Кодекс Суперзлодея

Глава 2. Дьябло

— Имя? — спросил суровый лысый японец в парадном кимоно с гербом клана Токугава.

— Волков Акиро.

Да, вот уже 16 лет, как меня зовут Акиро Владимирович. Не очень гармонично, но этот вариант лучше, чем Акиро Дьяблович, если использовать последнее имя моего папаши.

Что касается слабо сочетаемого с фамилией имени, то среди русских эмигрантов до катастрофы было модно давать своим детям японские имена, не слишком заботясь об их сочетании с фамилиями уж тем более, с отчествами. В каком-то смысле это был протест против процветающей в Российской империи дискриминации к японцам, китайцам, корейцам и прочим, как их там называли, чукчам.

После токийской катастрофы всё изменилось. Народу уже было некомфортно шутить над теми, кто за одну ночь потерял несколько миллионов умершими от вторжения демонов, а московские власти вдруг озаботились налаживание отношений и оказанием немедленной помощи. Впрочем, не они одни. Все великие страны отдавали всё, что могли и не могли, лишь бы помочь отстроить Токио и заодно закрепиться в самой большой аномальной зоне на планете.

До сих пор эти зоны не превышали сотни метров и были либо временными, либо находились под контролем великих кланов и высших аристократических родов. Собственно, именно благодаря этим зонам они и получали своих одарённых, поддерживающих их высокий статус в мире.

А тут сорокамиллионный город одним махом превратился в единую зону, позволяющую любому человеку, получить магические способности. Как тут оставить всё на откуп японскому правительству и не помочь по-братски в распределении будущих ресурсов?

Что касается отчества, то тут история ещё длиннее. Отец был изгнан из клана Волковых за политические взгляды, несовместимые с дворянским статусом. Тогда-то на него и поставили печать блокировки. Он, будучи убеждённым анархистом, не очень расстроился. Скорее разозлился и вступил в подпольную организацию Русской Анархии, взяв при вступлении псевдоним, Дьябло.

Интересно, что чем более анархическими взглядами обладали люди, тем более тоталитарными становились созданными ими организации. В Русской Анархии, например, была жёсткая структура управления. Те, кто не понимали, что для создания хаоса нужен железный порядок, долго там не задерживались. Они либо гибли на невыполнимых заданиях, либо попадались и отправлялись работать на свежем воздухе. Убирать снег в Сибири.

Чем отец занимался в Анархии два года, мне не рассказывали, ну, кроме как познакомился с моей матерью Ханой, состоявшей в той же организации под кличкой Чума. Они даже поженились, правда, не в церкви, а на корабле, плывущем в Японскую Империю. Отец потом сошёл в ближайшем порту, а мама перешла на двойное подпольное положение. Двойное, потому что стала скрываться не только от охранки, но и от своих бывших друзей.

За пару месяцев до этого отец случайно узнал, что руководство его любимой Анархии чуть более, чем полностью состояло из агентов царской охранки. Потом самая честная английская пресса писала, что царские спецслужбы использовали анархистов для ликвидации неугодных аристократов, но истина была проще и обиднее.

Как служба политического сыска, охранка стремилась завербовать как можно больше агентов во всех революционных организациях. Самой эффективной на тот момент была как раз Русская Анархия. Неудивительно, что на вербовку выделялись баснословные деньги. И что вышло? Завербованные агенты легко продвигались по карьерной лестнице анархии, просто сдавая своих конкурентов охранке. И, в конце концов, все они оказались в Центральном Комитете партии анархистов. Им даже разрешали проводить громкие теракты, для повышения их репутации, ну и заодно, да, тут англичане угадали верно, просто это было не в таких больших масштабах. Ну взорвали один раз Великого князя и ещё одного министра, задумавшего реформировать экономику империи, так это не охранка их заказала, а их агенты чересчур поверили в себя и пошли к успеху. Хотя насчёт министра, там тёмная история. Если бы он смог осуществить все реформы, то и революцию устраивать было бы уже незачем.

Кто знает, чем бы всё кончилось. Но на следующий подпольный съезд анархистов и всех сочувствующих им организаций, отец притащил несколько ящиков английской пластиковой взрывчатки и, по слухам, зачитав с трибуны приговор предателям, отправился на небеса или в иное, подходящее ему место, в компании с почти тысячей пламенных революционеров.

На этом революционное движение в Российской Империи закончилось. Не потому, что больше не было желающих, а скорее из-за опубликованных писем отца во всей ранее поддерживающих революционеров иностранной прессе. Либеральная прогрессивная общественность России (и уж тем более Европы) могла закрыть глаза, на то, что большая часть революционных организаций сотрудничала с английской разведкой. Но вот то, что сама Анархия, как символ борьбы с самодержавием находилась под прямым управлением царской охранки, революционерам простить ни за что не могли.

— Возраст? — спросил самурай клана бывших сёгунов.

— Восемь часов, как исполнилось шестнадцать. — Протягиваю паспорт с белой хризантемой.

— Оу…, — он уважительно берёт его двумя руками.

Так уж повелось, что в Нью-Токио уважают тех, кто родился в ночь атаки демонов. Всё началось с того, что чудом выжившая императорская семья учредила сеть приютов для сирот. Потом, когда в Токио хлынули потоки денег со всего мира, и каждый спонсор обзавёлся своим кварталом, содержание приютов в них легло на их плечи. Император оставил себе только приют, в которых жили его граждане, ставшими сиротами сразу после рождения. У них был ряд льгот, которые скоро распространились на всех выживших детей. Но аристократы выделяли именно выживших в катастрофе младенцев. По слухам, за их безопасностью следила имперская СБ. С чем это связано, в народе не знали, но считали, что это хорошее дело.

Я тоже хотел бы верить, что это объясняется нормальными политическими мотивами, а не тем, что власти просчитали вероятность, что в момент моей смерти, я сразу реинкарнировал в первого попавшегося новорождённого. Правда, паранойя говорила иное, да и я не думал, что император глупее меня. И у него нет своей, развитой здоровой паранойи, подсказавшей ему, что какой бы низкой ни была вероятность моей реинкарнации, лучше постараться обеспечить такому существу счастливое детство, чем потом заново собирать город по кусочкам.

И за это я ему благодарен. Хотя я стал сиротой не в момент катастрофы, а через пять лет, но меня всё равно приняли в тот императорский приют, как родившегося в ночь атаки. Это, кстати, подтверждает теорию о здоровой императорской паранойи. А по какой ещё причине принимать в лучший приют Империи сына наёмного убийцы, не вернувшейся с миссии? Был, конечно, вариант, что мама работала на правительство, но, насколько я знаю, они не брали на работу анархистов, даже бывших.

В приюте я окончил начальную и среднюю школу и выпустился совершеннолетним пятнадцатилетним гражданином Японской империи и свободной зоны Нью-Токио. Двойное гражданство и возможность самостоятельной жизни в пятнадцать лет, как принято у клановых, а не в восемнадцать лет, как у нормальных людей, были признанием, того, что императорский приют знает своё дело и готовит полноценных граждан.

Когда я в первый раз услышал слово «приют», в моей русской голове возникла, не иначе как из генетической памяти, картина полуармейского — полутюремного места заключения, а в итоге всё больше напоминало пансион со стипендией и возможностью выхода в город.

После выпуска и обретения воспоминаний прошлой жизни, я сразу поступил в старшую школу и закончил её экстерном за год. И вот теперь пришёл на вступительный экзамен в одну из самых известных Академий Авантюристов Японии, да и, пожалуй, всего мира. Правда, моя причина была более личной.

Хотя у меня и льготы, но их хватило, только чтобы принять участие в экзамене. Всё-таки это третья по значению академия в Империи. Вторая — Академия Охотников, а первая — Академия Героев.

На экзамен допускаются все граждане Нью-Токио, окончившие старшую школу, но не старше восемнадцати лет. Экзамен состоит из пяти теоретических и одной боевой части.

Казалось бы, меритократия в чистом виде, вот только победить в нескольких поединках тем, кого к этому не готовили с детства, шансов мало. А учитывая, что организаторы стараются, чтобы клановые не выходили друг против друга, когда есть возможность поставить их против простолюдинов, то у последних шансов почти нет.

И у меня бы их точно так же не было, если бы за три дня с получения силы клоуна, я не разобрался с ней. Она, конечно, не сняла блокировочную печать, но дала, или, правильнее сказать, вернула мне способность управления аурой! Вообще, эта странная сила собирала ауру и материализовала её в виде маски, но я нашёл ей более достойное применение.

Правда, энергии для воплощения её в реальность в виде щупалец у меня пока нет, но зато я смог сконцентрировать её на кончиках пальцев. А это значит, что я снова могу наносить удары отложенной боли. Пусть и не такие эффективные, как в прошлой жизни, но много-то для выигрыша у клановых детей и не надо.

— Тут сказано, — самурай смотрит на меня с нечитаемым выражением, — что у тебя блокировка способностей.

У японцев на это бзик. Стоит печать, значит, твои дети тоже родятся с блокировкой. Значит, девушкам ты неинтересен. А чтобы это отсутствие интереса не перекинулось и на них, парни тоже с тобой не хотят лишний раз общаться. Те, кто поумней, и не зависит от мнения толпы, считают тебя бесперспективным и не желают тратить на тебя своё время. Даже те, кто знает, что печать, блокирующую инициацию, можно снять инициацией того же порядка. Они просто не верят, что сирота без поддержки клана сможет завалить монстра второго уровня. Ведь общеизвестно, что все кланы и дворянские рода блокируют способности своих нежеланных родственников печатями второго уровня. Просто потому, что первый уровень довольно легко снять, а печать третьего уровня слишком дорога.

— Так точно. Но только по отцовской линии. По линии матери всё в порядке!

— Хм, — он подавился готовыми сорваться словами и снова уткнулся в паспорт. — А твоя мать… — оборвал он невысказанный вопрос, пытаясь остаться вежливым и проверить возможности кандидата.

— У неё была спонтанная инициация во время родов. Ну, когда над роддомом как раз взорвался Кусака, — самурая передёрнуло от упоминания неофициального прозвища главного архидемона нового японского пантеона.

— Понятно. — он возвращает мне паспорт вместе с чёрным пластиковым прямоугольником, размером с игральную карту. По размеру он копирует стандартную карточку авантюриста, только пока без фото. Зато на ней моё имя и экзаменационный номер 7831.

— Благодарю. — освобождаю место в очереди и иду в свою аудиторию.

Никакой информации, куда идти нигде нет. Зато об этом подробно написано на сайте академии. У меня-то ещё из первой несуществующей жизни прописана привычка обо всём заранее искать информацию в интернете. А тут он не настолько сильно развит. Просто у людей, в чьей реальности тут и там бродят монстры, меньше интереса сидеть в виртуальной реальности. Ну, за исключением фанатов героев и злодеев. Эти только на их форумах и живут полной жизнью.

Кстати, надо будет потом посмотреть, что пишут о смерти клоуна. Так, мне сюда, аудитория G9.

— Пожди… те, — оборачиваюсь, ко мне идёт девушка с телефоном в руке.

Похожа на японку, но по манере держаться, скорее американка. Раньше таких здесь за настоящих японцев не считали, но теперь, когда в их бывшей столице больше сорока процентов иностранцев, большинство японцев, по крайней мере местных, даже гайдзинов принимают за своих. Если, конечно, у них есть гражданство свободной зоны. Хотя тут тоже есть нюанс. Для остальных японцев все жители Нью-Токио уже не совсем японцы, несмотря на расовые признаки. Но, честно говоря, местных их мнение мало интересует. Тем более что мы, можно сказать, живём в Столице Мира, а они в глубокой провинции.

— Простите, — вежливо кланяется, — меня зовут Хагивара Киоко.

— Очень приятно. Я — Волков Акиро, — представляюсь на японский манер, кланяюсь, но не так низко.

При неофициальном представлении я говорю имя, потом фамилию. Но, когда мне представляются по-японски, вежливость требует ответить так же. Нет, если бы у меня и имя было русским, то порядок был бы не важен, но сейчас правильно именно так.

— Ещё раз простите, что так бесцеремонно подошла…

Делаю останавливающий жест.

— К сожалению, у нас мало времени для обстоятельной вежливой беседы. Я так понимаю, что вы не знаете в какую аудиторию идти, а все остальные либо носят клановые гербы и идут с таким видом, что к ним и подойти страшно, либо растерянно ходят по коридорам в поисках подсказок. А я не отношусь ни к одной из этих категорий, и вы решили спросить меня, куда идти. Правильно?

— Я спрашивала у клановых, — пробурчала недовольно Киоко, — они говорят: «Смотри на сайте». А тут сеть не ловит! — она возмущённо потрясла айфоном.

Ну, точно из Америки приехала.

— Это же экзамен, — смотрю на неё как новые ворота на барана, — здесь телефоны запрещены. То есть, носить-то с собой можно, но их всё рано глушат.

— Эм… — что-то она покраснела.

— Не переживайте, я помогу. Посмотрите на свой номер, — поднимаю карточку и показываю, где он находится. — Аудитории рассчитаны на сто человек. Так что отбрасываем две последние цифры, к оставшимся прибавляем единицу. А потом заменяем первую цифру на соответствующею ей букву латинского алфавита. Понятно?

— Да! Спасибо огромное, — кланяется и убегает. За нашим разговором следили несколько растерянных человек, поэтому пояснял я довольно громко. Они тоже вежливо поблагодарили, и я прошёл в свою аудиторию. Один из них вошёл следом.

— Я Генрих Борг, — представился шёпотом европеец, чуть выше меня с длинными, связанными в хвост синими волосами, — спасибо.

С цветом волос тут часто непонятно. То ли стойкая алхимическая краска, то ли генетические особенности конкретной семьи. Обычно аристократы щеголяют причёсками странных расцветок, вызванных побочным результатом использования семейной магии. Ну а простолюдины подражают им. Или используют своё право на свободу самовыражения.

Раньше в Японии с этим было строго. В государственных школах учиться могли только люди с чёрными волосами. Точка. Все остальные, с иными расцветками верхнего волосяного покрова могли посещать японские школы исключительно в аниме. Ну или ходить в частные школы для аристократов. Но после широкого распространения этих мутаций, связанных с поглощением маны, законодательство пересмотрели.

Кивнул синеголовому, оглядывая класс. Две трети одноместных парт уже заняты, и мы сели за ближайшие свободные. И тут я увидел, как Борг кладёт в правый верхний угол стола свою карточку, и она мигает зелёным светом.

А об этом на сайте ничего не говорилось. Оглядываю свою парту и вижу еле заметное, не толще миллиметра, прямоугольное углубление, подходящее по размеру, выданной карте. Кладу её туда, она вспыхивает, и доносящийся из коридора шум исчезает. Активировался полог тишины. Выходит, каждая парта, это отдельный артефакт. Неудивительно, что цена обучения тут так высока.

После продажи моей однушки якудза, плюс то, что оставила на моём счёте мама, мне хватило на приличную старшую школу и осталось на оплату этой академии. Но только при условии, если я войду в топ сто и получу пятидесятипроцентную скидку. В ином случае придётся поступать в школу авантюристов в русском районе.

Хотя, почему именно в русском? Своей квартиры у меня теперь нет, а с той, что я снимаю на окраине Москва-Сити, всё равно придётся съезжать…

Из своего кокона тишины наблюдаю, как постепенно заполняется аудитория, потом в неё входят несколько студентов с красными повязками на рукавах и выводят из класса всех, кто сидел за неактивированными партами. Таких набралось четырнадцать человек, что ошиблись с классом.

Никто на их место не пришёл. Нам, а нас оказалось человек восемьдесят, те же студенты, похоже, из дисциплинарного комитета, раздали ручки и листки с вопросами.

Пять листов, на каждом десять вопросов. Сначала взял самый лёгкий, с математикой. Всё по школьной программе. На девять вопросов даны по шесть вариантов ответов. Ответил легко, а десятый вопрос вариантов ответа не имел. Он предлагал объяснить своими словами, почему нельзя делить на ноль. Я знал два ответа, физический — потому что получится бесконечность и математический. Поскольку это был листок с математическими вопросами, выбрал его.

Написал, что, если Х/0=Y, следовательно, Y×0=Х, что невозможно.

На следующих трёх листах были вопросы по физике, истории и литературе, причём тут вопросы были не только по японской, но и по всей мировой классике. Мне просто повезло, что, находясь в приюте, я не помнил ничего из своих прошлых увлечений и просто читал всё, что находилось в библиотеке. А там было много классики и ни одного японского и уж тем более китайского ранобэ.

Отвечая на эти вопросы, получил большое удовольствие. Например:

Куда Всадник без головы дел свою голову?

Ответ: возил с собой.

Кто отрезал голову Берлиозу (не композитору) на Патриарших прудах?

Ответ: комсомолка.

Что сказал Малыш о звёздах, когда Смок изобрёл систему выигрыша в рулетку?

Ответ: звёзды — это мясные консервы.

Особенно доставил вопрос из современной японской классики: Какой частью тела своей подруги восхищался Охотник на овец?

Ответ: ушами.

Последний опросник представлял собой знакомый по прошлой жизни тест IQ. Вернее, десять вопросов, выбранных из более объёмного теста. Зато тут был мой любимый вопрос про жильца дома, все окна которого, выходят на юг. И вот он открывает дверь и видит медведя. Вопрос, какого он цвета?

Ответил на все вопросы, но сдавать досрочно не стал. На сайте говорилось, что так можно получить дополнительный бал, зато за каждую ошибку балы вычитаются вдвойне. Да и выделяться на самом лёгком этапе не рационально. Поэтому не спеша проверил все ответы, а там и время сдачи подошло.

Пришло время подраться.