Первый альянс

Глава 27 Каждому свое

— Его Сиятельство очень занят и никого не принимает!

Попытка слуги Тьерна Готмала остановить продвижение Александра Ранка выглядела смелой, но одновременно с этим жалкой. В любом случае, встать на пути маркграфа железной марки он не решился, а слова Александр картинно проигнорировал.

Во временном рабочем кабинете правителя Южной марки царил практически идеальный порядок, но самого маркграфа не было видно, а в воздухе явственно витал запах крепкого вина.

Занят как же! Поморщился Александр Ранк, отыскав пропажу.

Скорчившись в позе эмбриона, Тьерн Готмал пьяно похрапывал на небольшом диванчике, выбрав слишком лёгкий способ побега от любых проблем.

Измельчали маркграфы. Окончательно офольхились, с горечью подумал Александр Ранк.

Во времена его отца это были яростные, дерзкие хищники. Рыцари и безродные маги, которые исключительно за счёт своих личных заслуг и лидерских качеств стали правителями новообразованных пограничных марок. Готовые рвать и душить тех, кто усомнится в их праве войти в правящую элиту империи. Единственное исключение — Стан Ранк, получивший титул маркграфа и самое маленькое маркграфство только в знак признания великих заслуг погибшего отца.

Второе поколение маркграфов было не без талантов, но всё же пожиже. А третье и четвертое поколение стало забывать корни, причины, почему маркграфства вообще появились. Новые маркграфы забыли, что они должны быть противовесом старым фольхским родам, охотнее лезут в интриги, активно ищут браков для своих детей и внуков с представителями старых фамилий.

Еще одно два поколения и маркграфы станут неотличимы от прочих родов фольхов.

Александру Ранку вспомнились слова отца: «Первое поколение создаёт, второе — преумножает, а третье всё просрёт». Тогда он их не понимал, считал обидными, ведь и сам, если так посудить, принадлежал скорее к третьему поколению, а не ко второму, но теперь…

— Хватит презрительно скалить гнилые клыки, старый лев, — раздалось со стороны дивана.

Тьерн Готмал словно ощутил тяжёлый взгляд железного маркграфа, проснулся и сел. Чувствуя себя явно неуютно, что его застали в момент слабости.

— Я не так пьян, как тебе кажется… и как мне бы хотелось, — честно признал он, проведя пятерней по волосам и небрежно отставив в сторону пустую бутылку, которую зажимал в правой руке. — Сегодня утром один из моих рыцарей, участвовавших во всём этом, — маркграф Южной марки неопределенно дёрнул руками, — застрелился.

Александр Ранк поморщился. Измельчали не только маркграфы, но и юное поколение южных фольхов. Да и не только южных, увы. Оно стали изнеженным, ранимым, обросло жирком, позабыло вкус крови и запах пороха.

Гарн Вельк на их сером фоне выглядит ярким, несуразным пятном. Интересным, сразу же привлекающим к себе внимание. Возможно, именно поэтому он не торопится с разгадкой этой загадки? Боится, что разгадка заставит пятно побледнеть, а то и вовсе исчезнуть.

— Не беспокойся о мальчике. Он слишком умен и храбр, чтобы поступить так трусливо и глупо, — сказал он, угадав ход мыслей маркграфа юга. — Умереть легко, жить сложно.

— Кто беспокоится? — возмутился Тьерн Готмал. — Я? Да с чего мне беспокоиться об этом… об этом… Демоны, да я понятия не имею, что он такое! Но точно не юнец шестнадцати лет отроду.

— Восемнадцати, — машинально поправил его Александр Ранк.

— О да, значимое отличие!

— Ты не прав, потому и злишься. А беспокоишься, потому что тебе стыдно, первый рыцарь империи и маркграф Южной марки Тьерн Готмал, — припечатал Александр Ранк.

Признаваться в этом не хотелось, но он и сам испытывал похожие чувства. Сколько не выискивай оправданий, а его влияние и возможности всё же несравнимо выше, чем у вчерашнего пажа, по какому-то невероятному выверту судьбы ставшего маркграфом. Но он струсил, оказал поддержку, но не стал давить на Тьерна. А мог!

— С чего бы мне стыдиться? — скривился Тьерн Готмал.

— Ты кинул мальчишку в жерло вулкана, а должен был прыгнуть в него сам, не сваливая ответственность на других. Но ты испугался, признай. Не захотел стать в глазах многих настоящим чудовищем. Да и со званием первого рыцаря пришлось бы распрощаться, — перечислил Александр Ранк. Он знал, куда бить, но привычно умолчал, что и сам не без греха. За чужими ошибками легко спрятать свои.

Тьерн Готмал был не самым плохим маркграфом, но звание первого рыцаря не заслуживал. И дело даже не в малом, фактически близким к нулю военном опыте. Исключая набеги ликанов и вечной возни в колониях, получить этот самый опыт довольно проблематично. Тьерну Готмалу не хватало решительности. За грозным и твёрдым видом пряталось довольно мягкое и податливое содержание. Он был слишком политиком, чтобы стать хорошим первым рыцарем. Именно поэтому им и стал — компромиссная фигура, которая всех устраивала, не несла особой угрозы.

— Если бы болезнь появилась в Железной марке. Ты бы вёл себя так же, — огрызнулся маркграф Готмал.

— Возможно, — не стал спорить Александр Ранк, — но она появилась в Южной. А все решения и последствия за них взял на себя правитель марки Вольной.

— Мы должны были найти другой выход. Не такой жестокий.

— Но не нашли. Вельк прав — эта зараза не поддаётся логике. То ли болезнь, то ли магический ритуал. Мы не можем ее лечить, да и со сдерживанием, как показала практика, возникают проблемы.

— Мы должны были найти другой выход, — повторил Тьерн Готмал.

— Но согласились с мальчишкой. Согласились! Не делай недовольное лицо, — жестко добавил Александр Ранк, пресекая любые попытки Тьерна возразить. — Той бумагой императора можно было смело подтереться. Никто бы нас за это не осудил. Но ведь так удобно свалить ответственность на кого-то другого, да?

— Что ты хочешь, старый лев? — вздохнул Тьерн Готмал. — Ты ведь затеял это разговор не за тем, чтобы меня пристыдить?

Александр Ранк помедлил, словно бы собираясь с мыслями. Для себя он всё сразу решил, ещё тогда, на совете. Но всегда полезно продемонстрировать собеседнику, что и железный маркграф может сомневаться.

— Фольхи сожрут мальчишку — слишком хороший повод, — сказал он. — И мы должны ему помочь. Нет! Мы обязаны ему помочь. Это долг чести.

— Даже если мы впряжёмся и подтянем остальные марки, то голосов всё равно не хватит. Гарн Вельк — бельмо на глазу. Старым родам нужен только повод, и теперь он у них есть. Ты ещё не читал свежую прессу? — Тьерн Готмал небрежно кивнул на стопку газет, лежавшую на столе. — Почитай, только сегодня доставили из Эдана, там много всего интересного.

— Вылили ушат дерьма на Велька, а заодно и на тебя? — безразлично уточнил железный маркграф.

В ответ Тьерн Готмал невесело усмехнулся.

— Не ушат, а целое море. Так что не радуйся, там и на твою долю хватило. Всех забрызгало, даже третьему принцу капля досталась. И как только так быстро узнали? Воистину, плохие новости разлетаются лучше и быстрее всего.

— Особенно когда им кто-то помогает, — согласился Александр Ранк, бегло пробежав взглядом по кричащим заголовкам. Чтобы привлечь внимание, журналисты изгалялись во всю. И слова «палач», «мясник» и «бойня» были самыми мягкими из используемых в заголовках.

Опять цензура резко ослепла или смотрит в другую сторону?

А это означает либо прямой приказ императора, что сомнительно. Либо цензорам неплохо так заплатили. Очень много заплатили. Ведь цензор, принявший такое решение, точно лишится должности. Свобода печати она, конечно, свобода. Но надо же думать, что писать, как и о ком. За этим имперские цензоры и следят. Эпитет «палач» с титулом маркграф явно не сочетается. Пусть речь и идёт о скороспелом маркграфе Вольной марки.

— Особенно когда им так активно помогают, — вторя словам железного маркграфа, подтвердил Тьерн Готмал. — Велька в прессе уже напрямую обвиняют в предательстве и работе на островитян. Якобы, именно в этом причина его столь стремительного взлёта. Но теперь маски сброшены и прочее…

Александр Ранк задумался. Картинка вырисовывалась складная, не лишенная определённого смысла. А как иначе объяснить тот факт, что где бы не появился гарн Вельк всё идёт как-то не так? Но затем отмёл эту мысль — слишком сложная комбинация. Да и вреда островитянам Вельк принёс куда больше потенциальной пользы. Одно только убийство Первой и разоблачение шпиона в свите третьего принца чего стоит.

— Раз такой слух появился, значит это кому-нибудь нужно, — пробормотал он.

Тьерн Готмал вскинулся и насторожился, словно почуявший опасность зверь.

— Думаешь… — медленно протянул он.

— Да, — подтвердил железный маркграф, угадав ход его мыслей. — Островитяне и тут подсуетились. Пытаются утопить Велька чужими руками. Фольхстаг просто не сможет проигнорировать общественное мнение.

— Если мы не вмешаемся, — кивнул Тьерн Готмал. Теперь пришел его черед угадывать ход мыслей собеседника. — Предлагаешь продать голоса нашего альянса тому, кто выступит в защиту Велька?

— Мысли шире! Я предлагаю сделать так, что бы все знали, что мы точно не поддержим того из принцев, чьи люди выступят за серьёзное наказание Гарна Велька, — усмехнулся железный маркграф.

Называть фольхов фольхстага чьими-то людьми, было довольно дерзко. Но общий смысл Тьерн Готмал уловил, сухо улыбнувшись краем губ.

— А император? — резко посерьёзнел он. — Думаю, со дня на день он затребует Велька в столицу. И явно не для торжественного награждения.

От фольхстага зависит многое, но от императора — практически всё.

— Не веришь ты в нашего императора, — усмешка Александра Ранка стала только шире. — А он справедлив и милостив — сначала наградит, а только затем казнит… Его Величество я возьму на себя, — заверил он Тьерна, прикидывая, какое наказание может ждать Гарна Велька.

Без наказания, увы, не обойтись — толпе придётся бросить кость. Но оно может быть различным. Например, изгнание… в Вольную марку. Когда-то нечто подобное проделали с его отцом, отослав провинившегося юнца из столицы. Потом долго жалели, да было поздно.

Сюжет, словно в сказке, которую его отец рассказывал ему в детстве. Та самая, про кролика и терновый куст.

Осталось убедить Сумана Второго. А у императора, увы, может быть и своё мнение. Он вряд ли захочет, чтобы Гарн Вельк пошёл по стопам своего великого предка.

В очередной раз ударившись в стекло, муха обиженно уселась на оконную раму, и принялась чистить лапки, потирая их друг о друга. Немного понаблюдав за этим действом, я бросил взгляд на заставленный дорогими блюдами обеденный стол, вернулся в спальню и завалился на мягкую перину. Прямо так, не снимая одежду и сапоги. Да они всё равно чистые, а постельное белье слуги чуть ли не каждый день меняют.

Забавно, за два года моей второй жизни я побывал в большем количестве камер, чем за всю свою первую жизнь. А это именно камера. Роскошная, больше похожая на дворец, но камера.

Приказ о моём аресте не заставил себя долго ждать.

Вообще-то, арестовать фольха фольхстага без санкции того самого фольхстага, невозможно. Это одно из тех древних прав, над которыми родовитые так трясутся. Зато император может вызвать к себе любого фольха. А чтобы тот точно дождался аудиенции, запереть его в гостевых покоях. Какой арест, что вы⁈ Просто дружеское приглашение и забота о здоровье дорогого гостя!

Это опять же одно из тех древних прав, но не фольхов, а императора, которое вроде бы есть, но которым умный император не станет пользоваться. За любым фольхом стоит семья, а за семьей, вполне возможно, сильный род. Но я — то самое исключение из правил. И ко мне вполне можно применить неприменяемое право — возражать никто не будет.

Неважно, кто и как пишет законы, важно, кто и как их трактует.

Был ли я удивлён приказом императора? После той грязи, что полилась на меня из прессы, нет. У Сумана Второго просто не осталось выбора.

Толпа остаётся толпой. Сегодня она тебя превозносит, завтра потребует четвертовать. Обижаться тут не следует, так было есть и будет. Кумиров возносят на вершину, а затем с таким же удовольствием сбрасывают вниз и топчут.

Люди возможно даже разумны, но толпа — склонный к панике и подверженный стадному чувству зверь. Опасный, неразумный, но всё же управляемый… пока не впал в окончательное буйство.

Вот и император, отлично это понимая, поспешил с приказом о моём аресте и созыве особой, чрезвычайной комиссии фольхстага, для расследования событий в Южной марке.

Обижен ли я? Да! Обратное утверждение будет неприкрытой ложью. Но я знал, на что иду и чем рискую. Эпидемию следовало задавить в зародыше. А цена… это тот случай, когда она не имеет значения.

Кто может, пусть сделает больше и по-другому, я не против. Но желающих что-то нет.

Так что сплю я спокойно. Кошмары не мучают… почти.

Что меня выводит из себя, так скупые новости из Южной марки и эта проклятая неопределенность! Скорей бы фольхи хоть что-то решили! А то дни складываются в декады, а я продолжаю сибаритствовать в заточении. Хорошо хоть возможность получать и отправлять телеграммы оставили. Не оборвали окончательно все мои связи с внешним миром.

Вот и приходится дистанционно управлять Вольной маркой. Впрочем, судя по присылаемым отчётам, получается неплохо. Хоть и создаётся неприятное ощущение, что я не очень-то в этой самой Вольной марке нужен.

Ну и свежую прессу мне регулярно поставляют. И не только казённую. Узнал о маркграфе Гарне Вельке много интересного. Такой злодей! Как его только земля носит? Горанский мясник! Хоть делай это звание частью титула.

Особо ретивые писаки даже про змеек раскопали. Не правду, нет — кому она интересна? Просто узнали про любопытный факт, что изначально в моём отряде было три девушки. Журналисты увидели в этом стремление подражать первому железному маркграфу. А то, что две из них потом куда-то исчезли, списали на мои скрытые пороки, извращения и общую кровожадность — замучил бедняжек где-то в тайных подвалах.

Хотя стоит отметить, в последнее время статьи пошли какие-то блеклые. Пропал былой задор и красочные эпитеты, теории всевозможных приписываемых мне заговоров. Словно кто-то постарался если не контролировать, то слегка сбить напор дурно пахнущего потока.

Та пресса, что считается официальной и полностью контролируется императорской семьей, и вовсе перестала обо мне писать.

Подозреваю, что за закрытыми дверьми большие дяди всё между собой уже порешали. Осталось дождаться, когда они соблаговолят поставить меня в известность и поучаствовать в спектакле для публики.

— Его Императорское Величество Суман Второй Олн с визитом к Его Сиятельству маркграфу Гарну Вельку! — громко провозгласил кто-то из самых дальних комнат.

Кажется, именно там располагается вход в моё мрачное узилище. Один из входов, если быть точным.

Как же не хочется вставать. Но надо, да и интересно, с чего бы это императору ко мне приходить. Неужели лично решил озвучить принятое фольхстагом решение?

— Ваше Императорское Величество, безмерно счастлив, что вы лично решили навестить скромного узника, — поприветствовал я императора, отыскав его в гостиной.

Вот кто, в отличие от маркграфа Александра Ранка, кажется неизменным. Всё такой же добрый дедушка, с недобрым, хищным взглядом.

— Вижу, ты всё так же дерзок и несносен, Гарн Вельк.

Интересно, когда такое было? Что-то не помню. Или Суман Второй просто чувствует, что при его священной особе я не испытываю должной степени верноподданнического восторга?

— Не знаю, хорошо это или плохо… — продолжил император. — Садись, — приказал он, приглашающее махнул на одно из кресел, — в ногах правды нет. Разговор будет долгим.

— Что с эпидемией в Южной марке? — поинтересовался я, присев в кресло.

Информации в газетах на этот счёт крайне мало. А Тьерн Готмал и Александр Ранк передо мной не отчитываются. Да и вообще за месяц так и не пытались связаться, словно и вовсе забыли, вычеркнув из расклада битую карту.

— И это всё, что тебя интересует? — удивился император. — Тебе своей судьбой стоит озаботиться. О больных ты уже позаботился… Пока что новых случаев нет, — добавил он, выдержав незначительную паузу. — Среди вывезенных жителей и части заболевших латников болезнь свирепствует во всю, но они собраны в трёх различных местах и их легко контролировать.

Я перевёл дух. Расслаблено откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Неужели получилось?

То, что спасённые от огня жители и часть латников заболела, ожидаемо. Я и не надеялся, что они полностью здоровы. Предупреждал об этом. Это если не вспоминать детей, которых брали скопом, невзирая на болезнь. Просто больных отвезли в одно место, а условно здоровых в найденную мной лощину.

Но откуда взялось третье место? Похоже, Тьерну Готмало хватило ума творчески развить и переработать мою идею с изоляцией части больных. Это хорошо, хоть и более рискованно. И мои советы, насчёт организации охраны, лучше чем в самой строгой тюрьме, он послушал.

Контролировать три небольшие карантинные зоны гораздо проще, чем огромную территорию с несколькими поселками и городом. Да и «спасённых» было не так много. А осталось ещё меньше.

Не хочу знать точную цифру.

Но новых больных вне карантинных зон пока что нет, а значит — всё было не зря! Мы уже выиграли у болезни целый месяц, пусть и заплатили за эту отсрочку кровью невинных.

Осознав проблему, а может и испугавшись жестокости моего решения, империя бросила на поиск лекарства все силы. И, как сообщает Бахал, уже есть первые результаты.

Допускаю, что он несколько приукрашивает, хочет меня подбодрить, но надеюсь, что не очень в этом усердствует.

Странно только, что новых вспышек изумрудной чумы не возникло. Неужели островитяне сделали ставку на один, но решительный удар? Или и сами не были готовы к массовому применению своего нового оружия? Не запасли нужного количества… не знаю, как это правильно называется… допустим, возбудителя. Всё же в этот раз планировалось только ограниченные испытания, а основной удар должен был произойти через несколько лет.

— Что молчишь? Маркграф Гарн Вельк? — поинтересовался император. — Не хочешь узнать, какое решение фольхстаг принял на счёт твоей судьбы? Или всё же сумел получить весточку, потому и разыгрываешь мне тут полное равнодушие? — с подозрением добавил он.

— Со смирением приму любую волю фольхстага и Вашего Величества, — отозвался я, не открывая глаз.

Внезапно пришла усталость и тягучее безразличие к собственной судьбе.

Мы выиграли целый месяц, и новых вспышек чумы в других местах всё так же нет! Не хочу сглазить, поэтому вслух не стану озвучивать это даже под пытками, но по всему выходит — моя догадка верна! Понимание этого постепенно превращалось в твёрдую уверенность.

Когда я поломал первоначальный план, островитянам пришлось спешно импровизировать с тем, что имелось в наличии. Но этого оказалось недостаточно! Да и эти планы сгорели в огне очистительного пламени.

Нет, я не придумываю себе оправданий…. Ладно, придумываю. Имею на это полное право! Пока мы сдерживаем заразу, и она не появилась в новом месте — всё было не зря, а жертвы оправданы.

Это почти победа! У неё мерзкий вкус крови и отвратительный запах горелой плоти, но это она. Да и бывает ли у победы иной вкус и запах?

Остаётся найти лекарство, но Бахал справится! А когда он справится, я даже на эшафот шагну с чувством выполненного долга.

Ладно, слегка лукавлю. На эшафот мне не хочется. Но его и не будет.

В худшем случае я лишусь титула и отправлюсь куда-нибудь в колонии. Огнём пушек нести свет цивилизации заблудшим дикарям, непонимающим своего счастья.

— Фольхстаг всеми голосами, какое редкостное единодушие, проголосовал за твое изгнание в Вольную марку, — сообщил Суман Второй.

Это прозвучало так невероятно, что я всё же открыл глаза и посмотрел на императора. похоже, не врёт. Хотя, Его Величество лицедей ещё тот. Лучше большинства актеров, да и опыта ему не занимать.

— Мои фольхи сказали свое слово, а я принял решение… так просто ты не отделаешься, — выдержав очередную паузу, проворчал он.

Но злости или злобы я в его голосе не почувствовал. Скорее предвкушение и толика злорадства, да и то не к моей скромной персоне.

— У высших фольхов есть одно старое, даже древнее право, в случае не согласия с решением фольхстага и императора они могут потребовать ритуал восстановления чести, — продолжил Суман Второй. — Последний раз это право применялось… не помню. Лет двести тому назад. Может быть триста. Но мои домашние крючкотворы пошуровали по архивам и законодательным актом — оно всё еще считается действующим. Одно из тех прав, которым так редко пользуются, что про него забыли.

— Предлагаете мне поспособствовать восстановлению древних фольхских традиций? — сразу понял я.

— Предлагаю, — кивнул император и предвкушающе улыбнулся.

— Альтернатива?

— Титула маркграфа я тебя лишить не могу, раз фольхстаг против, — честно признал Суман Второй. — Но в моей власти пожизненно сплавить тебя подальше от империи. Куда-нибудь в самую забытую и ненужную колонию… которую не так жалко.

Понятно, кнут и пряник. Или в нашем случае два кнута. Один побольше, а другой чуть поменьше. Но всё равно будет больно.

С учётом того, прошлого-будущего, я бы не посчитал ссылку в колонии таким уж страшным наказанием. Но откуда Суману Второму об этом знать? Да и Вольной маркой управлять станет проблематично. Через океан телеграфную линию не протянешь. Титул останется, а власти не будет. И к чему это приведет, знают только боги.

— Пожалуй, я всё же соглашусь посодействовать восстановлению фольхских традиций, — взвесив все «за» и «против», согласился я. Хоть и покупаю, кота в мешке, но это лучше, чем колонии. — Что от меня требуется?

— О-о-о, — излишне весело протянул император, сразу заставив меня слегка пожалеть о сделанном выборе, — ничего сложного. Тебе придётся всего лишь совершить настоящий подвиг… А заодно, немного пощупать наших островных друзей за мягкое место.

Я почувствовал, как мои брови от удивления непроизвольно ползут на лоб. Неужели империя наконец-то решилась на ответ? Лучше поздно, чем никогда. Сомневаюсь, что меня бросят в одиночку атаковать острова Великогартии. Значит, тут что-то другое.

— Дхивал? — внезапно понял я.

— Дхивал, — подтвердил император, а его улыбка внезапно превратилась в неприкрытую кровожадную гримасу. — Пора напомнить Великогартии, что все чувства хороши, когда они взаимны.