Холодный, промозглый ветер с реки Шпре забирался под одежду, словно назойливый вор. Выискивал щели, чтоб ужалить побольнее.
Я стоял, закутавшись в пальто, и мысленно проклинал эту дурацкую погоду. От посторонних глаз меня скрывала тень громадного, проржавевшего крана на угольной пристани, в самом сердце складского района.
Вокруг царила какая-то сюрреалистическая картина: гигантские склады, похожие на спящих чудовищ, горы угля, черневшие под низким свинцовым небом, и призрачная тишина, нарушаемая лишь скрипом такелажа да криками чаек. В общем, атмосфера полностью соответствовала ситуации.
Восемь вечера. Я пришел один, как и было приказано в записке.
Паранойя, мой верный спутник, настойчиво шептала, что это ловушка. Мне казалось, из-за каждого угла выглядывает дуло пистолета, принадлежащего либо людям Мюллера, либо тем незнакомцам с переулка, которые играли со мной в «салочки» на крыше, либо британцам, либо вовсе — своим.
Тем более, что где-то здесь, в Берлине бродит чертов Клячин. А главное, я так и не знаю, что он хочет. Если с остальными хотя бы понятно, с дядей Колей — полнейшая неизвестность. Еще пропал, как назло. Не появляется. Точно что-то задумал.
Однако, несмотря на параноидальные мысли, я очень чётко осознавал одну вещь — отступать нельзя. Раз какая-то таинственная сволочь назначила мне встречу, значит, этой сволочи что-то известно. И я очень хочу разобраться, что именно. Ну и конечно, имеется желание выяснить, что за любитель анонимных писем у нас нарисовался.
К тому же, если проигнорирую письмо, может возникнуть ощущение, будто я боюсь или мне есть что скрывать. Ни первый, ни второй вариант меня не устраивают. Нужно вести себя максимально уверенно.
Я, конечно, первым делом попытался выяснить у Марты, откуда взялось письмо. Она искренне удивилась и ответила, что конверт принес мальчишка. Сказал, для герра Витцке.
— Вообще-то, я думала, это какое-нибудь любовное послание от твоей пассии. Разве нет? — Фрау Книппер подняла одну бровь и усмехнулась. Похоже, она непрозрачно намёкала на Чехову.
Немка, как и все, кто знал о моей дружбе с актрисой, свято верила, будто у нас с Ольгой роман. Собственно говоря, Марту я не разубеждал. В свете всех обстоятельств она была в списке тех людей, кому я не очень хотел рассказывать даже часть правды. А этот список очень длинный. Пожалуй, единственные, в ком я по-прежнему был уверен, это — Бернес и Подкидыш. Остальные — враги.
— Ну да, ну да…– Задумчиво протянул я, изучая фрау Книппер внимательным взглядом. — И конечно же вы его не читали? Даже на секундочку не заглянули?
— Разумеется нет! Зачем мне твоя романтическая переписка? — Фыркнула Марта, — Сразу было понятно, что пишет женщина. От конверта пахнет духами. Ты не чувствуешь? Я, знаешь ли, не настолько отвратительный человек, чтоб ковыряться в чужих романтических признаниях.
Я молча вытащил письмо из кармана и принюхался. Действительно… Тонкий аромат женского парфюма имел место быть. Странно. Тогда к списку «подозреваемых» можно добавить мадам Жульет, но это совсем получается бредятина. Уж кто-кто, а она может в любой момент встретиться со мной в любом месте. Ей все эти сложности ни к чему. К тому же, отведенный ею срок еще не закончился.
В общем, я принял решение отправиться на встречу. Бернес, естественно, был против. Он всячески меня отговаривал, предлагал подстраховать. Не вышло.
Ночь, на удивление, прошла спокойно. Я просто завалился в постель и благополучно вырубился. Потом, на следующий день, прежде, чем идти на встречу с неизвестным любителем писем, я наведался к Мюллеру и выложил фашисту свою заготовку. Вернее не так.
Сначала проснулся, позавтракал. Потом совершил все необходимые манипуляции с «запиской», якобы найденной у Геббельсов. Прогулялся по городу. Заскочил к Ольге, проведал ее. Пожалуй, это была самая приятная часть сегодняшнего дня.
Была мысль заявиться в гости к семейству Шульце-Бойзен, раз уж мы так мило пообщались на премьере, но решил пока повременить. В принципе, этот визит выглядел бы вполне нормально и оправдано в глазах любой организации, следящей за моей персоной. Особенно, если бы я прихватил с собой Ольгу. Но… Внутреннее чутье подсказывало, надо подождать. Сейчас точно не время суетиться.
И вот уже после этого я отправился к Мюллеру.
Встреча прошла ожидаемо. Ровно так, как я и планировал. Фашист заглотил наживку. Конечно, нарыть чего-нибудь стоящего он не сможет. Уж мне доподлинно известно, что треклятый Геббельс фанатично предан Гитлеру, а его ненаглядная Магда — тем более. Я, в отличие от ныне живущих, прекрасно знаю, чем закончится жизнь этой до безумия влюбленной в Гитлера немки. Она отравится сама и отравит своих детей. Ее история в будущем известна многим. Форменная маньячка…
Однако, некоторый итог все же был достигнут. Благодаря информации, которую я закинул в голову Мюллеру, он отцепится от Марты. По крайней мере, пока. А большего нам и не надо. Ему сейчас будет не до фрау Книппер. А я за это время что-нибудь еще придумаю.
Кстати… Думаю, из списка потенциальных авторов письма Мюллера все же можно вычеркнуть. Такая идиотская игра в секретность не в его стиле.
Хотя… Если пораскинуть мозгами… Это письмо на самом деле может быть игрой. Вдруг штандартенфюрер решил проверить меня таким образом. А что? Придумал какую-нибудь дурацкую историю, чтоб посмотреть, как я себя поведу. Впрочем, чего уж теперь гадать? Будем решать проблемы по мере их поступления. В любом случае, до встречи с неизвестным отправителем остались считанные секунды.
Я посмотрел на часы. Ровно восемь. В этот момент из тумана, клубящегося над землей, медленно вышла фигура. Высокий, худой мужчина в добротном пальто и кепке. Походка была мягкой, вкрадчивой, как у хищника. Ох, как я не люблю такие походки. Мне они напоминают Клячина. А с Клячиным у нас не сильно приятное прошлое.
Незнакомец остановился в нескольких шагах, и я смог, наконец, разглядеть его лицо, которое, пожалуй, можно было даже назвать породистым. Высокий лоб, прямой нос, светлые, ледяные глаза, изучавшие меня с безразличным любопытством. В этих глазах читался жизненный опыт, полученный далеко не в библиотеках. В общем-то, господин в пальто с каждой минутой нравится мне все меньше и меньше.
— Герр Витцке? — Голос незнакомца звучал хрипловато, будто мужик только недавно переболел ангиной. Имелся легкий акцент, но я пока не мог его опознать. Что-то очень знакомое…
— Витцке, да. Все верно. — Ответил я ему. Беседу мы вели на немецком. — А теперь встречный вопрос… Зачем вы прислали мне это дурацкое письмо? По большому счету, я пришёл только для того, чтоб удовлетворить свое любопытство. Жутко интересно, что за игрища вы устроили.
— Письмо… — Незнакомец усмехнулся, а потом вдруг резко перешёл на русский язык. — Думаю, нам есть, что обсудить, Алексей.
Черт! Так вот, почему его акцент показался мне до боли родным. Этот мужик — родом из Союза! Мы с ним просто-напросто земляки! Я слишком привык за это время крутиться среди иностранцев, не сразу понял с кем имею дело.
— Хм…Боюсь, вы меня с кем-то перепутали, — ответил я, изобразив легкое недоумение. Хотя говорил теперь тоже на великом и могучем. Глупо делать вид, будто я его не знаю. — Я действительно Алексей Витцке, но мне с вами точно не о чем говорить. Хотя бы потому, что мы не знакомы. С кем имею честь?
Мужчина усмехнулся, в его ледяных глазах мелькнул знакомый хищный огонек. Черт… Как же этот тип похож на Клячина. Не внешне, конечно. Внутренним состоянием. Такая же хитрая, бессердечная тварь.
Мужик закурил, не спеша сделал глубокую затяжку, выдерживая драматическую паузу. Дым смешался с туманом.
— Хватит изображать скудоумие, Витцке. Меня зовут Финн. Не знаю, слышал ли ты обо мне, но… Для твоего друга Подкидыша я был кем-то навроде наставника. Давно. Учил его своему ремеслу. Тому, что умел лучше всего. Нужно уточнять, какому? Уверен, не стоит тратить время, ты все прекрасно понял. Благодаря мне пацан не сдох в уличной канаве. Ты же не будешь отрицать, что знаешь Подкидыша?
Я откинул голову и тихо рассмеялся, мой смех прозвучал неестественно в звенящей тишине пристани.
— Слушайте, господин хороший, я не знаю ни о каком «Подкидыше». Точно говорю, вы перепутали меня с кем-то. Я — человек светский, без пяти минут артист, вращаюсь в обществе приличных людей. Какие, к дьяволу, воры и подкидыши? Судя по тому, что мы так свободно перешли на русский и говорите вы на нем отлично, как на родном, так понимаю, у нас с вами много общего. А именно — Родина. Думаю, вы, скорее всего, какой-то аферист, решивший нажиться на мне. Возможно, слышали что-то о моей дружбе с обеспеченными и уважаемыми людьми. Не знаю. — Я развел руками, изображая полное недоумение.
Финн и глазом не моргнул, слушая мою возмущенную речь. Он спокойно выдохнул дым, стряхнул пепел, а затем ответил.
— Ну ладно. Раз ты хочешь деталей, которые убедят тебя… Не так давно я «случайно» встретил Ваньку на улице. На самом деле, эта встреча была далеко не случайной. Я ее организовал. Увидел, как вы с ним терлись у склепа на Шёнхаузер-аллее. Интересная маскировка, кстати. Старое еврейское кладбище. Умно.
Внутри у меня все похолодело. Значит, он следил за мной. И видел мою встречу с Подкидышем. Ту самую встречу, когда я забирал архив. В принципе, мы все сделали чётко. Сколь внимательным он бы ни был, этот Финн, сам факт передачи документов увидеть не мог.
— Я не буду ходить вокруг да около. Выложу все карты на стол. Я работаю на британцев, Алексей. Давно. Из Союза сбежал еще в тридцать втором. Меня тогда, в Новороссийске, подстрелили легавые. Думал — конец. Пуля прошла в паре сантиметров от сердца. Но, видимо, сам дьявол бережёт. — Финн потрогала ладонью грудь, как бы показывая место ранения. — Очнулся в хате у одной марухи. Она меня выходила. А потом… потом ко мне пришли. Сказали, ценят мой талант. Что я в своем ремесле — один из лучших. Предложили службу. Через Одессу переправили в Турцию, из Турции сюда, в Европу. С тех пор и работаю.
Он говорил спокойно, деловито, как бухгалтер, докладывающий о годовых прибылях. Или старый товарищ, рассказывающий о тех годах жизни, которые мы не виделись. А значит, мужик максимально в себе уверен. Впрочем, в том, что я в Германии нахожусь не просто так, выходит, он уверен тоже. Плохо, очень плохо…
— И вот представь, не так давно получаю задание. Нужно выкрасть некие документы. Начинаю следить за объектом. За тобой. И вижу… Вижу, как ты встречаешься с пареньком. Смотрю — а это ведь Ванька. Мой Ванька. Глазам не поверил. Думал, брежу. Откуда ему тут быть? Он же должен в Союзе по детдомам мыкаться… Или уже на зоне гнить. А он — тут. Смотрю — ловок, уверен, не тот пацан, которого я когда-то знал. Я устроил нам с ним «случайную» встречу. Наткнулся на улице. Потом мы встретились в одном заведении. Ванька, он же добрый малый, на самом деле. Привязан ко мне был… Тогда, давно. Попытался поговорить с ним. Расспросить. А он… уперся. Гримируется под какого-то дельца, Вальтера Коха. Говорит, сбежал, типа, тут дела всякие делает. Но я-то вижу — врет. Чувствую. Он не тот стал. Не просто вор. В нем сталь появилась. Выучка.
Финн сделал последнюю затяжку и, бросив окурок под ноги, раздавил его каблуком.
— Ну, я человек простой. Раз не хочет по-хорошему… Когда мы вышли из бара, я ему по башке дал. Осторожно, чтоб не убить. Сунул в машину, увез в одно тихое местечко. Спрашивал по-взрослому. А он… Молчит. Смотрит на меня такими глазами… Словно не он мне жизнью обязан. Словно я ему чужой. Ничего не сказал. Ни про тебя, ни про архив. Ни слова.
Я слушал, и адреналин медленной, холодной волной разливался по жилам. Так значит, Ванька не сломался. Не выдал. Он принял удар и сохранил молчание. Гордость за товарища смешивалась с леденящим переживанием за его жизнь. Финн был опасен. Слишком опасен.
— Очень трогательная история, — сказал я, и мой голос прозвучал на удивление ровно. — Просто слезы наворачиваются. Но я, повторяю, ни с каким Подкидышом не знаком. И архива у меня никакого нет. Скорее всего, вас обманули. Либо… Либо не до конца ввели в курс дела. Да, очень много людей в последнее время что-то от меня хотят. Бумаги какие-то. Но… Я тоже буду откровенным. Здесь, в Берлине, мой отец много лет назад спрятал драгоценности. Собственно говоря, их я и искал. Даже нашел. Но…
Я развел руками и сделал разочарованное лицо.
— Не поверите, меня ограбили. Ровно в тот момент, когда камешки уже были в моих руках.
Конечно, я мог не говорить все это, но какой смысл? Если Финн и правда работает на британцев, об архиве ему точно сказали. По крайней мере, от банке и тайнике. Потому что кое-кто по имени Марта давно слила своим «хозяевам» все, что знала об архиве. Однако, мне сейчас нужно придерживаться определенной версии для всех. Драгоценности, да. Были. А документы — уж извините. Нет у меня ничего. И в банке тоже не было.
— Не надо мне про ограбление, — отрезал Финн, в его голосе впервые прозвучала сталь. — Я не гестапо, мне твои сказки не интересны. К тому же, у меня есть то, что тебе, думаю, будет очень нужно. Твой друг. В память о прошлом я не буду его пытать. Я просто пришлю тебе Подкидыша по частям. Начну с пальцев. Понял меня? Архив. Я хочу получить архив. Не копии, не переводы, а оригиналы. Все бумаги, что были у твоего отца. У тебя есть ровно сорок восемь часов. Принесешь архив — получишь своего Подкидыша живым и невредимым. Не принесешь… Ну, ты понял. Не заставляй меня убивать парня, которого я когда-то считал сыном.
Он повернулся и сделал несколько шагов в туман. Потом остановился, оглянулся:
— Жду тебя послезавтра. Здесь же. В восемь вечера. Одного. И помни… — Лицо Финна на мгновение исказила гримаса чего-то, похожего на сожаление. — Я не хочу этого делать. Не хочу вредить Ваньке. Но работа есть работа.
Финн кивнул мне, прощаясь, а затем тенью растворился в серой пелене.
Я остался один, с ледяным ветром, туманом и тяжелым камнем на душе. Я стоял, сжав кулаки в карманах, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
Финн не блефовал. Он реально забрал Ваньку. И теперь у меня было очень мало времени, чтобы решить — что дороже: архив, который по-любому надо уничтожить, или жизнь друга. И это не считая того, что рядом кружит мадам Жульет, которая хочет того же самого, что и британцы.
Значит, выход у меня только один. Найти Ваньку. Или уговорить Финна. Или… убить его.
Пока я возвращался в дом фрау Книппер, мозг лихорадочно работал, выстраивая планы и тут же отбрасывая их по причине негодности. Конечно, в интересах своей настоящей миссии, я должен плюнуть на Подкидыша и послать Финна к черту. Но… Не могу. Не могу и все тут. Ванькина смерть будет на моей совести, а я не готов нести такой груз. Наверное, я не слишком хороший разведчик…
Прежде, чем войти в дом, остановился на пороге, выдохнул, успокаивая сердцебиение. Только после этого переступил порог.
В гостиной горел свет. Бернес был дома. Он сидел на кресле, уставившись на свои руки, в которых держал скрипку. Не играл, просто пялился на инструмент и все. Его лицо было бледным, осунувшимся.
Удолбала, конечно, его эта дура Геббельс. Пожалуй, я понимал состояние Марка. Рядом с супругой рейхсминистра даже мне казалось, что эта дамочка форменным образом пьёт из окружающих жизненные соки. А к Бернесу она вообще прицепилась, как рыба-прилепала.
— Магда, — произнес он, не глядя на меня. — Она прислала записку. Благодарность за «незабываемый вечер». И приглашение на закрытый прием в Министерство пропаганды. Завтра. Там будет… весь цвет рейха. Включая Геббельса.
Голос Марка был совершенно спокойным.
— У тебя что? — Бернес оторвался от созерцания скрипки, посмотрел мне в глаза.
Я повернулся к лестнице, прислушиваясь.
— Она в комнате. — Сказал Марк, верно расценив мой намек.
— Хреново все. — Я подошел к креслу и без сил рухнул в него. — Подкидыш в беде.
Внезапно с верхнего этажа донесся шум — грохот падающей мебели, сдавленный крик, а затем оглушительная тишина. Мы с Бернесом переглянулись и бросились наверх.