? Но это было ещё не самое ужасное из услышанного в тот день.
Фасолевый Стебель начал мяться и краснеть, когда вопрос зашёл о Мышке. Отрицать, что между ними что-то было, он не мог, но в то же время и рассказать как есть ему тоже было неловко. Тем более что Тапир, как ему ни затыкали рот, вводил юношу в смятение неловкими вопросами, намекая, что они, мол, с Мышкой не просто хотели обсудить в лесу план побега, а якобы собирались там предаться плотским утехам. Юноша краснел, то ли от наглости предположений, то ли от того, что те имели под собой какую-то почву. Асеро подумал про себя, что даже если последнее и было правдой, он не мог сильно осудить беднягу. В конце концов, разве он виноват, что его лишили права вступать в брак по закону? Как можно аккуратнее подбирая слова, Асеро сказал:
-- Даже если допустить, что между Фасолевым Стеблем и Мышкой что-то могло быть, как это оправдывает дальнейшее насилие над Мышкой со стороны Золотого Лука и избиение Фасолевого Стебля?
-- Да так, что если Мышка шлюха и вдобавок изменила Золотому Луку, то насилие над ней ? не преступление.
-- Наши законы считают иначе: если имело место несомненное насилие, то это преступление вне зависимости от репутации женщины. И да, Фасолевого Стебля тоже, по-твоему, можно избивать из-за его душевной болезни? Кстати, что ты скажешь на тему смерти его родителей?
-- То и скажу, отец повесился сам, мать умерла от горя, а я тут не при чём. Было следствие, которое установило именно это. Понятно, что если сын душевнобольной, то и отец был склонен к чему-то такому.
-- А почему если ты считал юношу душевнобольным, ты заставлял его на огороде у себя работать под угрозой избиения? Почему забирал у него часть пайка?
-- На этот вопрос я не буду отвечать, пока Фасолевый Стебель не расскажет всех подробностей его отношений с Мышкой.
Видя выражение лица юноши, Асеро сказал:
-- Ладно, вернёмся к этому вопросу позже, а сейчас я считаю необходимым дать слово самой Мышке.
До того Тапир отвечал относительно спокойно, но тут он взорвался криком:
-- Да показания девчонки ещё ничтожней показаний сумасшедшего! Вы не знаете, какой указ вчера издала Новая Власть в Кито?! Отныне женщины не могут свидетельствовать в суде, и это правильно. Они недостаточно хладнокровны и слишком слабы умом по сравнению с мужчинами.
-- Нам Новая Власть не указ, -- ответил Асеро. -- Подозреваю однако, что женщин лишили не только этого права, но и других, потому интересно узнать, каких именно.
-- Да, они теперь не могут голосовать в собраниях, ну и на выборные должности их тоже нельзя выдвигать. Вообще они все объявляются собственностью мужей и отцов. Мужья и отцы, разве вам не нравится такое положение дел. Вы теперь можете контролировать женщин так сильно, как захотите! Неужели вы не рады этому?
По толпе раздался гул. Понятно, что женщинам такое положение дел не нравилось, но многим мужчинам пришлось по нраву. Это казалось соблазнительным и удобным... Асеро понял, что дело принимает опасный оборот. За это сомнительное благо от Новой Власти Тапиру и его преступления могут простить... Асеро тут же постарался найти контраргумент
-- Опомнитесь, люди! Ведь если ваши жёны и дети теперь ваша собственность, значит, их можно будет забирать за долги! Вы хотите увидеть своих жён и детей в рабстве?
-- Умный человек в долги не залезет! -- крикнул кто-то из толпы.
Асеро ответил:
-- А ты думаешь, это просто блажь каких-то молодых шалопаев -- в долги залезать? В долговую кабалу не по доброй воле залезают, а оттого, что деваться некуда. Людей против их воли ставят в такое положение, что без займа никак, а если не отдашь заём, иди в рабство со всей семьёй. Не страшит участь увидеть, как над твоей женой или дочерью глумится богатый господин? Не ужасает мысль, что можно закончить свои дни запоротым и в колодках под палящим солнцем? Ведь и с вами рабовладелец может сделать всё что угодно, хоть ногами вас в пах пинать, да и прямо кастрировать может. Хотите такого? Или всё-таки лучше, когда рабов нет, человека в собственность обратить нельзя, а женщины всеми правами обладают и в случае чего могут свидетельствовать? Впрочем, мы отвлеклись от сути дела. Даю слово Мышке, если, конечно, она не против.
Мышка вышла вперёд и гордо подняла голову.
-- Да, я хочу и буду говорить, -- сказала она. -- Я обвиняю этого человека в том, что он испортил мою жизнь, он тут виноват с начала и до конца. Будучи юной девушкой, я не испытывала поначалу к Золотому Луку никаких чувств, он казался мне жестоким, потому что мог обидеть без причины. Как-то я даже пожаловалась Тапиру на одну из жестоких шалостей Золотого Лука. Но вот что я услышала в ответ. Учитель объяснил мне, будто душевное состояние юношей и мужчин целиком и полностью зависит от женщин, и что если мужчина жесток, то это оттого, что он несчастен, так как женщины его мало любили. И что я могла бы помочь Золотому Луку, полюбив его, тогда бы он стал лучше и перестал бы издеваться над другими. И что даже если он начнёт обижать меня, это оттого, что ему не хватает любви, и мой долг дать ему эту любовь в ответ. Это смутило меня, так как, с одной стороны, долг необходимо выполнять, с другой, мне очень не хотелось с ним связываться, да и не была я уверена, что справлюсь.
Девушка сделала небольшую паузу: видно, не привыкла она говорить так много за раз и перед всеми, да и любому такая прилюдная исповедь даётся нелегко. Но Асеро понимал, что у Мышки и в самом деле накипело.
-- Признаешь ли ты, Тапир, что такой разговор был?
-- Да, был, и я не отказываюсь от своих слов.
-- Значит, по-твоему, юноши и мужчины не сами отвечают за свои поступки, а целиком и полностью зависят от обстоятельств? Как-то глупо тогда настаивать на безраздельной власти мужчин. Только что ты говорил, что Фасолевому Стеблю нельзя давать прав как душевнобольному, но по твоим словам, любой мужчина также не отвечает за себя, как и душевнобольной.
Тапир не стал ничего отвечать, и Асеро сказал Мышке продолжить:
-- Пока Золотой Лук ко мне интереса не проявлял, всё это для меня было лишь поводом для раздумий. Потом он закончил школу, его забрали служить, и видеть я его стала только на побывках. И тут он проявил ко мне интерес. Воспоминания о его школьных жестоких шалостях несколько потускнели, а вот слова Тапира о том, что Золотой Лук под влиянием женской любви способен измениться в лучшую сторону, крепко запали мне в душу. Я попыталась ответить на его любовь, попыталась пригреть его и изменить... В какой-то момент мне казалось, что у меня получается, но на деле он просто старался не быть жестоким при мне. Потом от Фасолевого Стебля я узнала, что в это же время тот его бил... Но тогда Золотой Лук стал требовать от меня, чтобы я ему отдалась, обещая жениться после окончания службы, а я опасалась этого, зная, что отец мой строг и может не простить мне такого. А Золотой Лук говорил мне, что если я не отдамся ему, я его недостаточно люблю... Тогда я опять обратилась за советом к Тапиру, спросив, как мне доказать свою любовь Золотому Луку, не отдаваясь ему, а он посоветовал уступить. Да, именно это сказал мне тот, кто ныне зовёт меня шлюхой! Я уже была готова отдаться ему, если бы не увидела, как Золотой Лук угрожает Фасолевому Стеблю ножом, говоря, что если тот не послушается, получит этим ножиком в низ живота и истечёт кровью... И тогда я поняла, что не могу связать с этим человеком свою судьбу, я боялась, что даже если он и женится на мне, то и меня ждёт жизнь, полная угроз. И тогда я сказала Золотому Луку, что разрываю с ним, так как всё равно не смогла его перевоспитать. Он долго меня уговаривал, говорил, что Фасолевому Стеблю надо было преподать такой урок. Я горячо спорила с ним, доказывая, что ни бить людей нельзя, ни швыряться в них камнями нельзя, ведь так и убить случайно можно, и покалечить непоправимо. От жаркого спора у меня пересохло в горле, и я закашлялась и никак не могла остановиться. Было очень обидно, что я не могу договорить из-за кашля. Мы были в лесу, и мне негде было взять воды, чтобы смочить горло. Но тут он пришёл мне на помощь, дав выпить из своей фляги на поясе. Я выпила, не обратив внимание, что у воды какой-то странный привкус. И почти сразу ослабела, успев испугаться, что из-за неожиданной дурноты не смогу дойти до дому, а потом, кажется, потеряла сознание. Да, я совершила оплошность, каюсь, но я не думала, что это может быть опасным. Я знала о ядах, приводящих к смерти, но не знала, что есть яды, приводящие ко сну. Когда я очнулась, Золотой Лук лежал на мне, и я... я почти сразу поняла, что случилось. После этого я сказала ему, что всё равно не хочу становиться его женой, что лучше позор, чем стать женой такого подлеца! Он сказал, что чужой женой мне тоже не бывать: как только муж в первую же ночь откроет, что я не девушка, так не простит мне этого. Я сказала, что лучше останусь без мужа на всю жизнь, чем свяжусь с ним. Смыв следы насилия, я решила скрыть случившееся от отца, а так как мне трудно было сдержать слёзы, то я предпочитала выплакиваться вдали от дома. Там я случайно встретила Фасолевого Стебля, мы рассказали друг другу о наших бедах и решили бежать. С Фасолевым Стеблем я поняла, что меня Тапир просто обманывал, ведь Фасолевый Стебель был одинок, его никто не любил, ему очень плохо пришлось под властью Тапира, но жестоким и злым он не стал. С ним я могла быть спокойна, что он не совершит ничего плохого по отношению ко мне, ему я могла доверять. Но потом случилось то роковое событие. Нас выследили в лесу, это были Золотой Лук, Тукан и Большой Камень. Фасолевый Стебель хотел принять удар на себя и крикнул, чтобы я бежала, а о нём не думала. Бока ему намнут, но убить едва ли решатся. Я было убежала, но мне наперерез бросился Тапир и прижал меня к земле, сказав, что я не должна сбегать, потому что я шлюха, изменила Золотому Луку и должна быть за это наказана. Тукан и Большой Камень подбежали и схватили меня, с меня сорвали одежду, и тут Золотой Лук мог делать со мной всё, что вздумается... -- Девушка закрыла глаза руками от стыда. -- А Тапир говорил, что такое наказание для меня справедливо. Потом, когда всё было кончено, нас с Фасолевым Стеблем оставили в лесу одних, и мы кое-как доползли до дому. А когда я вернулась к отцу, он уже услышал от Тапира, что я шлюха, соблазнила Золотого Лука, а потом изменила ему, и за это поплатилась, а мои объяснения слушать не хотел. Потому он запретил мне покидать двор и высек нагой на огороде. Мой отец, будучи лекарем, знал, что шрамы останутся на всю жизнь, и считал меня отныне своим позором, который никто не должен видеть. Не жизнь мне здесь, а мучение. Государь, я знаю, ты не обманешь, ты ведь поможешь нам с Фасолевым Стеблем бежать отсюда и зажить по-человечески!
-- Клянусь, что помогу. А сейчас я и твоего отца допросить должен, пусть объяснит, что этот негодяй ему наговорил такого, чтобы тебя столь жестоко наказывать. У меня в голове такое не укладывается -- как можно ещё дополнительно наказывать того, кто и так жестоко пострадал и больше всего нуждается в защите и утешении? Как он не понимал, что ты из-за этого можешь руки на себя наложить? Или он и хотел этого?
-- Нет, этого я не хотел, -- сказал отец, выйдя из толпы. -- Я воспитывал свою дочь строго, хотел, чтобы она была добродетельна, лучше других, ну хотя бы не хуже. А тут Тапир говорит, что она обманула мои ожидания, что выросла шлюхой... Я думал, это значит хуже других, но если он всех женщин шлюхами считает...
-- Но ты считал тогда, что она заслуживала того, что с ней сделали?
-- Да ни о чём я тогда не думал. Я был несчастен, мне было плохо из-за неё, потому я и решил её наказать. Вот ты, Асеро, горазд всех жалеть, так и меня пожалей!
-- Тебя не могу пожалеть, потому что ты трус! Ты ведь знал, что даже если она и что-то сделала не то до того, всё равно потом она стала жертвой насилия, но ты решил наказать не виновников, а жертву, потому что так проще. До этой банды ещё дотянись, это небезопасно, они ещё и убить могут, как прежнего старейшину убили, а девчонку уродовать безопасно! Тебе за это ничего не будет!
-- Правда твоя, я знал, что прибывший лекарь солгал, тут любому было ясно, что произошло убийство, даже в медицине соображать не надо, да и знал я о его планах... Да, я подлец и трус, что скрыл и закрыл глаза на это. Но я боялся за семью, за ту же дочь боялся, кто знал, что они потом и её опозорят так, что хоть не живи... И что мне теперь делать прикажешь?! Хочешь -- сдери с меня одежды и выпори прилюдно! Заслужил я за свой позор, накажи же меня!
-- Да всех нас Тапир обманывал, -- добавил старейшина. -- Он говорил многим, что если мужчина здоров и половым бессилием не страдает, то, мол, он не может одной женой обойтись, жена же не всегда может, значит надо иметь связь на стороне. Он ведь подговорил меня с сестрой большого Камня связаться, а потом ещё и шантажировали этим, мол, не станешь старейшиной, то будем тебя этим позорить! Прав ты, Асеро. Мы и в самом деле не заслужили благословения от Сапа Инки на Райма Инти, а заслужили порку от тебя в наказание. Накажи нас в назидание другим, и пусть выберут другого старейшину, я ведь не достоин.
Кажется, несчастные и в самом деле собирался сбросить с себя тунику, но тут вмешался Инти, он резко сказал:
-- Стойте! Законы нашего государства не позволяют пороть людей нагими, мы же не белые люди, -- затем Инти чуть смягчил тон. -- Кроме того, сейчас не время для порок, будем считать, что признания вины при народе достаточно. Лекарь, возьми перо и бумагу, и напиши всё, что знаешь об убийстве старейшины и тех следах, которые были у него на теле. Эту бумагу мы возьмём в Кито, твоя дочь и Фасолевый Стебель отвезут её вместе с нами. И ты, Дверной Косяк, лучше просто напиши признательные показания, мы отправим их в Куско. Это зачтётся за порку.
Несчастные подчинились.
Асеро спросил для порядка:
-- Есть ли у тебя, Тапир, что-либо возразить на их рассказ?
-- Скажу, что когда женщину насилуют, она всегда сама виновата. И что, если с кем-то часто случаются несчастья, значит, он сам виноват, не случайно же они именно к нему идут, а значит, надо примерно наказывать неудачников.
-- Ты сам себе изрёк приговор, Тапир, -- саркастически ответил Асеро, -- и раз мы тебя сегодня повесим, значит, ты это заслужил. А для всех остальных это будет уроком, что вам врали, и что удача отнюдь не свойство человека, и удачливых отбирать бесполезно.
Инти добавил:
-- Что верно, то верно, нет тех, кому бы удача улыбалась всегда, но любой живой удачливее мёртвого. Ну, почти любой, -- Инти иронически улыбнулся глядя на Тапира. -- Времени у нас не очень много, так что кому с нами ехать, тем лучше собирать вещи. От себя я могут рассказать, что когда мы встретили Тукана, Большого Камня, Золотого Лука и двух женщин, нас было трое. Я, мой помощник Коралл и моя дочь Утеша, ради безопасности переодетая мальчиком. Я их спросил, откуда у них лошади моих друзей, они в ответ накинулись на нас. Точнее, Тукан схлестнулся со мной, Большой Камень тоже думал накинуться на меня с боку, но ему помешал Коралл, а Тапир накинулся на Утешу, сочтя мальчишку лёгкой добычей. Конечно, рука у девочки короче, через некоторое время он сумел дотянуться ей до плеча, где брошь скрепляла тунику. Ну и, повредив ей одежду, понял, что это девочка, и крикнул подельникам, что её надо оставить в живых и продать в рабство. Это придало девочке решимости, и она сумела скинуть его с седла. Этим он подтвердил старую истину, что из карателя плохой воин, ибо каратель слишком неуравновешен и труслив. Так и этот не смог справиться даже с неопытной девчонкой. Нашу Службу обвиняют в жестокости и пытках, но на самом деле мы стараемся обходиться без этого, даже к мордобою прибегаем неохотно. Потому что хотя иному мерзавцу пытки были бы заслуженной карой, но людей у нас слишком мало, чтобы так бездарно выводить их из строя. Так что не верьте сказкам про наши мнимые палачества, те, кто их выдумывает, сам тайно мечтает о жестоких и бессудных карах, мы же действуем в рамках необходимости. А сегодня есть необходимость его повесить, впрочем, решать вам, я могу лишь советовать.
-- Решайте, решайте! -- крикнул Тапир. -- Только вот эти уедут, а с Новой Властью из-за этого у вас проблемы будут.
-- Ты считаешь свою персону столь важной, чтобы делать из тебя повод для мести? -- саркастически спросил Асеро.
Тапир только смерил Асеро презрительным взглядом и не ответил ничего.
-- Возможно, он прав, -- сказал Инти. -- Им не так обязателен серьёзный повод, чтобы мстить. Одна лояльность инкам может быть поводом для расправы. Так что приговор не повлияет, -- повернувшись к народу, он добавил, --готовьтесь к самообороне и выберете себе командиром не труса. На ваше счастье, людей у них мало, так что, скорее всего, отобьётесь.
После секундной паузы Инти добавил:
-- И ещё, соотечественники, могу сказать, что так, как сегодня, я никогда не ужасался. Казалось бы, как так? Ведь при моём опыте видеть мне доводилось и куда более жуткие вещи, например, изуродованные трупы с выколотыми глазами и вспоротыми животами, казалось бы, куда страшнее, чем то, что тут произошло. Но там я знал, что это сделали конченые мерзавцы, а здесь, вот в этой школе, этот так называемый учитель этих самых мерзавцев и карателей готовил, и вы, тавантисуйцы, спокойно смотрели на это и не вмешивались! Лишь немногие решались что-то предпринять. Многие из вас спрашивают, наверное, как так случилось, что власть инков рухнула, и теперь в стране хозяйничает кучка мерзавцев? Да вот так и вышло из-за вашего нежелания гасить зло в зародыше, вашей наивной надежды, что тлеющий торфяник может погаснуть сам собой. И теперь пожар разгорелся такой, что грозит гибелью всей стране. Впрочем, теперь вам волей-неволей придётся отрешиться от этого ложного спокойствия, и этот день вы не забудете никогда в жизни. Ничего, наши предки сдюжили прогнать чужеземцев ? и мы сдюжим! Родина или смерть!
Последовали бурные продолжительные аплодисменты, после чего было голосование. Смертный приговор был вынесен почти единогласно.
Потом он был приведён в исполнение, после были проведены выборы старейшины, им стал отчим Птичьего Когтя. Он к инкам относился сдержанно, но имел боевой опыт в борьбе с каньяри, в делах банды был не замешан, и решимость защитить родное селение у него была.
Перед отъездом Птичий Коготь сказал Асеро:
-- Я думал удрать с тобой, но так как враги внутри айлью обезврежены, и предстоит бой с врагами, мне было бы стыдно покинуть своих родных, я должен сражаться здесь. Здесь я нужнее, чем в Кито.
-- Понимаю тебя. Надеюсь, что мы скоро вернёмся оттуда с армией.
-- Оказывается, Тапир как-то моего отчима стыдил за то, что якобы позволил моей матери себя обмануть... хотя она не обманывала, он знал о её беременности, но готовность усыновить чужого сына даже без обмана Тапир считал признаком отсутствия мужества. В общем, Тапир был язвой на теле айлью, теперь всё пойдёт лучше.
Выбрали и нового учителя. Им стала девушка, заведовавшая библиотекой. Как оказалось, она и без того помогала многим постигать премудрости грамоты, так как Тапир только своим сомнительным теориям был учить горазд, а со своими прямыми обязанностями справлялся весьма посредственно. Как объяснил Инти, с прохиндеями так бывает довольно часто, вот почему процесс, начинавшийся с халатности, порой переходил в политическую плоскость, что несколько удивляло сторонних наблюдателей, с мнимой прозорливостью предполагавших, что дополнительные обвинения навешивают исключительно для отчётности.
Эпилог
Так как к ним присоединились Роза, Мышка и Фасолевый Стебель, нового старейшину удалось уговорить им выдать дополнительных лошадей, а Дверной Косяк вернул Асеро те вещи из дворца, которые Золотой принёс в качестве трофеев. Всё-таки совесть у бывшего старейшины была, и ему стыдно было чувствовать себя вором. Перед отъездом Асеро всё-таки благословил жителей селения, несколько изменив, правда, положенную для такого случая речь, потому что говорить в нынешней обстановке о прошлых победах и достижениях было неуместно.
Потом они поспешили к горной хижине, так как нахмуривало, и к вечеру должна была разразиться гроза. Конечно, это пугало, но и радовало -- если кто и выехал к Счастью с карательными целями, в такую погоду они не нападут. С другой стороны, после такой бури путешествовать будет несколько сложнее, возможно, придётся лезть через упавшие на дорогу стволы или расчищать завалы камнепадов, но людей у них достаточно, справятся.
Место для новоприбывших в хижине без труда нашлось, потому что Утрата предпочла вернуться к выздоравливающему супругу, а не тащиться с отцом в Кито, да Уайн с Зарёй и детьми отбыли ещё накануне утром.
-- Жаль, что нельзя предупредить их о предательстве Ворона, -- сказал Асеро, -- они тоже могут пострадать из-за этого.
-- Да, это нехорошо, но против Уайна и Зари Ворон вроде ничего не имеет, так что авось обойдётся, а потом мы восстановим связь. Кстати, пока я за тобой ездил, тут Коралл, несмотря на свою рану, съездил к канатной дороге получил послание от Золотистого Ореха. Подтверждает, что у них всё в порядке и Лилия у них. Ей, правда, лечиться от дурной болезни надо, потому взять её пока оттуда нельзя, но тут Панголин справится.
Асеро ответил:
-- Камень с души. Может, и лучше было бы взять дочь с собой, но во время путешествия больную не изолируешь, мы же не на корабле. К тому же, зная легкомысленный характер Лилии, путешествовать с ней даже здоровой не безопасно. А Золотой Подсолнух о ней позаботится, я в нём тут уверен. Может, у них сладится, а может и нет, но в любом случае, я теперь за них более спокоен.
Инти смотрел на дождь через мутное стекло (Тавантисуйю была единственной страной в мире, где окна со стёклами были не только во дворцах, но и в обычных жилищах, и даже вот в таком месте) и тоже, видимо, думал о чём-то подобном, потом добавил:
-- Кроме того, Золотистому Ореху удалось разыскать и вернуть к себе своих детей. Он к ним заявился и успел вовремя, господину-рабовладельцу мало оказалось новой жены, он попытался обесчестить падчерицу, а когда брат за неё заступился, тот его чуть не укокошил, отец подоспел вовремя и пристукнул мерзавца со спины. Детей к себе забрал потом, жалеет только, что и раба не удалось освободить, того мерзавец успел продать накануне. Он бы и детей продал, как закон в силу вступил бы.
-- Не пойму, почему эти мерзавцы обязательно столь сластолюбивы, или им просто сладко лишить женщину, особенно ещё юную девушку, а то и совсем девочку, чести? Неужели им просто сладка нанесённая жертве рана? В этом есть что-то... за гранью человеческого.
-- Да, думаю, и то, и то. Но только это закономерно. Как мерзавец, то если не насильник, то развратник, совершенно чуждый ответственности за свои поступки в отношении женщин и походя ломающий женщинам жизнь. Ладно, хватит об этом.
-- Хорошо, Инти, скажи, неужели ты натренировал Утешу так, что она легко может за себя постоять?
-- Да не то чтобы легко, но я тебе уже объяснил насчёт карателей. Впрочем, тут и другое роль сыграло, он быстро понял, что перед ним девчонка, и думал не убить, а овладеть ею, ну а она не далась.
-- Инти, ты очень огорчён, что среди твоих людей оказались предатели?
-- Я предполагал что-то такое, рассказывал тебе про случившееся в Кито, надеюсь, что мои люди из Кариканчи приняли меры, а если нет, то придётся разбираться самим. Но это далеко не самое скверное. Настроения в народе, вот что сейчас важнее всего! Только от этого зависит, ждёт нас победа или поражение.
-- Я понимаю тебя, Инти. Жизнь никогда не была розовой идиллией, враги были всегда. Но наш народ за годы относительного спокойствия отвык от борьбы, и потому случилось то, о чём говорил ещё Великий Амаута Звёздный Путь: "Тяжёлые времена порождают сильных людей, сильные люди создают благополучные времена, благополучные времена порождают слабых людей, слабые люди порождают тяжёлые времена". Но он же и указывал выход из этого порочного круговорота -- надо даже в самые благополучные времена не расслабляться, а развиваться. Но у нас развитие замедлилось. Ещё полгода назад, когда я отдыхал у тебя в замке, я пересмотрел архив со старыми проектами, и скольким из них не было дано ходу. Разумеется, всякий раз находилось пристойное объяснение, те или иные препятствия, которые объявлялись непреодолимыми, так что вроде и не придерёшься. Но когда таких вот зачёркнутых проектов так много, понимаешь, что дело не только и не столько в препятствиях. Кажется, рассматривавшие их как раз были рады любому препятствию, чтобы проект объявить не реализуемым. Мне кажется, вот в чём может быть дело. Во времена Манко было ясно -- или быстрое догоняющее развитие, или смерть в европейских когтях. А потом всё как-то оно замедлилось. Исчезло чувство опасности, страна обросла жирком, и как-то перестали хотеть напрягаться, чтобы этот жирок не растерять. Хотелось просто пожить спокойно, насладиться благополучием. Нет, проекты типа крыльев или создания подъёмников развивались, конечно, но этого было мало, и всего напряжения сил они не требовали. А видимо, нам так нельзя. Если мы не напрягаемся и не развиваемся, мы гибнем. Надеюсь, что если... когда мы победим, этот урок не забудется после победы.
-- Делай что должно, и будь что будет! -- ответил Инти своим любимым девизом. -- А сейчас лучше заняться приготовлениями к отъезду, завтра ведь выступаем.
--