Парагвайский вариант. Часть 2

Глава третья Солано дает советы Гарибальди, узнает новости и торгуется

Впервые на своём пути Солано встретил по-настоящему историческую личность — из тех, кто поднимал знамёна, вёл за собой людей и менял устоявшиеся правила и границы. Гарибальди. Имя, знакомое любому образованному человеку, даже если он не знает, чем именно прославился этот человек.

Но сейчас, в 1842 году, его слава ещё впереди. Ни Итальянского легиона, ни знаменитых «красных рубашек». Ни героической обороны Монтевидео, который восемь лет осаждали проаргентинские силы. Рисорджименто — объединения Италии — ещё не произошло. Многочисленные сражения, как правило, с превосходящим противником, ещё впереди. Перед Солано стоял просто весёлый, энергичный бородатый мужик. Скорее пиратский атаман, чем капитан корабля ВМС Уругвая.

Солано очень хотелось подружиться с Гарибальди. Поговорить о чём-то важном. Но о чём? Пока что диалог сводился к приземлённым делам. Точнее, приводнённым. Время отплытия, количество людей и груза, цена за услугу. Солано не торговался и заплатил сразу, чем очень порадовал капитана.

Переезд остальной части команды на борт шхуны завершился в полной темноте. Подсвечивая себе масляной лампой, шестеро путешественников устроились на ночлег: кто в гамаке, кто просто на досках палубы, подложив тюки и мешки. На этом все удобства заканчивались. Но путешественники так вымотались за день, что уснули, как только легли.

Разумеется, о каютах не могло быть и речи. На маленькой шхуне их было всего две — капитана и штурмана. Ну и ещё у плотника была выгородка в носовой части трюма, где он спал на своём сундуке с инструментами. Остальная команда спала где придётся: в хорошую погоду на палубе, в плохую — в тесном и низком трюме.

Утром их подняли на борт вместе с командой. Оказалось, что они мешают работать с парусами, и пассажирам пришлось переместиться на бак. Оттуда они могли наблюдать сквозь туманную дымку, поднимавшуюся над рекой, за отплытием каравана судов. Шхуна Гарибальди шла первой, возглавляя процессию из четырёх грузовых кораблей. Видимо, на них не было лоцманов, поэтому они старательно повторяли все манёвры лидера.

Солано испытывал необычный кайф от путешествия. Конечно, в прошлой жизни он ходил под парусом, но тогда это было развлечением. А здесь люди просто выполняли повседневную работу — заставляли ветер двигать деревянные скорлупки по толще воды. Хлопала парусина, кричали чайки, воздух был влажным, но ещё не солёным. Широкий Уругвай безмятежно нёс свои воды в Атлантический океан, прибавляя скорости парусникам.

Путешественников накормили вместе с командой. Разумеется, никаких сухарей или солонины не было. Нормальное сочное асадо, поджаренное на решётке, и кукурузная каша, приправленная маслом и перцем. Берег рядом. Мясо дешёвое. Зачем лишняя аскеза?

Река петляла, и потому приходилось постоянно работать с парусами. Но для шхуны это не составляло особого труда — все операции выполнялись с палубы. Однако Солано заметил, что на парусах не было привычных ему «колдунчиков» — тканевых лент, которые своим поведением в потоке воздуха помогали яхтсменам XX века ловить оптимальный угол.

«А вот и тема для разговора».

Выбрав момент, Солано подошёл к Гарибальди:

— Джузеппе, в Кальяо я видел у одного рыбака ленточки, пришитые к парусу. Я сначала подумал, что это суеверие или украшение. А оказалось, что по ним этот рыбак очень точно ловит момент правильной постановки паруса.

Гарибальди удивлённо посмотрел на сухопутную крысу, дающую ему советы по судовождению.

— То есть как? Ленты будут трепыхаться на ветру. Что ты по ним увидишь?

— Не совсем так. Если поток воздуха обтекает парус правильно, все ленточки вытягиваются по направлению потока и не болтаются. Если парус недовёрнут или слишком сильно повёрнут, то с одной стороны они вытянуты правильно, а с другой — стоят торчком или задираются вверх.

Солано показал руками, как ведут себя эти индикаторы относительно условного паруса (1).

— Я своими глазами видел, как они работают. Это действительно удобно. Позволяет полностью использовать энергию ветра. Для твоего боевого кораблика это может быть критично. Давай проведём эксперимент. Попробуем сделать такие полоски у тебя на шхуне.

Гарибальди усмехнулся.

— Я не против. Как встанем на якорь — пришивай свои ленточки. Будет любопытно посмотреть.

Обрадованный Солано быстро обсудил эту идею с боцманом. И когда на закате караван бросил якорь, на одном из двух гафельных парусов появились шесть ленточек — по три с каждой стороны, примерно там, где Иван Долов видел их в прошлой жизни. Теории этого инструмента он не знал, но память подсказывала куда надо крепить.

Едва рассвело, караван двинулся в путь. На шхуне пушки перевели из походного положения в боевое. Но порты ещё не открывали и из крюйт-камеры ничего не выносили. Рано. Гарибальди рассчитывал проскользнуть незамеченным в утреннем тумане.

И то ли их не заметили, то ли блокадного флота вообще не было — до большой воды добрались без происшествий. Всё это время команда корабля с любопытством поглядывала на красные полоски, которые вели себя именно так, как и предсказывал молодой пассажир.

— Ха! Смотри-ка. Эта штука действительно работает, — с ноткой уважения в голосе произнёс Гарибальди ближе к полудню. — Спасибо, парень, за подсказку. Мне бы такая идея в голову не пришла.

— Всегда рад помочь хорошему человеку, — улыбнулся Солано.

Но развить тему ему не дал крик сигнальщика:

— Вижу парус! Шхуна! Судя по виду — военная! Идёт на норд!

— Чёрт, — сплюнул Гарибальди и пояснил Солано: — Идёт наперехват.

И уже обращаясь к сигнальщику:

— Купцам — севернее, идти к Монтевидео самостоятельно. Рулевой! Держать курс на ост-зюйд-ост. Перехватим.

Перспектива поучаствовать в морском сражении одновременно возбуждала и нервировала Солано. Он бы с удовольствием избежал риска — пушечному ядру всё равно, кого убивать: матроса или пассажира.

Время тянулось медленно. Шхуны сближались.

— Чёрт меня побери, — выругался Гарибальди, опуская подзорную трубу. — Я никогда не видел такого флага.

В ответ на удивлённый взгляд Солано он пояснил:

— Как будто детский рисунок солнышка. Какое-то несерьёзное знамя.

«Да ну на фиг! Не может быть!» — пронеслось в голове Солано.

— Можно взглянуть? — протянул он руку к оптическому прибору.

Капитан не отказал и вскоре Солано лично увидел флаг «Восходящего солнца». Под этим флагом почти сто лет жила императорская Япония — вплоть до поражения во Второй мировой войне. Этот флаг он сам предложил Патиньо как символ, понятный кечуа-староверам. Что может быть логичнее для бога Инти, как не символ солнца? Но увидеть его здесь, в полусотне километров от Монтевидео, он не ожидал.

Солано вернул трубу хозяину и задумался: «Может, это действительно японцы?»

— Странно, — произнёс Гарибальди, не отрываясь от подзорной трубы. — Ветер попутный, а марсель не поднимают. Гафели стоят не бабочкой, а параллельно. Чувствуется, что команда либо неполная, либо неопытная.

«Нет. Не японцы», — хмыкнул Солано.

— Думаю, это не враги, — сказал он вслух. — Нужно подойти поближе и поговорить.

Гарибальди нахмурился.

— Я не страдаю любопытством. Оно может плохо закончиться.

— Но вы же опытный моряк, — принялся уговаривать его Солано. — Подойдите с безопасной стороны. Хотелось бы взглянуть на команду этого кораблика поближе.

Хоть и говорил Гарибальди, что нелюбопытен, но на уговоры пассажира поддался. Его шхуна начала сближаться, стараясь держаться так, чтобы незнакомец не смог быстро довернуть для выстрела, не доработав парусами.

Солано снова выпросил у капитана подзорную трубу и стал внимательно рассматривать людей на палубе судёнышка.

— Отбой тревоги, капитан, — наконец произнёс он. — Я знаю нескольких человек на борту. И знаю, чей это корабль. Он точно не враждебен.

— И чей же? — Гарибальди был весьма заинтригован.

— Ну, отчасти мой, — усмехнулся Солано.

— Не понимаю, — нахмурился капитан. — Вы что, какой-то принц?

«Дружище, для некоторых я вообще бог», — мысленно ответил Солано, но вслух сказал другое:

— Это флаг, так сказать, корпорации. А я — один из её соучредителей. Подозреваю, что корабль прибыл по мою душу. Так что сближаемся.

Ещё сорок минут манёвров и обмена сигналами — и вот оба корабля легли в дрейф. Незнакомец с надписью «ИНТИ» на борту полностью остановился, спустив паруса, а шхуна Гарибальди осторожно подвалила к его борту. Команда уругвайцев на всякий случай была готова к абордажу.

— Дон Симон! — заорал Солано. — Какими судьбами?

— Сеньор Солано! — послышалось в ответ. — Сердечно рад вас видеть! Сам господь направил вас к нам!

В Лиме Солано представлялся по имени, не упоминая фамилии. Личность Дебса была предназначена для легальной деятельности, поэтому старик её не знал. И теперь это снова вызвало недоумение при столкновении легенд.

— Парень, так ты Солано или Юджин? — усмехнулся Гарибальди.

— Смотря в какой стране проснусь, — отшутился Солано, внутренне морщась. Что-то в последнее время вся конспирация идёт «по бороде».

— Прозвище. Для своих, — буркнул он, и этого ответа итальянцу хватило.

Через кранцы суда сшвартовались борт к борту. Солано, Супно и Руми перепрыгнули на палубу незнакомого кораблика. Из полутора десятков экипажа пятеро оказались кечуа — те самые, что отправлялись в Калифорнию. Они сначала дружно поклонились Солано, а потом принялись по-дружески обниматься с Супно и Руми. Остальные смотрели с любопытством.

Солано тоже обнял Симона и шепнул:

— Называй меня мистер Дебс. Юджин Дебс.

Тот кивнул.

— У вас, наверное, много вопросов, мистер Дебс? Может, пройдём в каюту? — громко произнёс он и жестом указал на корму.

Солано, разумеется, согласился. Вопросы переполняли его и рвались наружу.

Через минуту он уже сидел в удобном кресле капитанской каюты и слушал соратника с растущим удивлением.

«Что творится! Кот из дому — мыши в пляс…»

Недооценил он авантюризм Патиньо. Солано оставалось только головой качать, выслушивая о лихих событиях, разворачивающихся в Перу. По плану Долова, строительство международной организации в масштабах Южной Америки должно было быть плавным, неспешным и методичным. И всеобщее выступление новой силы должно было произойти в 1848 году, когда Европу охватит сокрушительный кризис. Вместо этого всё опять скатывалось к локальному бунту, лишённому любых перспектив.

А дон Симон рассказывал тем временем о том, как попал на Гуановые острова, о феерическом освобождении оттуда силами кечуа, Патиньо и силовой группы трактирщика из Кальяо — и о том, что было потом.

— Один купец, стоявший под погрузкой, уйти не успел. Сеньор Патиньо заставил его помогать с перевозкой людей. Высадились в ближайшем к Чинча порту. На наше счастье разбегавшиеся купцы туда не пошли и портовые власти были застигнуты врасплох. Так что боя как такового не было. Но без эксцессов не обошлось. Народ начал грабить портовые склады и обнаружил огромные запасы спиртного. Почти полдня царила анархия, но потом Патиньо с помощью китайцев всех привёл в чувство. Дюжину самых непонятливых повесил, а остальные угомонились.

Солано живо представил себе управленческие проблемы, с которыми столкнулся Поликарпо. То, что он нашёл общий язык с китайцами, было правильным решением. Чужаки останутся верны тому, кто примет их под своё крыло.

— Китайцы вообще молодцы, — подтвердил Симон мысли попаданца. — Оказалось, что все они из числа военнопленных. Англичане подло продали их на Гуановые острова. Довольно дисциплинированные ребята! Сами выбрали командиров, разделились на отряды. Командиры по вечерам испанский учат. Полинезийцев распределили между отрядами и в качестве носильщиков используют.

Солано сделал нетерпеливый жест:

— Ты по Патиньо рассказывай. Что там дальше у него было?

— А я не знаю, — пожал плечами Симон. — Сеньор Патиньо готовился к походу на город Сан-Висенте-де-Каньете. Для этого со шхуны забрали все пушки и огневой припас. Встал вопрос, что теперь делать с кораблём? Топить жалко. К бою он непригоден. Как купец он слишком мал. Тогда-то и приказал мне сеньор Патиньо забить трюмы алкоголем, взять кечуа как личную охрану, десяток из бывших заключённых, что с парусами дело имели и отправиться в Бразилию.

— Ты что, шкипер? — удивился Солано.

— Нет! Что вы! Шкипер у нас сеньор Ник ван Любберс. Старик без руки. Вы его видели. А я должен был осесть в городе Белен и начать торговлю по Амазонке, используя эту шхуну. Я же единственный из всех португальский знаю.

В этот момент дверь в каюту открылась, и Гарибальди, просунув голову, постучал по косяку изнутри, ехидно улыбаясь в бороду.

— Не помешал?

— Мы уже закончили, — ответил Солано, делая приглашающий жест. — Заходи.

Итальянец подошёл к столу и сел на свободный стул.

— Отличный кораблик, сеньоры, — констатировал он. — Я его осмотрел сверху донизу и готов принять в состав своей флотилии.

«Чего⁈» — мысленно удивился Солано, но виду не подал.

— Поясните, любезнейший, — улыбнулся он. — С чего такая честь?

— Поясню, — кивнул Гарибальди. — Треть команды — индейцы, не знающие моря. Шкипер уклоняется от некоторых элементарных вопросов. Старое название закрашено наспех, судя по краске — недавно. Ещё недавно на палубе пушки стояли, судя по всему, десять штук. Так что корабль явно трофейный. И в серьёзные порты вам на нём не зайти — его тут же конфискуют, а экипаж могут и посадить за пиратство. Лучший вариант — отдать его мне.

Гарибальди с победным видом сложил руки на груди.

Солано улыбался, слушая итальянца, и ничем не выдавал своих эмоций.

«Чёрт! Он прав. Кораблик явно военный, на частную яхту непохож. Да и документов на него нет. Патиньо нарисовал какие-то бумаги, но эти подделки не выдержат проверки. Придётся врать».

— Вы ошибаетесь, сеньор Гарибальди. Кораблик куплен на честное золото. И предназначен для Парагвая.

— Оу! — немного сник итальянец. Видимо, такой вариант ему в голову не приходил. Он уже начал привыкать к мысли, что эта шхуна пополнит его эскадру.

— Буду вам признателен, — продолжал тем временем Солано, — если вы поможете найти толкового лоцмана, который проведёт его по Паране до Асунсьона.

Гарибальди хмуро почесал бороду и решительно мотнул головой.

— Нет. Не буду. Это глупая затея. Портеньос не дадут вам пройти. На скорости не прорвётесь — это река, а не море. Корабль либо потопят, либо захватят. Лучше отдайте его мне. В моих руках он принесёт Парагваю больше пользы.

— Отдать? — приподнял бровь Солано. — Просто так, взять и отдать?

— Ну, продать, — поморщился итальянец. — Я выбью деньги из Риверы, хоть это и небыстро.

Он побарабанил пальцами по столешнице, и его лицо вдруг осветилось улыбкой.

— А что, если мы поменяемся⁈ — азартно всплеснул руками Джузеппе. — У меня есть трёхмачтовая торговая шхуна. Грузоподъёмностью в четыреста длинных тонн (2). Она плохо приспособлена для боя. Мне её всучили из того, что было, но я почти не беру её в походы — она слишком медленная. Под мои задачи нужно переделывать её парусное оснащение в бриг, а мне некогда. Но для торговца она в самый раз. Документы будут в полном порядке. Обещаю. Махнёмся, Юджин?

Гарибальди с надеждой посмотрел на собеседника.

«Обычное торговое судно. Не привлечёт никакого внимания. С чистыми документами. Чем не вариант?»

— Надо посмотреть. Пощупать, — с сомнением протянул Солано, набивая себе цену и заставляя собеседника уговаривать его. На самом деле он уже всё решил и внутренне был согласен на обмен.

— Без проблем! Поднимаем паруса и летим наперегонки в Монтевидео. Я хочу узнать, на что способен мой будущий корабль!

Гарибальди счастливо улыбался, понимая, что клиенту деваться некуда. Приглянувшийся ему боевой кораблик со странным названием «Инти» скоро станет частью его флотилии.

Николас ван Любберс дома по-настоящему чувствовал себя только в море. Он родился посреди Атлантики, когда его семья переезжала из Нидерландов в Суринам. И всю жизнь провёл между портами, между морями и между женщинами — от одной семьи до другой, от одного порта до следующего. Сорок лет без остановки. Но осесть ему пришлось в Кальяо, где жила одна из тех, кого он называл «любимейшими».

Предмет его поздней страсти — женщина с изумрудными глазами — заставляла уже немолодого шкипера совершать настоящие безумства. Плод этой страсти вырос и превратился в красивую девушку, в отцовстве которой ван Любберс не сомневался. Она была как две капли воды похожа на его собственную мать. Теперь пришло время выдавать её замуж. А денег не было.

Тяжёлая травма и последующее лечение съели все его невеликие сбережения. Однорукий шкипер никому оказался не нужен, ни на море, ни на суше. Кое-как устроился писарем в порту Кальяо, подрабатывал частными уроками навигации для юнцов, мечтавших о капитанском патенте. Хватало этого только на жизнь, и не более того.

И вот тогда-то и появился трактирщик Чото с предложением рассказать «одному серьёзному человеку» всё, что Ван Любберс знал о процедуре перевозки заключённых на острова Чинча.

По вопросам стало понятно: заказчик, полукровка кечуа, замышляет налёт. Тогда шкипер-калека стал осторожно намекать на необходимость запасного штурмана — вдруг капитан купца откажется? Или что ещё хуже, случайно погибнет от шальной пули?

Намёк был понят. Приятная сумма за короткую прогулку до Чинча пополнила семейный бюджет. Но потом всё пошло по нарастающей. После кровавой разборки с охраной острова и патрульным судном последовал захват города.

Николас уже подумывал, как бы свалить подальше от этого разгорающегося мятежа, и тут заказчику понадобился навигатор, чтобы обогнуть континент на захваченном судне. Дело было рискованное. Но пятьсот песо решали все проблемы его дочери. Так что ван Любберс решился.

Шли осторожно. Держались в стороне от торговых путей. Мыс Горн обошли почти по кромке льдов. И вот, в конечной точке пути, — новое предложение.

— Вы уже доказали свою надёжность и профессиональные качества, — вежливо произнёс молодой человек, оказавшийся соратником бандита и революционера Патиньо. — Так что я бы не хотел искать вам замену. Как вы понимаете, владеть этим трофеем будет очень опасно — и для меня, и для команды. Я уже принял решение обменять этот боевой кораблик на обычную торговую шхуну с чистыми документами. Вот ей и понадобится капитан. Возьмётесь, Николас?

— Хм… Куда предполагается плыть? Что возить?

— Из Европы и США — людей и оборудование. Обратно — какое-нибудь сырьё. Всё законно. И легально.

— Возить из Монтевидео или?

— В идеале — из Асунсьона. Но в худшем случае — да, из Монтевидео или Порту-Алегри.

— Оплата?

— Договоримся. Я своих людей не обижаю.

И действительно договорились.

А чуть позже ван Любберсу пришлось в полной мере проявить свой профессионализм, отчаянно торгуясь с Гарибальди при оценке стоимости военной шхуны и старого уругвайского трёхмачтового судна. В итоге правительство Риверы добавило сто тонн солёных шкур, и пригрозило, что если продавец будет упорствовать, то шхуну просто конфискуют. На этом сделка была завершена.

Трёхмачтовая шхуна с гафельным парусным вооружением «Ориноко» сменила имя на «Парагвай» и вернулась к привычной роли транспортного судна. А «Инти», сохранив название, вошла в состав флотилии Гарибальди, что было отмечено весёлым гуляньем.

(1) «Колдунчики» — это небольшие флажки, которые крепятся к парусам и служат индикаторами аэродинамической эффективности парусов.

(2) Британская имперская система использовала длинную тонну Gross Ton (2240 фунтов), основанную на традиционном «хандредвейте» (hundredweight, cwt), где:

1 хандредвейт = 112 фунтов (≈50,8 кг),

1 длинная тонна = 20 хандредвейтов = 2240 фунтов (≈1016 кг).

Это было удобно для торговли и налогообложения в Британской империи. Длинная тонна долго использовалась в британском судостроении (водоизмещение кораблей) и чёрной металлургии. Даже сейчас сталь часто продаётся в длинных тоннах.

Кстати одновременно использовалась:

Короткая (американская) тонна (short ton) = 2000 фунтов ≈ 907 кг.

Метрическая тонна (tonne) = 1000 кг.