Парагвайский вариант. Часть 2

Глава девятая Британский консул колеблется, Лопес управляет, а Чото совершает подвиг

Лима погрузилась в траур.

Из карательного похода вернулась только дюжина монтонерос. И ни одного человека из числа отпрысков благородных семейств. Это стало шоком для столицы, которая разом почувствовала себя беззащитной. На этом трагическом фоне, тихо, буднично и без особого возмущения со стороны общественности произошел государственный переворот. Генерал Хуан Крисостомо Торрико сверг временного президента Мануэля Менендеса и провозгласил себя Верховным главой Перу (Supreme Chief). Главным обвинением в адрес свергнутого, была его неспособность навести порядок.

Новый хозяин Лимы довольно энергично принялся увеличивать численность вооруженных сил столицы. Но что толку? Городовое ополчение могло выставить около пяти тысяч человек, но мушкетов хватало только на треть. И практически нечем было контролировать окрестности. А спустя неделю после поражения в пригородах начали замечать крупные отряды всадников в розовой одежде. Тех самых «гуанерос», про ничтожность которых больше никто не шутил.

Впрочем, прошёл месяц — и в обществе начал нарастать осторожный оптимизм. Гуанерос торговлю не прерывали, город не блокировали. И вообще, вели себя довольно пассивно, ограничиваясь грабежом пригородных вилл и асьенд.

В то, что восставшие захватят город, никто не верил. На стенах по-прежнему стояли пушки, при них были обученные канониры и запасы огнеприпасов. И блокады город не боялся. В городе и так были солидные запасы, а передышка, предоставленная повстанцами, позволила стянуть ещё больше зерна и прочих продуктов. Так что даже в блокаде у Лимы были все шансы дождаться момента, когда верные правительству войска придут на защиту столицы.

Все эти настроения бомонда чутко улавливал консул Великобритании Уильям Томас Хадсон — желанный гость во всех кружках и салонах города. Ему надо было решать: покинуть ли столицу ввиду угрозы её падения или остаться, дабы не демонстрировать трусость, недостойную подданного королевы. Его очень смущало письмо, переданное ему неизвестным человеком. Оно гласило:

Его превосходительству Консулу Её Величества Королевы Великобритании господину Уильяму Томасу Хадсону.

Дорогой друг.

Превратности торговых интересов забросили меня в город Писко в тот злосчастный день, когда он перешёл в руки мятежников. Промыслом Всевышнего могу объяснить то, что избежал участи сотен почтенных граждан, брошенных каторжниками в темницы или казнённых. На моё счастье, познания в торговле и языках оказались востребованы предводителем сих бунтовщиков, и таким образом я против воли был вовлечён в сей трагический эпизод истории Перу в качестве наблюдателя.

После известных вам событий близ города Сан-Висенте-де-Каньете осторожное доселе поведение восставшей массы изменилось. Победа не только воодушевила само войско, но и дала импульс к привлечению новых людей, кои вливаются в ряды мятежников ежедневно.

Предводитель мятежников, некий Поликарпо Патиньо, открыто провозгласил своей целью захват Лимы. Те пять сотен кавалеристов, что пали в засаде, снабдили восставших всем своим снаряжением, благодаря чему у тех теперь появилась собственная конница и некоторая артиллерия. Однако главной их силой, без сомнения, остаётся пехота — многочисленная как саранча.

Полагаю, Вас, читающего эти строки, заботит вопрос: насколько Лима в целом и вы и ваша семья в частности под угрозой?

С сожалением вынужден признать, что, по моему мнению, Лиме суждено пасть. Сей негодяй Патиньо неоднократно похвалялся, что возьмёт город в осаду, направив против него четыре колонны со всех сторон света, но что победу ему принесёт пятая колонна, уже ныне готовящаяся открыть ворота изнутри. И, страшно сказать, я не сомневаюсь, что это — правда. Сей Патиньо своими гнусными речами, попирающими все установленные обычаи и уложения, умеет воспламенять восторг и преданность в черни. Мало сомнений в том, что уже сейчас в недрах городских низов столицы формируется та самая роковая колонна. И именно это причина той передышке, которую пока что имеет город.

Посему взываю к Вашей осторожности и благоразумию. Ради безопасности Вашей супруги и прекрасной дочери — покиньте Лиму. Городу уготовано пережить ужасные дни. Возможно, со временем армия законного правительства Перу и освободит столицу, но что будет твориться на её улицах до того часа — ведомо одному лишь Всемогущему Господу.

Берегите себя, сэр. Не полагайтесь на свой дипломатический статус. Покиньте город морским путём и отбывайте в Трухильо. Сухопутные маршруты ныне небезопасны. Да пребудет с Вами милость Господня.

С глубочайшим уважением и преданностью,

Агустин Фарабундо Марти Родригес

Это письмо изрядно напугало консула, и в кои-то веки он решил узнать, что на самом деле думает городское дно Лимы. Убедиться самому в опасениях партнёра. Разумеется, делать это лично Хадсону и в голову не пришло. У него для этого были домашние слуги и охрана. Спустя несколько дней консул понял, что опасения не напрасны.

Среди простонародья имя Патиньо произносили с трепетом и верой. Осады и боялись, и ждали с нетерпением одновременно. Про удар в спину обороняющимся никто, конечно, не говорил, но город большой, а истинные заговорщики наверняка старательно прячут свои намерения.

Хадсон приказал собирать вещи.

Но через два дня после его решения весь городской бомонд возликовал. Казалось, угроза испарилась как дым. В порт Кальяо пришёл груз оружия, заказанный ещё покойным президентом Гомаррой.

Таверна в порту Кальяо сегодня была полна людей. Смех, крики, звон кружек — всё это резко контрастировало с мрачной атмосферой последнего месяца. Тогда Лима оплакивала погибших сыновей, убитых в подлой засаде, и в спешке собирала ополчение из всех, кто мог держать оружие. Флот отдал на защиту Кальяо всё: разоружили два старых корабля, создали батальон из моряков и портовых стражников. Все ждали нападения армии чернокожих и узкоглазых дикарей — жестокого, бесчестного.

Ждал и Чото.

И не просто ждал — действовал.

С горсткой верных людей, оставшихся после ухода Патиньо к гуановым островам, он распространял слухи и сеял страх. Его агенты собирали сведения об ополчении и настроениях в обществе. По мнению Чото, шансы Патиньо на успех были высоки. До сегодняшнего дня.

— Десять тысяч мушкетов! — воскликнул таможенный инспектор, раскрасневшийся от выпитого. — Тридцать полевых орудий и порох. Этого хватит на целую армию!

— Да! — подхватил лейтенант портовой охраны, принимая от Чото новую кружку эля. — Мой шурин сказал: в Лиме и окрестных поселениях собрали больше пяти тысяч человек, но оружия — только на половину. И то плохое, от которого армия отказалась. Готовились с пиками воевать, как те же «гуанерос». А теперь — хвала Господу и дарам его!

— Да хранит нас Дева Мария, — перекрестился таможенник. — Если бы не этот карантинный врач, который нашёл лихорадку на борту, уже сегодня разгружали бы. Но ничего. Завтра из Лимы прикажут — выделят отдельный пирс и начнут.

Чото улыбался, кивал, будто радовался вместе с ними. И снова поставил на стол пиво, в которое заранее подмешал немного самогона.

Радость клиентов он не разделял. С его точки зрения, новости были отвратительные.

Десять тысяч ружей. Это всё меняло. Надо было действовать. Срочно.

Вёсла, обмотанные тряпками, не издавали ни всплеска. Маленькая лодочка скользила по акватории, стараясь держаться тени от кораблей и построек, которые были смутными, размытыми силуэтами в густой пелене «гаруа» — холодного тихоокеанского тумана, окутавшего порт Кальяо. Предательская луна, борясь с молочной дымкой, то бросала свою бледную дорожку на водную гладь, то пряталась в облаках. Час до рассвета. Самое лучшее время для того, чтобы остаться незамеченным.

Наконец, чёрный борт британского купца заслонил собой небо. Ветер с гор слегка покачивал спящего труженика морей. Скрипели снасти, плескалась вода. Чото, унимая колотящееся сердце, размотал шнурок, выходящий из бочонка, крепко привязанного к длинному шесту. Это был весь его запас пороха.

В качестве средства инициации взрыва внутри бочки был закреплён кремнёвый пистолет. К его спусковому крючку и был привязан шнурок, который для пущей герметичности Чото вывел наружу через слой свиного сала.

Дрожащими руками он распутывал не вовремя запутавшуюся верёвку и с искренним пылом читал молитву господу. Со словами «Аминь» трактирщик сунул шест в воду, подвёл его под борт купца. Шнур был привязан к лодке, и надобности дёргать его руками не было. Как только шест погрузился на три метра, шнурок натянулся — и…

Воображение рисовало трактирщику страшные последствия: огромный столб воды накрывает и его лодку, отправляя её на дно. Могучий звук взрыва поднимает на ноги весь Кальяо, и его, чудом выжившего, вылавливают из воды и немедленно вешают.

Но реальность оказалась менее страшной. Глухой удар прозвучал не из-под воды, а от самого корпуса корабля. Под водой сверкнула багровая молния. Сильный удар выбил шест из рук Чото, ободрав потные ладони. Вода вспучилась широким пузырём, лопнувшим с характерным пороховым запахом, и на мгновение закипела от пузырей поменьше. Лодка закачалась и даже черпнула один раз водой бортом. И на этом всё.

Чото даже показалось, что его диверсия окончилась неудачей. Разочарованный, он поднялся с дна лодки, уселся на банку и принялся поспешно отгребать от места преступления, по-прежнему держась тени. Но уже удалившись на сотню метров, он услышал крики и увидел, как на британце замелькали огоньки от ламп. Кто-то суетился на палубе. Зажёгся свет в окнах кормовой надстройки.

— Тонет? — не веря себе, прошептал Чото, глядя, как заметно наклоняются макушки мачт. Уже на берегу он досмотрел финальный акт трагедии. Потребовался час, чтобы судно ушло под воду с сильным креном в сторону пробоины. Вода бурлила и пенилась, вырываясь из корпуса, разбрасывая обломки. Вскоре водная гладь успокоилась, и только кончик фок-мачты указывал на то место, где недавно стояла надежда всей столицы.

После отбытия группы Франциско Карлос Лопес вернулся к делам текущим.

Первый в истории внутренний денежный заём постоянно сталкивался с разнообразными проблемами. Опыта не было ни у кого, и без ошибок не обошлось. Параллельно формировались дипломатические миссии и продумывалась позиция на переговорах. Здесь Карлосу мало кто мог помочь. Очень сказывались последствия тотальной информационной изоляции и непонимание реалий в мире.

Ценным помощником в этом деле стал молодой Якоб Тшуди. Учёный обладал широким кругозором и был достаточно сведущ в явных мотивах французской и британской внешней политики. Вот от лица великих держав он и выступал на совещаниях у Карлоса Лопеса, изображая собой смесь британского лорда и французского министра. Там же присутствовали Хуан Висенте Лопес, Люк Крессол и Хуан Баутиста Риварола (1), выбранный Лопесом на роль главы европейской миссии.

Начал Карлос и строительство дороги в Боливию через Чако. Этот проект он поручил тому самому мужу одной из своих сестёр — Диего Сентено, который укрывал беглого Патиньо и потом помогал с отправкой Франциско в Анды. Ему предстояло собрать опытнейших гаучо, выбрать оптимальный маршрут и заложить цепочку пунктов отдыха через каждые двадцать — двадцать пять километров. Выбранные «пу́нто» после этого будут постепенно превращены в фермы или даже посёлки. А между ними проляжет спланированная дорога с мостами, кюветами, водоводами и даже с усиленным покрытием из щебня в сырых местах.

Быстро такой проект не реализовать, но: «дорогу осилит идущий».

Аналогичное шоссе в сторону Порту-Аллегри пока было только в планах. Здесь всё упиралось в добрую волю бразильской власти. Так что решение этой проблемы было задачей Хуана Висенте Лопеса.

Идею соединить каналом реку Парану с притоком Уругвая — рекой Агуапи, Карлос тоже считал первоочередной и отправил туда на рекогносцировку военного инженера Паскуаля Урдапильету. Нужно было понять, какой объём работ потребуется.

Одновременно с этим Карлос инициировал подготовку к первой переписи населения в Парагвае. Никто не знал, сколько именно народа живёт в стране. Подсчёт не вёлся даже в городах, не говоря уже о сёлах. Про племена, лишь условно цивилизованные, и речи не шло, хотя их тоже проживало немало. Но в основном на севере страны и на правом берегу реки Парагвай в Чако.

Сей грандиозный проект, консул ловко столкнул на плечи двух Педро: начальника полиции Педро Фернандеса и генерального прокурора Педро Морено. Всё равно они без дела сидят. Преступность в Парагвае была на удивительно мизерном уровне. В качестве научного консультанта для полицейских чинов он подрядил Эми Бонплана, прозрачно намекнув последнему, что его имя, конечно, заслонит в анналах истории имена мало кому интересных силовиков.

А пока учёный был занят составлением опросников и методик сбора информации, Карлос провёл совещание втайне от него в школе города Вилла-Рика. Ибо секреты своего изменённого сына должны были оставаться достоянием только Парагвая.

Город был выбран потому, что это центр всей культурной части Парагвая, и специально приглашённым персональным письмом школьным учителям было удобнее добираться именно сюда. Собралось их около сорока человек. Полный класс, в котором роль учителя играли сам Карлос Лопес и Марко Антонио Маис, всё больше и больше становившийся по факту министром образования.

Как и полагается в таких случаях, началось всё с небольшого вступительного слова, которое произнёс Антонио Маис. Карлос Лопес даже немного смутился от беззастенчивой лести и восхваления в свой адрес.

— Сеньоры, — наконец начал он. — Я созвал вас на эту встречу, поскольку хочу поручить вам решение одной очень сложной задачи. Несомненно, вы в курсе того, что в Асунсьоне будет открыт университет. И это несомненно благое начинание для нашей родины. Но вот вопрос: кто будет там учиться?

Карлос сделал паузу и оглядел немолодых уже учителей, сидящих за партами.

— Как правило, в такие элитные учебные заведения набиваются отпрыски состоятельных родителей или как минимум, жители столицы или крупных городов. Во всех странах Европы периферия всегда страдает. И простые крестьянские дети, будь они сколь угодно талантливы, имеют мизерный шанс на высшее образование. Мы не можем позволить себе такой роскоши!

Карлос возвысил голос и даже наклонился вперёд, давя своим авторитетом на аудиторию.

— Нам нужен каждый талантливый подросток. Каждый самородок, где бы он ни жил. И нас не интересует мнение его родителей, для которых этот подросток ценнее как помощник на ферме. Если этот ребёнок может возвеличить Парагвай — то он должен это сделать. А мы с вами должны его найти. Но как?

— Прямо сейчас в Парагвае заканчивают школу примерно пять тысяч подростков в возрасте шестнадцать лет. Именно они должны составить первую волну абитуриентов. Но мы не можем принять всех их. Университет, при всём напряжении казны, сможет нанять около десятка квалифицированных преподавателей, а следовательно, общее число студентов не должно превысить двух сотен человек, пока мы не подготовим новых профессоров из числа лучших выпускников. Мы с вами должны найти среди тысяч детей тех, кто составит этот первый, исторический набор. И для этого у меня есть некоторые методики, которые составляют государственную тайну Парагвая.

В зале все напряжённо молчали во время речи, а на последних словах по рядам пробежал шорох от удивления и недоверия.

— Доминго, раздай первый тест.

Доминго Санчес кивнул, и вскоре перед каждым учителем легли карандаш, лист бумаги и брошюра, в которой наш современник обнаружил бы старые и надёжные «Прогрессивные матрицы Равена». Солано не составило труда воспроизвести их по памяти. А методика обработки результатов была очень простой и доступной для этого времени.

— Чтобы не тратить лишних слов, я предлагаю вам самим побыть в роли испытуемых. На каждой странице вы видите по два задания. На отдельном листочке вы пишете номер задания и номер правильного ответа.

Видя ухмылки учителей, увидевших примитив первых заданий, Карлос поспешил их привести в чувство.

— Всего заданий шестьдесят. Их сложность постоянно нарастает. И выполнить их нужно за двадцать минут.

Он щёлкнул крышкой своих карманных часов.

— Время пошло, сеньоры.

Это был только первый тест из папки с подарками от попаданца. Учителей ждали ещё «кубики Коса» и «Корректурный тест Бурдона». По мнению Солано, этих инструментов было достаточно, чтобы выделить не только детей с подвижным умом, но и разбить их на условные группы: учёных, инженеров и администраторов.

В бумагах Солано были и другие методики для профессионального отбора, но они были сложны в исполнении и требовали большой квалификации от интерпретатора. Так что Карлос остановился на трёх самых простых.

Причём он, конечно же, прошёл их сам и прогнал через тесты своих детей и ближнее окружение. По словам Солано: до того как он умер и обрёл абсолютную память, он решал все задания с одной-двумя ошибками. Но это, конечно, следствие его профессиональной подготовки к такого рода задачам. А средний показатель обычного человека — это 45 верных ответов из 60-ти.

К некоторому раздражению Карлоса, у него оказался как раз средний показатель. Но зато удивили секретарь Доминго Санчес и сын Венансио. Они эти тесты решили всего с пятью-семью ошибками. Что заставило Карлоса по-новому взглянуть и на секретаря, и на сына.

— Время вышло, сеньоры. Закройте брошюру. Давайте теперь подсчитаем количество ошибок…

(1) Хуан Баутиста Риварола (1789–1864) — парагвайский военный и политический деятель, участник освободительной революции 1811 года. Молодой офицер, отличившийся в боях при Парагуари и Такуари, в 1816 году был избран мэром Кабильдо в Асунсьоне. После политических волнений он ушёл из активной политики, но был заключён в тюрьму после заговора 1820 года и освобождён благодаря заступничеству дочери. В 1841 году вошёл в Конгресс, выступая против авторитаризма и за Конституцию. В 1844 году рассматривался как возможный кандидат в президенты, но ушёл на пенсию и жил до 1864 года в частной жизни. Был крупным землевладельцем и отцом 12 детей.