Как повываешь?

Глава 12Уитли Уитт



Что-то здесь нечисто.

Я стону, как только Фрэнк исчезает в коридоре, затем открываю дверь в свою комнату.

Вау, Фрэнк Штейн хочет пойти со мной на свидание. Самый богатый человек в мире хочет пойти на свидание со мной, простой девушкой с юга из Нового Орлеана, а мне он вообще не нравится. Фу. Если бы я только почувствовала хотя бы трепет возбуждения, это был бы самый классный день в моей жизни.

Мне нужно позвонить Джози — единственной подруге, с которой я сумела сохранить отношения после развода с Тревором. Она умрет от восторга, ведь всегда следила за знаменитостями — от Фрэнка Штейна до Кардашьян. Она почему-то знает все о каждом, кто на слуху. На днях я переписывалась с ней о блюде, которое готовила для гостей, а она начала визжать от восторга, что Тейлор Свифт с мамой прилетели на игру Трэвиса Келси³⁴, что, по всей видимости, считается громким событием.

Я достаю телефон из заднего кармана, чтобы рассказать ей, и, скидывая рабочие туфли, краем глаза замечаю открытый шкаф и лежащую на полу пустую спортивную сумку. Черт. Жалкая замена чемодану напоминает, что мне нечего надеть на свидание.

Я проверяю время на часах. Два часа до обеда — достаточно для душа и заслуженного отдыха. Я смотрю на пятна масла и брызги еды на униформе и морщусь. Может, в деревне найдется что-то подходящее для свидания? Стоит сходить за покупками завтра, хотя, наверное, это и не так уж важно.

Самый богатый человек в мире и даже нет намека на волнение. Почему же тогда весь мой организм вспыхивает одновременно яростью и желанием, когда Коннор просто дышит рядом?

Со мной явно что-то не так.

Я захожу в ванную и, прежде чем успеваю включить свет, большая рука закрывает мне рот, заглушая крик удивления.

— ТССС, — произносит низкий голос, прежде чем меня швыряют спиной к двери ванной. Я тут же начинаю вырываться.

— Прекрати, — мужчина рычит, зажимая мой рот рукой, затем придвигается ближе, блокируя мои попытки ударить по его массивным предплечьям. — Просто стой спокойно.

— Коннор? — спрашиваю я странным и искаженным голосом.

Я перестаю сопротивляться, и он убирает ладонь с моего рта, а затем включает свет.

Коннор хватает меня за запястья, поднимает руки вверх и, держа их в плену над головой, наклоняется ко мне с разъяренным выражением лица.

— Какого хрена ты делаешь? — что-то впивается в запястья, прежде чем упасть и ударить меня по лбу. — Ай.

Предмет падает на пол, и раздается жужжащий звук.

У меня отвисает челюсть, и мне требуется секунда, чтобы осознать — это мой вибратор, скачущий и вибрирующий по гладкому, зеленому кафельному полу.

— Какого черта ты соглашаешься пойти с ним на свидание? — он кричит шепотом, отвлекая мое внимание от вибратора. — Он — змея.

— Какого черта ты делаешь в моей ванной? И почему у тебя мой вибратор? — спрашиваю я, зажмурив глаза от ужаса, когда игрушка подпрыгивает и ударяется о стеклянную стену душа.

Что, черт возьми, происходит с моей жизнью?

— Ты никуда с ним не пойдешь.

При этих словах мои глаза распахиваются.

— Что?

— Ты никуда, черт возьми, не пойдешь с Фрэнком Штейном, — говорит он, прижимая меня к двери. — Он просто издевается над тобой.

— Ты сейчас серьезно? — я снова пытаюсь вырваться, но он наклоняется ближе, останавливая мои движения своим массивным телом. Его нос касается моей шеи, и по коже пробегает волна мурашек. — Перестань меня обнюхивать! Почему ты всегда это делаешь?

Я помню, как он делал это в бальном зале после инцидента с корсетом и в ночь торжественного открытия.

— Нет, — говорит он, его нос скользит по моему уху.

Я начинаю тяжело дышать и понимаю, что, если он не прекратит, я намокну. Ненавижу то, как одна его близость заставляет мое тело предавать мозг. Мои веки начинают закрываться, когда я понимаю, что это точно то же самое, что было в прошлый раз, прежде чем он отказал мне, дав понять, что секс из жалости его не интересует³⁵.

— Прекрати! — кричу я.

— Успокойся, женщина, и послушай меня, — шепчет он, прежде чем отступить на шаг.

Я никогда не была так рада, что моя униформа скрывает твердые соски, в то время как он продолжает легко удерживать мои запястья над головой одной рукой. Нахер меня и нахуй эту омегаверс-книгу — я не должна была не спать всю ночь, читая ее, потому что теперь я словно в течке, пока Коннор О’Дойл меня дразнит.

— Отпусти меня, Коннор. Я не обязана тебя слушать — или какого-то другого странного извращенца, которого нахожу у себя в комнате! — выплевываю я, пытаясь заставить его отпустить меня.

Если этот мужчина узнает, как сильно он меня заводит, я убью его раньше, чем умру от унижения.

— Просто послушай меня одну минуту.

— Чего ты хочешь?

— Действует строгая политика «никаких связей с гостями», мисс Уитт. Поскольку вы отказываетесь слушать здравый смысл, а у нас не получается вести разговор дольше двух секунд, прежде чем ты начинаешь огрызаться… — его взгляд опускается, и слова повисают в воздухе.

Я тут же осознаю две вещи: Коннор О’Дойл хочет меня поцеловать, а что еще страшнее — я хочу ему это позволить.

— Убирайся из моей ванной, — огрызаюсь я.

А лучше — из всей моей чертовой жизни!

— Скажи мне, что ты не пойдешь с ним на свидание, и я уйду.

Глядя ему в глаза, я наклоняюсь вперед, заставляя себя не реагировать, когда чувствую его напряженный член у себя на животе. О боже. Он отстраняется, и я слегка вздрагиваю. Прошло так много времени с тех пор, как меня кто-то касался, и теперь мысль о том, чтобы использовать вибратор, к которому он прикасался, чтобы довести себя до оргазма, не дает мне покоя.

Стоп.

— Почему у тебя встал? — спрашиваю я хриплым от внезапного открытия голосом, осознавая внушительные размеры того, что в меня упирается. Святой гуакамоле, у Дойла явно есть чем похвастаться.

Он ухмыляется дьявольской улыбкой, и мне хочется стереть ее с его лица кулаком.

— Ты до сих пор ни с кем не переспала, да, Уитли?

Я вспоминаю тот последний раз, когда у меня между бедер был мужчина, внутренне морщась, когда понимаю, что годовщина моего развода снова прошла, а у меня не было секса уже несколько месяцев. Последний парень продержался всего пару месяцев.

— Это не твое дело, — я запрокидываю голову назад, уставившись на какой-то интересный участок над его плечом, решив игнорировать его, пока он не решит меня отпустить. — Ты так себя ведешь со всеми женщинами или только со мной?

— Только с тобой. Не думаю, что когда-либо приходилось так из кожи вон лезть, чтобы поговорить с женщиной без ссоры, — он, кажется, сам удивлен своим выводам, и, думаю, мне придется поверить ему на слово.

— Повезло же мне. Послушай, мистер «Правила О’Дойла», это уже реально надоело, постоянные перепалки, — я пытаюсь взмахнуть руками для пущего эффекта и умудряюсь скрутить их в его хватке. — Я без понятия, почему ты здесь, в моей комнате, и что ты делал с моим вибратором⁠…

— Я ничего не делал с твоим вибратором.

— Вот это облегчение, — я съеживаюсь, зная в глубине души, что никогда не воспользуюсь этой чертовой штукой, потому что не смогу смотреть на нее, не думая о нем. На этой чертовой штуке теперь как будто бациллы несносного мистера О’Дойла.

— Ты напряжена сильнее, чем заводная юла, и была такой с того самого момента, как вошла в замок, — говорит он, как будто это оскорбление.

Я морщусь и изо всех сил стараюсь не утонуть в его глупых, красивых голубых глазах.

— Это никогда не было в списке моих приоритетов, особенно когда существуют парни на батарейках, которые могут доставлять оргазмы всегда и каждый раз, — я сдерживаю смех, видя, как у него отвисла челюсть. — Серьезно, большинство мужчин не найдут клитор, даже если им его показать. А теперь отпусти меня.

Он убирает руки, и я хватаю вибратор с пола, выключаю его и прижимаю к груди.

— Ладно, ну это было весело, — я указываю на дверь. — Вали нахуй из моей ванной, Коннор.

— Подожди. Перемирие? — говорит идиот, протягивая мне руку.

Я качаю головой и размахиваю перед его лицом своим новым вибратором, который он навсегда испортил для меня.

— Вон.

Его мышцы выпирают из-под костюма, когда он скрещивает руки на своей широкой груди, и на его лице появляется эта дурацкая ухмылка.

— Не уйду, пока ты не скажешь, каким парфюмом пользуешься, и не согласишься на перемирие.

Улыбка сползает с его лица, когда он медленно осматривает меня с головы до ног. Его лицо каменеет, когда он снова смотрит мне в глаза, и мои соски напрягаются. Ох, блядский мужчина. Он знает, что делает со мной — просто обязан знать.

Так вот почему он постоянно ко мне принюхивается?

— Glossier You³⁶ — вот как называется парфюм, и хорошо, перемирие, — говорю я ему, вспоминая название последнего парфюма, который купила, желая, чтобы он просто ушел.

— Идеально, — он подходит ближе, и я поднимаю неиспользованный вибратор перед собой как оружие, приподнимая бровь.

— Осторожнее, Коннор, — я не могу сдержать ухмылку, потому что каждый мужчина, с которым я была, ненавидел вибраторы и обычно обижался, если я их использовала.

Его глаза поднимаются к моим, и в них вспыхивает веселье.

— Я не боюсь твоих маленьких игрушек, кексик. На самом деле, когда я укладываю женщину под себя, я не против, чтобы они присоединились к веселью.

Я осознаю, что с Коннором что-то явно происходит, потому что он, черт возьми, подмигивает, как будто пытается меня подразнить! А еще его лицо слегка покраснело, будто от жара, и в его глазах сверкает опасный огонек. Они выглядят возбужденными… из-за меня.

Он резко движется вперед, снова вдавливая мое бедное тело в стену, и дыхание перехватывает, когда его бедра прижимаются к моим, а холод мраморного туалетного столика за спиной проникает сквозь ткань униформы

— Меня не пугают эти твои «другие парни», — шепчет он у самой моей шеи.

Легкое прикосновение его теплых губ заставляет сердце учащенно биться, и непроизвольный стон срывается с моих губ. Я с трудом могу поверить, что он делает это, когда обычно после любого нашего разговора мне хочется запустить что-то тяжелое в его огромную башку. Меня охватывает замешательство, когда его руки, сжимающие мои бедра, начинают дрожать, словно он вот-вот взорвется.

Затем он замирает, будто до него доходит, что он делает, и резко отшатывается.

— Не ходи никуда с ним, — говорит Дойл, и я даже не успеваю увидеть выражение его лица, прежде чем он выходит за дверь.

Я остаюсь одна с затвердевшими сосками, пульсирующей между ног болью и челюстью, которая вот-вот отвалится.

Мягкий щелчок, с которым он запирает меня внутри — жест защиты. Мой дедушка делал то же самое для меня с бабушкой до самой своей смерти. Это заставляет меня растаять, хотя разум крутится в полнейшем хаосе.

Но это не отменяет его полного пренебрежения к моему личному пространству. Я так и не получила ответа, зачем он вообще был здесь.

Я смотрю вниз на бело-розовый вибратор в руке и стону. Что, черт возьми, он забыл в моих вещах? Почему, блядь, я не швырнула эту штуку прямо ему в лицо за вторжение в мою комнату? А еще хороший вопрос — почему я не попыталась запихнуть его ему в глотку и заставить подавиться, вместо того чтобы позволить сердцу дрожать от того, как он поцеловал мою чертову шею?

Что мне теперь делать?

Тот факт, что этот мужчина заставляет меня вибрировать от желания, убивает.