— Его светлость князь Шустов Михаил Витальевич?
— Я стражу не вызывал! Подите прочь!
Изысканно одетый мужчина с резной тростью, лишним весом и обрюзгшим лицом, а его волосы, едва тронутые сединой, поблескивали от количества помады в тусклом свете фонарей. Князь был в легком подпитии и как раз собирался ехать домой после отлично проведенного времени.
— Немедленно выйдите из кареты и проследуйте за нами. У нас приказ на ваш незамедлительный арест! — гвардейцы действовали аккуратно, но жестко.
— Я еду на важную встречу! Да вы хоть знаете, кто я⁈
— Шустов Михаил Витальевич! Не заставляйте нас применять силу!
— Я буду жаловаться! Вы не имеете права!
— Забирайте его! — крикнул дознаватель гвардейцам и украдкой огляделся.
Задержание проходило возле одного из самых популярных кабаков города, своего рода закрытого клуба для богачей. Карточные игры, роскошные женщины, хороший табак и дорогое вино — здесь предлагали все самое лучшее тем, кто мог за это заплатить.
Громада «Три кабана» высилась в стороне от оживленных улиц, но в то же время была видна отовсюду. Ее крыша со светлой черепицей днем всегда сияла, как второе солнце, а ночью светилась, как маяк благодаря ярким магическим огням. Многие аристократы мечтали попасть в уютные комнаты со множеством зеркал и вышколенным персоналом. Но не всем такое счастье было доступно.
Здесь не любили слишком любопытных, но наглые и пронырливые корреспонденты трех разных изданий уже давно свили гнезда в соседнем здании. Они-то сейчас и свесились из четырех окон, стараясь запомнить каждую мелочь. Их магические перья вовсю записывали каждое слово. В их сторону периодически покрикивали гвардейцы, но никаких действий не предпринимали.
Постепенно на улице стали появляться и другие лица. Дворники с двойным рвением мели улицы, несмотря на то, что до начала их смен оставалось еще пять часов. Достопочтенные матроны с белыми кружевами домашних халатов под плащами не по сезону чинно прогуливались под руку с экономками и старательно делали вид, что смотрят куда угодно, только не на задержание Шустова. Мужчины же, наоборот, совершенно не стесняясь, подходили ближе, предлагали помощь: иногда гвардейцам, иногда Шустову.
Упомянутый князь все еще пытался сопротивляться, козырял связями, грозил небесными карами и таинственными покровителями. Ему не мешали кричать, даже иногда подначивали, чтобы его голос разносился дальше по улице.
Бездомные мальчишки, воспользовавшись суматохой, ловко орудовали возле стоящих у кабака аристократов, облегчая их кошельки.
Это обнаружилось не сразу, но как только первый из толстосумов поднял вой, к нему присоединились и остальные.
— Это что же такое получается! Где мои деньги⁈ Куда смотрит стража⁈ Я буду жаловаться! — истошные вопли эхом прокатывались по почти заснувшему району, привлекая все больше внимания к задержанию.
Через каких-то десять минут возле кареты Шустова появились и лавочники, которые умудрялись продавать булки и квас по стаканам. С соседних улиц тоже начали подтягиваться люди, прислушиваясь к крикам про беспредел и выпечку со скидкой.
Лотки торговцев пустели с рекордной скоростью.
Какой-то добряк подкрутил светильники в фонарях, чтобы лучше было видно перекошенное лицо Шустова. Тот краснел, не переставая извергать проклятия, и шел за своей каретой, которая медленно двигалась по улице.
Если бы кто-то опросил свидетелей, то наверняка бы выяснил, что несколько минут назад один из гвардейцев передал вознице хрустящую ассигнацию, чтобы тот пустил лошадь шагом.
Вся процессия, набравшая уже не один и не два десятка наблюдателей, так и двигалась по улице в сторону дворцовой темницы. А до нее было четыре квартала по прямой.
Однако гвардейцы вели задержанного странным маршрутом, свернув зачем-то на Вишневую улицу. Но на это никто не обратил внимание.
Только когда впереди показалась главная площадь, сопровождающих стали разгонять, а Шустова, наконец, пустили в карету, и последние сто метров он провел сидя. Впрочем, сил, да и желания ругаться у него уже не было.
На пороге дежурки князя встретил лично сам господин архимаг. Увидев одно из самых известных — после императора, конечно, — лиц в столице, Шустов окончательно сник и добровольно спустился в выделенную ему камеру.
Гвардейцы, звонко щелкнув пятками, поклонились архимагу и растворились в темноте ночи.
— Господа, его сиятельство уже изволит почивать, боюсь, я не могу впустить вас в дом.
Мажордом графа Миронова вырос на пороге дома несокрушимой преградой. Он был уже немолод, его выправка и короткая стрижка говорили о военном опыте, широкие плечи почти целиком заслоняли дверной проем, а на его лице застыла маска холодной вежливости. Он прекрасно знал, что граф Миронов очень не любил, когда его беспокоят в столь поздний час, и не собирался впускать гостей дальше ступенек крыльца.
Однако даже при таких выдающихся внешних данных против шести гвардейцев и их начальника у него было мало шансов, пусть и с учетом того, что задания на штурм дома у них не было.
Впрочем, охрана графа тоже не осталась в стороне. Старший над бравыми бойцами, явившийся на помощь мажордому, долго и нудно выяснял цель визита императорских людей. Но на самом деле — просто тянули время, давая своему хозяину время надеть приличный костюм и лично во всем разобраться.
Все затянулось на добрых сорок минут, и когда уже не осталось никаких причин не пускать гвардейцев в дом, по лестнице, не торопясь, спустился сам граф. Он действительно успел привести себя в порядок и был готов со всем присущим богатым аристократам словарным запасом послать слуг императора ко всем чертям.
— Его сиятельство граф Миронов Сергей Сергеевич, вы задержаны по личному приказу господина архимага, — сказал начальник гвардейцев, — прошу проследовать за нами для последующей беседы.
— Вы должны были сначала уведомить моего юриста, прежде чем врываться ко мне в дом в середине ночи, — отозвался Миронов. — Господа, я буду вынужден подать жалобу.
На лице графа мелькнула скука. Она очень хорошо сочеталась с дорогой темно-серой тканью камзола, застегнутого на все пуговицы, с идеально белой сорочкой и зачесанными на правый бок седыми волосами.
— Ваше право, Сергей Сергеевич. Но сейчас вам лучше всего проехать с нами.
— Даже не собираюсь, — он лениво рассматривал свои ногти, а потом не менее лениво глянул на своего мажордома. — Иннокентий Аркадьевич, вышвырните этих людей из моего дома.
На это гвардейцы сильно обиделись и решили объяснить графу на простом языке силы, что он неправ и должен поехать с ними. Они кучно вошли в просторную гостиную, отодвинув мажордома в сторону, и застыли напротив графа.
А это уже не понравилось охране Миронова. Словесное противостояние плавно перетекло в обмен суровыми взглядами. Миронов и Иннокентий Аркадьевич отступили, чтобы не мешать людям работать. Через минуту рядом с ними встали и старшие над обеими группами бойцов.
Одно неуловимое глазу движение, и вот уже началась схватка: бравые бойцы против не менее бравых сотрудников охраны. Победителю этой драки и должен был достаться хозяин дома.
Никому доподлинно неизвестно, кто первый это начал, однако действо захватило внимание всех присутствующих. Граф активно подбадривал своих людей, мажордом сетовал на бардак, супруга Миронова вопила от страха, а на фоне этого двенадцать человек активно дубасили друг друга. Вход шли кулаки, предметы мебели и изредка, бранные, но очень крепкие слова.
В этой массовой драке не участвовали лишь двое начальников с обеих сторон. Они ранее были знакомы и сейчас втихую обменивались взглядами, на пальцах показывая свои ставки. Счет пока шел ровный: ни одна, ни вторая сторона не брала верх, даже несмотря на численное превосходство гвардейцев.
На звук ломаемой мебели и задорного треска дорогих штор высыпала вся прислуга, что находилась в доме. От созерцания сильных и в некоторых местах даже красивых мужчин, активно демонстрирующих свою силу, девушки впали в транс. Когда они отошли, то спешно начали создавать заклинания магической почты, дабы их подружки позеленели от зависти, что не видят это вживую.
Вскоре новость о ситуации в доме Миронова разлетелась по всем ближайшим домам. Слуги и уже даже их хозяева живо обсуждали новости, не скупясь на подробности. А уже через полчаса почти весь район был свято уверен, что графа и его семью захватили враги, которые после Миронова они примутся за остальных.
Магические конверты с просьбой вывезти ценности, вещи и любимых отпрысков за считаные минуты разлетелись по адресам доверенных возниц.
В районе стремительно нарастала паника.
Задержание стало выходить из-под контроля. Это понял и начальник гвардейцев, когда в окне увидел наспех одетых людей, которые шли в сторону дома графа с активными заклинаниями. Они готовились брать штурмом захватчиков.
И даже если гвардейцы сейчас выиграют схватку с охраной графа, они вряд ли выстоят против разгневанной толпы. Однако безмолвный спор и хитрые подмигивания со стороны старшего этой самой охраны, заставлял начальника задуматься. Он все еще надеялся выиграть схватку и сорвать банк.
В конце концов, начальник слуг империи сдался и сделал единственное, что было правильным, хоть и запоздалым, решением — направил срочное письмо в адрес господина архимага. Каждое слово давалось ему с бесконечным чувством стыда за возникшую ситуацию. Фразы никак не складывались и выглядели как оправдания. А если оправдываешься, значит — виноват.
Через минуту магический конверт с сиротливым: «спасите!» улетел в адрес архимага, и начальник глубоко вздохнул. Его бойцы вот-вот должны выиграть.
Десять минут хватило господину архимагу, чтобы добраться до дома Миронова, рыкнуть усиленным магией голосом и разогнать встревоженную толпу — и все это он сделал, еще не приземлившись на вытоптанную до земли лужайку.
В тот же момент последний человек из охраны графа упал без сознания на мраморный пол. Победа осталась за гвардейцами.
Миронов, увидев, кто появился возле его дома, сильно побледнел и предпринял попытку к бегству. Но тут в события вмешался счастливый случай, и он споткнулся о ногу начальника собственной охраны. А то, что он подмигнул знакомому после этого, никто и не заметил.
На этой ноте задержание графа и закончилось.
Задержание известного картежника и повесы Зайцева Никиты Сергеевича должна была произвести малая группа гвардейцев в количестве пяти человек, включая назначенного впопыхах старшего офицера.
Казалось бы, что могло пойти не так?
Первым делом гвардейцы нагрянули в игорный дом, где виконт имел обыкновение бывать, но там лишь развели руками. И только, когда шуршащая ассигнация исчезла в бездонных карманах улыбчивого хозяина заведения, была получена информация, что виконт засел в родовом поместье. Причем не просто засел, а по личной просьбе его брата — его сиятельства графа Олега Сергеевича Зайцева.
Стоит отметить, что Олег Сергеевич занимал весьма высокое положение в обществе и был одним из самых знаменитых лекарей столицы. Про него ходило множество исключительно положительных слухов, ему выдавали грамоты за особые заслуги, а его портрет висел на одной из колонн главной больницы этого города.
Удивительно, какими разными могут быть братья в одной семье! Олег Сергеевич — широкой души человек, старался помочь каждому и даже организовал филиал больницы в левом крыле родового поместья.
Согласно расписанию приемов, два раза в год любой человек мог попасть к Зайцеву в порядке живой очереди. И сегодня как раз был первый из этих дней.
Власти смотрели на это сквозь пальцы. Да и на что смотреть, когда казна от многочисленных приезжих только пополняется?
Целые семьи тянулись со всей империи, чтобы попасть к нему на прием. Снимали номера в гостиницах, арендовали крошечные комнаты в доходных домах и даже спали на улицах в импровизированных палатках.
Эта толпа и встретила группу гвардейцев, которые приехали на задержание Никиты Сергеевича — толпа страждущих, больных и немощных, каждый, из которых ждал помощи от Олега Сергеевича и был готов упасть тому в ноги за одно лишь прикосновение. Они были полны надежд на скорейшее выздоровление и молились, чтобы не отправиться на тот свет за десяток человек до заветного кабинета.
Гвардейцы уже знали, что не получивший такого таланта Никита Сергеевич сейчас выполнял скромные обязанности секретаря при брате. Но к великому сожалению совершенно забыли, что оба брата имеют одинаковую фамилию.
И когда старший над группой заявил перед лицом всех собравшихся, чтобы его людей пропустили для немедленного задержания Зайцева, на него очень странно посмотрели.
Секретарь, что выдавал порядковые номера каждому посетителю, пытался отговорить гвардейцев от последующих отчаянных шагов. Он прекрасно понимал, что без Зайцева тут начнется хаос, а те, кто тайно выкупил у секретаря места в начале очереди, его просто разорвут.
Это гвардейцев не остановило.
Охранник, следивший за соблюдением порядка и выдачей воды, хмыкнул и промолчал, считая, что слуги императора имеют свою голову на плечах. Однако, кроме головы, они имели четкий приказ, задержать Зайцева и доставить его под светлы очи господина архимага. И между толпой больных и гневом самого Соколова предпочли первое.
Позднее, все последующие события между собой в кулуарах будут называть: «слабоумие и отвага».
— А ну, расступись! — рявкнул старший над гвардейцами. — Приказ на задержание его сиятельства виконта Зайцева! Не мешайте исполнению правосудия!
Его крик потонул в удивленном шепоте. Люди не сразу поняли, кто пришел, но четко услышали два слова: задержание и Зайцев. А вот почему-то часть про виконта прошла мимо них.
Волна возмущения прошлась от хвоста очереди до самого ее начала, погаснув на последних пяти метрах до крыльца приемной. Непонимание сменилось растерянностью, после которой пришел острый приступ раздражения. А последующий за этим гнев, вспыхнул, как сухое сено от одной спички.
Вся очередь медленно и неотвратимо развернулась к гвардейцам, которые, продолжая верить в силу закона, пытались пройти за ворота на территорию поместья.
Если бы старшим над слугами императора был опытный и умный человек, этого было бы можно избежать. Но увы, порой человеческий фактор может разрушить всю самую надежную комбинацию.
Никакие крики, вытаскивание бумаг и демонстрация отличительных знаков на толпу не действовали.
Не прошло и минуты, как началась банальная свалка. Хорошо, что в городе было запрещено использование боевой магии, иначе без жертв сегодня не обошлось бы.
Бравых гвардейцев подхватили под руки и буквально вынести на соседнюю улицу. После чего каждый, кто участвовал в этом мероприятии, спокойно вернулся обратно в очередь и занял свое место, согласно выданному номеру.
Совершенно обалдевшие от такого обращения бойцы пришли в себя за несколько минут и быстро спланировали новую попытку проникнуть на территорию поместья.
Их вылавливали и снимали с забора, сбивали яблоками с веток деревьев и даже несколько раз пнули, когда один из гвардейцев решил просочиться под ногами толпы. Хорошо, что хоть не смеялись.
Для служивых это стало позором. Им даже не пришло в голову отправить магическое послание самому Никите Сергеевичу, они били себя пяткой в грудь и требовали к себе уважения.
Но когда на кону стоит спасение жизней, никакого уважения не дождешься.
Осознав, что так просто их не пропустят, гвардейцы пошли на отчаянные меры и активировали защитные заклинания. Под несколькими толстыми слоями магии они и намеревались пройти напрямую через весь двор поместья к своей цели.
И это сработало, но не так, как думали гвардейцы.
Выброс большого количества силы был зафиксирован охранными заклинаниями, и над всей группой полыхнуло мощное сигнальное зарево. Как раз его и увидели из окон второго этажа оба Зайцева.
Через две минуты на место прибыл отряд личной охраны графа. Ее возглавлял бывший военный, суровый, дотошный и жуткого вида мужчина.
Застывший в вязкой патоке сработавшего родового заклинания старший офицер едва нашел в себе силы протянуть начальнику охраны приказ.
Ознакомившись с ним, бывший военный развеял нити заклинания и провел потрепанных гвардейцев через калитку в заборе. Две группы провожали очень удивленные взгляды.
Зайцев Никита Сергеевич, узнав, что за ним пришли, не оказал никакого сопротивления и добровольно сдался людям императора.
Через сорок минут он уже заходил в подвал темницы в сторону выделенной ему камеры, которая была расположена дальше всех от лестницы. И пока он шел, то с удивлением увидел, что его соседями по несчастью стали хорошо знакомые ему Миронов и Шустов.
Все три приказа господина архимага были выполнены.
А в это время над столицей медленно занималась заря.