Курсант. На Берлин 4

Глава 7 Я понимаю, насколько чертовски удолбался

После встречи с Подкидышем я еще около двух часов плутал по городу. Если не дольше. Вернулся в дом Книпперов ближе к вечеру. Рискованно ли было шататься по улицам с бумагами? Ясное дело! Но с архивом вообще все рискованно. Мне нужно было убедиться, не прицепился ли очередной «хвост». Тем более, что этих «хвостов» с каждым днем становится все больше и больше.

Подкидыш — слишком ценный экземпляр, чтоб рисковать им. И с точки зрения дружбы, и с точки зрения нашей работы в станк врага. Если кто-то видел нашу с ним встречу, я должен об этом знать. Чисто теоретически, конечно, все должно быть ровно, но убедиться все же не мешало.

В конце концов, наглядевшись на Берлин до одури, проверив «чистоту» своего следа, я отправился домой. Сырость и холод улиц сменились гнетущей, настороженной тишиной жилища фрау Книппер.

Я протиснулся внутрь, тихонечко закрыв дверь, и замер, прислушиваясь. Из глубины дома доносились приглушенные звуки радио — Марта была дома. Почему я понял, что это именно немка? Потому что Бернес уже нарисовался бы в холле. А вот фрау Книппер являть свой лик не спешила.

— Черт… Специально, что ли? — Буркнул я себе под нос, искренне желая Марте провалиться ко всем чертям.

То пропадает внезапно, то возвращается крайне не вовремя.

Я быстро, буквально перепрыгивая через несколько ступеней за раз, рванул на второй этаж. Мне срочно нужно было попасть в свою комнату, дабы спрятать архив. Не думаю, чтоб Марта кинулась меня обыскивать, но тем не менее, лучше не рисковать. У этой дамочки просто нюх на все, что ей интересно.

Оказавшись в комнате, я спрятал пачку бумаг в потайное отделение старого бюро, замаскированное под глухую заднюю стенку. Естественно, о создании тайника позаботился заранее. Еще в тот день, когда мы с Ванькой провернули «ограбление» банка.

Сердце все еще бешено колотилось, каждый шорох заставлял вздрагивать. Так и казалось, сейчас распахнется дверь и на пороге комнаты со злодейским смехом возникнет фрау Книппер.

Архив был теперь со мной, но легче от данного факта не стало. Наоборот, моя и без того прогрессирующая паранойя грозила обрести еще большие масштабы. По сути, бумаги — это бомба с часовым механизмом, которая может рвануть в любой момент. И если она рванет, то дай бог потом собрать себя по частям.

Не успел спрятать архив и перевести дух, как из холла раздался резкий, требовательный стук во входную дверь. Я вскочил с кровати, на которую только уселся, собираясь хотя бы пять минут насладиться тишиной и покоем, а затем с такой же скоростью, с которой бежал наверх, выскочил из спальни и рванул вниз.

Лучше будет, если гостей встречу сам, потому что хрен его знает, что это за гости. В свете последних событий ничего хорошего ждать не приходится.

— Кого там принесло⁈ Задолбали. Честное слово, просто задолбали. — Бубнил я на ходу, перепрыгивая ступени.

По идее, явился кто-то посторонний. Марта находится в доме, Бернес стучаться не стал бы. А с посторонними у меня что-то не задалось в последнее дни. Стоит вспомнить рех шустрых ребят, с которыми мы играли в «догонялки» на крыше.

Я подскочил к двери, на секунду застыл, переводя дух. Затем посмотрел в сторону специальной подставки для зонтов, подумал буквально мгновение, и схватил мужской зонт с увесистой деревянной ручкой. Оружие, конечно, так себе, но в крайнем случае я даже им смогу воспользоваться. Только после этого распахнул створку.

На пороге стоял почтальон. Вполне себе обычный почтальон с сумкой через плечо, в специальной униформе.

— Герр Витцке? — Спросил он меня равнодушным тоном.

Взгляд его при этом выглядел скучающим и совершенно отстранённым. Пока парень не заметил в моей руке зонт, который я, как копье, держал наготове.

— Да.

— Прекрасно. — Заявил разносчик писем, а затем, покопавшись в сумке, вручил мне конверт без обратного адреса. На письме только значилось моё имя. И все. Почерк был незнакомым, угловатым и нервным.

Дождавшись, пока почтальон распрощается и удалится с крыльца, я закрыл дверь. Оглянулся. Мало ли. С фрау Книппер станется подкрасться тихонечко сзади. Однако, холл, как и гостиная, был пуст.

Марта упорно не желала выходить из своей спальни, хотя она сто процентов была там. Радио работало достаточно громко. Судя по тому, что я слышал, шла какая-то очередная пьеса о величии немецкой нации. Фраза «звучит из каждого утюга» стала мне понятна только здесь, в Берлине. Геббельс развернул свою деятельность настолько масштабно, что вся его фашистская пропаганда реально лилась отовсюду.

Убедившись, что Марта не сидит в засаде, не караулит меня за углом, и вернув зонт на место, я отправился обратно в комнату. Уже в спальне вскрыл конверт. Внутри обнаружил лишь один листок. Короткое, сообщение: «Штандартенфюрер Мюллер ожидает вас в своем кабинете. Сегодня. 20:00. Не опаздывайте». Ни подписи, ни печати. Только время, место и весьма ощутимое обещание неприятностей.

Видимо, моего «босса» конкретно приперло, раз он отправил «приглашение» на встречу. Так-то я должен был явится в гестапо только через два дня. Значит, произошли события, которые повлияли на это. Да еще время такое… Нет, я в курсе, что Мюллер любитель поработать до поздна, но так, чтоб назначать встречу едва ли не за час до обозначенного времени — это что-то новенькое.

Время, оставшееся до выхода из дома, как назло, тянулось бесконечно долго. Я умылся, причесался, переоделся в свой самый респектабельный костюм. У меня теперь, как у сотрудника гестапо, хоть и тайного, имелось жалование, благодаря чему я смог обновить гардероб. Бесконечно таскаться в костюме, купленном еще в Хельсинки или в одежде сына Книпперов — удовольствие сомнительное. Так что первым делом я потратил свои «тридцать серебренников» на шмотки.

Подошел к зеркалу, внимательно изучил свой внешний вид. Затем состроил своему же отражению физиономию «верного пса», стараясь придать лицу выражение почтительного любопытства, смешанного с легкой недоумевающей улыбкой. Маска была готова. Думаю, она удовлетворит Мюллера.

Ровно в 19.55 я стоял перед тяжелой дубовой дверью кабинета Мюллера в здании на Принц-Альбрехт-штрассе. Ощущение было такое, будто подходишь к клетке с голодным хищником. Из-за двери не доносилось ни звука.

Честно говоря, я был на взводе. Мало того, денек сегодня вообще выдался насыщенный, впрочем, как и весь месяц, так еще на момент моего ухода не вернулся Марк, что слегка меня напрягало. Он уже должен был объявиться. А фрау Книппер так и не соблаговолила выйти из спальни. Может, ее, конечно, настолько захватила любовь к радио, не знаю.

Конечно, я мог постучать в дверь и поинтересоваться, как ее дела. Но не захотел. Просто вымотался, как черт знает кто и отвечать на вопросы Марты был не готов. А они сто процентов последуют. Что-то типа:«Куда ты собрался, Алексей?»

Пришлось бы снова врать, сочинять и придумывать, потому что наши отношения с немкой после случившегося в банке перешли на особый уровень недоверия. А мне просто до ужаса не хотелось напрягаться. Тем более, впереди еще маячила встреча с Мюллером.

— Войдите, — Мгновенно раздался голос штандартенфюрера, едва я стукнул костяшками пальцев по створке двери. Он будто сидел и ждал моего появления.

Я выдохнул, изобразил на лице дебиловато-счастливую гримасу, и шагнул в кабине.

Мюллер сидел за своим массивным столом, погруженный в изучение каких-то бумаг.

При моем появлении он не поднял взгляд, продолжая пялиться в разложенные перед ним листы. Приветствия с его стороны тоже не последовало.

Я сделал несколько шагов вперед и замер. Сесть мне никто не предлагает, а значит, придется стоять и ждать, пока его фашистское величество соизволит как-то отреагировать на мое появление.

Около пяти минут Мюллер молча изучал бумаги, я, тоже не говоря ни слова, переминался с ноги на ногу, мысленно представляя, как подскакиваю к столу, сгребаю все эти бумажки, а потом заталкиваю их фашисту в глотку. Эх… Мечты, мечты…

Наконец, дав мне всласть пофантазировать, а заодно прочувствовать атмосферу невысказанных обвинений, Мюллер оторвался от своего важного дела и посмотрел прямо на меня.

— О, Алексей… Не заметил тебя.

Ну да, ну да… Стука в дверь тоже, наверное, не услышал. А пригласил меня войти — вообще не понятно кто. Вот, что хотелось сказать в ответ, но я, конечно же, не мог позволить себе такую роскошь.

— Герр штандартенфюрер, вы желали меня видеть? — спросил я вместо каких-либо комментариев. Старался при этом, чтобы голос звучал ровно и почтительно.

Мюллер медленно закрыл папку с документами, отложил ее в сторону и уставился на меня. Его взгляд был тяжелым, как гиря, которая вот-вот упадёт на мою голову. Выражение лица — мрачным, решительным, лишенным всякого привычного намёка на снисходительность. Ну понятно… Сегодня штандартенфюрер изображает их себя недовольного босса.

— Витцке, — начал он, растягивая слова. — Ты знаешь, что я ценю эффективность. Я ценю результат. И терпеть не могу беспорядок. Особенно тот, который создается у меня под носом. Ещё больше я не люблю, когда кто-нибудь пытается за счет этого беспорядка выставить меня идиотом. Я вообще, знаешь ли, не люблю чувствовать себя глупо, потому что искренне считаю уровень своего интеллекта достаточно высоким.

— Эм…простите…не совсем понимаю, герр штандартенфюрер, — проблеял я, изобразив растерянность. Хотя, если честно, под ложечкой засосало, потому что чисто интуитивно, начал догадываться, о чем пойдет речь. — Если я в чем-то провинился…

— Провинился? — Мюллер усмехнулся и его эта усмешка в данный момент больше напоминала оскал. — Возможно. А возможно, и просто допустил непростительную глупость, ошибочно возомнив, что умнее остальных. Мне докладывают, ты активно вращаешься в светских кругах. Заводишь полезные знакомства. Это — хорошо. Это — похвально. И да, благодаря твоей работе всего лишь за месяц мы смогли выявить порядка десяти раковых опухолей, возникших на крепком теле нашей страны. Ты постоянно крутишься возле Чеховой. Это тоже хорошо. Особенно, если учесть, как к Ольге относится фюрер. За такое рвение я могу, пожалуй, только похвалить. Особенно, если Чеховой ты и впредь будешь уделять не только то внимание, о котором судачат нынче в Берлине, но и внимательно следить за ее жизнью. Не то, чтоб Ольга или ее поведение вызывали нарекание, однако она слишком близка к фюреру…Кстати…

Мюллер замолчал, в его взгляде появился настоящий, искренний интерес.

— Скажи, Алексей, — Продолжил он, — У тебя действительно роман с Ольгой? Спрашиваю не ради праздного любопытства, исключительно для понимания.

— Ольга Константиновна — красивая женщина. Скрывать не буду, я бы хотел, возможно, перейти на другой уровень общения. Но… Это всего лишь иллюзия. Слухи специально поддерживаю. Роль нового увлечения известной актрисы крайне полезна в моем деле. — Отчеканил я.

— Хм… — Мюллер с явным недоверием покачал головой, но заострять внимание на вопросах интимной жизни не стал. Вернулся к своим претензиям. — Так вот… Алексей… Ты стараешься, да. Я это вижу. Но меня кое-что беспокоит. Меня беспокоит тень, которая начала маячить за твоей спиной, и эта тень, поверь, способна навредить твоей же безоблачной жизни.

Штандартенфюрер замолчал, давая словам просочиться в мое сознание. Я тоже не издавал ни звука, ожидая продолжения этого спектакля. Хотя чисто внешне добавил в свою физиономию немного намёка на обиду.

Почему спектакля? Да потому что, если бы у Мюллера были реальные факты или информация о моих косяках, я бы уже сошёл в каком-нибудь менее приятном месте без окон и без надежды выйти оттуда живым.

— Молчишь… — Констатировал фашист вполне очевидный факт. — Ну что ж, поясню. Для начала — твоя приятельница, фрау Книппер… Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? Эта особа поддерживает контакты с некоторыми представителями СА. С теми, которые максимально недовольны новыми обстоятельствами, по их мнению, унизившими и принизившими роль штурмовиков. А еще, хочу напомнить, в том странном ограблении, которое отчего-то произошло именно в банке, куда явились вы с фрау Книппер, участвовали упомянутые мной личности. Странное совпадение, да? Марта ведет себя странно. Очень странно. Беспокойно. Куда-то постоянно ездит. С кем-то встречается. И я не могу отделаться от ощущения, что это как-то связано с той историей. Она ведь могла оказаться в банке с конкретной целью, а вовсе не сопровождая тебя.

Я почувствовал, как по спине побежали мурашки. Чертов фашист… Да, после ограбления я был вынужден рассказать Мюллеру о тайнике отца, в котором, якобы, много лет хранились только драгоценности. Странное дело, но у меня их даже не отняли и горстка камней теперь благополучно лежала в спальне. Более того, Мюллер изобразил абсолютное принятие ситуации. Мол, теперь ему еще больше стало понятно, почему сын Сергея Витцке сбежал из Советского Союза. Но почему он снова поднимает тему с ограблением именно сейчас?

— И вот мне не понятно, Алексей, почему, даже не смотря на мою просьбу проявить бдительность по отношению к фрау Книппер, она не фигурирует ни в одном отчете? — Завершил, наконец, свою мысль Мюллер.

— Герр штандартенфюрер, фрау Марта… она не совершает поступков, которые могли бы вас заинтересовать. К тому же, я не имею возможности бросить все и отправиться с ней, например, в Лейпциг.

— Возможно и не совершает, — Мюллер не сводил с меня глаз. — А возможно, она просто слишком хорошо скрывает это.

Он встал и медленно обошел стол, приближаясь ко мне.

— И еще, Витцке, мне доложили об одном интересном случае. Буквально сегодня в первой половине дня. В районе Цойтенплац кое-что произошло. Некая… суматоха. Стрельба. Погоня по крышам. Двое моих сотрудников заметили человека, удивительно похожего на вас. Он очень ловко ушел от неких… личностей. Очень ловко. Слишком ловко для светского бездельника. Но самое любопытное, что личности тоже смогли уйти от преследования. Не думаете ли вы, что это странное совпадение?

Внутри все оборвалось. Чертовы гестаповцы. Все же видели мои скачки по крышам. Не помешали, но видели. И те двое, выходит, не являются людьми Мюллера… Мои выводы оказались верными.

— Сегодня в первой половине дня…Хм… Я был на прогулке в Тиргартене, герр штандартенфюрер, — сказал я, глядя ему прямо в глаза, вкладывая в голос всю возможную искренность. — Захотелось подышать воздухом. О погоне ничего не знаю. Но… Вы же понимаете, несмотря ни на что, я провёл некоторое количество времени в секретной школе НКВД. Я рассказал об этом сразу и точно не делал из данного факта тайны. Вы знаете, без ложной скромности скажу, пожалуй, я бы тоже мог ловко уйти от каких-нибудь мутных личностей, возникни у меня такая необходимость. Даже немного жаль, что это был не я. Моя жизнь более скучная. Может, ваши люди ошиблись?

Мюллер внимательно посмотрел на меня, его лицо было каменным.

— Ошибка? Возможно. Я надеюсь, что так. Потому что мне бы не хотелось разочаровываться в тебе, Алексей. Ты — перспективный проект. Но проекты, которые начинают жить своей собственной жизнью и создавать проблемы… они подлежат закрытию. — Мюллер вернулся за стол и сел обратно в рабочее кресло. — У меня к тебе есть дополнительное задание. Фрау Книппер. Я хочу знать, куда она ездит, с кем встречается, о чем говорит. Вся ее переписка, все разговоры должны фигурировать в следующем отчете. Ты живешь у нее под боком, используй это. У тебя есть сорок восемь часов, чтобы предоставить мне внятный отчёт о ее деятельности. Если отчёт меня устроит — твоя лояльность не будет вызывать вопросов. Если нет…

Мюллер развел руками, намекая на печальный исход событий. Печальный, естественно, для меня.

— Понятно, герр штандартенфюрер. Не подведу ваше доверие. Можете не сомневаться. — Кивнул я.

— Прекрасно. Можешь идти. И, Витцке… — фашист остановил меня на выходе, когда я уже развернулся и приблизился к двери. — Не испытывай мое терпение. Оно не входит в число моих добродетелей.