Книга пяти колец. Том 9

Глава 17

Появление Стражей я не видел, но ощущал. Их сила звала меня, она требовала, чтобы я присоединился к ним. Но со мной был мой клан. Мертвые воины, что сражались в тысячах битв, и их сила была и моей.

Сила недоумевала, как я смею ей противостоять. И на несколько мгновений наступила тишина, что была гуще крови и тяжелее свинца. Она ощущалась как жуткий звук неминуемой смерти. Как звук молотка по гвоздю, вбиваемого в крышку гроба.

На трех холмах стояли владыки этого круга, но мое появление изменило этот идеальный равносторонний треугольник. Четвертый угол, четвертое направление, четвертая точка силы был мной. Я стал владыкой смерти, господином севера и тем, кто положит конец этой бесконечной битве. Темная и липкая воля стражей давила на мое сознание, пытаясь найти щель, трещину, через которую можно просочиться и превратить меня в еще одного безумного генерала в их вечной войне. Но каждый из них был жаден, он хотел забрать меня под свою руку и тем самым мешал остальным. Не знаю, сумел бы я выдержать, если бы они объединились, но история не терпит сослагательного наклонения. Здесь и сейчас я держался.

Я чувствовал древнюю, зовущую песнь хаоса. Примитивный инстинкт, шепчущий: «Кинься. Руби. Убей. Стань частью круга. Забудь». Это был зов их сущности, магнит, притягивающий все живое и мертвое в бесконечный водоворот насилия и крови. Мои пальцы непроизвольно сжались, будто ощущая рукоять несуществующего клинка. Кровь, что лишь мгновение назад была льдом, заструилась горячей волной, подгоняемая эхом тысяч только что услышанных смертей.

Но я не был одним из них. Не был их слугой или генералом. Я — Ву Ян, чемпион великого клана Ворона. Тот, кто освободил Прыгающего Выше Солнца, и души воинов, что они поработили, тоже будут свободны.

Я сделал шаг назад. Всего один. Но в нем был весь мой путь, вся боль осознания, вся воля, выкованная в горниле собственного ада. Я не подавил гнев. Я обернул его вокруг своего стержня, как кузнец оборачивает раскаленную сталь вокруг сердечника булата. Он горел во мне холодным, ясным, сфокусированным пламенем. Не слепой яростью, а оружием, готовым к бою и подчиняющимся воле своего хозяина.

Я повернулся спиной к этим троим воплощениям порока. Это был вызов, молчаливый и абсолютный. Повернулся к своему войску, к моим воронам.

Они стояли безмолвной черной стеной. Ни один шлем не дрогнул, ни одно копье не качнулось. Они были горами, выросшими из тумана смерти. Их молчание было громче любого боевого клича Стражей. В их пустых глазницах горел не безумный огонь, а решимость. Решимость положить конец этому безумию. И самое главное — они верили своему чемпиону, и их вера делала мою волю еще сильнее.

Я провел ладонью по рукояти моих шуаньгоу, ощущая шершавую обмотку и холод черного металла. Верные клинки появились за моей спиной сами собой. Они почувствовали, что скоро будет бой, и в моем сознании зазвучала их негромкая песнь. Та самая песнь стали, которая сделала нас единым целым.

Глубоко вздохнув, я сосредоточился на песне клинков, уже привычно игнорируя нечестивые литании голодных духов, почувствовавших приближающуюся резню. Усмехнувшись, я еще раз внимательно осмотрел свою армию. Мой взгляд скользнул по всему строю — от непробиваемой стены тяжелой пехоты к призрачным фигурам лучников на возвышении, к воронам, кружившим в багровом небе.

И тогда доспехи Стража Востока лязгнули. Он не крикнул. Он издал звук, похожий на скрежет сдвигающихся тектонических плит. И его армия мародеров гнева, вся покрытая кровью и одержимая слепой животной яростью, зашевелилась. С Запада и Юга последовали их собственные, немые команды. Три потока плоти, ярости и металла снова устремились навстречу друг другу, чтобы возобновить свой бесконечный, бессмысленный танец смерти.

Их рев снова наполнил мир, обрушился на меня каменной стеной звука. Повинуясь древнему инстинкту, моя рука дернулась было вверх, чтобы дать команду к атаке. Остановить их. Врезаться в эту массу и рубить, пока рука не онемеет.

Но я удержался. На это ушло безумное количество сил, но мне удалось. Еще немного — и я стал бы частью этого места, новым стражем, проживающим эту битву раз за разом.

Я глубоко вдохнул воздух, пахнущий кровью, пеплом и гниением. Я ощутил холодное, безразличное спокойствие Белой Девы где-то глубоко внутри, в самой сердцевине своего существа. Она наблюдала за мной и ждала моих решений.

— Ждать! — рявкнул я, и мой голос прорвался сквозь шум разгорающейся бойни. В этот приказ я вложил всю свою волю и сдерживаемую ярость. Я знал, что мой голос услышат. Услышат не ушами, а самой сутью, той нитью, что связывала меня с каждым воином в черных доспехах.

Мои вороны не шелохнулись. Они были воплощением терпения смерти, готовые ждать, пока не представится случай уничтожить своего врага.

А на поле творился настоящий ад. Повторение того, что я уже видел, но от этого не менее ужасное. Две армии столкнулись с третьей, смешались в один клубок изрубленной плоти и сломанного металла. Мечи рубили, копья прокалывали, воины падали, и их место тут же занимали новые, поднимающиеся из грязи, словно грибы после дождя. Цикл продолжался во славу ярости, ненависти и безумия. Но мы все изменим, принесем им вечный покой смерти.

Я видел, как гигантский воин с секирой, чье лицо было скрыто за маской из человеческой кожи, прорвал строй южан, круша все на своем пути. Его тут же окружили три огненных плясуна с Юга, и их клинки, раскаленные докрасна, впились в его тело. Он рухнул, испуская последний рев, и под его тяжестью сгорел один из нападавших.

Я видел, как отряд западной кавалерии, собранный из жестоких бойцов в звериных масках, попытался ударить во фланг восточной пехоте. Кони, что были больше похожи на порождения кошмаров, чем на благородных животных, неслись во весь опор с глазами, в которых горела ненависть. Всадники ломали любые порядки, пронзая пиками, рубя мечами и топорами, они сеяли хаос.

Да, пехотинцы Востока не имели четкого строя, но они имели ярость. Они бросались под копыта, хватаясь за ноги коней, стаскивая всадников на землю, где те тут же оказывались затоптаны своими же сородичами.

Это был идеальный хаос. Идеальное горнило безумия. Они были сильны только своей ненавистью друг к другу. И в этом была их слабость.

Не знаю, сколько времени прошло. Час? Два? Десяток минут или века? Время здесь текло иначе, но я чувствовал, как напряжение в моих воинах нарастает. Они были инструментом, жаждущим быть использованным. Но хороший боец не рубит своим лучшим клинком деревья, не пытается пробить камень. Он ждет идеального момента для точного удара. И этот момент настал.

Три армии, увязнув во взаимной резне, достигли пика своего истощения. Их формации — если это можно было так назвать — смешались в одну большую, клокочущую массу в центре поля. Они были слишком заняты взаимным уничтожением, чтобы помнить о чем-то еще. О том, кто наблюдает за ними с Севера.

Я поднял руку с раскрытой ладонью и тут же ощутил, как мои бойцы жаждут этого сражения. За моей спиной послышался почти неразличимый, слаженный шелест. Тысячи лучников в один миг вложили стрелы в тетивы. Тысячи костяных свистулек натянулись, готовые завыть.

Я резко сжал пальцы и опустил руку. И тут же воздух взорвался.

Это не был просто звук. Это был клич сынов смерти. Единый, оглушительный стон, вырвавшийся из тысяч глоток одновременно. Голодный вопль голодных духов, плач нерожденных детей, свист бури, несущей конец света. Тот самый вой, что ломает волю и леденит душу. И это был мой ответ стражам.

Строй черных стрел взмыл в багровое небо. Они не летели, они скорее плыли, изгибаясь, как стая перелетных птиц, но вместо пения издавая тот леденящий душу гимн смерти. Он резал слух, заглушая собой рев битвы, крики ярости и предсмертные хрипы.

Я следил за их полетом. Казалось, время замедлилось. Стрелы достигли зенита и понеслись вниз, начиная свой смертоносный спуск прямо в эпицентр бойни.

Первые жертвы даже не поняли, что произошло. Воины Стражей, сцепившиеся в смертельной схватке, один за другим начали падать, пронзенные черными стрелами. Свист сливался с хрустом костей, с глухим стуком о землю. Мои бойцы не целились в кого-то конкретного. Их задача была создать еще больший хаос.

Второй залп последовал почти сразу, затем третий, четвертый. Без пауз, без передышки. Мне не требовалось отдавать команды, они действовали идеально синхронно, подгоняемые приказами своих командиров.

Наложить стрелу, натянуть тетиву и залп. Это был метроном смерти, отбивающий четкий, неумолимый ритм. Воздух гудел от свиста, земля покрывалась новым урожаем мертвых тел, пригвожденных к земле пернатыми посланниками моей воли.

Враги сначала не поняли. Они, ослепленные яростью, продолжали рубить друг друга, спотыкаясь о падающих, пачкаясь в их крови. Но постепенно, сквозь пелену безумия, до них стал доходить ужас происходящего. Они начали озираться, пытаясь найти источник этой невидимой смерти. Их хаотичное движение стало еще более беспорядочным, они начали сталкиваться, давить друг друга.

Стражи, наблюдавшие за боем, повернули свои лики ко мне. Я почувствовал на себе тяжесть их взглядов. В них не было страха. Было… недоумение. Затем — холодная, безжизненная ярость. Их система дала сбой. В их вечное противостояние вмешался внешний фактор. Я принес порядок в их хаос.

Я поднял руку снова, давая знак лучникам прекратить огонь. Свист стих так же внезапно, как и начался, оставив после себя оглушительную, звенящую тишину, нарушаемую лишь стонами раненых и треском пожаров.

Теперь центр поля представлял собой еще более жуткое зрелище. Гора тел, утыканная черными стрелами, как диковинный еж. В живых оставались лишь те, кто был на периферии, или те, кого прикрыли собой павшие.

Именно этого я и ждал. Хаос сменился шоком. Шок должен смениться паникой. А паника — лучшее время для последнего, сокрушительного удара.

Я обернулся к своей пехоте. К стене из черного металла и непоколебимой воли. Я поднял свои шуаньгоу. Клюв ворона — именно так когда-то назвал Тинджол этот тип клинков. Разве может быть что-то более символичное?

— Братья! Воины великого клана Ворона! Дети Крылатого Отца! — мой голос гремел, сорвавшись с губ уже не повелением, а кличем, тем самым первобытным рыком, что рвал горло. — ВСПОМНИТЕ, ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ! ВО ИМЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ! ЗА ВАШ ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ! НИ ОДНОМУ ИЗ ЭТИХ ВЫРОДКОВ НЕ ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ! ВПЕРЕД!

Я не просто повел их в атаку. Я первым бросился вперед. Навстречу оставшимся в живых воинам Стражей. И за мной хлынула лавина закованных в черный метал воинов.

Настоящий полководец не должен сражаться в битве, его задача — наблюдать и отдавать приказы. Но я не настоящий полководец, моя роль — быть вдохновителем и бойцом. И теперь пора показать всем, что не стоит стоять на дороге у чемпиона.

Сотни, тысячи пар ног в тяжелых сапогах ударили по окровавленной земле, и грохот от их шагов затмил собой все звуки поля. Они не бежали беспорядочной толпой. Они неслись черной, идеальной стеной. Их строй не дрогнул ни на миг. Они были похожи на стихийное бедствие, на лавину, сметающую все на своем пути.

Расстояние стремительно сокращалось. И вот я уже врезаюсь в первую группу ошеломленных врагов. Это были воины Востока, с дикими глазами и окровавленными тесаками. Один из них, с обширной раной на плече, что-то крича, бросился на меня.

Время снова замедлилось. Я видел каждую зазубрину на его клинке, видел, как из его пасти поднимается пена. Мой левый крюк встретил его удар жестким блоком. Я просто рубанул, вложив в удар всю силу спины, всю холодную ярость, что копилась во мне. А потом нанес удар вторым крюком.

Накопившееся бешенство выплеснулось наружу, и его рука, сжимающая тесак, попросту упала вниз, но мое лезвие не остановилось. Оно прошло дальше, рассекая грудь и выходя где-то в районе диафрагмы. Я не стал выдергивать клинок. Я сделал шаг вперед, используя инерцию, и труп, развалившись на две части, упал у моих ног. Безумный вопль голодных духов затопил мой разум, они пели мне, призывая устроить тут настоящую резню, и в кои веки я с ними был полностью согласен.

Слева мелькнуло движение. Другой, с алебардой, пытался зацепить меня. Я присел, пропуская смертоносный полумесяц над головой, и тут же, выпрямляясь, нанес короткий рубящий удар в бок. Мой правый шуаньгоу пробил его кожаную куртку с нашитыми металлическими пластинами, а следом и ребра. Шаг в сторону — и он рухнул с пустым, удивленным взглядом, когда я вырвал свой клинок.

И тут черная стена моих воинов накрыла поле. Это не было боем. Это был ураган, сметающий все на своем пути. Хирургический, точный, безжалостный ураган из стали и ярости.

Я видел, как мой брат справа от меня, в шлеме с маской они, парировал удар меча одним своим громадным дадао, а вторым, коротким движением, снес голову нападавшему. Голова отлетела, пока рот еще пытался что-то крикнуть.

Я видел, как двое других сошлись на одного из огненных плясунов Юга. Тот отплясывал свой смертельный танец, но против дисциплины и молчаливой слаженности Воронов он был беспомощен. Один принял удар на свой большой круглый щит, покрытый воловьей кожей, и клинок плясуна застрял в нем буквально на мгновение. Этого мгновения хватило второму, чтобы его гуаньдао описал дугу и снес плясуну ноги по колени. Тот рухнул с воплем, и первый воин добил его, вогнав острие своего клевца в горло.

Слева от меня воин с гэ — боевым клевцом — сражался против здоровенного детины с палицей. Палица свистнула, готовясь размозжить шлем, но воин Ворона сделал молниеносный выпад вперед и тут же резко вниз. Длинный клюв гэ вонзился в бедро противника, с хрустом ломая кость и разрывая мышцы. Детина рухнул, крича от нестерпимой боли. Еще один удар — и его шлем смялся под тяжестью клюва, издав звук, похожий на лопнувший арбуз.

Мы шли вперед, уничтожая всех, на ком не было наших наших цветов. Наша черная стена сминала остатки сопротивления. Они, привыкшие к хаотичной, звериной резне, были не готовы к такой дисциплине, к такой слаженности. Даже хладнокровные бойцы Запада не знали, как справиться с таким врагом. Они пытались окружать — и тут же получали удар в спину от другого члена нашего строя. Они пытались прорвать нашу линию — и их встречали стеной щитов и лесом копий и алебард.

Я рубил, колол, уворачивался и снова рубил. Мое тело помнило каждое движение, каждую уловку, которым меня обучил Тинджол. Я пел гимн клана, и тысячи глоток вторили мне. Да раскроются наши черные крылья. Гнев был нашим топливом, но он был полностью под контролем. Сегодня я был острием клинка, вонзавшегося в самое сердце вражеского построения.

Кровь текла ручьями. Она брызгала на мои доспехи, застилала глаза, липла к рукам. Сладковатый, отвратительный запах крови, смешанной с нечистотами, заполнял все вокруг. Мы шли вперед как единое целое и побеждали. Хруст костей, шелест рассекаемого воздуха, лязг металла — все это сливалось в единую симфонию освобождения.

Я заметил одного из командиров Запада. Всадника в маске тигра на могучем, покрытом шрамами коне. Он пытался организовать хоть какое-то подобие обороны, рубил своих же, заставляя их сомкнуть ряды. Его глаза, горящие за прорезями маски, встретились с моими.

Он развернул коня и понесся на меня, с копьем наперевес. Земля дрожала под копытами его жуткого скакуна. Я не стал уворачиваться. Я сделал шаг навстречу.

В последний момент, когда острие копья было уже в сантиметрах от моей груди, я рванулся вбок, позволив инерции всадника работать на меня. Мой шуангоу взметнулся вверх по диагонали.

Удар был рассчитан идеально. Острое лезвие прошло под панцирем коня, вспоров ему живот. Чудовищный зверь взвыл, встав на дыбы, и сбросил седока. Всадник тяжело рухнул на землю, но мгновенно вскочил на ноги, выхватывая длинную саблю.

Он был искусным бойцом. Его удары были быстры и точны. Он постоянно атаковал, пытаясь заставить меня уйти в глухую защиту. Его сабля скользила по моим клинкам. Я отступал, парируя, изучая его манеру. Он был дисциплинированным. Почти как мы. Но в его движениях была злоба. Слепая, управляемая кем-то свыше.

Он сделал выпад, пытаясь пронзить мое горло. Я не стал отбивать. Вместо этого я шагнул вперед, подставив под удар предплечье. Сабля со скрежетом прошла по наручу, не пробив его, но сила удара заставила меня вздрогнуть. И в этот момент я нанес ответный удар.

Изо всех сил ударил его лбом в переносицу. Прием, отточенный множеством схваток, сработал и сейчас. Послышался отвратительный хруст. Он отшатнулся, ослепленный болью и кровью, хлюпающей из-под маски. Его защита на мгновение дрогнула.

Этого мгновения хватило мне с лихвой. Шуаньгоу стремительно взлетели мне на плечи и тут же резко описали короткую, сокрушительную дугу, которая начисто снесла ему голову. Маска тигра вместе с тем, что было под ней, отлетела в сторону и покатилась по окровавленной земле. Тело еще секунду постояло, затем рухнуло как подкошенное.

Я стоял, тяжело дыша, кровь противника стекала с моего клинка. Вокруг меня бой уже стихал. Мои черные воины добивали последних сопротивляющихся. Никто не просил пощады. Ее бы им и не дали.

Окинув взглядом поле боя, я усмехнулся. То, что несколько часов назад было ареной бесконечной войны, теперь было кладбищем. Усеяно телами, но на этот раз — окончательно. Наши потери были минимальны. Дисциплина и внезапность сделали свое дело.

Воздух был тяжел от запаха смерти и тишины. Мои воины замерли, ожидая нового приказа. Их пустые глазницы были обращены ко мне.

И тогда я ощутил это. Три пары глаз, смотрящие на меня с края поля. Стражи. Они не двинулись с места. Они не проявили ни гнева, ни разочарования. Они просто смотрели. Их армии были уничтожены. Их вечный спор завершен, но теперь наступила пора прийти за ними…