Курсант. На Берлин 4

Глава 4.2

Тишина в гостиной после моего вопроса стала густой, как берлинский туман за окном. Хотя при этом мадам Жюльет даже не моргнула, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Взгляд «француженки», холодный и оценивающий, сканировал мою физиономию, будто она пыталась забраться в мои мысли и понять, что же замыслил этот наглый мальчишка.

— Гарантия? Личные мотивы?— Она усмехнулась, — Гарантия, милый Курсант, в том, что я стою здесь, а не в кабинете Мюллера с подробным отчётом о твоей ловкой работе в банке. Гарантия — в том, что твой Подкидыш до сих пор дышит и не валяется в канаве с пулей в затылке. Я знала и молчала месяц. Не кажется ли тебе, что с точки зрения «личных мотивов» это несколько глупо? Будь у меня свой, шкурный интерес, я, поверь, объявилась бы гораздо раньше. А в случае твоей несговорчивости и правда могла бы посетить господина Мюллера. Тем более, обо мне, как о спутнице Эско Риекки, уверена, ему известно. Потом, когда гестапо наверняка выстрясли бы из тебя всю правду не только об архиве, но и о том, что ты, возможно, вообще никогда не планировал произносить вслух, я бы, из-за «личных мотивов», конечно, непременно смогла бы договориться с Мюллером. Ну как договориться… Женщины, знаешь, имеют очень большой спектр возможностей для диалога. И вот уже после этого я бы отчиталась в Центр, что архив утерян, например. Знаешь почему? Потому что исходя из «личных мотивов» я могла бы продать его британцам. Но…

Мадам Жульет развела руки в стороны, посмотрела сначала налево, потом направо.

— Как ты видишь, я нахожусь здесь. С тобой и Скрипачом. Потому что мой долг — обеспечить выполнение миссии группы, а не устраивать охоту за призраками или пестать свой «личный интерес». Но теперь пришло время действовать. Архив — это бомба. И Центр требует её обезвредить. Передать в надёжные руки. Мои руки.

Я почувствовал, как Марк рядом напрягся ещё больше. Фраза «надёжные руки» в исполнении сотрудницы НКВД, да еще настолько ушлой, как сидящая перед нами блондинка, звучит сомнительно.

С другой стороны я понимал логику Жюльет. Её позиция действительно сильна. Она не шутила, когда описывала свои возможные манипуляции с архивом. Как бы то ни было, но СССР и чекисты — где-то там, очень далеко. Достаточно заполучить бумаги отца, продать их тем же упомянутым британцам — и все. Ищи-свищи фальшивую «француженку» где хочешь. Уверен, она знает, как грамотно «залечь на дно»

Но отдать архив? Нет. Не сейчас. Не ей. Да вообще никому! Это я решил для себя наверняка. Бумаги не увидит никто. Никто не сможет воспользоваться ими для каких-либо целей. Как только появится возможность встретиться с Подкидышем, не опасаясь всех рисков, я уничтожу архив.

— Надежные руки, — повторил я медленно, делая вид, что взвешиваю её слова. — Согласен. Архив опасен. Но его исчезновение после инцидента в банке — наша лучшая защита. Пока его нет, все охотятся за призраком. Как только он снова материализуется… — Я сделал выразительную паузу. — Мадам Жюльет, вы опытный сутрудник. Вы понимаете, что прямо сейчас, в этот дом, за вами могли прийти люди Мюллера? Или британцы? Кто угодно, чёрт его дери, может вынырнуть из-за угла. Архив у меня — это гарантия, что он не попадет в ненужные руки, пока мы не обеспечим абсолютно безопасный канал передачи. Прямо сейчас бумаги — в тайнике, о котором знаю только я.

— Ты и Тень. Или Подкидыш, если вам так удобнее. — Жюльет прищурилась. Саркастичная улыбка не сходила с её губ, но в глазах промелькнуло что-то вроде…недовольства. — Очень убедительно говоришь, Алексей. Практически поэтично… Ты мастер словесной эквилибристики. Но Центр не любит поэзии. Центр любит факты и исполнение приказов. — Она откинулась в кресло. — Ладно. Допустим, я принимаю твою… осторожность. На время. Но сроки горят. Мюллер не дурак, он копает. Британцы нервничают. Фрау Книппер ведёт себя как загнанная крыса, и это привлекает кошек. Когда архив будет передан? Назови дату.

Я внутренне выдохнул. Первый барьер взят. Теперь нужно время.

— Через неделю. Максимум десять дней, — сказал я твёрдо, глядя ей прямо в глаза. — Нужно подготовить всё до мелочей. Безопасный маршрут, чистое место, стопроцентная уверенность, что за нами нет хвоста. Я свяжусь с Подкидышем, предупрежу. Он обеспечит извлечение из тайника и доставку к точке передачи. Но только когда я буду уверен в чистоте операции.

Жюльет с легким недовольством на лице, которое она уже не скрывала, покачала головой, однако не стала спорить.

— Десять дней. Ни часом больше. И если к этому времени архив не будет у меня… — Она не договорила, но угроза висела в воздухе. — Теперь о связи. И о деле, ради которого вы здесь, если вы вдруг забыли, развлекаясь архивными играми.

«Француженка» вытащила из ридикюля изящный портсигар, достала папиросу, закурила, выпустив струйку дыма в потолок.

— Мадам Жюльет, — начал я, воспользовавшись паузой. Старался при этом, чтобы голос звучал просто заинтересованно, а не вовлечено. — Вы же, так понимаю, любите оказываться в нужное время, в нужных местах. Делаете это незаметно, но видите все… Вы были сегодня на премьере?

Я дождался уверенного кивка блондинки, а затем продолжил:

— Там появился один человек… И его появление — как гром среди ясного неба. Не обратили внимания случайно на мужчину, в щегольском костюме, который после кинопоказа подходил к чете Геббельс? Вы в курсе, кто он такой? Центр давал какие-то ориентировки? Видели ли вы его здесь, в Берлине, за это время? Может, за ним следили?

Мадам Жульет медленно повернула голову ко мне. Дым струился от папиросы, сизыми кольцами поднимаясь к потолку. Её взгляд был спокоен, почти равнодушен.

— Мужчина в щегольском костюме? — Она постучала пальчиком по нижней губе, изобразив задумчивость. — Нет, Алексей. Не видела такого.

Мадам Жульет еще немного помолчала, демонстрируя активные попытки вспомнить, а потом, сделалав легкий жест рукой с папиросой, закончила свою мысль:

— Город большой. Людей здесь много. Если бы он был на виду, я бы заметила. Но нет. А Геббельсы…Знаешь, после премьеры я не обращала на них внимания.

«Француженка» говорила гладко, убедительно. Слишком гладко. И слишком убедительно. Но я поймал два момента, две крошечных трещенки в её безупречной маске.

Во-первых, глаза. В тот миг, когда мадам Жульет произнесла «нет» в ответ на вопрос, видела ли она Клячина, её взгляд на долю секунды скользнул чуть вниз и влево — классический признак конструирования образа, а не припоминания факта. Настоящее воспоминание обычно заставляет взгляд уходить вверх или прямо.

Во-вторых, пауза. Перед словами о Геббельсах была микроскопическая, едва уловимая заминка. Не раздумье, а скорее… сдерживание. Как будто она ловила себя на том, что вот-вот скажет лишнее, и вставила эту фразу как буфер.

В общем, мадам Жульет лгала. Я был в этом почти уверен. Она знала Клячина. Или знала о нём. И, скорее всего, видела. Но зачем врать?

— Понятно, — кивнул я, делая вид, что принял её слова за чистую монету. — Просто странная фигура. Настораживает. Ну… Ладно…

— Канал связи будет односторонним. — Жюльет быстро перевела разговор, как будто исключая неудобную тему,–Только от меня к вам. Никаких инициатив. Вы ждали связного? Вот он я. Теперь ждите сигналов. — Она посмотрела на Марка. — Скрипач… Твоя задача приносит первые плоды от дружбы с Магдой Геббельс. Она не только ключ к рецхсминистру, она очень близка с фюрером. Центр требует усилить давление. Не физическое, разумеется, — Блондинка язвительно улыбнулась, — А эмоциональное. Воспользуйся её… ностальгией. Напомни ей о Викторе. Аккуратно. О его идеях. Геббельс в последнее время нервничает. Нам нужно знать, какая именно «возня» там началась, а она точно началась. Его что-то беспокоит в польском направлении. Слухи? Движения войск? Дипломатические демарши? Подробности, Скрипач. Центр жаждет подробностей.

Марк хмуро посмотрел на «француженку», но промолчал. Только кивнул. Игра с тенью Арлазорова ему явно была не по душе.

— Это… тонкая работа, — Ответил я вместо Бернеса.

— Поэтому его и выбрали, дорогой, — парировала Жюльет. — Его «талант» как раз для этого и подходит. Твоя задача, Алексей, — Мюллер. Центру известно, что в гестапо усилилась активность вокруг польского вопроса. Не просто слежка за диссидентами, а что-то более масштабное. Оперативная подготовка. Мюллер курирует все грязные дела на границах. Что он затевает с Польшей? Провокации? Создание «казус белли»? Ищи. Копай. Используй свой статус «верного пса». Лизни ему руку, если надо. Но узнай, какую бомбу он готовит на польской границе. И когда она должна рвануть.

Я слушал молча, стараясь не показать виду, что внутри у меня на самом деле все буквально забурлило.

Польша! Точно! И мне не надо даже добывать точную информацию, я и так знаю, что произойдёт. Знаю с самого детства, со школьных учебников.

Сейчас — май 1939 года… По идее, процесс уже запущен. Отделением абвера в Бреслау должны быть уже завербованы и обучены методам саботажа и партизанской войны многочисленные польские фольксдойче, задача которых — проведение различных акций с целью провоцирования польских властей на репрессии против немецкого населения. В течение всего лета будут устраиваться диверсии и нападения на польские объекты, многочисленные провокации с целью обострения межнациональных отношений. Диверсанты начнут устанавливать бомбы с часовым механизмом в немецких школах, осуществлять поджоги домов, в которых проживают немцы. Германская пресса эти инциденты представит как доказательство польского «террора».

Потом — пакт Молотова-Риббентропа и 1 сентября…

Я мог бы выложить всё прямо сейчас: дату, место, метод. Но как? Как объяснить Жюльет источник этих знаний? Приснилось? Голос свыше?

Меня сочтут сумасшедшим. Или предателем, запутавшимся в своих же выдумках. Одних слов, без железобетонных доказательств, будет мало. Центр потребует подтверждения, источники… которых у меня нет.

Но…я точно знаю, что именно надо искать. Если добуду доказательства, и мои слова потом подтвердятся, то когда я сообщу точную дату нападения Германии… Мне ведь тоже могут поверить.

— «Бомба» уже заложена, — сказал я с мрачной уверенностью, которая заставила Жюльет насторожиться. — Мюллер действительно нервничает в последнее время. Он не из тех, кто боится действовать. Он боится провала. Значит, операция уже в движении. Что-то грандиозное. Что-то, что должно оправдать удар. Провокация с жертвами. Обязательно. Под чужим флагом. И сроки… — Я сделал вид, что размышляю, сжимая виски. — Лето. Конец лета. Они не станут ждать осенней распутицы. Им нужен быстрый, сокрушительный удар. Скорость — их козырь. Значит, август-сентябрь. Но что именно и где… Вот это надо выяснить. Я буду копать. Но Мюллер хитёр.

Жюльет внимательно наблюдала за мной. Моя уверенность в сроках явно показалась ей подозрительной, но в то же время рассуждения звучали убедительно.

— «Конец лета»… Слишком расплывчато, Курсант. Центру нужны даты и координаты. Ищи. — Она потушила папиросу. — Сигналы. Запоминайте. Бернес: если тебе нужно срочно передать информацию или запросить помощь, оставь в витрине кондитерской «Бауэр» на Курфюрстендамм, в правом нижнем углу, маленький белый камешек. Я найду. Для тебя, Алексей: три мелких монеты, положенные ребром на перила моста Обербаумбрюкке со стороны Фридрихсхайна. Увижу — свяжусь. Мои сигналы к вам будут поступать через… — Она едва заметно усмехнулась. — Через объявления в газете «Берлинер Тагеблатт». Раздел «Частные объявления. Пропажи». Ищи фразу «найдена дамская перчатка». Дальше будет адрес и время встречи. Не опаздывайте.

Блондинка встала, поправила платье, целенаправленно промаршировала к двери, резко ее распахнула и застыла на пороге. Лицо мадам Жульет снова приняло выражение театрального горя.

— Ну что ж, мои дорогие мальчики, — заговорила она громко, с надрывом. — Спасибо за сочувствие! Этот негодяй Риекки дорого заплатит за слёзы Жюльет! О, моё бедное сердце!

«Француженка» смахнула невидимую слезу и вышла в ночь, оставив за собой запах дорогих духов.

Дверь закрылась. Мы с Марком так и остались стоять возле входа, бестолково глядя друг на друга.

— Десять дней, — тихо произнёс Бернес. — Тебе придётся вернуть архив…И… Ты действительно веришь, что Мюллер что-то затеял с Польшей? И что это случится к концу лета?

Я подошёл к окну, посмотрел в темноту, где, возможно, всё ещё маячили гестаповские наблюдатели.

— Не просто верю, Марк. Я в этом уверен. И мы должны узнать детали. До того, как они станут историей, написанной кровью. А пока… — Я обернулся, — Нам срочно нужно найти Клячина. И выяснить, на чьей стороне он играет на самом деле. И почему мадам Жюльет так старательно делает вид, будто не знает его. Появление дяди Коли рядом с Геббельсами — это не случайность. Это часть чьего-то плана. И нам нужно понять, чьего. До того, как этот план накроет нас всех.