Письма живых (СИ)

Глава 7 Гваделупа

12 мая 1942. Иван Дмитриевич.

— Ваше благородие, цемент заканчивается, — самое первое что услышал Иван Дмитриевич на позиции тяжелой зенитной батареи.

— Сколько ещё нужно? Заявку подготовил?

— Три тонны. Вот заявка, — унтер Воронин протянул типографский бланк.

Капитан Никифоров не глядя бросил бумажку в сумку.

— Должно было хватить. Куда дели?

— Дополнительные перекрытия над блиндажами, траншеи наблюдателей, отмостки. Помните, ваше благородие, вы распорядились сместить на двадцать шагов пост управления огнем? Мы брустверы усиливаем.

— Хорошо. Арматура, балки, сетка есть? С лесом порядок?

— Пока хватает. Бетономешалку отремонтировали. Электрика перегорела, исправили, мотор перемотали. Доски сами пилим.

Пока взводный унтер-офицер докладывал, капитан Никифоров шел по стройке. Антип Воронин держался на шаг позади, при этом не сбивался с шага, успевал затормозить, когда помощник комбата вдруг резко останавливался.

Дело спорилось. Сразу видно, порядок есть, все аккуратно сложено, арматура под ногами не валяется, дорожки расчищены, даже ограждение местами поставили.

Людей на строительство батареи нагнали много. Вместе с саперами трудились сами зенитчики и пехота. Никто не отлынивал. На специальной площадке люди лопатами выгружали песок из кузова машины, чуть дальше вязали арматуру, работали автомобильные краны, молотил дизель-генератор. Из-за покатых перекрытий блиндажей доносился визг пилорамы.

— Это что? — палец капитана показывал на выложенные прямо на земле рядком унитары.

Никифоров остановился и упер тяжелый взгляд во взводного унтер-офицера. Метрах в десяти солдаты на каменной площадке разворачивали тяжелый четырехдюймовый полуавтомат. Тут же полуголый бойцы сооружали стенку из камня на растворе. И прямо на земле снаряды валяются.

— Не успели убрать в ровики. Виноват. Срочно просили машину отпустить.

— Антип, ставь людей, — злобно прошипел Никифоров.

Капитан враз потерял интерес к нарушению, повернулся к каменщикам уперев руки в боки. Работа шла как положено. Двое саперов укладывали колотый булыжник в стенку, солдаты тут же мешали и подавали раствор на лопатах и в бадьях, ставили опалубку где нужно, подносили материал.

— Обваловку не забыли?

— Никак нет. Два дня выдержим чтоб раствор прочность набрал и засыплем.

— Времени нет. Сутки. На портландцементе замешиваете? Прочность наберет, ничего с ним под грунтом не случится.

— Витя, бегом сюда! — унтер махнул загорелому как негр саперу в соломенной шляпе и выгоревших заляпанных раствором штанах. — Дуй на вторую позицию, снимай четверых землекопов и галопом переносите это под навес.

— В ровики, я сказал, — насупился капитан.

— Под навесом у нас арсенал. Канавы, они же и есть ровики, рядом цистерна с водой. Все как положено.

Иван Дмитриевич кивнул. Работа ему нравилась. Последние месяцы батальон занимался именно тем, что инженер Никифоров любил, чем зарабатывал себе на хлеб, к чему стремился всю жизнь. Он строил, творил, создавал. Пусть не школы и заводы, но тоже хорошо. Работа из той категории, что жизнь спасает.

На Гваделупу каждый день приходили транспорты с людьми и грузами. Саперы и солдаты обустраивали лагеря, позиции артиллерии, строили и расширяли аэродромы, склады, разворачивали госпитали, прокладывали дороги. Остров насыщался войсками и зенитными батареями.

Последнее горькая необходимость. Янки тоже не строили из себя овечек на заклание. Над и вокруг островов шло непрекращающееся сражение. Как его охарактеризовать? Очень кратко — Никифорову хороший знакомый в штабе бригады шепнул: расход зенитных снарядов уже в два раза выше расчетного. Вот и считайте сами.

Накаркал. Рев сирены заставил сначала бросить взгляд на небо, затем унтер-офицер дернул капитана за рукав и потащил к укрытиям.

— Не успели. Опять пожаловали скоты недоношенные, — выходец из простой рабочей семьи добавил многосложную образную фразу, от которой бумага дымится.

Люди на стройплощадке побросали инструмент и разбежались. Зенитчики наоборот бросились к своим орудиям. Считанные минуты, никого лишнего, батарея готовится принять бой.

Иван Дмитриевич, высунувшись из щели, наблюдал как солдаты крутят маховики приводов здоровенной пушки, тонкий длинный ствол поднимается к небу, на подаче снарядов выстроилась цепочка. Все успели надеть каски. Командир орудия с биноклем застыл за бревенчатым укрытием.

Самолеты заходили с севера. Погода солнечная, небо ясное, хорошо видны тройки двухмоторных бомбардировщиков. Словно большие птицы летят с распростертыми крыльями. У каждой в брюхе больше тонны подарков. Наши не зевают. В стороне и выше собачья свалка драка перехватчиков с истребителями сопровождения.

— Чтоб им пусто было, — в сердцах выругался Никифоров.

Противник умеет учиться, чертовы янки ничем не хуже русских. Вон, как только по курсу бомбардировщиков вспухли первые разрывы зенитных гранат, янки четко разорвали строй. Самолеты держат курс, никто не шарахается из стороны в сторону.

Совсем рядом загрохотали пушки. Зенитчики посылали в небо снаряд за снарядом. На командном пункте блестит оптика дальномера, оттуда на огневые по проводам передают градусы и дистанцию. С земли из окопа ничего не поймешь. Вроде снаряды рвутся рядом с самолетами.

Бой над островом быстро смешался к югу. Два бомбардировщика задымили и отвалили в сторону. Остальные прошли чуть правее батареи. Свежая позиция Путиловских четырехдюймовок янки не интересовала. Там дальше у причалов транспорты, на берегу штабеля всевозможных грузов.

— К причалам тянут.

— Повезло нам сегодня, — молвил один из солдат в укрытии.

Следующая группа самолетов вынырнула из-за гор. При виде стремительно приближающихся, идущих со снижением бомбардировщиков в горле встал ком. Никифоров как стоял, так и присел на дно, инстинктивно закрыл голову руками.

— Ложись!!!

На батарее успели среагировать. Минимум две зенитки повернули стволы навстречу новой угрозе и открыли огонь. Увы, слишком мало времени. Янки успели первыми.

Свист, гул моторов, над головой проносится тень, затем противный звук падающих бомб. Иван Дмитриевич вжался в дно окопа. Страха не было, просто не успел. Не до того. Только злость на янки, да ещё горечь сожаления, что не бросил на строительство батареи дополнительный взвод.

Землю, камень под человеком ощутимо тряхнуло. Грохот взрывов слился в низкий рокот. По спине больно ударили камушки. Рядом кто-то громко выматерился. Слышен скрежет металла, какой-то скрип.

Зенитки смолкли, самолеты ушли, Никифоров поднялся и выглянул из окопа. За считанные минуты янки наворотили дел. Каменная стенка, над которой только совсем недавно работали сапёры, разлетелась по камешкам. Зенитка скособочена, одна из опорных лап нелепо висит в воздухе. Укрытие командира орудия чудом сдержало удар. Сам прапорщик сидит на земле, сжимает голову руками.

— Матерь божья! — глаза капитана расширились.

Он резво перепрыгнул бруствер и побежал к распростертому на земле человеку. На бегу вскрыл перевязочный пакет из аптечки. Следом к позиции бежали саперы и солдаты.

— Работаем дальше, — через полчаса после налета Иван Дмитриевич выслушивал доклады своих унтеров и ефрейторов.

Чертовы янки удачно накрыли позицию, если бы не укрытия, брустверы, стенки, все могло быть куда хуже. Раненных увезли. В роще под горой копали две могилы. В целом, все могло быть гораздо хуже. Попади бомба на два десятка шагов дальше, и пиши ворох извещений под копирку.

Капитан Никифоров пихнул ногой унитар со свежей вмятиной на гильзе. Это уже только на свалку, стрелять таким нельзя. Рядом еще один такой валяется, сверкает ободранным металлом на корпусе снаряда.

Люди ко всему привыкают. К смерти тоже. Только что дрожали в укрытиях и стиснув зубы палили по врагу, сейчас переключились на привычную работу. Поврежденную зенитку выправляли автомобильным краном. Под покалеченную опору ставили прокладку из бревен.

По словам командовавшего батареей поручика, стрелять пушка может. Механизмы и приборы уцелели. Остальное можно отремонтировать, когда время будет и ремонтники приедут.

Все могло быть хуже — неделю назад первая рота Кексгольмского батальона потеряла троих парней, еще двое в госпитале. От налета, вестимо. А до этого еще были потери.

— Цемент пришлете? — напомнил унтер.

— Пришлю. У тебя четверть часа чтоб собрать все заявки.

— Сей секунд, — Воронин четко развернулся как на плацу и рванул во весь опор к блиндажу саперов.

Одним сюрпризом этот день не ограничился. На объекте второй роты саперы ходили кругами вокруг плюхнувшегося аккурат на крышу бункера склада боеприпасов бомбардировщика. Штабс-капитан Аристов одновременно ругался на чем свет стоит и матерно радовался сказочному везению. Первое из-за того, что самолет надо разминировать и утаскивать, а перекрытие бункера усиливать. Со вторым тоже все ясно.

Сия беда компенсировалась фантастическим благоволением фортуны. Штурман самолета перед своей смертью не успел сбросить бомбы после того как пули и снаряды истребителей разбили оба мотора и проредили экипаж. Летчик умудрился мастерски посадить машину на показавшийся ему ровным участок долины, не его вина, что под дерном, маскировочными сетками и крашеной фанерой все перекопано на два уровня вниз.

Посадка жесткая, очевидцы рассказывали, самолет буквально шмякнуло и крутануло. Однако, бензобаки при ударе уцелели, а бомбы не взорвались. Вовремя сориентировавшиеся саперы залили самолет пеной из огнетушителей, вытащили из кабины летчика и воздушного стрелка. Пикантности моменту добавлял тот факт, что под самолетом и полутора метрами накатов с каменной наброской лежат несколько тонн унитаров среднего калибра вместе со снарядами и зарядами к шестидюймовым гаубицам.

Летчик и стрелок сидели под деревом в сотне метров от места крушения. Судя по их вытянутым перекошенным лицам, до парней дошло, куда они умудрились влететь. Летчик в рубашке родился, ни царапины. Стрелок же баюкал перетянутую бинтами руку.

Все очень весело, хоть плачь. Так что ротный заметил начальство только когда сам Никифоров хлопнул штабс-капитана по плечу.

— Все живы? Ну и слава Богу.

— В бомбах взрыватели, — раздражённо бросил Аристов. — Извините, Иван Дмитриевич.

— Паршиво. Но если не грохнуло, то может еще обойдётся. У тебя специалисты есть?

— Селиванов. С ним целый взвод взрывников.

— Ну и ладненько. Андрей Иванович, пусть Селиванов и командует, а мы с тобой отойдем подальше от греха. Людей тоже отзови.

Взрывники работали в двух милях от арсеналов, снимали американские заграждения на пляже. Впрочем, старший унтер-офицер явился сам, словно почуял, что без него не обойдется.

— Давайте не высовываться, — Никифоров первым последовал своему совету, устраиваясь на дне окопа.

Территория словно вымерла. Дороги ротный перегородил своими грузовиками. Для случайных полных микроцефалов и диких детей природы выставил дополнительные посты. Всех лишних разогнал по укрытиям. Солдат охраны это тоже касалось. Впрочем, именно эти парни как раз под ногами не путались. Стоило прокатиться слуху что в самолете бомбы, сами оттянулись на внешний периметр и засели в окопах и щелях. Можно что угодно говорить про секретность, но люди хорошо знали, что охраняют.

Самолет сел на брюхо, створки бомболюка закрыты. Скорее всего деформированы, замки заклинены. Снаружи не подобраться. Благо вспомнили о летчиках. Командира экипажа особо и не спрашивали. Его поставили перед выбором: или вас обоих аккуратно усаживают под самолетом пока наши рискуют, либо помогаете попасть в бомбоотсек и показываете, как все работает. К чести американца, от шока он отошел, человеком оказался разумным.

— Ваше благородие, я по-американски и пяти слов не знаю, — замялся старший унтер.

— Значит, я иду с вами.

— Иван Дмитриевич, позвольте мне, — с этими словами поручик Мизерницкий снял с плеча штурмовой карабин. — Простите, но мне приходилось работать с разоружением боеприпасов.

— Добро, Станислав Мстиславович. Ни пуха, ни пера.

— К черту! Помилуй меня, Господи, — поручик размашисто перекрестился.

После того как саперы ушли к самолету, Никифоров повернулся к ротному.

— Андрей Иванович, всех участников в рапорт. Пишите представление на кресты.

Спасибо истребителям, в борту «Митчелла» зияла огромная дырень. Первым в фюзеляж проник Адам Селиванов, за ним американец, Мизерницкий, последними двое рядовых с инструментами.

Тишина. Люди в укрытиях вслушивались, пытались угадать что там происходит. Никифоров так молча молился. Больше ничем помочь своим людям не мог. Только ждать и не мешать.

Время идет. Пять минут. Десять. Секунды тянутся как резиновые. Внутри все напряжено как струна. Хуже всего так сидеть и ждать. Ждать и надеяться, что люди все сделают как надо, ничего там не зацепится, никакой пиропатрон не сработает.

Сидевший в укрытии с офицерами молодой парень полез наружу, не утерпел юный организм.

— Сидеть! — Аристов, не сходя с места, протянул руку и резко сдернул человека за ногу.

— Простите, господин штабс-капитан, — солдат опустил взгляд в землю.

— Сиди и не дергайся без приказа. Еще раз такое увижу, из нарядов не вылезешь.

Наконец, раздался громкий голос Мизерницкого.

— Все! Разбирайте и утаскивайте!

Никифоров и Аристовым одновременно выскочили из окопа. Мизерницкий красовался на крыле самолета. Старший унтер Селиванов вытирал пот со лба стоя в люке машины. В руке у сапёра связка с детонаторами.

— Задание выполнено, ваше благородие, — Селиванов вытянулся перед заместителем комбата. — В бомбоотсеке четыре фугасных боеприпаса. Взрыватели выкрутили. Резьба целая. Внешних повреждений нет. При разминировании отличился рядовой сапер Пахомов.

— Молодец, Адам Макарович. Больше ничего опасного не заметили?

— Никак нет, — старый заслуженный унтер опустил обязательный ответ на похвалу офицера. — Бомбы на подвесках. Снять можно, только рычаг потянуть, только вытаскивать из самолета тяжело будет. Даже если обшивку снимем, кран не подгонишь, крылья мешают.

— Хорошо. Целиком эту дуру с места сдерните?

— Трактор нужен или танк. Грузовиками волоком можем не утащить.

— Господа, сами решайте кто к танкистам, — Никифоров повернулся к офицерам.

Затем капитан пожал руки унтеру и его людям.

— И ты молодец, Станислав Мстиславович. Американец пригодился?

— Помог, подсказал как в бомболюк из фюзеляжа пролезть. Не дурак, так сказать.

Взрывоопасный груз разминирован. Теперь залитые тротилом бомбы не опаснее чугунных болванок. Ротный полез в самолет с обыском, по его словам, с надеждой найти какие-либо бумаги или карты. В первую очередь штабс-капитана интересовала штурманская кабина. Сам штурман, увы, до сих пор там и пребывал. Убит еще в небе.

Поручик Мизерницкий со своими саперами пытался отделить крылья с двигателями. Должны же быть винты и фиксаторы. Все видели, как самолеты с отсоединенными крыльями перевозят. Свободных людей фельдфебель Генералов повел на работу. День не закончился, урок не выполнен.

Никифоров пошел к своей машине. Время до ужина есть, батальон раскидан на половину острова, всех надо проведать, посмотреть, проинспектировать. И заявки в планшете копятся. Отдельная работа, ночью при свете лампа разбирать, гонять интендантов, ругаться из-за каждого мешка цемента и каравана леса.

— Ну бывайте, Евгений Николаевич, — капитан протянул руку сопровождавшему его подпоручику Шперлингу. — Эх и нападало самолётов на наш остров. Неприятное приключение вашей роте выпало

— Хорошо, что не бомбы, — офицер пожал плечами. — Знаете, Иван Дмитриевич, на той стороне не лучше. У меня брат в авиации. Пишет, постоянно на Панаму летают. Не только наши русские, с германцами и англичанами посменно работают.

— Тяжело?

— Очень. Зенитка на зенитке. Перехватчиков уже мало, но все равно, не бывает вылетов без потерь. Я вот смотрю на наших зенитчиков, и вспоминаю брата.

— Хоть с союзниками работают, — Никифоров не знал, что и сказать. Любые слова казались глупыми, наивными, или излишне пафосными.

— Все равно, цель тяжелая. Когда это все закончится, Иван Дмитриевич?

— Не знаю. Наверное, как до Флориды и Мексики дойдем, так легче будет.

— Хорошо бы. Очень хочется надеяться.