Курсант. На Берлин 4

Глава 11 Мы находим неожиданную помощь

Мы с Марком, не сговариваясь, рванули к комнате Марты. Взлетели на второй этаж по ступеням, мне кажется, буквально за одно мгновение. Просто крик немки звучал настолько испуганно, будто ее там, как минимум, собираются резать на части. А как максимум… Боюсь даже представить.

Дверь была немного приоткрыта, из-за нее доносились приглушенные женские всхлипы и… тихий, ровный голос, от которого у меня кровь застыла в жилах.

Я буквально ворвался в комнату, представляя, как сейчас буду спасать фрау Книппер из рук злодея, но тут же замер на пороге, пытаясь осмыслить картину, которая предстала моему взору.

Марта, закутанная в банный халат, с мокрыми, растрепанными волосами, прижалась к стене, словно мышь, застигнутая врасплох очень голодным котом. Ее лицо выглядело чрезвычайно бледным, глаза были широко распахнуты в приступе ужаса.

А на кровати немки, развалившись как хозяин или как очень дорогой гость, полулежал… Николай Николаевич Клячин собственной персоной.

Выглядел дядя Коля просто до одури довольным. Вот он как раз очень сильно напоминал того самого кота, который планирует сожрать мышь. Бледную такую немецкую мышь в махровом халате.

Выглядел при этом Клячин несколько необычно. Вернее, необычной была его дислокация. Он реально развалился в постели Марты, облокотившись спиной о грядушку кровати. Один его ботинок валялся на полу, на прикроватном коврике, второй почему-то оставался на ноге. В руке Клячин держал фотографию в серебряной рамке — снимок младшего Книппера, сына Марты.

— … я вам точно говорю, фрау Книппер, у парня было правильное, мужественное лицо, — с деланной грустью в голосе рассуждал Клячин, не глядя на немку. Причем, очевидно, мы с Бернесом застали уже активную стадию монолога чекиста. — Жаль, что его время оказалось столь недолгим. Штурмовики… Они были искренни. В отличие от некоторых.

Взгляд Клячина оторвался от снимка, медленно поднялся вверх и встретился с моим. В этих холодных, волчьих глазах не было ни удивления, ни страха. Лишь привычная насмешка и глубокая, ледяная усталость.

— О, а вот и Алексей. И Марк. Прекрасно. Слушайте, ну какие вы, к чертям мужчины, если я уже минут пять как мог сотворить с этой очаровательной дамой что-нибудь нехорошее. — Произнес он с сарказмом, переходя на русский язык.

— Дядя Коля… — Выдохнул я, — Какого лешего⁈ Это что за инсталляция? И зачем вообще надо было ее устраивать? Ты через окно залез?

— Да.

Клячин настолько безмятежно ответил на мой вопрос, что я даже немного растерялся. Будто не было ничего странного в том, что вместо входной двери он предпочёл корячиться, лезть на второй этаж и все это ради фееричного появления, которое едва не довело бедную немку до инсульта.

— А я вот, с фрау Книппер беседу веду. — Продолжил Клячин. Он снова перешел на немецкий, чтоб Марта точно поняла, о чем идёт речь, — Просвещаю ее. О том, что игра в «несчастную вдову» рано или поздно надоедает. Особенно когда за этой игрой скрывается агент Его Величества. Да-да, милая Марта, — Дядя Коля, наконец, повернул голову и посмотрел на немку. — Не стоит делать такие глаза. Я знаю, на кого ты работаешь. Знаю о твоих поездках в Лейпциг. Знаю о твоих «подругах», которые на самом деле — связные. Ты хотела сбежать? Опоздала.

Марта провела рукой по лицу. Она мелко дрожала и, по-моему, это было вовсе не из-за приоткрытого окна, в которое поддувал свежий ветерок.

— Я… я не понимаю… — Пробормотала фрау Книппер, — Вы… вы же были другом семьи… Николя…Вы почему вообще разговариваете со мной в таком тоне?

— О, Господи…

Клячин демонстративно вздохнул, легко спрыгнул с кровати, вернул валявшийся ботинок на его законное место, на ногу, и прошелся по комнате, изучая внимательным взглядом обстановку. Надо признать, присутствие Клячина ощущалась как-то по-особому. Он словно заполнил всю комнату. Из-за этого мне начало казаться, будто воздуха в спальне слишком мало.

— Все мы, дорогая Марта, актеры в первую очередь, не так ли? Но, скажу тебе откровенно, твоя игра слишком фальшивая. Не дотягиваешь. Ты бы хоть, не знаю… Чехова почитала. Полезная штука для нашей с тобой собачьей жизни. Но суть не в этом. — Клячин сделал небольшой круг, резко остановился и снова посмотрел на Марту. — Твоя пьеса подходит к концу, а ты никак это не поймешь. Тебя, уж прости, со дня на день либо гестапо прихватит за ягодицы, либо — англичане грохнут по-тихому. Ты стала не просто бесполезной. Ты стала лишней. Об архиве британцы всё знают. Ты этот архив проворонила. Зачем им оставлять тебя в живых? Действительно даже маешь, что они помогут тебе перебраться в Лондон? Серьезно? Ну это даже не смешно. Твоя польза га сегодняшний день равна нулю. А ты все кружишь, кружишь… Надеешься выкружить спасение своей жалкой, никчемной жизни. Марта, это даже как-то некрасиво, честное слово. Ты почитай русскую классику. Почитай. Героиня Достоевского, например, уже бы руки на себя наложила, как приличная женщина. Муж погиб, сын погиб, а тебе все неймётся. Ради чего жить собираешься, милая?

Марта возмущенно открыла рот, собираясь, видимо, ответить Клячину какой-нибудь грубостью, но он совершенно по-хамски повернулся к немке спиной и заговорил с нами. Имею в виду, со мной и Марком. Снова по-русски.

— У вас, Алексей, проблемы. Ты же в курсе, да? Твой юный друг, беспризорник… У него неприятности.

Сердце упало куда-то в пятки. Не от страха, от внезапности поворота, куда свернула наша беседа. Я ожидал от дяди Коли чего угодно, но только не разговоров о Подкидыше. Откуда он, черт возьми, это знает⁈

— Что с Ванькой? Это ты, да? Ты⁈ — голос Марка прозвучал резко, как удар хлыста.

Бернес сделал шаг вперед, сжимая кулаки. Я не успел описать ему всю ситуацию с Подкидышем и он решил, что моя фраза:«Подкидыш в беде» относится к Клячину.

— Ты сейчас сделаешь ещё одно движение и я тебя покалечу, — Совершенно спокойно ответил дядя Коля.– Очень надеюсь, тебе не придет в голову идиотская мысль кидаться в драку.

Клячин вообще был каким-то очень непривычным. С одной стороны я видел его эту волчью жестокость, которая никуда не делась, но с другой… Что-то изменилось в бывшем чекисте. Что-то на глубинном уровне.

Клячин посмотрел на меня, потом снова удостоил вниманием Марка.

— Его взяли. Вашего парня. Профессионально. Попался пацан на банальной привязанности. Хреново вас учил Шипко. Очень хреново. Тот, кто руководит операцией, — старый знакомый Подкидыша. Вор по кличке Финн. Как вообще можно было распускать слюни и идти на контакт с человеком, который знает его настоящее имя и настоящую биографию? Как можно было поверить в случайности подобной встречи? Не понимаю…Первое, что должен был сделать пацан, отчитаться руководителю группы и прибить возникшего из небытия знакомого. Глупость и сентиментальность вашего дружка поставила под удар вас всех.

Клячин громко хмыкнул и пожал плечами.

— Алексей, что происходит? — Тихонечко подала голос Марта.

Я посмотрел на нее, испытывая легкое чувство сожаления. Если дядя Коля совершенно не скрываясь, вот так, нагло и откровенно, появился в доме немки, если он по сути выдал свою личность, спокойно говорит о секретной школе, упоминает Марка и Шипко, значит…Значит судьба Марты предрешена. Клячин пришел к выводу, что ее нужно ликвидировать, как лишний элемент.

— Фрау Книппер, поговорим потом. — я ответил я, не зная, что еще можно сказать в подобной ситуации.

Затем снова переключился на Клячина. Шагнул к нему, забыв о всякой осторожности. Ярость, страх за Подкидыша и некоторая беспомощность клокотали во мне, требуя выхода.

— Где он? Ты знаешь? — тихо спросил я, глядя дяде Коле прямо в глаза. Расстояние между нами сократилось до полуметра. Я чувствовал, как бывший чекист исходится самодовольством. А значит, он пришел не только для того, чтоб сообщить мне, что я и без него знаю. — Ты проследил за Финном? Видел, где он держит Подкидыша. Уверен. Ты для того и явился, да? Чтоб торговаться.

— Возможно, — Клячин принял мой взгляд совершенно спокойно. Даже бровью не повел. — А что ты предложишь взамен этой информации? Свою преданную дружбу? Прости, но я в нее не верю. Да и не особо это ценный предмет.

В этот момент в моей голове что-то щелкнуло. План, безумный и отчаянный, родился мгновенно. Финн хочет архив. Клячин хочет архив и драгоценности. Уверен, дядя Коля прекрасно понимает, что бумаги отца у меня. Но я ему их не отдам. Я их вообще никому не отдам. И тем не менее, есть решение, которое, уверен, устроит Клячина.

— Драгоценности, — выдохнул я. — Все камни из шкатулки отца. Они твои. Помоги мне спасти Ваньку.

В комнате повисла тишина. Даже Марта перестала всхлипывать. Она не совсем понимала, о чем идет речь, но общее напряжение, стоявшее в комнате, прекрасно считывала.

Клячин медленно расплылся улыбкой и поднял одну бровь.

— Интересно. А архив?

— Архив не тронь. Он не будет ни твоим, ни тем более британцев. Я его уничтожил.

Искреннее удивление мелькнуло в глазах Клячина. Он изучающе вглядывался в мое лицо, ища ложь или игру.

— Уничтожил? — переспросил дядя Коля с легким недоумением. — Компромат, способный расшатать устои самого Советского Союза? Ту самую информацию, ради которой мы все здесь оказались? Ты решил сыграть в бога, Алексей?

— Я решил, что эти бумаги — проклятие! Они убили моего отца, они преследуют меня, и теперь из-за них может умереть Ванька! Я не позволю этому случиться. Драгоценности бери. Они тебе нужны для твоей спокойной жизни здесь. Или не здесь. Забирай камни и вали на все четыре стороны. С ними ты сможешь прекрасно устроиться в любой стране мира. Я бы советовал другой континент. Поверь, это очень достойный совет, который ты скоро оценишь. Помоги мне спасти Ваньку.

Клячин задумался. Он отвернулся, прошелся к окну, отодвинул край занавески посмотрел на пустынную улицу.

Конечно, уверен, дядя Коля не поверил, что я уничтожил архив. Тем более, я его пока и не уничтожил. Врал самым беспардонный образом.

Просто сейчас я понимал одну очень важную вещь. Клячин — особый элемент игры. Элемент, который все время оставался в тени и на который никто особо не обращал внимания. Уверен, он следил и за мной, и за Бернесом, и за Подкидышем. Именно поэтому его столько времени не было видно и слышно. А значит, дядя Коля реально может знать, где этот чертов Финн спрятал Ваньку.

Ну и по совести говоря, пожалуй, только Клячин реально может мне помочь вытащить друга из той задницы, где тот оказался. Клячин — та еще беспринципная тварь. Похлеще Финна и Мюллера вместе взятых. Если кто и способен сделать что-то сто́ящее в сложившейся ситуации — только он.

— Драгоценности… — произнес дядя Коля задумчиво. — Это хороший аванс. Покажи мне их.

— Не могу. Шкатулка осталась у Ивана. Заметь, это весомый повод, чтоб спасти его.

Клячин громко хмыкнул, продолжая изучать меня внимательным взглядом. Пытался понять, говорю ли я правду.

— Сомнительно, Алексей… — Протянул он, наконец, ленивым голосом. — Ты ведь можешь меня предать и обмануть. Не так ли?

— Могу. — Согласился я, — Но не буду. Мне искренне плевать на камни. Они не сделают меня счастливее, чем я есть. Знаешь, почему? Потому что… — Я замялся, соображая, как бы сказать о том, что скоро в мире все очень сильно изменится, но при этом не спалиться на том факте, что я знаю вещи, которых, вообще-то, знать не должен.

— Понимаю, о чем ты. — Клячин спокойно кивнул. — Пока лазил по этому городу, пока заглядывал то в одну щёлочку, то в другую, пришел к выводу, скоро действительно все изменится. К сожалению, и поверь мне, это истинная правда, там, куда ты отчитываешься о своей «работе» не хотят слышать о подобном исходе событий. Хорошо. Драгоценности я беру. В качестве платы за информацию и… за дальнейшие действия. Мы идем выручать твоего воришку.

— Ты знаешь, где он? — с надеждой спросил Бернес.

— Скажем так… Вы тоже могли бы предположить, если бы спокойно посидели и подумали. — Усмехнулся Клячин, — Финн — профессионал старой закалки. Вор, да. Но сейчас он работает немного в другом направлении. В любом случае, Финн не будет держать пацана в центре города. В нынешних реалиях это все слишком опасно. Гестапо, абвер… Всем и везде мерещатся предатели, шпионы, разведчики. Финну нужно тихое, безлюдное место, откуда не слышно криков. Порт. Складской район. Там сотни заброшенных ангаров и складов.

— Черт…– Я покачал головой, — Угольная пристань…Он держит Ваньку неподалёку от того места, где мы встречались. Это идеальный вариант. Потому что никто и не подумает, будто Финн такой идиот, чтоб назначать мне встречу в двух шагах от Ваньки. А он действительно не идиот. Хорошо спрятано то, что лежит на виду.

— Ну вот видишь. Всегда говорил, что ты сообразительный парень. Фрау Марта… — Клячин повернулся к немке, которая по-прежнему стояла возле стены, прижимаясь к ней спиной. — Вы уж простите, но мы будем вынуждены откланяться. У нас с молодыми людьми образовались дела.

Дядя Коля, будто издеваясь, снова начал вести себя вежливо. Это и правда выглядело как особо изощрённая форма глумления. Нет… Все-таки он точно изменился. Понять бы ещё, почему и что это даст мне.

Марта тихонько втянула воздух носом, а потом решительно сказала:

— Идите к черту!

— С огромным удовольствием. Встретимся с вами именно там. Я буду в третьем ряду грешников, идущих в котлу с кипящей смолой. — Хмыкнул Клячин, затем он щёлкнул каблуками, изображая дворянина, коим, насколько я знаю, точно не являлся, кивнул и вышел из комнаты. Видимо, предполагалось, что мы с Марком последуем за ним.

— Пожалуйста, никуда не уходите. — Сказал я немке. — Этот человек одну вещь сказал вам очень верно. Вас в любой момент могут ликвидировать. Поверьте, это чистая правда. Оставайтесь здесь, ждите моего возвращения. Хорошо?

Фрау Книппер буквально секунду размышлял, а потом тихо ответила:

— Хорошо.

Мы с Бернесом выскочили из комнаты и галопом рванули вниз. Клячин уже находился в гостиной. Так понимаю, действовать будем сразу, не дожидаясь утра.

Как только я и Марк оказалось рядом с дядей Колей, он вытащил из кармана портсигар, достал папиросу, прикурил, а потом вдруг сказал:

— Нападение на Мюллера в Хельсинки… Это была инсценировка, Алексей. Я должен был способствовать тому, чтоб ты внедрился в гестапо любой ценой. Я предполагал, что скорее всего ты начнешь играть в благородство. И не ошибся.

Очередной признание Клячина прозвучало еще более неожиданно, чем все, что он говорил до этого, в комнате Марты. По сути он только что дал мне понять, что его предыдущая версия события, где он якобы сбежал от НКВД, тайком пробрался в Германию и все только ради наживы, являлась ложью.

— Что происходит? — Спросил я дядю Колю. — Что-то ведь происходит? С чего бы тебе так резко менять линию поведения?

— Потому что я много думал в последнее время. — Ответил Клячин. — И пришел к выводу, что мне действительно нужно кое-что поменять в своей жизни. Мне надоело быть цепным псом то при одном хозяине, то при другом. Надоело выполнять их команды и носить в зубах очередную сбитую в полете утку.

— Берия? — Спросил я. — Он твой новый хозяин? И…он считает меня угрозой? Сбитой уткой должен быть я?

— Не только угрозой. — Пожал плечами Клячин, выпуская колечки дыма, — Ты — самый ценный и самый непредсказуемый актив. Моя задача — и помогать тебе, и контролировать. Чтобы ты не угробил операцию, ради которой мы все здесь оказались. Архив… — дядя Коля презрительно фыркнул, — Пока его не уничтожили, он — самый желанный приз в Европе. И пока он у тебя, ты — мишень. А я должен следить, чтобы в эту мишень не попали. Но когда бумаги окажутся в моих руках, мне приказано избавиться от парня, который всем и всегда будет мешать. Ты же понимаешь, что эти люди никогда не перестанут думать:«А вдруг он успел прочесть или снять копию.»? Видишь, насколько я с тобой откровенен, Алексей.

В словах Клячина была определенная логика. Он использовал меня, подставлял, манипулировал, но при этом… обеспечивал мое продвижение. Ради «интересов дела».

А самое главное, Клячин и мадам Жульет, получается, вроде как в одной команде, но у каждого свой командир. Уверен, Берия точно не светил дядю Колю, как личный инструмент для достижения цели. А значит… Значит на Клячина можно будет рассчитывать и во втором вопросе… В вопросе, связанном с ультиматумом мадам Жульет. Пока не знаю, как именно, но точно придумаю.

— Ладно, хватит лирики, — резко оборвал наш разговор Клячин. — Собирайтесь. Оружие возьмите с собой. И еще… Прихватите бутылку шнапса у нашей гостеприимной хозяйки. Или вина. Все равно. Главное, чтоб в руках был алкоголь и все, кому придёт в голову блажь наблюдать за домом, могли это видеть. Отправляемся кутить, господа.

Через полчаса мы с дружным хохотом вывалились на крыльцо дома. У меня под пальто был «Вальтер», у Бернеса в кармане — «Браунинг». Уверен, у Клячина тоже что-то было.

Марк в руках зажимал бутылку вина, к которой мы то и дело прикладывались по очереди.

— Для надежности. — Усмехнулся дядя Коля, закрывая входную дверь на ключ.

В тени развесистого каштана, стоял темный «Опель». О том, чтоб такси подъехало к дому, мы естественно, позаботились сразу. Клячин сел на пассажирское сиденье рядом с водителем, я и Бернес устроились на заднем.

— А отвезите-ка нас, любезный, в хороший ресторан. — бросил Клячин шоферу.

Машина тронулась.

Берлин проплывал за окном — темный, пустынный, полный тайн и опасностей. Я сидел, сжав руки в кулаки, и мысленно проигрывал возможные сценарии. Главное — вытащить Ваньку живым. Все остальное было неважно. По крайней мере, пока.