Кодекс Ассасина Том 2: Министерство магии

Глава 18

Вернуться в наше логово — не просто в безопасное место, а в дом прадеда Альфреда было сродни возвращению с войны. Только что висевшее в воздухе напряжение, густое, как смог, начало медленно рассеиваться, уступая место новой, странной смеси эйфории и не коего опустошения.

Воздух в гостиной, обычно пропитанный запахом старой бумаги, пыли и едким запахом перегретой электроники от безумных изобретений Альфреда, сегодня был коктейлем из новых, контрастных ароматов. Сладковатый дымок грога, которым наш техник пытался «стерилизовать» царапину на предплечье, полученную при прыжке через забор. Аппетитный, вызывающий слюну дух идеально прожаренных стейков «рибай», за которыми я следил у огромной чугунной жаровни, как алхимик за своим тиглем.

— Не могу поверить, что у нас… что у меня получилось! — выдохнула Алина, сбрасывая на спинку стула дорогой парик «куртизанки высшего полета». Ее собственные огненно-рыжие волосы вырвались на свободу, словно жидкое пламя.

— Он смотрел на тебя… а ты просто… даже не шелохнулся! И потом… такой молниеносный удар! Бам! И все! Я думала, мое сердце сейчас либо взорвется, либо остановится! Оно колотилось вот тут, в горле!

Она ткнула пальцем в основание шеи, и ее рука дрожала.

— «Бам» — это крайне ненаучный и непрофессиональный термин для описания точного проникающего удара в щитовидный хрящ с последующим перерезанием яремной вены, — не отрываясь от стейков сказал я.

Лия молча сидела в глубоком кожаном кресле, сжимая в обеих руках большую кружку с дымящимся чаем. Но я видел — видел краем глаза, — как мелко-мелко дрожат ее пальцы, обхватывающие фарфор. Она не разделяла взрывной энергии Алины. Она была внутри себя, заново проживая каждый миг: скрип половицы, отблеск света на клинке, хриплый шепот умирающего, теплые брызги на щеке…

— Лия, — мои пальцы обхватили ножку массивного хрустального бокала. Я налил густого, почти черного вина из графина и протянул ей. — Выпей. Не для того, чтобы забыться или напиться. Для якорения. Чтобы твое тело запомнило не только напряжение боя, но и вкус награды после. Это важно. Очень!

Она медленно подняла на меня глаза. В них не было страха. Была глубокая, всепоглощающая концентрация.

— Он сказал… что мы ничего не изменим. Что на его место придут другие, более жестокие. Что мы просто… пешки в чужой игре.

— Ну конечно, придут! — фыркнула Алина, уже наливая себе вина с таким размахом, что оно чуть не пролилось на старинный ковер. — И мы их тоже найдем! И устроим им персональный «бам»! И их детям! И их собакам! Всех! До последнего! За Орден!

— За Орден, — тихо, но с железной твердостью произнесла Лия и сделала первый, решительный глоток. По ее обычно бледным щекам разлился румянец, и она чуть расслабила плечи.

Вечер потек, как темное вино из разбитой бутылки. Мы ели стейки под восхищенные возгласы — мой кулинарный навык, отточенный в сотнях подпольных убежищ на всех континентах Империи, не подвел. Мясо таяло во рту, а жирный, насыщенный сок был лучшей приправой к победе. Даже Альфред отвлекся от своих схем и рассказал дурацкую байку про своего прадеда-алхимика, который якобы спрятал в стенах дома не то философский камень, не то запас взрывчатки для особо упрямых гостей. Мы с полчаса с серьезным видом простукивали стены.

Алина, разгоряченная вином и триумфом, стала невыносимо прекрасна. Ее смех звенел, сметая последние остатки напряженности. Она встала и с комичной серьезностью начала изображать походку Козина — эту важную, грузную поступь сильного мира сего, которая за секунду до смерти сменилась на беспомощное шлепанье. Потом она внезапно замолкла, ее лицо стало серьезным, и она посмотрела прямо на меня, пристально, почти пронзительно.

— А знаешь, ты сегодня там был… по-настоящему страшным. Леденящим душу. Таким… нечеловеческим. Как тот самый демон-мессия из «Легенды о Проклятом Мессии». Помнишь, в третьем сезоне, когда он приходит к королю-тирану? Холодный, абсолютный, неумолимый. И от этого… чертовски притягательным.

— Спасибо! — я усмехнулся и долил ей вина. — Хотя сравнивать меня с аниме-персонажем — это уже перебор.

— А что? Там правда круто снято! — парировала она, и ее глаза блестели.

В какой-то момент наши взгляды начали встречаться чаще и задерживаться друг на друге дольше, чем того требовали правила приличия или субординация в команде. Воздух между нами сгустился, стал упругим, заряженным. Запахло не вином и стейками, а сексом и влечением. Альфред, кашлянул, сделал вид, что у него заискрил терминал, и поспешно ретировался «проверить предохранители на щитке». Лия, зевнув с преувеличенной театральностью, заявила, что отходит ко сну, и удалилась в свою комнату с книгой по истории орхидей, но я успел поймать на ее лице легкую, почти что одобрительную улыбку.

Мы остались одни. В полумраке гостиной, освещенной лишь дрожащим пламенем свечей в канделябре. Пустые бутылки и грязная посуда напоминали о прошедшем пиршестве. Пиршестве плоти и духа.

— Я… я не думала, что после такого… после крови, после смерти… вообще можно хотеть чего-то живого, теплого, — прошептала Алина, ее пальцы, теплые и мягкие, легли поверх моей руки, грубой и покрытой шрамами.

— Именно после такого и хочется, — мой голос прозвучал тише обычного. — Чтобы напомнить себе, ради чего все это. Не ради смерти. Ради жизни. Чтобы ощутить ее… вот так, на кончиках пальцев.

Больше слов не потребовалось. Ее губы нашли мои в полумраке. Это был не нежный поцелуй. Это было столкновение, жадное, соленое от слез и вина, полное непроизнесенных страхов и выплеснувшейся ярости жизни. Я поднял ее на руки — она была удивительно легкой — и понес в свою комнату, оставив за спиной призраков прошедшего дня.

Солнце било в глаза словно лучом сконцентрированной ненависти, нацеленным именно мне в зрачки. В висках отдавалось тяжелое, монотонное эхо вчерашних тостов, а на языке явно ночевал небольшой, но очень противный отряд диверсантов в грязных сапогах. Я с героическим усилием оторвал голову от подушки, и мой мозг, похожий на пережаренный омлет, медленно обработал два входящих сигнала.

Сигнал первый: рядом спала Алина. Ее рыжие волосы растрепались по белой наволочке, как пожар на снежном поле. Одеяло сползло, обнажив гладкую кожу плеча и верхней части спины, и на ней, как на карте боевых действий, проступали свежие синяки — нежные, фиолетовые, и чертовски, до невозможности сексуальные. Воспоминания о вчерашней ночи нахлынули волной обжигающего жара. Да, было жарко. Адски жарко. Со страстью, что была вывернутой наизнанку яростью боя, с тихими, сдавленными стонами в полумраке, с ее ногтями, впивающимися мне в спину, оставляя следы,…

Сигнал второй: мне срочно, сию же секунду, требовался ледяной душ. Или смерть. Второе казалось предпочтительнее и проще.

Я аккуратно, как сапер, разминирующий бомбу, выбрался из постели, натянул штаны и побрел по коридору, двигаясь с грацией и скоростью зомби на последней стадии разложения. Из комнаты Альфреда доносился навязчивый, словно дятел, писк какого-то радара. Лия, уже одетая в безупречно выглаженную темную одежду, с безупречной же прической, сидела на кухне и с невозмутимым видом просматривала утренний выпуск «Имперского Вестника» на своем планшете. На первой полосе красовался огромный заголовок:

«ТРАГЕДИЯ В „ЭБЕНОВОМ КИТЕ“: МАЙОР КОЗИН СКОНЧАЛСЯ ОТ ВНЕЗАПНОГО ОБШИРНОГО ИНФАРКТА».

Подзаголовок гласил: «Врачи констатируют несвоевременное оказание помощи».

Я хрипло хмыкнул. Инфаркт. Классика жанра. Власти всегда предпочитают тихую, неудобную правде, но удобную для отчетности ложь.

Лия посмотрела на меня поверх планшета, ее взгляд, холодный и аналитический, скользнул по моим растрепанным волосам, помятой футболке и явно невыспавшемуся лицу.

— Кофе заварен. Крепкий. И таблетки от головной боли, противовоспалительные и регидратанты в синей коробке в верхнем ящике. Рядом с флакончиком нервно-паралитического токсина «Тихий шепот» для наружного применения. Будьте, пожалуйста, аккуратнее и не перепутайте. Эффекты кардинально различаются.

— Спасибо, Лия. Ты как всегда — воплощение эффективности и заботы, — проскрипел я, с трудом управляя языком.

Холодный душ стал актом второго за последние сутки рождения. Ледяные струи, словно тысячи игл, впивались в кожу, смывая и похмельный туман, и остатки вчерашней неги, возвращая остроту и жестокую ясность реальности. Когда я вернулся на кухню, уже почти человеком, там собрались все. Алина, сияющая и немного смущенная, куталась в мой большой банный халат и с наслаждением потягивала кофе. Альфред что-то яростно чертил и вычислял на развернутом во всю стену голографическом интерфейсе, испещренном схемами и формулами. Лия отложила планшет.

— Ну что, весело провели время? — спросил Альфред, не отрываясь от расчетов траектории обхода лазерных лучей.

Он щелкнул пальцами, и в центре кухонного стола, прямо над тарелкой с остатками стейка, возникла детализированная, вращающаяся голограмма — лицо мужчины лет шестидесяти. Лицо с острыми, словно высеченными из гранита чертами, тонкими, бескровными губами и глазами-щелочками, в которых читался ледяной, бездушный интеллект.

— Представляю вашему вниманию Его превосходительство, господина министра внутренних дел Великой Империи. Мозг, сердце и железный кулак репрессивного аппарата. Правая рука Императора, его тень и главный инквизитор. И, согласно расшифрованным мной архивным записям нашего покойного Мастера, один из главных архитекторов и идеологов резни в нашем Ордене. Именно он разработал операцию «Чистка».

Воцарилась гробовая тишина. Даже моя остаточная эйфория мгновенно испарилась, сгорела в холодном пламени этой голограммы.

— Ликвидировать его физически — задача высочайшей сложности, но, теоретически, выполнимая, — продолжил Альфред, увеличивая голограмму, показывая схему его резиденции. — Его личная крепость — шедевр параноидальной инженерии. Каждый квадратный сантиметр просканирован датчиками движения, тепловизорами, напольными датчиками давления, анализаторами химического состава воздуха. Автоматическая система подачи усыпляющего газа в случае несанкционированного проникновения. Снайперские турели, скрытые в декоративных элементах фасада. Класс защиты «Омега-Плюс». Его расписание — государственная тайна высшего уровня. Его охрана — не люди, а отобранные, промытые и запрограммированные киборги, лично ему преданные.

— Но это даже не главная проблема, — тихо, но так, что ее было слышно даже за гудением компьютеров, сказала я. — Главная проблема в том, что если мы его просто убьем, то мы… мы проиграем.

Алина с недоумением посмотрела на меня.

— Проиграем? Мы же убьем главного гада! Как это проиграем?

— Мы станем в глазах всех именно теми, кем нас и хотят видеть уже тридцать лет — кровавыми маньяками, террористами, сборищем фанатиков, не гнушающихся никакими методами, — мои слова падали, как камни. — Смерть Козина в банях можно списать на бытовуху, на несчастный случай, на проблемы с сердцем у старого солдата. Смерть министра внутренних дел в его же неприступной крепости — нет. Это вызов. Это объявление войны всему государству. Нас будут охотиться, как бешеных псов. Наше дело, дело Ордена, будет окончательно опорочено и похоронено вместе с нами. Никто и никогда не узнает правду. Мы умрем не мстителями, а преступниками.

Лия кивнула, ее лицо было суровым.

— Она права. Нам нужно не просто убить его. Нам нужно его… обезвредить. Публично. Нам нужно заставить его говорить. Доказать миру правду. Только полное, публичное, документально зафиксированное признание во всех преступлениях может смыть с нас клеймо предателей и дать шанс на восстановление Ордена. Нам нужно его похитить.

— Похитить… министра внутренних дел? — голос Алины сорвался на визгливую ноту. Она замерла с чашкой кофе на полпути ко рту. — Вы оба совсем с катушек слетели? Это же… это же абсолютно невозможно! Это…

— Единственный логичный выход, — парировал Альфред. — Я уже проанализировал семнадцать миллионов возможных сценариев. Вероятность успешного устранения с последующим нашим выживанием и очищением репутации — 0,04%. Вероятность успешного похищения с теми же параметрами… целых 2,1%. Это в 52,5 раза выгоднее!

Альфред снова щелкнул пальцами. Голограмма резиденции закружилась, подсвечивая разные участки.

— Итак, резиденция. Цитадель. Штурм с применением силы исключен. Я уже моделировал: даже если мы задействуем все имеющиеся у меня экспериментальные разработки, наши шансы быть уничтоженными на подступах составляют 99,8%.

— Может, вызвать пожар? — с надеждой в голосе предложила Алина, явно пытаясь внести свой вклад. — Устроить суматоху, панику, эвакуацию… и в неразберихе… — … и в неразберихе его мгновенно и максимально безопасно увезут в одном из шести бронированных лимузинов по одному из трех запасных подземных тоннелей, каждый из которых защищен десятиметровыми шлюзами из закаленной стали и…и независимой системой жизнеобеспечения, — не отрываясь от интерфейса, закончил Альфред.

— Следующие идеи? Желательно с вероятностью успеха выше одного процента.

— Подкуп кого-нибудь из его свиты? Повара, горничную… — не сдавалась Алина, но уже менее уверенно.

— Зарплаты его прислуги сопоставимы с доходами губернаторов провинций. Плюс, еженедельные ментальные скрининги, детекторы лжи и тотальная слежка. Их лояльность куплена и зашита в подкорку. Они скорее совершат харакири, чем предадут его.

— Тогда… может, атаковать его кортеж? — ее глаза загорелись азартом. — Взорвать мост, когда он будет проезжать! Или устроить завал! Или…

— … и угодить прямиком в объятия эскорта, который состоит из двух броневиков, четырех мотоциклов с пулеметами и беспилотников воздушной поддержки, постоянно сканирующих местность в радиусе пяти километров, — я прервал ее, мягко, но твердо. — Нет, Алина. Лобовая атака — это самоубийство, причем бессмысленное. Это должен быть не таран, а тончайшая хирургическая операция. Иллюзия. Фокус, где все смотрят на одну руку фокусника, пока вторая делает свое дело.

Лия, до сих пор молчавшая и внимательно изучавшая голограмму, подняла глаза. В них горел холодный, цепкий огонь охотника, учуявшего слабину.

— У него есть ахиллесова пята. Не человеческая слабость. Страсть. Все взгляды устремились на нее. — По данным старых, еще довоенных досье Ордена, которые мне удалось восстановить, он фанатичный коллекционер. Но коллекционирует он не оружие, не древности и не женщин. Его страсть — редкие виды орхидей. Особенно те, что считаются утраченными.

Я медленно улыбнулся. В голове, еще не до конца проясневшейся после похмелья, щелкнула первая, но решающая шестеренка. Картинка начала складываться.

— Орхидеи… — протянул я, представляя себе это. — Это же не просто цветы. Это капризные, сложные организмы. Требующие особого микроклимата, специфического состава почвы, постоянного контроля влажности и температуры. Для этого нужны специальные оранжереи… и регулярные визиты экспертов.

Альфред подхватил мою мысль, его пальцы запорхали над клавиатурой, вызывая новые окна с данными.

— Его частная оранжерея… Бинго! Это единственное место во всей резиденции, не подключенное к основной системе безопасности на полную мощность! Слишком много ложных срабатываний из-за постоянных перепадов температуры и влажности! Охрана заходит туда только по строгому графику обхода или по экстренному вызову! Камеры есть, но их меньше, и нет аудионаблюдения — вибрации от системы полива создают помехи! — И он самолично инспектирует каждое новое приобретение, — голос Лии звучал все увереннее.

— Он никому не доверяет свои сокровища. Никогда. Это его пунктик. Его слабость, за которую он держится, как бульдог.

— Идеально, — прошептал я, и план начал обретать причудливые, почти безумные очертания.

— Мы не будем штурмовать стены. Мы не будем взрывать мосты. Мы войдем через парадную дверь. В коробке. С цветком.

Воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь тихим гудением голографического проектора и свистом кипящего на плите чайника.

— Ты предлагаешь… подарить министру внутренних дел, главному параноику Империи, букетик? — Алина смотрела на меня так, будто я только что предложил ей сплясать на столе голышом.

— Не букетик. Редчайшую, считавшуюся вымершей орхидею «Призрачный лепесток», которая, согласно ботаническим мифам, цветет раз в тридцать лет под знаком убывающей луны. Как раз к годовщине уничтожения нашего Ордена. Он не устоит. Его страсть коллекционера, его ученая жадность затмят голос разума. Это будет для него как священный Грааль.

— А где мы возьмем этот… «Призрачный лепесток»? — спросил я Альфреда.

— Я могу создать голографическую проекцию, ароматическую иллюзию, но живой цветок… Для его сложнейшей биосигнатуры мне потребуется эталон, живой образец. Без него…

— Он есть, — сказал я, и в комнате снова повисла тишина, но теперь уже другого качества — напряженная, полная ожидания.

— В старой засекреченной теплице Мастера, в Академии магии. Он выращивал ее все эти годы из единственного уцелевшего семени. Говорил, что когда-нибудь она нам пригодится для великой цели. Видимо, этот день настал.

План, безумный и гениальный, как сценарий лучшего шпионского аниме, начал обрастать плотью.

— Итак, — я обвел взглядом команду, чувствуя, как адреналин снова начинает наполнять кровь, вытесняя остатки похмелья.

— Операция «Призрачный лепесток». Фаза первая: «Ботанический десант». Альфред, тебе нужно создать безупречную легенду: питомник, которого не существует, его историю, отзывы, поддельные научные статьи об «обнаружении» цветка. Вживить в кашпо и в сам цветок микротранспондеры, микрофоны и капсулы с усыпляющим газом пролонгированного действия. Лия, тебе — с головой погрузиться в ботанику. Ты должна знать о орхидеях все, чтобы говорить с ним на его языке. Ты будешь нашим экспертом. Алина…

Она встрепенулась, ее глаза загорелись азартом предстоящей игры.

— Мне снова играть роль? Кого на этот раз? Ученой-ботаника?

— Нет, — я улыбнулся. — Нечто более убедительное. Ты будешь наивной, восторженной, немного глуповатой и очень амбициозной продавщицей из этого питомника, которая лично привезла этот бесценный груз, чтобы подписать контракт и получить свою долю славы. Это идеальная маскировка. Никто не будет ждать угрозы от восторженной дурочки.

— Ох, — только и смогла вымолвить она, но по ее лицу было видно, что она уже вживается в роль. — А что будешь делать ты?

— Я, — я мрачно усмехнулся, — буду тем самым «Призрачным лепестком». Вернее, его корневой системой. Ты везешь не просто цветок в горшке. Ты везешь меня.

Вот это заявление повергло всех в настоящий шок. Даже невозмутимая Лия подняла бровь.

— Ты… в горшке? — переспросила Алина, не веря своим ушам.

— В специальном отсеке, замаскированном под основу кашпо, — уточнил Альфред, уже увлеченно чертя на интерфейсе схему. — Потребуется применение технологии сжатия пространства и полного подавления жизненных сигнатур. Это крайне рискованно. Малейшая ошибка в расчетах, и тебя либо раздавит, либо тебя засекут сканеры при входе.

— Риск — наше ремесло, — парировал я. — Он не станет подвергать цветок глубокому сканированию, чтобы не повредить ему. Поверхностный досмотр я переживу. Это наш единственный шанс проникнуть в самое сердце его крепости. Я войду в его святая святых, пока он будет любоваться лепестками.

Я посмотрел на их лица — испуганные, ошеломленные, но уже собранные, готовые к работе.

— Готовьтесь. У нас мало времени. Через 72 часа «Призрачный лепесток» должен оказаться в его руках. И мы вместе с ним.

Тяжесть предстоящего легла на плечи, но теперь это была знакомая тяжесть — тяжесть долга, мести и безумной, отчаянной надежды. Охота продолжалась.