Парагвайский вариант. Часть 2

Глава девятнадцатая Новое государство объявляет о своей идеологии, а вожди готовятся к интервенции

Хосе Фейхоо приехал в Лиму, когда она уже успокоилась от первых дней после падения прежней власти. Новое революционное правительство закрутило гайки, и порядка стало больше, а свободы меньше. Весь город работал на новую армию, обшивая её, обувая и кормя.

Профессор был тепло встречен Патиньо и тут же брошен на самый оголённый участок работы — подготовку агитаторов и пропагандистов. И понятно почему: Фейхоо был единственным, кто владел теоретическими материалами, которые оставил Солано. И не только владел как собственник тетрадей, но и понимал написанное.

Нельзя сказать, что у Фейхоо не было вопросов к теории, изложенной Солано, но её стройность и цельность он отрицать не мог. И поскольку вся задуманная конструкция будущего государства базировалась на этой теории, то изучил написанное со всем тщанием.

Вот таким неожиданным образом воплотилась мечта Фейхоо о преподавании в университете Сан-Маркос. Только читать ему теперь придётся не лекции о теологии для чистеньких студентов из хороших семей, а о классовом устройстве общества для людей, совершенно неподготовленных к научным эмпириям. Фейхоо требовалось изложить теорию таким языком, чтобы понял любой погонщик мулов или шахтёр.

— Приветствую вас, камрады!

Профессор Хосе Фейхоо прошёл за кафедру, взмахом руки разрешая сесть тем из собравшихся, кто догадался встать при виде преподавателя. Бо́льшая часть об этом не подумала.

Здесь собрались очень разные люди — и по цвету кожи, и по начальному образованию. Объединяло их одно: острое желание приложить руки к созданию нового мира. Желание перемен, в которых они сами будут чем-то важным и значительным.

— Сегодня у нас обзорная лекция того курса занятий, что вам предстоит. Моя задача — дать вам понимание того, что именно происходит в мире и какое государство вы будете представлять в качестве эмиссаров.

Фейхоо обратил внимание на тех, кто записывал его слова.

— Те, кто умеет писать, не торопитесь. Всё, что я скажу сегодня, мы будем разбирать подробно в рамках курса. Сегодня — только вводная лекция, призванная обозначить тему и очертить границы.

Двое слушателей, по виду монахи, спрятали свои пишущие принадлежности и приготовились слушать, как и все. Подавляющее большинство в зале были безграмотны, и Фейхоо это учитывал.

— Движущей силой развития всех человеческих обществ является понятное стремление людей жить лучше. С древнейших времён самый надёжный способ обеспечить себе лучшую, чем у остальных, жизнь — заставить этих остальных работать на тебя. Это можно сделать с помощью убеждения — и так появляются первые религиозные культы. Но гораздо проще этого добиться с помощью насилия. С древнейших времён люди объединяются в группы для систематической проекции насилия на подконтрольную территорию. И именно так появляются вождества. Со временем открытое насилие слилось с религиозным убеждением и превратилось в диктат законов и обычаев. Так появилось государство с правящим классом феодалов: королями, герцогами, рыцарями и прочей аристократией.

Судя по напряжённому вниманию аудитории, пока что изложенное было понятно.

— Шло время. Государственно-религиозное принуждение дополнилось экономическим. Появилась многочисленная группа людей, контролирующих торговлю и производство товаров. Эта группа росла, богатела и, наконец, осознала свои общие интересы, сложилась в класс буржуазии, который стал инициатором всех революций нашего времени. Ибо класс этот жаждал устанавливать свои законы в государстве. У нас в Южной Америке эти революции приняли вид войн за независимость от испанской короны. В их итоге власть по всей Америке стала принадлежать буржуазии. А что же народ? Простые труженики. Они являются классом или нет? Кто мне ответит?

В классе прошла волна. Все посматривали друг на друга, не зная, что ответить. Но нашёлся один смельчак:

— Конечно, сеньор Фейхоо. Народ несомненно является классом. Я слышал, что как-то команданте Патиньо называл его пролетариатом.

— Молодец, — улыбнулся Фейхоо. — Садись. К сожалению, наш предводитель слишком забегает вперёд. Простые труженики превратятся в класс только в тот момент, когда осознают свою общность. Ведь торговцы, купцы и крупные мастерские были всегда — и при фараонах, и в эпоху Рима, и в Средние века. Но класс буржуазии при этом не возникал. Он возник только тогда, когда этот слой людей численно вырос и объединился в своих интересах. Этот момент в истории Европы отмечен возникновением протестантизма. Ведь движение Реформации было не религиозным в своей основе, а экономическим. Оно охватило самые развитые в плане производительных сил регионы и было знаменем зарождающегося класса буржуазии. И по сей день оно им является. Но об этом мы поговорим на другом занятии. Сейчас же нам надо понять суть классовых интересов пролетариата. А для этого давайте рассмотрим пример. Вот представим крестьянина и его поле. Он его обрабатывает, кормится с него и продаёт избыток урожая. Пролетарий ли он?

Фейхоо обвёл взглядом аудиторию, но желающих ответить не нашлось.

— Давайте представим, что этому крестьянину в чём-то повезло, и у него теперь земли больше, чем он в состоянии обработать. Что он сделает?

— Наймёт батраков, — уверенно ответили из зала сразу несколько голосов.

— Правильно. А скажите мне: будет ли он отдавать батракам доход от продажи урожая в той пропорции, в которой они работали на его земле?

— Нет, конечно! — рассмеялись слушатели. — Батраки за еду работают.

— Совершенно верно. Наш удачливый крестьянин тут же превратится в маленького короля, диктующего свои законы на своём клочке земли. В маленького буржуа, платящего наёмному работнику ровно такой минимум, за который тот согласится работать. В любом крестьянине… Да что уж мелочиться! — воскликнул профессор. — В любом человеке сидит потенциальный король или буржуй и ищет возможностей проявить себя. Именно поэтому так яростно сражались в ополчении некоторые холопы сеньоров Лимы. Они бились не за хозяина, а за гипотетический шанс самим когда-нибудь стать хозяином. И вы, когда разойдётесь по землям Перу и Боливии, должны это подмечать в людях. Не всякий оборванец — наш союзник. Не всем беднякам по душе идеи равенства и общества без иерархии и эксплуатации.

По аудитории прошла волна удивления. Мысль была неочевидна.

— Но об этом мы тоже отдельно поговорим, а пока вернёмся наконец к пролетариату. Это класс людей, который продаёт только свой труд. И продукты его труда ему не принадлежат. Не является пролетарием крестьянин, продающий свой урожай. Ведь это его урожай. Не является пролетарием медник, продающий кастрюли. Ведь это его кастрюли. Да, несомненно, они труженики. Их труд достоин уважения. Но сознание мелкого ремесленника или крестьянина — буржуазно. Они всегда готовы принудить ближнего своего к работе на себя и перейти на более высокий уровень эксплуатации. Пролетарий же может добиться только более высокой оплаты своего труда в соответствии с ростом своего профессионализма. Как в экипаже корабля есть матросы, нанятые на рейс за гроши, и есть капитан, получающий хорошую оплату. Но все они наёмный персонал для судовладельца, и их труд превращается в прибыль, в которой они доли не имеют.

— Некоторые капитаны имеют, — выкрикнул с места какой-то парень, по виду как раз матрос. Немалое их число с захваченной шхуны перешло на сторону революции.

— Некоторые, — кивнул Фейхоо. — Это не правило, а исключение. Некоторые управляющие рудников имеют акции этих рудников. И даже некоторые инженеры. Но это редкость. Как правило, эти вполне респектабельные господа — такие же пролетарии, как и шахтёры на их шахтах. Только их труд стоит очень дорого, поскольку они смогли приобрести нужные знания.

— Но они, скорее всего, мечтают стать владельцами, — упрямо возразил бородатый мулат с оливковой кожей. — Бессмысленно ждать от них сочувствия нашему делу.

— Вам застилает глаза их сравнительное богатство, — покачал пальцем профессор. — Если мы будем мерить всех только исходя из наличия высокого дохода, не утруждая себя пониманием того, откуда он берётся, то рискуем лишиться профессиональных кадров, способных организовать производство. У нас же нет задачи всех вокруг сделать бедными. Наоборот. Одно из значений названия нашей страны на языке кечуа: богатая, процветающая. Относитесь к инженерам как к образцу того, к чему надо стремиться.

— Нет, профессор, — упрямо мотнул головой мулат. — Я не могу спокойно относиться к таким, как Захария Гомес с рудника Вильякунда. Он зверь. Множество людей погибло в шахтах от его произвола. Ему ничего не стоит покалеченного просто выбросить за забор. Его душа черна, как рога дьявола. Он нам не союзник.

— Ну что ж. Кроме объективных экономических законов есть, конечно, и законы морали. И если человек нарушает золотое правило, которое гласит: «Поступай с людьми так, как желаешь, чтобы они поступали с тобой», — то он достоин кары. И с ним стоит поступить именно так, как он того заслуживает. Но в массе своей специалистам безразлично, на кого работать — на британского акционера или на правительство нашего пролетарского государства. И пока мы не вырастили своих специалистов и инженеров, мы будем вынуждены пользоваться услугами таких мерзких типов, как этот Гомес. Может быть, после их некоторого перевоспитания в трудовых лагерях.

Слушатели заулыбались. Многие ходили посмотреть, как бывшие хозяева жизни, в грязных камзолах с оборванными кружевами, махали кайлом и лопатой на расчистке оросительных каналов.

— Итак, мы обязательно победим и будем строить своё государство. Государство рабочих и крестьян. Но мы уже знаем: государство — это инструмент насилия, призванный повысить уровень жизни тех, кто этим инструментом владеет. Возникает главный вопрос: кто же будет владеть инструментом нашего государства?

Зал замер. Вопрос был живым, важным, и ответа на него пока не звучало.

— Разумеется, мы можем исключить аристократию и прочих сеньоров. Они ушли в историю, о них можно забыть. Но нельзя забывать о буржуазии. Если мы дадим им свободу деятельности, возможность накапливать богатство и тратить часть его на политическую активность, то рано или поздно именно они заполнят законодательные органы и начнут принимать законы в своих интересах. На словах это будет пролетарское государство, а на деле — машина угнетения в интересах узкой группы. Яркий пример такого прокисшего «народного» государства — Соединённые Штаты Северной Америки. Они превратились в государство денежных мешков, где простой человек не значит ровным счётом ничего. И казалось бы — тупик?

В глазах слушателей профессор Фейхоо видел недоумение и немой вопрос.

— Но выход есть. Право голоса в нашем государстве нельзя будет купить. Как бы богат человек ни был. Его можно будет только заслужить. И единственным способом заслужить его — это отдать свою жизнь во имя государства, стать его солдатом, осознанно принести себя в жертву. Только через самоотречение. Через службу в армии или других государственных структурах, со строгой дисциплиной, человек получает право говорить от имени государства. Разумеется, все вы, добровольно пришедшие служить, уже являетесь полноправными гражданами будущего. Вы — лучшие! А те, кто отсиживается по углам и ждёт, чем всё закончится, никаких прав в этом государстве иметь не будут. Они смогут работать, жить, заниматься своими делами, растить детей в безопасности и под защитой законов, но законы эти будут приниматься без них — их мнение нас не интересует.

Зал всколыхнулся от одобрительного гула. Профессору даже пришлось сделать паузу, которую он воспользовался, чтобы отпить воды из стакана.

— Часть из вас будет направлена в ряды врага. Вы вольётесь в их армию солдатами. Ваша задача — донести наши идеи до всех, до кого сможете: не только до рядовых, но и до офицеров. Конечно, многие из них — собственники земли, которые потеряют её в ходе реформ и станут нашими последовательными врагами. Помните об этом. Но есть и другая часть военных, для которых наши реформы не несут беды. Будущее государство в своём устройстве не враждебно им. Напротив, в новом государстве они смогут почувствовать себя настоящей элитой. Ищите таких, обращайтесь к ним, объясняйте им то, о чём я говорю сегодня.

Самоубийственность такой миссии понимали все. Так что в зале опять воцарилось напряжённое внимание.

— Другая часть пойдёт по городам и посёлкам Перу, Боливии, Эквадора, Колумбии, Чили и Аргентины. И вы донесёте наш принцип каждому простолюдину. Гражданские права в новом государстве приобретаются через добровольное служение в армии. Служение это — бессрочно и безусловно. Право вступить в армию будут иметь все, вне зависимости от возраста, пола или состояния здоровья. Даже калекам и женщинам армия найдёт применение, если они искренне желают служить государству. Только отслужившие и получившие права полного гражданства смогут занимать должности в государственном аппарате, суде, служить в полиции и представлять государство за рубежом. Только они будут иметь право на пенсию. Но и спрос с них за преступления будет выше, чем с тех, кто не является гражданином.

Фейхоо увидел вскинутую руку одного из давешних монахов с блокнотами.

— Сеньор профессор, но почему вы считаете, что служба в армии гарантирует от перерождения? Ведь и отслужившие смогут делать большие деньги чужим трудом. Да и простых граждан всегда можно купить или запудрить голову демагогией и популизмом.

На монаха недовольно зашикали в зале. Не все поняли слова, которые он употребил.

— Мы обязательно будем подробно рассматривать механизм самозащиты нашего государства от такого исхода. Но вкратце скажу: во-первых, в армии человек не только будет служить, но и учиться. Учиться понимать смысл политики государства, понимать цели и задачи, осознавать опасности. И на гражданке, будучи избирателем, он будет значительно более устойчив к пустым словам безответственных болтунов. Но и главное — находясь долгое время внутри такой структуры, как армия, человек невольно раскрывается. Вся гниль и глупость становится видна сослуживцам, и тем, кому по службе будет положено понимать людей. И таких гниловатых граждан к реальным рычагам никогда не допустят.

— Профессор, погодите, — вклинился бородатый мулат. — Я так и не понял. Буржуи будут в нашем государстве или нет? Вроде же это наш враг.

— Буржуи, а иначе эксплуататоры, — начал отвечать Фейхоо, — к сожалению, неизбежное зло. На той стадии развития человеческого общества, на которой мы находимся, нет никакой возможности исключить их. Невозможно создать такое государство, которое взяло бы на себя всю экономику товаров и услуг. Ни какое государство на свете неспособно быстро удовлетворять нужды своих граждан. Сейчас это могут делать только мелкие хозяйчики. Если запретить частную инициативу, то вместо богатеющего народа мы получим народ, равный в бедности. Недовольный народ. Не имеющий выхода своей энергии.

— Задача государства — предоставить равные возможности и пресекать излишества, а не уровнять всех под один образец. Последнее заранее обречено на провал. Ибо в природе человеческой заложено искать способ выделиться. И сейчас на одного человека, выделяющегося умом, приходятся сто человек, выделяющихся одеждой. Когда ещё наступят те благословенные времена, когда благосостояние не будет мериться барахлом и едой? Мы не доживём.

Профессор грустно улыбнулся аудитории.

— Профессор, — после паузы задал вопрос морячок. — А вы что, всерьёз в армию баб собрались брать? Зачем?

— Хороший вопрос, — жестом отметил вопрошавшего Фейхоо. — Скажи мне, друг, если ты будешь искренним борцом за счастье народное и бессеребренником, а твоя жена будет с утра до вечера нудить тебе в ухо, что вы живёте хуже соседки и что ей нужны новые вещи и украшения. Как долго твой идеализм и бескорыстие проживут? Как быстро ты начнёшь брать взятки или искать иные способы улучшить материальное положение? Вы понимаете, какая чудовищная сила инерции скрыта в женской половине человечества? Они весьма глухи к лозунгам. Им нужен дом, набитый вещами. И чтобы их было больше, чем у соседей.

Аудитория одобрительно загудела. Где-то даже раздался смех от чьей-то тихой остроты. Дав подумать слушателям, профессор продолжил:

— Изменить этот мир, не изменив человека, невозможно. А изменить человека можно, только изменив женщину. Из тупой меркантильной клуши она должна стать творцом нового мира наравне с мужчиной. И первый для этого шаг — получение полных прав. Женщины-гражданки станут нашим боевым отрядом в изменении сознания своих товарок. Ибо женскую душу нам, мужчинам, понять очень трудно. Я бы сказал — невозможно. Я ответил на твой вопрос?

Морячок кивнул.

— Ну вроде да. А как быть с дикарями?

— А что с ними не так? Им предоставляется такое же право служить государству, как и прочим.

— Но они же язычники!

— И что теперь? Это как-то влияет на человеческие качества? Язычник не может любить или испытывать гордость за страну? Какое отношение вера имеет к патриотизму? У нас общая земля. Ей мы служим. Дела духовные государство не трогает. Вера — это личное дело каждого. Церковь отныне отделена от государства. Не забывайте это.

— Делай с землевладельцами, заводчиками и прочими сеньорами всё что угодно, но не смей поднимать руку на церковь, — рычал Уачака в президентском кабинете, где проходило совещание в узком составе. Кроме двух вождей присутствовали Чото, Маноло, подполковник Хорхе Фернандес.

— Я тебе, так и быть, прощаю колокол из Каньете. Для цинских язычников это не святыня. Перемолоть колокол в бронзовую пудру — это же надо было додуматься до такого святотатства. Но бросать в застенки монахов и отнимать земли у церкви — этого я уже простить не могу. Ты вернёшь все земли церкви. Всё до последнего клочка.

— Генерал, успокойтесь, — пытался утихомирить старика Патиньо. — Я не могу отдать земли церкви. Это нарушает базовый принцип нашего государства — вся земля и недра принадлежат богу. А государство только регулирует их оборот. Церковь может взять их в аренду у государства и обрабатывать её трудом своих монахов.

Уачака тяжело дыша, расстегнул ворот.

— Ты издеваешься? Какая аренда? Запомни раз и навсегда. Церковь неприкосновенна. Если ты по-хорошему не освободишь арестованных монахов, то я завтра сделаю это силой. И ты обязан принести извинения перед архиепископом.

Патиньо молча долго смотрел на Уачаку, а потом смиренно улыбнулся.

— Ну хорошо. Пусть всё будет по-твоему. Я прямо сейчас сниму охрану. А церковные земли мы оформим как бесплатную, — он подчеркнул голосом это слово, — аренду у государства. Это максимум того, что я могу уступить.

— А извиняться перед архиепископом, — нахмурился старик.

— Ты сделаешь это лучше, чем я. Ибо я буду неискреннен. А как говорят отцы церкви, «лицемер людям угождает, а не Богу, от людей ищет славы и похвалы, а не от Бога, что противно вере».

— Хорошо. Я сам покаюсь, — успокоился Уачака.

— Конечно! Твои слова весомее моих, — кивнул Патиньо. — Я могу только помочь тебе добыть победу, но не победить вместо тебя. Давай вернёмся к теме нашего собрания. Мне надо знать. Что нужно нашей армии и когда ждать войска? Они уже движутся на нас?

Генерал и подполковник переглянулись, и заговорил Хорхе.

— В лучшем случае весть о падении столицы до Арекипы дошла только сейчас. Главным там генерал и вице-президент Хуан Франсиско де Видаль. Он несомненно не двигался до сей поры. Не в его политических интересах было помогать узурпатору Торрико. Но после случившегося он уже осознает опасность и двинется.

— Не факт, — возразил Уачака. — Там боливийцы под боком. Ему надо с ними сначала как минимум перемирие заключить. А то и мир.

— Собрать и выдвинуть армию — дело не быстрое. Он успеет с боливийцами договориться, — пожал плечами подполковник. — Путь у него один — подниматься на альтиплано через перевалы и идти на Куско на соединение с силами Антонио Гутьерреса де ла Фуэнте. Потом спуск к Лиме. С днёвками, с темпом движения обоза в горах, с пушками — они не доберутся до Лимы быстрее, чем за четыре месяца.

— Ты уверен, что они пойдут через горы? — спросил Патиньо. — Морем перебросить армию значительно легче и быстрее.

— Несомненно, но где они возьмут корабли?

— В тридцать девятом, чилийцы перебросили семитысячную армию на тридцати купеческих кораблях, — вклинился в разговор Чото. — Торрико может запросить помощи у Чили и британцев. Корабли ему дадут. Он может взять не всех, а только самых боеспособных.

— Это всё равно небыстро, — возразил Хорхе.

— Но всяко быстрее, чем полгода тащиться по горам. Ты бы как поступил?

Глубоко сухопутный подполковник призадумался, а Чото продолжал.

— Флот какой-никакой у них есть. А на море они сопротивления не ожидают, в отличие от пути через горы. Даже я могу устроить им на горных тропах такой ад, что армия до Лимы просто не дойдёт. Видаль это должен понимать.

Патиньо и Уачака поморщились. Они сами именно это и хотели сделать. А коли обычный трактирщик понимает такую возможность, то и опытные офицеры правительственных войск её будут учитывать.

— Хм… Ну что же. Принимаем морской вариант как основной, — подытожил Патиньо. — Как будем встречать? И где? В Кальяо?

— Это вряд ли, — покачал головой Уачака. — Под пушки крепости они не сунутся. Скорее всего там же, где и ты высаживался — в Писко.

Остальные согласно покивали.

Вариант был логичным. Писко ближе по морю. Всего неделя пути от порта Ило. Меньше морских рисков. Быстрее плыть. Можно напихать людей в перегруз — потерпят. А можно и в два-три захода перевезти. Регион достаточно богатый. Есть где передохнуть и отфуражироваться. В общем, самый логичный вариант.

— Писко, значит, — нахмурился Патиньо. — Ну что же. Встретим.