Курсант. На Берлин 4

Глава 14 Появляются важные лица

Шум в зале напоминал гул гигантского улья, опьяненного собственным могуществом. Золото, мрамор, алые драпировки со свастиками — все кричало о роскоши и силе. Воздух был густым от смеси дорогих духов, сигарного дыма и запаха страха, тщательно скрываемого под масками подобострастия.

Мы с Бернесом держались вместе, как два корабля в бушующем море лицемерия. Марк был бледен, его пальцы нервно перебирали складки на смокинге. Он знал, кто именно сегодня — главный экспонат в коллекции сумасшедшего коллекционера по имени Геббельс. Мы оба знали.

Это стало понятно по тому, как Геббельс повел себя буквально около получаса назад. Заметив наше появление, он направился к нам. Вроде бы. Шел уверенно, целенаправленно, глядя в глаза Марку, но потом вдруг резко остановился и завел разговор с каким-то военным. Вернее, с кучкой военных. Такое чувство, что рейхсминистр пытался дергать Марка за ниточки эмоционального состояния. А может, просто хотел посмотреть, как Бернес себя поведёт.

Хотя, не представляю, какой реакции Геббельс ждал от Марка? Что заметив интерес к своей персоне со стороны самого рейхсминистра, Марк развернется и убежит? Что он упадёт без чувств? Или начнет паниковать? Ну так ничего подобного не произошло.

Пока фашист двигался в нашу сторону Бернес просто стоял и смотрел на него с абсолютно спокойным выражением лица. Когда Геббельс задержался возле военных, изобразив радость от встречи, Марк так же спокойно отвернулся и принялся обсуждать со мной присутствующих гостей. Легко обсуждать, без малейших признаков эмоционального напряжения. Будто мы — двое молодых людей, оказавшихся на мероприятии, где оба можем завести полезные знакомства.

Честно говоря, мне показалось, что в этот момент на лице Геббельса мелькнула выражение легкого разочарования. Значит, он все же ждал, надеялся, что Марк выдаст себя и Магду каким-то необдуманным действием. Абсолютная глупость, конечно. Впрочем, думаю, Йозеф делал ставку на молодость Бернеса.

Очевидно, рейхсминистр прекрасно знает об увлечении своей жены. Все это время, пока Магда играла в секретные встречи, Геббельсу, скорее всего, было о них известно.

— Расслабься, — тихо сказал я Бернесу, делая вид, что поправляю галстук. — Ты просто музыкант. Помни об этом. Ты здесь, чтобы играть. Скоро появится ваш оркестр и ты смешаешься с толпой музыкантов.

— Легко сказать, — пробормотал он в ответ, глядя на Магду, которая, сияя натянутой улыбкой, пробивалась к нам, минуя гостей.– Есть ощущение, что я уже не затеряюсь ни в какой толпе.

Однако, в итоге, первой добралась до нас все-таки не фрау Геббельс. Первым стал сам хозяин вечера. Видимо, Йозефа изрядно нервировал тот факт, что мероприятие немного шло не по его плану и он решил взять контроль над ситуацией в свои руки.

Геббельс появился возле нас внезапно, как и полагается пауку в центре своей паутины. Просто в один момент, который мы упустили, нарисовался рядом. Его невысокая фигура, облаченная в мешковато сидящий френч, казалась инородным телом в этой толпе разодетых сановников. Пронзительный взгляд Геббельса устремился на Бернеса, затем быстро скользнул по мне, и в нем не было ни капли удивления. Только холодная, оценивающая аналитическая работа.

— А вот и наше новое дарование! — голос Геббельса прозвучал слишком громко для такого близкого расстояния, заставляя окружающих замолчать и обернуться. — Герр Ирбис! Моя супруга просто замучила меня рассказами о вашем таланте. Неужели он действительно столь велик?

Фашист говорил с подчеркнутой, язвительной вежливостью, обращаясь к Марку, но его слова были адресованы Магде, которая замерла в двух шагах. Ее улыбка превратилась в маску. Надо отдать должное, выдержка у немки была отменная.

Кроме того, слова фашиста предназначались всем окружающим. Чтоб каждый, кто хотя бы на минуточку заподозрил, будто самого Геббельса обманывает жена, понял, что это не так. По сути, рейхсминистр сейчас этими громкими фразами обелил образ Магды. Но не ради нее, конечно. Исключительно ради себя.

Логика вполне понятная. Геббельс решил, раз ему известно об увлечении жены, то такой информацией могут обладать и все остальные. Берлин не так велик, как может показаться. Но сейчас, зявив об интересе супруги во всеуслышание, а главное, давая понять, что ему все известно и никаких секретов нет, Геббельс на корню пресек любые сомнения в верности супруги и придал общению немки с Марком едва ли не официальный статус.

— Рейхсминистр, вы слишком любезны, — с почтительным поклоном ответил Бернес. Его голос, к моему удивлению, звучал ровно и уверенно. — Я всего лишь скрипач, который обожает свою работу. Я живу музыкой. Это смысл моего скромного существования.

— Скромность? Как мило, — Геббельс усмехнулся, в его улыбке не было ни капли тепла. — Ну что ж, мы сегодня должны оценить этот талант. Вы сыграете для нас.

Последние слова он произнес с особой весомостью, не спрашивая согласия, а констатируя факт. Марк лишь кивнул в ответ. Выбора у него не было.

В этот момент я увидел его — Харро Шульце-Бойзена. Молодой, энергичный аристократ с умными, насмешливыми глазами, он стоял в стороне с бокалом шампанского, наблюдая за сценой с отстраненным любопытством.

Супруги Харро я не заметил поблизости. Наверное, она отошла куда-нибудь, чтоб поприветствовать знакомых.

Это был мой шанс. Взгляды всех присутствующих оказались прикованы к Геббельсу, Магде и Марку, а значит сейчас точно никому нет дела до меня. Самое время, чтоб поговорить с Шульце-Бойзеном.

Пока Геббельс с наслаждением демонстрировал свою власть над Бернесом и своей женой, а заодно показывал всем окружающим, что без его ведома в этом городе не происходит ничего, я тихонечко отступил в тень колонны, сделал вид, что ищу сигареты.

Шульце-Бойзен заметил это движение. Его взгляд встретился с моим. Я еле заметно кивнул, а затем указал головой в сторону балкона. Этого было достаточно. Он узнал меня, вспомнил прошлую встречу во время премьеры и знакомство, которое произошло с помощью его жены. Поэтому, стоило мне двинуться к высокой стеклянной двери, Харо, не торопясь, направился туда же.

Через минуту мы стояли на холодном, застекленном балконе, курили и смотрели на освещенные улицы Берлина. Дождь уже закончился, оставив после себя мокрый, черный асфальт, в котором отражались огни фонарей.

— Прекрасный вид, не правда ли? Жаль, что в будущем все может измениться.– Тихо, по-немецки, сказал Шульце-Бойзен. В его голосе звучала усталая горечь.

— Будущее непредсказуемо, — так же тихо ответил я. — Но вы не совсем правы. Некоторые вещи можно попытаться изменить, не дожидаясь, пока они изменяться сами. Например, если вы истинный патриот свой Родины и желаете для нее самого лучшего. Если вам тяжело видеть, во что превращается Германия.

Шульце-Бойзен резко повернулся ко мне, его усталая насмешливость исчезла, уступив место настороженности.

— Я вас не понимаю.

— Думаю, понимаете, — я сделал последнюю затяжку и бросил окурок в урну, стоявшую тут же, на балконе. — Ваша заинтересованность в делах, которые направлены против действующего режима, мне известна. Я — не враг. Я — ваш друг. Готов предоставлять информацию и координировать действия взамен на такую же услугу с вашей стороны. И заметьте, насколько сильно я сейчас рискую, говоря вам все это. Вы спокойно можете вернуться в зал, а потом донести на меня в соответствующее учреждение. Но я знаю, что вы этого не сделаете. Потому что знаю, кто вы и чем занимаетесь на самом деле. Я понимаю, что конкретно в данный момент вы не дадите никакого ответа. Побоитесь. Но оно и понятно. Я предлагаю встретиться в более спокойной обстановке. Например, у Ольги Чеховой, с которой ваша супруга дружна.

Харро молчал, вглядываясь в мое лицо, пытаясь найти подвох, ложь, провокацию. В нем очевидно шла активная внутренняя борьба. Риск был колоссальным. Одна ошибка — и смерть.

— Почему я должен вам верить? — наконец выдавил он.

— Потому что у нас общий враг. И потому что у меня нет другого выбора, как и у вас. Мы либо будем работать вместе, либо нас поодиночке перемолотят эти жернова. Просто подумайте и приймите приглашение Ольги, которое Либертат получит на днях. А дальше мы с вами уж как-нибудь точно разберёмся.

Харро еще секунду смотрел на меня, а затем коротко кивнул и пожал мне руку. Рукопожатие его было холодным и твердым.

Я, честно говоря, испытал некоторое чувство облегчения. Контакт был установлен.

Мы вернулись в зал, как два малознакомых гостя, случайно вышедшие подышать воздухом.

В зале царила достаточно странная атмосфера. Гости застыли, словно монументы. Все взгляды были устремлены в одну сторону. Туда, где находился Бернес.

Марк стоял на небольшой сцене со скрипкой у плеча. Его лицо выглядело сосредоточенным и спокойным. Он играл. Это была не немецкая маршевая музыка, не патриотический пафос, а что-то глубокое, меланхоличное и бесконечно красивое.

Все присутствующие буквально замерли, стараясь лишний раз не дышать. Даже Геббельс смотрел на Бернеса с крайне одухотворённым выражением лица, забыв о своей язвительности и о том, что вообще-то в этого парня со скрипкой может быть влюблена фрау Геббельс.

Ну конечно же все не могло пройти гладко. В этот момент в зале появился Мюллер.

Он вошел бесшумно, как тень. Его взгляд сначала выцепил меня. Последовал короткий кивок, смысл которого сводился не к желанию поприветствовать, а к намёку:«я тебя вижу, помни об этом».

Затем взгляд Мюллера нашел Геббельса. Штандартенфюрер подошел к рейхсминистру, демонстрируя ледяную, формальную вежливость. Я тихонько, стараясь не привлекать внимания, передвинулся поближе к этой парочке. Есть ощущение, разговор может быть для меня интересен.

— Герр рейхсминистр, — голос Мюллера был тихим, но я стоял достаточно близко и его слова долетели до меня. — Поздравляю с новым протеже. Очень… ностальгический типаж. Напомнил мне одну историю… о некоем Викторе Арлазорове. Вы, конечно, помните это имя?

Геббельс медленно повернулся к Мюллеру. Его лицо стало землистого цвета. Губы плотно сжались. Есть ощущение, господину рейхсминистру сильно не понравился вопрос.

— Что вы хотите сказать, штандартенфюрер? — прошипел он.

— Ничего, герр рейхсминистр. Просто… Есть кое-какие мысли о ностальгических настроениях в вашей семье. Думаю, вам будет целесообразно встретиться со мной на днях. Чтобы… избежать недоразумений.

Это была прямая, неприкрытая угроза. Геббельса буквально заколотило от бешенства. Казалось, еще секунда — и он бросится на Мюллера с кулаками. Но тут музыка смолкла и зрители, очарованные игрой Марка начали приходить в себя.

А потом… в наступившей тишине раздался другой голос. Тихий, с характерным австрийским акцентом. Этот голос прозвучал как удар хлыста.

— Прекрасно. Глубоко. По-арийски.

Вся толпа, включая Геббельса и Мюллера, разом повернулась ко входу. Гости замерли в ошеломленном молчании. От дверей в нашу сторону двигался Адольф Гитлер. А под руку с ним, с легкой, непринужденной улыбкой, шла Ольга Чехова. Она что-то тихо говорила ему, он кивал, и его взгляд был устремлен на сцену, на бледного, застывшего со скрипкой Бернеса.

Эффект оказался просто сокрушительным. Никто не ожидал появления фюрера. Присутствие Гитлера на частном вечере, устроенном Геббельсом — это высочайшая честь, знак исключительного расположения. И то, что он появился под руку с кинозвездой, всеобщей любимицей, придавало происходящему определенный оттенок.

Геббельс, мгновенно преобразившись, бросился к Адольфу, его лицо исказилось гримасой восторженного подобострастия.

— Мой фюрер! Какая неожиданная и великая честь! Что ж вы не предупредили?

Гитлер кивнул рассеянно Йозефу. Его взгляд блуждал по залу, а потом снова остановился на Бернесе. Ольга, сияя обаятельной улыбкой, мягко нажала на руку своего спутника:

— Вот видите, мой фюрер, я же говорила вам. Разве я преувеличивала? Разве это не тот самый редкий талант, о котором стоило бы позаботиться? Согласитесь, бравурные марши не способны настолько затрагивать душу.

Гитлер медленно прошел вперед, к сцене, заставляя толпу расступаться, как Моисей воды. Гости застыли в почтительных позах, на лицах — подобострастные улыбки. Геббельс, как щенок, семенил рядом, пытаясь поймать взгляд хозяина.

— Вы талантливы, молодой человек, — Гитлер остановился перед Марком, благосклонно кивнув. — В вашей игре я услышал нечто очень родное, истинно германское. Знаете, от чего сердце начинает биться сильнее. Господин рейхсминистр… — фюрер повернулся к Геббельсу, который замер рядом в ожидании команды. — Я бы хотел, чтобы вы лично протежировали этого молодого человека. Мне он нравится. Позаботьтесь о нем.

Стоя в толпе, я наблюдал за этой картиной и мысленно улыбался. План сработал. План, который я придумал и осуществил.

По моей просьбе Чехова уже несколько раз, будто невзначай, говорила фюреру о невероятно талантливом молодом скрипаче, игра которого способна тронуть самое чёрствое сердце. Она же, получив от меня сигнал, уговорила Гитлера приехать на этот вечер, заверив, что здесь он сможет насладиться искусством без лишней помпы.

Никто в этом зале, даже проницательный Мюллер или изворотливый Геббельс, не догадывались, что появление фюрера — это не его прихоть и не случайность, а тонко спланированная операция по спасению моего друга от сумасшедшей Магды и ее мстительного муженька. Теперь Бернес был под прямой защитой самого Гитлера. По крайней мере, пока что. И Геббельс это прекрасно понимал.

Появление фюрера, особенно его слова, разрядили ситуацию, как нож, разрезающий натянутую струну. Геббельс, мгновенно перестроившись, улыбался и хвостом вился возле обожаемого фюрера. Мюллер, отложив свои планы по дискредитации рейхсминистра пропаганды, вообще растворился в толпе. Но перед этим бросил на меня короткий, говорящий взгляд. Как я и думал, скорее всего завтра меня вызовут «на ковер».

Когда Гитлер, пробыв всего лишь около пятнадцати минут, удалился так же внезапно, как и появился, Геббельс вернулся к Бернесу. Но его тон теперь был иным. Язвительность исчезла, сменившись отеческой, показной заботой.

— Вы талантливы, герр Ирбис, — сказал он, положив руку на плечо Марка. Марк едва заметно вздрогнул. — С сегодняшнего дня вашим покровителем буду я. Лично. Моя супруга… она женщина слишком впечатлительная. Ее желание помогать искусству похвально, но ваше дальнейшее общение вредит репутации Магды. Вы теперь всегда можете в случае необходимости обратиться ко мне. Я буду следить за вашими успехами. Понятно?

Бернес посмотрел на него, потом на Магду, которая стояла поодаль с пустым, ничего не выражающим лицом. Мне показалось, Марку даже стало как-то легче. Геббельса он мог понять, а вот Магду, с ее одержимостью — нет.

— Конечно, герр рейхсминистр, — тихо ответил Бернес. — Благодарю вас.

Геббельс удовлетворенно кивнул и отошел. Я приблизился к другу. Мы с ним снова остались одни в бушующем вокруг нас море людей.

— Ну что, — хрипло произнес Марк, глядя на Чехову, которая после ухода Гитлера переключилась на компанию тех самых военных, с которым до этого общался Геббельс. — Поздравь меня. Я только что продал душу дьяволу. Зато по сходной цене — карьера и безопасность.

— Так даже лучше. — сказал я. — Ты сам знаешь, почему.

Бернес тихо хмыкнул, но спорить не стал. Он прекрасно понял, что я имею в виду. Марк повернулся ко мне и тихо сказал:

— Спасибо. Я знаю, кого благодарить. Мог бы сразу сказать, что задумал.

— Не был уверен, что выгорит. — Ответил я.

К счастью, буквально через пару минут появился оркестр, который так-то уже давным-давно должен был начать свое выступление. Подозреваю, музыканты задержались из-за манипуляций Геббельса.

Марк кивнул мне и присоединился к оркестру. Внимание всех гостей уже не было сосредоточено на нем, но каждый, кто присутствовал в зале, прекрасно запомнил, что этот парень заинтересовал самого фюрера. И это было главное.