Парагвайский вариант. Часть 2

Глава четырнадцатая Новая власть заявляет о себе жителям столицы, а потом весело празднует

С обороной Лимы было покончено быстро. Отряд Уачаки заранее знал свою задачу и стремительно бросился на стены, захватывая один бастион за другим. Он был одет в форму правительственных войск, и защитники не сразу сообразили, что происходит.

Впрочем, пушкарям, желавшим оказать сопротивление, было нечем это делать. Личного оружия у них не было, а большая часть ополчения и кадровых частей сейчас была сосредоточена близ тех ворот, в которые так нагло вошёл отряд Уачаки. Они готовились помогать прорыву деблокирующей армии. Никто не ожидал штурма стен в такой обстановке.

Тридцать четыре бастиона Лимы оказались в руках повстанцев в течение часа, и все шесть ворот были открыты настежь. Бойцы Уачаки остались на стенах, дабы случайно не подвергнуться «дружественному огню». А в город хлынули толпы в розовых и малиновых одеждах. Их командиры знали, что делать. Ключевые точки — казармы, мэрия, крупные монастыри — занимались поспешно и без суеты.

Обезглавливание обороны в этом очень помогло. Уачака и бойцы, что остались при нём, не церемонясь, повязали весь комитет по встрече. Отряды городской самообороны попытались было освободить пленников и закрыть ворота, но на помощь старому генералу в раскрытые ворота уже вливались драгуны Патиньо и конные упряжки с пушками. Один залп картечью по ополченцам разогнал выживших по домам.

Отчаянное сопротивление оказали только полицейские силы в кабильдо и часть ополчения и кадровых военных, запершихся в маленьком форте Санта-Каталина на восточной окраине города. Это было очень старое укрепление, построенное ещё до того, как возвели полноценные стены вокруг Лимы. Тем не менее построена она была по науке, и без серьёзной артиллерии её было не взять.

Не желая терять людей при штурме, Патиньо поручил проблему Маноло. А тот не долго думая, за пару дней собрал все тяжелые орудия со стен Лимы и после нескольких часов обстрела обрушил стену у этой крепости. Обороняющиеся выбросили белый флаг.

На этом с сопротивлением было покончено, и Лима полностью покорилась.

— Жители Лимы! Бойцы! Камрады! — орал Патиньо, стоя на трибуне, установленной на Пласа Майор. Толпа была огромной, здесь собрался буквально весь город с окрестностями и почти вся повстанческая армия. И надо было орать, дабы донести свои слова до задних рядов.

— Сегодня величайший день в истории. Сегодня рождается новое, небывалое государство, в котором вся власть принадлежит народу. Именно простому народу. ВАМ! Труженикам, чьи руки испачканы землёй и загрубели от работы. Вам, чьим потом полита земля Перу. Отныне это «Tierra Libre» — Земля Свободы.

Толпа заполнила площадь и боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не пропустить ни единого слова. Разумеется, в толпе не было представителей высшего сословия, и некому было мешать оратору. «Петушиная арена» полностью обновила свой контингент, и теперь там томилось почти три тысячи хорошо одетых людей, испуганных и подавленных переменами. В их домах теперь встали отряды «гуанерос», а их семьи находились под домашним арестом.

Многочисленное духовенство во главе с архиепископом тоже загнали в монастырь Сан-Франсиско и посадили под охрану. Здесь же на площади собрались оставшиеся горожане обоих полов и всех цветов кожи. И конечно, здесь стояла вся объединённая армия Патиньо и Уачаки. Кроме китайцев и большей части негров, которые несли службу в Кальяо и на охране врагов народа. (Всё равно они испанского не понимали.)

— Эта земля отныне будет свободна от рабства, крепостничества, пеонажа. От тирании, диктата, принуждения. От долгов и кабальных обязательств. Отныне эта земля навсегда освобождена от помещиков и ростовщиков. На кечуа она будет называться «Кхапак Сую». Богатая, могущественная, великая, щедрая, благородная, процветающая. И мы с вами сделаем её такой. Для нас. Для наших детей. Для всех поколений тружеников, что будут жить тут после нас.

Настроение толпы с каждым словом менялось с настороженного на одобрительное. Это было слышно в шепотках. Это проявлялось в движении тел при словах оратора.

— Но не надейтесь, что нам дадут спокойно жить. Наш континент полон горя и насилия, приносящего баснословные богатства сеньорам и заокеанским мистерам. И ради этих богатств недобитые сеньоры пойдут на ещё большее насилие и горе. Все их раздоры и склоки между собой будут тут же забыты ради уничтожения Земли Свободы. И им обязательно помогут из-за океана. Ибо все наши местные сеньоры — это всего лишь ложка в руках прожорливых европейских монстров, правящих миром. И нам придётся с оружием в руках защищать наше право на свободу и мирный труд. Право на равные возможности для наших детей. Право на жизнь.

Толпа гулом отозвалась на эту реплику, сказанную с силой и экзальтацией. Патиньо смочил пересохший рот и продолжил орать.

— Поэтому для нашего новорождённого государства нет сейчас ничего важнее единства перед лицом внешней угрозы. Нет сейчас другой задачи, кроме укрепления нашей народной армии. Она наша опора. Наш залог. Наш символ воли и единства. А когда мы едины, мы непобедимы!

Крик Патиньо подхватили тысячи солдат.

¡Эль пуэбло унидо хамас сера венсидо!

¡Эль пуэбло унидо хамас сера венсидо!

Несколько человек ударили по струнам своих маленьких гитар-чаранго. Армейские барабаны подхватили ритм. А андские флейты вплели свои звуки в рождающуюся мелодию. Скандирование плавно перешло в песню, которая окончательно настроила город на новый лад.

Тревожный. Опасный. Но обещающий невиданную ещё счастливую жизнь для каждого.

Никогда ещё дворец вице-короля не видел в своих стенах такого количества столь низкого народа. Горцы кечуа, чернокожие рабы с плантаций, китайцы с гуановых островов, крестьяне — все, отметившиеся какими-то заслугами перед революцией, получили приглашение на торжественный пир. Само собой, и весь командный состав сидел за столом, непроизвольно разделившись на две группы — люди Патиньо и те, кто пошёл за Уачакой.

Прислуга, занятая привычным делом, с любопытством косилась на новых хозяев. Они, конечно, слышали всё, что было сказано на площади, но перемен боялись. А ну как новая власть будет придерживаться суровой аскезы, и всем бывшим слугам придётся искать себе работу на стройке. Поэтому продолжение привычного образа жизни вызвало у них энтузиазм, и они мухой носились от кухни и кладовых до парадной залы, посреди которой стоял стол на сотню персон. Оба вождя сидели рядом во главе этого стола, демонстрируя своё единение.

Кечуанский генерал не был мастаком говорить красивые речи, поэтому инициативу взял Патиньо, предлагая тосты за соратников:

— Друзья мои. Если бы три месяца назад мне сказали, что я буду поднимать бокал за победу и захват Лимы, я рассмеялся бы в лицо такому фантазёру. Но жизнь преподносит нам невероятные сюрпризы!

Народ притих и повернул головы к говорившему.

— Эти три месяца показали, что если мы упорны в достижении цели, если мы идём к ней с чистым сердцем, то рядом всегда появятся те, на кого можно опереться в трудный момент. Я хочу отметить огромные заслуги одного из таких людей. Я говорю о Хосе Мария Вальверде, которого некоторые знают по прозвищу Чото.

Патиньо жестом показал на торжествующего трактирщика и повелел ему подняться.

— Вот человек, чьи люди в самом начале стали командным костяком нашей армии. Уже за это ему огромное спасибо. Но его личные заслуги простираются ещё дальше. Именно он лично взорвал британский корабль и не дал Лиме вооружиться против нас. Именно он сеял панику и страх в тылу врага, поминутно рискуя быть схваченным правительственными ищейками. Именно он секретным световым кодом передавал нам из осаждённой Лимы сведения. И благодаря ему мы блестяще отразили вылазку лименьос. Чото — наш герой. ОЛЕ ему!

Весь стол вскочил, поднял бокалы и заорал «ОЛЕ», раскрасневшемуся от почестей Чото. Он раскланивался как примадонна со сцены и даже выплеснул немного вина на стол. И в этом движении было что-то настолько человеческое и неуклюжее, что зал взорвался смехом.

— Что за секретный световой код? — негромко спросил Уачака, вставший вместе со всеми и опрокинувший в себя бокал.

— Я потом покажу, — также негромко ответил Патиньо. — Там ничего сложного. Комбинация длительности свечения лампы.

Когда все наорались, нахохотались и сели, Поликарпо продолжил восхваление:

— Но нашему героическому Чото есть достойная компания в лице командира всей нашей артиллерии Маноло.

Довольный артиллерист также поднялся из-за стола и раскланялся аплодирующим камрадам.

— Это его усилиями и затрещинами была подготовлена первая наша артиллерийская команда для пушек со шхуны. Именно они обеспечили нам безоговорочную победу у Каньете. А потом благодаря его хитрости мы сделали пять десятков фальшивых деревянных пушек, которые напугали лименьос до усрачки!

Дружный хохот за столом напугал прислугу, которая без устали таскала на столы закуску и выпивку.

— Оле, нашему пушкарю!

Стол снова заорал: «ОЛЕ!» Многие за столом как раз были из подчинённых Маноло, и похвалы они отчасти принимали и на свой счёт.

— Бонго, встань, — попросил Патиньо чернокожего здоровяка. — Благодарю тебя и твоих ребят за захват Кальяо. Вам пришлось снова надеть на себя оковы для этого, хотя я обещал что вы больше никогда их не оденете. Мы все благодарны тебе и твоим людям, семеро из которых заплатили жизнями, удерживая ворота, пока не подоспела подмога. Вы совершили огромное дело, и ваш подвиг будет всегда в нашей памяти.

Зал снова закричал «Оле», а негр смущённо раскланивался. В его душе сейчас происходила необыкновенная трансформация. Он действительно ощутил себя героем и равным всем тут сидящим. Последняя капля раба испарилась под одобрительными взглядами сотоварищей и, главное, — улыбки вождя.

На какое-то время за столом темой разговора стал Кальяо и дерзкий захват крепости и корабля. Последний был скорее не призом, а головной болью. Что с ним делать — никто не знал.

Наспех перекусив и запив съеденное, Поликарпо снова поднялся и привлёк к себе внимание. Работать с людьми требовалось именно в такие моменты. Формируя у них правильные реакции.

— Нельзя не отметить огромный вклад в нашу победу, который внесли наши друзья из империи Цин.

Группа китайцев — человек десять — сидела компактно, а двое испаноязычных соотечественников непрерывно по очереди переводили всё, что говорилось за столом.

— Их участие в нашем деле с самого начала было залогом победы. Именно на их примере мне удавалось объяснить, что такое дисциплина. Они вставали на пути врага на самых опасных участках, вооружённые только копьями и самодельными самострелами. Давайте воздадим заслуженные почести баоцзю Ли Вэньтаю, возглавлявшему весь отряд, и его офицерам-шибосы: Чжан Дэхаю, Ли Хунчжэню и Чжан Дашэну.

Поликарпо «ломал язык», стараясь выговорить названия должностей и китайские имена. Ведь нет ничего приятнее для любого человека, чем звуки его имени. А для иностранца вдвойне приятно, если его имя произносят правильно. Так что с переводчиками Поликарпо тренировался неоднократно и не зря.

Довольный почестями командир китайского подразделения поднялся и что-то заговорил. Чжан Дашэн выслушал его, подумал и перевёл значительно короче:

— Мы счастье служить такой… как сказать… цзэ-чжу, вождь. Но надо знать, окончена ли наша служба? Столица врага взята. Что дальше?

Над столом повисла тишина. Этот вопрос волновал всех, но устами вождей ещё не озвучивался. Точнее, о светлом будущем Поликарпо говорил без устали, но всех интересовала конкретика ближайших дел.

— Что дальше? — переспросил Патиньо и покосился на Уачаку. — Мы ещё не до конца согласовали с генералом, что именно мы будем делать, но задачи перед нами стоят такие. Нам надо утвердить свою власть в провинциях. Некоторые из них уже под нашим контролем, но надо забирать всё Альтиплано и, конечно же, Куско.

По залу прокатился гул — как от прилива, набирающего силу. Куско было вторым по значимости городом Перу. Древней столицей империи Инков. Так что её взятие было ещё одним серьёзным шагом по утверждению новой власти.

— Нужно выстраивать новую администрацию. Прежняя нам служить не будет. Она практически полностью состоит из сеньоров. Нам нужна управленческая новая структура, и, разумеется, надо организовать сбор налогов с наших территорий. Конфискации нам, конечно, дадут некоторую фору, но в долгосрочной перспективе без крепкой власти на местах мы проиграем.

Лица присутствующих помрачнели при словах о налогах. Поликарпо это почувствовал и пояснил:

— Налоги — это деньги для армии. Мы практически на одной ненависти и воодушевлении взяли Лиму и Кальяо. Но дальше мы обязаны платить и солдатам, и офицерам. Мы должны оплачивать и работу администрации, и закупки всего, что нужно для её работы и для армии.

— Мы должны дать свои законы. Они должны быть составлены в интересах простого народа, а не сеньоров, как сейчас. И этим тоже придётся заниматься прямо сейчас и здесь. Нам надо нанести удар в тыл врагам. Надо донести до их солдат нашу правду. Чтобы в нужный момент их рука дрогнула. Надо посеять наши идеи в народах государств соседей Перу. А кто это будет делать? — риторически вопросил Патиньо и сам себе ответил. — Люди, которых ещё только предстоит выучить. Так что дел у нас очень много. Но дела завтра, а сегодня отдыхаем!

Он отсалютовал застолью своим бокалом, и его дружно поддержали.

— Считаю, что надо и моих парней похвалить, — поднялся через некоторое время генерал Уачака, обводя рукой офицеров, сидящих по левую сторону стола. — В горах мы не раз успешно били отряды правительственных войск. Оттуда и наша форма, и знамёна. Да и половина отряда — это бывшие солдаты разгромленных отрядов, с которыми я поговорил. Хорошо показали себя Диего, Сантана, Часка, Кори… Но особо хочу отметить майора Хорхе.

Поднялся один из офицеров. Немолодой и немного угрюмый.

— Это была его идея — провести учебный бой перед стенами Лимы. И его идеей было стрелять деревянными пулями. А поскольку он отвечал за диспозицию для обеих сторон и координировал всех офицеров обеих армий во время боя, то ему пришлось много перемещаться верхом между воюющими сторонами. Насколько я знаю, за время этого учебного сражения в него попало больше десятка деревянных пуль.

— И шомпол, — проворчал Хорхе. — Слава Богу, плашмя. А то я бы с вами тут не разговаривал.

— Хорхе, конечно, голова! — хмыкнул Маноло. — Но пороха он пожёг за это учение преизрядно.

— Это было не зря, — набычился Хорхе, как будто продолжая давний спор. — Ваши крестьяне хотя бы так почувствовали себя солдатами армии, а не бандой.

— Друзья, ну что вы опять спорите! — прервал их перепалку Патиньо. — Порох потрачен на нужное дело. Так что Хорхе несомненно заслуживает нашего общего «Виват»!

Стол дружно проорал: «Вива!» А офицер раскланялся, принимая поздравления.

— И я предлагаю повысить майора Хорхе Фернандеса в звании и передать ему командование всеми нашими необученными добровольцами. Впереди у нас много сражений, и не все из них можно выиграть хитростью. Нам нужна правильная армия и тот, кто сумеет её создать. И лучшей кандидатуры, чем Хорхе, я не вижу. Вы согласны со мной, генерал?

Уачака поднялся и задумчиво произнёс:

— Обычно повышение до такого звания, как подполковник, — это прерогатива короны, правительства или иной высшей власти в государстве. Но сейчас высшая власть в Перу — это мы все с вами, — он обвёл рукой внимательно слушающий стол. — Мы сами решаем, кто будет нашими офицерами и министрами. И я поддерживаю предложение сеньора Патиньо.

— Не сеньора! — перебил генерала Патиньо. — Камрада. Мы все здесь не сеньоры, а камрады. И уважаемый генерал совершенно верно сказал. Мы здесь — власть!

Все заорали от восторга, скандируя вслед за лидером: «мы здесь власть»

А когда буря эмоций утихла, в секундной тишине как-то чётко прозвучал тихий вопрос одного из молодых командиров, пришедших с Уачакой.

— Это хорошо. Но кто же у нас будет самым главным?

Все посмотрели на него, и тот, смутившись, поспешил уткнуться в тарелку. Вопрос мучил многих, но вот так в лоб задать его никто не решался. Патиньо или Уачака? Первый, конечно, герой и инициатор всех событий, но второй настоящий генерал, имеет огромный авторитет среди кечуа. Его имя известно каждому в горах. Департамент Аякучо и, конечно же, родная провинция Икича уже приняли его власть.

Патиньо уже открыл рот, чтобы ответить, но Уачака опередил его — не словом, а движением. Он протянул руку и положил ладонь на плечо Патиньо, полуобняв.

Это был не покровительственный жест, а просьба дать слово.

Патиньо кивнул.

Старый генерал оглядел стол и сказал:

— Главный — это мы.

Пауза.

— Но если ты хочешь знать, кто будет править Перу…

Он посмотрел на Поликарпо.

— Править будет тот, кого выберет народ.

В зале повисла тишина.

Патиньо улыбнулся, положил свою руку на плечо генерала и добавил.

— Мы решили последовать традиции Парагвая и установить дуумвират. До всеобщего народного собрания и до принятия конституции высшей властью будет правящая хунта из меня и генерала Антонио Уачаки. Генерал возглавит наши вооружённые силы, а я — гражданскую администрацию.

Стол дружно выдохнул. Оказывается, ответа ждали, затаив дыхание. И ответ всех расслабил и успокоил. Ничего не могло быть хуже, чем распри за верховенство. Это понимали все.

Понимание новой системы координат подлило масла в огонь веселья. Прислуге пришлось без передышки бегать в погреба, дабы удовлетворить жажду сотни молодых и здоровых мужиков.

Всю ночь длилось застолье. Все наперебой вспоминали истории последних месяцев и радовались успеху. К концу пиршества прежнее разделение на армию Патиньо и армию Уачаки стало уже практически незаметным.