Курсант. На Берлин 4

Глава 13 Исчезает еще одна проблема

Утро встретило нас тягучей, сладковатой вонью гари, принесенной со стороны порта. Там что-то недавно горело, и есть ощущение, я точно знаю, что именно.

Мы с Бернесом брели по пустынным улицам, чувствуя себя двумя выжатыми лимонами. По крайней мере, у меня было именно такое ощущение. Думаю, у Марка, судя по его унылому лицу, такое же.

Да, время было проведено неплохо. Особенно, если учитывать, что в дедовом теле это, пожалуй, первый случай, когда я в полной мере наслаждался женским обществом. Но… Ключевое слово «наслаждался». С ним как раз, с этим словом, не все так гладко, как могло бы показаться.

Несмотря на то, что после моего прихода в квартиру, где проживали дамы, веселье пошло в гору, чисто морально я все равно оставался напряжён. Волновался за Подкидыша. Доберётся ли он нормально до места, где можно залечь на дно? Думал о Клячине. Можно ли верить его словам и обещанию исчезнуть навсегда? Размышлял об архиве. Уничтожить его сразу, как только вернусь в дом Книпперов или подождать? Ну и конечно, предвкушал очередную встречу с Мюллером. Что-то мне подсказывало, она не за горами.

В итоге, ночь оказалась полна адреналина, напряжения и странного, вымученного веселья в компании двух легкомысленных немок, чьи имена я уже с трудом мог вспомнить.

Мы с Бернесом шли молча, каждый был погружён в свои мысли. Тем более, нам сегодня предстояло посетить мероприятие, организованное министерством пропаганды. Вот уж действительно, покой нам только снится.

Отставив в сторону размышления о минувшей ночи, я погрузился в составление плана предстоящей встречи с Шульце-Бойзеном, а он на этой фашистской вечеринке точно должен быть. По крайней мере, сильно на это надеюсь.

С Леманом контакт налажен. Даже при том, что сам процесс сопровождался некоторыми сложностями, все равно данный агент уже в курсе моего присутствия в Берлине. И потом, Леман создал у меня впечатление весьма ушлого товарища. Если он столько времени под носом у Гестапо вынюхивает секретные данные и до сих пор не попался, думаю, дальше все тоже будет хорошо.

Я попытался вспомнить подробную информацию из будущего относительно судьбы Лемана, но, к сожалению, не смог. В прошлой жизни меня мало интересовали исторические факты, касающиеся определённых персон.

В любом случае, конкретно сейчас мне нужно было установить хорошую, крепкую связь с Шульце-Бойзеном. Это одна из насущных проблем на сегодня. Надеюсь, когда все, кому нужно, поверят в окончательную и бесповоротную гибель архива Сергея Витцке, я смогу просто заниматься тем, чем и должен заниматься разведчик. А не бегать по Берлину то от британцев, то от немцев, то от своих, таская за пазухой этот чертов архив.

— Как ты думаешь, Клячин и правда сделает все, как обещал? — нарушил молчание Бернес, когда дом Книпперов уже показался впереди.

— Дядя Коля — сволочь, но профессионал. Если сказал, что организует пропажу архива, изобразит все таким образом, будто бумаги сгорели вместе с Финном, значит, так оно и будет. Во всяком случае, для отчетности перед Москвой. Драгоценности он получил, а мы получили передышку. Пока что это лучшее, на что можно надеяться.

Мы подошли к калитке и оба остановились, напряженно разглядывая дом. Что-то было не так. Вернее, все было не так. Входная дверь оказалась приоткрыта. Не широко, всего на несколько палецев, но в предрассветной тишине этот факт казался зловещим. К тому же, я хорошо знаю Марту. Она бы никогда не оставила дверь незапертой. Особенно сейчас.

Я толкнул калитку и быстрым шагом направился к крыльцу. Взбежал по ступеням. Вошел внутрь. Марк молча следовал за мной, без суеты и паники.

— Марта? — тихо позвал я, перешагивая порог.

Ответом была гнетущая тишина. В доме пахло кофе, но запах казался немного странным, пригорелым, застоявшимся.

Мы с Марком, не сговариваясь, пересекли холл и… увидели ее.

Марта Книппер лежала у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Ее тело было неестественно выгнуто, голова запрокинута под невозможным углом. Глаза, широко раскрытые, смотрели в стеклянный плафон люстры на потолке. В них застыло выражение не столько ужаса, сколько глубочайшего удивления. Рядом валялась разбитая фарфоровая ваза, осколки которой усеяли паркет.

— Боже правый… — прошептал Бернес, застыв на месте.

Я подошел ближе, не веря своим глазам. Шея Марты была сломана. Чисто, профессионально. Никакой борьбы, никакой суеты. Один точный, сокрушительный удар.

Чисто внешне все выглядело так, будто немка просто споткнулась на лестнице, кубарем полетела вниз, упала. Вазу свалила, скорее всего, когда не смогла удержаться на ногах. Зацепила ее рукой. Именно так должны подумать полицейские. Но… Я точно знал, наверняка, чувствовал это всем своим нутром — Марту Книппер убили. Очень четко и очень профессионально.

Почему я был так уверен? Потому что приоткрытая дверь — это как личная роспись, оставленная специально для меня. Чтоб я понял, кого надо благодарить за исчезнувшую проблему и оценил столь широкий жест доброй воли.

— Клячин, — выдохнул я.

В горле стоял ком. Не от ужаса перед нелепой смертью. Не от жалости к немке, которая, на секундочку, была готова сдать меня ни за грош. Перед тем, насколько в реальности дядя Коля опасный тип.

— Это его почерк. Аккуратно, без лишнего шума. «Несчастный случай». Сорвалась на лестнице, упала, сломала шею.

— Но зачем? — голос Марка дрогнул.

— Она слишком много знала. Начала мешаться под ногами. Стала ненадежным звеном. Британцы от Марты отказались, гестапо копало под нее. Клячин просто… подчистил хвосты. Убрал свидетельницу. И послал нам очередное сообщение. Мол, я все еще здесь, рядом. И я все еще тут главный.

Мы молча стояли над телом немки. Сквозь тревогу и отвращение пробивалось леденящее душу понимание. Мы играли в игры, где ставкой была жизнь, и Клячин только что напомнил, кто здесь устанавливает правила.

Вызов полиции стал формальностью. Явились два немолодых, сонных полицейских в мундирах. Они осмотрели тело, покивали, что-то записали в блокноты. Вердикт был предсказуем — трагическая случайность в собственном доме.

Нас, естественно, опросили. Мы, естественно, рассказали, где провели время. Я в этот момент подумал, что вся шумиха в ресторане, женщины, к которым попали в гости… Дело не только в Финне. Таким образом Клячин обеспечил нам алиби и для обычных полицейских.

Их работа была почти закончена, когда на пороге нарисовалась фигура в плаще. Оберштурмфюрер СС, один из людей Мюллера. Его появление заставило полицейских вытянуться в струнку.

— Гестапо берет это дело под свой контроль, — произнес он без всяких предисловий. — Предоставьте все отчеты сегодня же. Вы свободны.

Полицейские, не говоря ни слова, поспешно ретировались, прихватив с собой труп хозяйки дома. Гестаповец медленно прошелся по гостиной, его взгляд скользнул по месту, где совсем недавно лежала Марта, по нашем с Бернесом угрюмым лицам.

— Соболезную вашей утрате. Хотя… Вы ведь всего лишь снимали у нее жилье. Не так ли? — произнес он с каменной физиономией. — Фрау Книппер была… яркой женщиной. Группенфюрер Мюллер просил передать, господин Витцке, что гибель этой особы не повлияет на ваше пребывание в доме.

— Это было бы очень кстати. — Ответил я, изобразив на лице выражение облегчения. А то, знаете, крайне неудобно сейчас решать вопрос с жильем.

— Простите… — Марк сделал шаг вперед. — А мне как быть? Я, видите ли, музыкант. Скажу честно, пока еще не особо известный. Хотя… взят на работу в орекстр при министерстве пропаганды. Но финансы… Сами понимаете. А фрау Марта брала за постой совсем немного…

Гестаповец остановился, повернулся к Марку и вытаращился на него холодным взглядом блеклых, каких-то рыбьих глаз. Помолчал пару секунд, а затем произнёс:

— Вы — герр Ирбис. Верно? Талантливый музыкант из Румынии, пользующийся личным покровительством фрау Геббельс. Я же не ошибаюсь?

Марк гордо вскинул подбородок, изобразив на лице легкое возмущение. Типа, его немного обидели слова фашиста о покровительстве. Именно так должен был повести себя творческий человек, считающий свой талант сокровищем едва ли не всей нации.

— Да, верно. Фрау Геббельс действительно проявила некую заинтересованность в моей судьбе. — Заявил он высокомерным тоном. — Но это ровным счетом не играет…

— Достаточно. — Оберштурмфюрер сделал резкий взмах рукой, перебив Бернеса. — Я всего лишь уточнил. Так как у фрау Книппер не осталось наследников, то ее жилье переходит в собственность государства. Будем считать, что наша организация предоставила вам служебную квартиру.

Марк молча кивнул. И сделал важное лицо. Мол, да. Все именно так и должно быть.

Хотя, на самом деле и я, и Бернес прекрасно поняли намек. В свете той информации, что я слил про Геббельса, особенно в свете увлечённости Магды молодым скрипачом, Мюллер решил Марка придержать под боком. Как запасной, но очень полезный вариант.

— А вы, значит, не ночевали дома. Верно? — Небрежно поинтересовался гестаповец, продолжая мельтешить передо мной и Бернесом. Как специально. Ходил туда-сюда, что немного раздражало.

— Ну да. — Я небрежно пожал плечами. — Знаете, захотелось вчера что-то расслабиться. Провели вечер в одном заведении, а потом в приятном женском обществе покинули его. Ну… Вы понимаете. Надеюсь, нам не придется предоставлять имена спутниц. Это, мягко говоря, будет не очень по-мужски.

— Понимаю, конечно. — Кивнул фашист. — Скажите, а это заведение, случайно, было не в районе угольных пирсов?

— Да… — Я удивлённо округлил глаза. — Откуда вы знаете?

— Просто предположил. Просто… предположил… — Оберштурмфюрер снова прошёлся по комнате. — Видите ли, там сегодня приключился пожар. Думаю, эта информация будет больше интересна вам, Алексей. Трое погибших. Тела чудом не обгорели полностью. Судя по тому, в какой позе их нашли, они пытались спастись. Но… Раны, знаете, не позволили сделать им это. Кроме того, найдены порванные веревки и еще кое-какие предметы, вызывающие интерес. Такое чувство, будто эти трое кого-то могли схватить и привезти на склад. Думаю, они это сделали с плохими намерениями. Но пленник ухитрился сбежать. Один из погибших нам очень даже знаком. За ним давно шла охота. Он работал на британскую разведку.

— Зачем вы мне это рассказываете? — Спросил я фашиста, а затем развернулся полубоком, но чтоб немец прекрасно меня видел, и быстро, взглядом указал на Марка.

Суть моих манипуляций была в следующем. Я изобразил для оберштурмфюрера легкое возмущение. Мол, ты чего тут несёшь при посторонних⁈ Сосед по дому не в курсе, каким это образом мне вообще может быть интересна подобная информация. Не пали контору, дурачок!

Судя по тому, что говорил этот фриц, он точно знал, что я работаю на гестапо. И сейчас мне очень непрозрачно давали понять, что видят события этой ночи совсем иначе.

Я с друзьями отправился в кабак, чтоб хорошенько выпить. За мной следили британцы. В какой-то момент они ухитрились меня схватить и утащили на угольный склад, где связали, чтоб начать пытать. Но я большой молодец. Я смог оказать сопротивление, вырваться из лап врагов, а потом по каким-то причинам, возможно в процессе перестрелки или чего-то подобного, начался пожар.

Собственно говоря, все именно так, как и рассчитывал Клячин.

— Ах, действительно… — Гестаповец прекратил ходить по комнате туда-сюда, остановился и развёл руками, словно недоумевая, что за чушь он тут несет. — Зачем вам это знать? Просто… Почему-то подумал, будет интересно. Ну что ж… Вынужден попрощаться. Дела, знаете ли…

Фашист кивнул нам и вышел так же бесшумно, как появился. Сообщение, переданное Мюллером, было мной услышно, а значит, дело сделано. Мюллер дал понять, что в курсе произошедшего вечером. Вернее, он так думает. Что в курсе. Соответственно, завтра можно ждать вызова на ковер.

Когда мы остались одни, Бернес подошел к порогу, толкнул приоткрытую дверь и подобрал с крыльца свежую утреннюю газету, которую успел закинуть мальчишка разносчик.

На второй полосе красовался заголовок: «Пожар в порту: три трупа в угольном складе». В статье вскользь упоминалось, что полиция склоняется к версии о разборке между преступниками, которых, к сожалению, не удалось пока искоренить полностью. Но Германия — это самая лучшая в мире страна, и скоро все криминальные элементы будут уничтожены. Аж слезы на глаза навернулись от того, с каким слащавым восторгом автор статьи завершил сюжет.

— Всё сошлось, — мрачно констатировал Марк, бросая газету на диван. — Как по нотам.

У меня не было сил ему отвечать. Я подошел к креслу, стоявшему в гостиной, а затем плюхнулся на него, откинув голову на мягкую спинку. Сидел и думал о том, что наша миссия, наше пребывание в Берлине — это бег по минному полю, где каждый шаг может стать последним. Клячин, Мюллер, британцы, свои же… Все они видят в нас пешек. А с пешками, как известно, никто не церемонится.

Вечером того же дня мы с Бернесом стояли у зеркала в его комнате. Приводили себя в порядок перед приемом в Министерстве пропаганды.

Проспали считай до обеда. Потом приняли душ, пообедали. И приступили к подготовке. Может это было слишком бессердечно, но о погибшей Марте больше не вспоминали ни я, ни он.

— Думаешь, Мюллер не просто так разрешил мне тут жить? — Спросил Марк по-немецки.

— Уверен. Брать тебя на службу он вряд ли будет, но использовать в качестве добровольного агента, думаю, сто процентов попробует. И еще… Пока нас сегодня не будет, в доме установят прослушку. Это вообще не вызывает сомнения. Так что… В последний раз говорим более-менее свободно. Как только вернемся с приема, все беседы будут только в рамках легенд. Твоей и моей. Мюллер не позволит жить нам в этом доме, как на курорте.

— Принято, командир. — Усмехнулся Бернес.

— Готов? — спросил я, поправляя галстук.

— Нет, — честно ответил Марк. — Но выбора у меня нет.

Его лицо было маской спокойствия, однако я видел, как Бернес нервничает. Пожалуй, только я и мог это увидеть.

Министерство пропаганды встретило нас ослепительным блеском хрустальных люстр, гулом голосов и тяжелым, сладким ароматом дорогих духов и сигар. Золото, мрамор, портреты фюрера — все здесь было призвано демонстрировать мощь и незыблемость режима.

В центре зала, окруженный свитой подхалимов, стоял Йозеф Геббельс. Его невысокая фигура казалась еще меньше на фоне рослых эсэсовцев и представителей фашистского «бомонда». Он что-то говорил, и его слушатели почтительно хихикали, ловя каждое слово.

Магда, в платье из серебристого шелка, сияла холодной, утонченной красотой. Но ее улыбка была натянутой, а в глазах, как только немка заметили Бернеса, мелькнула неподдельная тревога. Она поймала его взгляд и едва заметно кивнула в сторону мужа, словно предупреждая: «Осторожнее».

К сожалению, именно сегодня с осторожностью нам не повезло. Хотя, я бы назвал, наверное, это другим словом.

Лично у меня возникло ощущение, что Геббельс Марка ждал. Серьёзно. Потому что он слушал окруживших его людей в полуха и периодически бросал взгляды в сторону входа. Естественно, он не мог не заметить наше появление.

Так вот… Как только Геббельс увидел Марка, на его лице отразилось… — ничего! Не было удивления, не было первого шока от той схожести, которую он не мог не понимать. Его взгляд, острый и пронзительный, уставился на Бернеса. Геббельс что-то сказал своему соседу, и тот громко рассмеялся. Потом рейхсминистр кивнул остальным собеседникам и…решительным шагом направился к нам.