Предельный квант

Глава 3. Вино и вишнёвый сок

Мир номер 9, планетарная система СИ200, планета СИ200-0. За четыре с половиной земных года до настоящих событий.

Трунгх Карди задумчиво рассматривал ночные огни небоскрёбов мегаполиса Фейн через полноразмерное окно своего пентхауса на семьдесят восьмом этаже, аккуратно постукивая костяшками пальцев по бокалу вина, на что тот отвечал тихим гулом.

— Великий советник, — смущённо обратился к нему помощник Миэт, — у нас плохие новости.

Трунгх, вздохнув, обернулся.

— Докладывай, — раздражённо бросил он.

— Только что вернулась экспедиция из мира 156. На третьей от звезды планете системы СА1276 за последние тридцать стандартных лет количество информации увеличивается экспоненциально. Причем, в основном, это мусорная информация, — быстро отчитался Миэт, глядя в пол.

— Опять тупые аборигены заигрались, опять из ясельного мира, — пробурчал Трунгх в негодовании.

— Прогнозы? — кинул он грозно.

— По расчётам аналитиков и компьютерному моделированию, стирание системы начнётся через сто-двести стандартных лет. Произойдёт стремительно, предположительно, при помощи взрыва сверхновой звезды, которую местные зовут «солнце».

— Так быстро? — вскинул брови советник.

— Дело в том, что не только суммарное количество информации стремительно увеличивается, но и процент мусорной информации в общем пуле растёт так же экспоненциально.

Трунгх принялся задумчиво прохаживаться по кабинету взад и вперёд. Помощник терпеливо ждал, не поднимая взгляда.

— Так устройте им хорошую войнушку, пусть пободаются между собой и отвлекутся от генерации ерунды. — властно заметил Трунгх.

— Пробовали, — опасливо произнёс Миэт. — Наши эксперты из отдела инфо-трансформации внедрили две войны масштаба планеты восемьдесят и шестьдесят стандартных лет назад. Инфополе немного очистилось, но в данный момент ещё быстрее стало приближаться к переполнению.

— Опять бестолковые дикари на мою голову, — поведя головой из стороны в сторону, раздражённо произнёс Трунгх.

— Варианты действий? — сухо продолжил он вопросы.

— Пока прорабатываем, но предварительно выделено две основных ветви. Первая ветвь — введение нового авторитарного религиозного течения, которое подомнёт всё под себя и структурирует поле. Вторая ветвь — техногенная катастрофа, которая отбросит местных на пару-тройку сотен стандартных лет в прошлое. По первой ветви прогноз успеха на текущий момент — шестьдесят семь процентов, по второй — пятьдесят пять, — с заметной гордостью за выполненную работу сообщил Миэт.

— Пятьдесят пять процентов? — рявкнул Трунгх, с яростью разбив бокал об пол.

Осколки стекла разлетелись в стороны, и один из них больно впился в руку Миэта.

— Да моя прабабка, которая не помнит уже своего имени, придумала бы план получше. Пятьдесят пять процентов! Ты действительно дурачок или только прикидываешься, а, Миэт? Может мне её поставить главным помощником в содружестве, а ты отправишься на заслуженный отдых? — взревел он.

— Всё сделаем, сейчас же отправлю распоряжение найти более успешные ветви действий, — испуганно затараторил Миэт.

— Конечно, сделаешь, — хищно улыбнулся Трунгх, — а ну бегом, выполнять, чтобы духу твоего здесь не было, пока не предоставите что-то стоящее. Через четырнадцать стандартных дней у меня на столе должен лежать детальный план с шансом успеха не менее восьмидесяти пяти процентов.

— Четырнадцать дней, — хмуро повторил Миэт. Да мы не успеем даже по…

Трунгх резко перебил его:

— Больше ни слова, вперед, работать!

Миэт набрал в лёгкие воздух и понуро двинулся к выходу.

— Погоди, — остановил его советник. — А что у нас той планетой в мире десять?

— А0-0? Работаем, — подобрался помощник, — катализатор стирания начал накапливать энергию. Через примерно три стандартных года выйдет на полную мощность. Трансформатор пока проектируют, скоро обещали представить подробный технический план.

— А что за история с местными, которые отковыривают куски от катализатора? — Трунгх внимательно посмотрел наМиэта.

— Да пустяки, впрочем, история забавная, похожая на глупый анекдот, — отмахнулся помощник, — местные прознали, что обшивка трансформатора хорошо подходит в качестве печки, и отколупали от неё несколько кусков. Мы потом их, конечно, прогнали и поставили десяток легких боевых роботов патрулировать. Больше вроде никто не лезет, бластеры с транквилизаторами оказывают на жителей успокаивающее влияние, — хмыкнул Миэт.

— Интересно другое. Катализатор, как известно, обшит высокоэнергетическим полимерным сплавом с теплоаккумулирующим эффектом, который простой горной киркой не то, что проломить, даже поцарапать невозможно. Так вот, местные рубили его как масло простыми топориками, представляете? Наши один из таких топориков вежливо отобрали, оказалось, что рубящая часть в нём сделана из настолько прочного сплава, что он даже алмаз может порезать. Откуда у местных такие технологии, загадка. Возможно, где-то ещё отколупали у нас. Шучу, конечно.

— Печки! — захохотал Трунгх.

Настроение его явно улучшилось.

— Ну и ну. Поистине удивительные дары преподносит иногда нам Бог из машины. Ладно, ступай, доклада жду ровно через четырнадцать стандартных дней, ни днём позже.

Миэт тихо удалился, выдохнув только после того, как вышел из кабинета. Поморщившись, аккуратно вытащил пронзающий болью окровавленное запястье кусок стекла.

Я сидел на циновке в школе у Като с затёкшими от длительного пребывания в позе полу лотоса ногами и тщательно повторял пером начертания, которые тот выводил на доске. Вдруг в дверь бесцеремонно вломились. Возмутителями спокойствия оказались двое моих старых знакомых, которых я встретил на утёсе. Мужчина с длинными чёрными волосами и треугольной татуировкой на щеке теперь был одет в тёмно-синее кимоно, бородач же пришёл в бессменной серой рубахе.

Длинноволосый, не разуваясь, быстро подскочил к Като и начал стремительно что-то показывать резкими жестами. Бородач равнодушно стоял у входа, разглядывая ногти на своих руках. Синее кимоно во время разговора периодически кидал на меня суровые и неодобрительные взгляды. Он явно был взволнован и раздражён. У меня не оставалось иллюзий, что немалую долю этого волнения вызывал именно я. Като спокойно слушал, лишь изредка посматривая на меня приободряюще. Я попытался было вскочить и уточнить, что же произошло, но Аса посмотрел на меня серьёзно и поводил головой из стороны в сторону останавливая.

Разговор был недолгим, после чего длинноволосый схватил лист рисовой бумаги, быстро окунул перо в чернильницу, яростно начертил несколько символов и бросил в мою сторону. На мгновение пристально посмотрел мне прямо в глаза, после чего оба удалились так же бесцеремонно, как и прибыли. Я поднял листок бумаги, с которого ещё капали невысохшие чернила, и прочитал: «Тебе здесь не место». Моего небогатого опыта чтения хватило, чтобы ясно и однозначно понять посыл.

«Ну что, милый отпуск в деревне окончен?» — саркастически заметил мой внутренний скептик. Эх, вдарить бы этому голосу по его ухмыляющейся роже. Я подошёл к Като с листом бумаги и завёл разговор:

— Что произошло? Чего они хотели?

Като успокаивающе положил мне руку на плечо, после чего взял мой листок, и дописал:

— Наш мир стирается всё быстрее и в этом Армант отчасти винит тебя.

— Армант — это длинноволосый в кимоно? — раздражительно спросил я.

— Да, это наш хранитель спокойствия.

— Хранитель спокойствия? — я уже полностью перестал что-либо понимать. — А что это за, хм, должность?

— Если, по-вашему, земному, это начальник гарнизона в Эльтаине, — с лёгкой улыбкой ответил Като.

«Да уж, спокоен как слон», — со злорадной ухмылкой подумал я.

— А что ты говорил про стирание мира? — перешёл я к главному вопросу.

— Этот мир и все мы вместе с ним уходит в прошлое, уступая дорогу молодым мирам, — туманно ответил он.

— Что значит «уходит в прошлое» — удивлённо спросил я.

— Стирается и высвобождает информацию, — опять загадкой ответил Като.

— Ты совсем меня запутал, расскажи подробнее.

Като жестом показал, что лист уже полностью исписан, и повернулся к доске, завершив короткую беседу. Эх, как меня бесило это негласное правило, что разговор в нашем импровизированном чате оканчивается, когда на листе не остаётся свободного места! Я попытался предложить поговорить на новом листе, но Като уже вовсю чертил на доске окружности с линиями, не обращая на меня никакого внимания.

Сегодня, в рамках нашей послеобеденной трудовой практики, мы собирали вишню. Аса с улыбкой поглядывал на мою рубаху, которая уже полностью покрылась красными потёками и вальяжно срывал ягоды, собирая в большую плетёную корзину.

Я достал из рюкзака лист бумаги, откупорил чернильницу, — «эх, шариковую ручку бы сюда!» — и написал вопрос:

— Слушай, а ты, случайно, не знаешь, почему Армант на меня так взъелся?

Аса развёл руками, подумал немного и, взяв у меня перо, решил дополнить свой ответ.

— Чужаков он опасается. Они баламутят информационное поле.

— Информационное поле? — с недоумением спросил я.

Аса почесал в затылке и продолжил:

— Мы, местные, стараемся беречь количество информации и по пустякам её не создаём.

— Какой информации? Что значит беречь? — опять я чувствовал себя полным идиотом.

— Любое действие, будь то слово или поступок, увеличивает количество информации в информационном поле Ин. А новую информацию нельзя создавать праздно и по всяким пустякам, — глубокомысленно заявил Аса.

— Так, давай разберёмся. Что такое информационное поле Ин? — поспешно спросил я, стараясь не потерять мысль.

— Вся информация, которая есть на нашей планете, — улыбнулся Аса, будто рассказывал несмышлёному ребёнку о том, почему солнце светит.

— То есть эта планета называется Ин? — уточнил я.

— Ин — это всё вокруг, — неопределённо ответил он.

— Ладно, с этим попозже. А почему нельзя, как ты говоришь, создавать новую информацию по пустякам?

— Это непреложная истина. А «что там и почему?» — такие вопросы вон, пойди к Като и задай, — весело начеркал Аса.

Я хотел выписать ещё массу вопросов, но обнаружил, что листок, к этому времени изрядно испачканный вишнёвым соком, был уже забит текстом на все сто процентов. Аса, будто читая мои мысли, дружелюбно оскалился и, подхватив корзинку, зашагал к следующему дереву.

Очень интересно, но ничего не понятно. Местные боятся сказать лишнее слово, чтобы не потревожить какое-то поле, Армант на меня взъелся так и не понятно почему, только конфликта со здешними шишками мне не хватало. И смешно, и плакать хочется. Ладно, и не такие проблемы мне приходилось решать, раскапывая кипы финансовой документации сомнительных ай-ти компаний.

В чернильных пятнах, вопросах и грядках прошло ещё две недели. Рано утром в дверь, как и всегда, постучал Аса. Я протёр глаза и поморщился. Жаль, в долине Таин не принято проявлять агрессию, надавал бы по этой курносой физиономии. Я открыл дверь, в дом ворвался холодный и сырой рассветный воздух с запахом земли, заставив меня поёжиться. Аса стоял не в обычной рубахе, а при полном параде, в длинном изумрудного цвета кимоно. Он протянул мне свёрток с запиской: «Одевайся, мы идём на Собрание!»

— Ай да Аса, красавчик! Прям аристократ, — выпалил я голосом на русском. Он, безусловно, понял мою фразу и слегка смутился.

Я вернулся в дом, захватив свёрток. Внутри оказалось широкое серое кимоно с вышитой окружностью на спине. Интересно. Затянув тканевый пояс, я попытался изобразить размашистый удар ногой из восточных единоборств, но в итоге скривился от боли в связках и смущённо побрёл к выходу из дома. Хорошо, хоть Аса не видел этого позорища.

— Ну, веди на это ваше сборище, добрый друг! — с наигранным недовольством и улыбкой воскликнул я. Аса в ответ закатил глаза.

Собрание проводилось, как я и ожидал, в центральной административной полусфере. По всем радиальным улочкам к зданию тянулись цветастые потоки жителей в кимоно, царила явная атмосфера праздника.

Аса остановился у одной из дверей и начал приветливо кланяться входящим. Я последовал его примеру. Мало ли как моё невежество скажется на «информационном поле». Я всхлипнул про себя.

Примерно через полчаса спина болела невыносимо, но потоки посетителей Собрания превратились в маленькие ручейки и, наконец, иссякли. Мы зашли в здание вслед за остальными. Внутри вдоль стен расположились несколько рядов плетёных стульев, человек на двести и практически все уже были заняты. Аса кивнул на пару свободных недалеко от входа, и я с удовольствием плюхнулся на ближайший ко мне. Минут десять участники собрания рассаживались и, наконец, наступила полная тишина.

Я огляделся, абсолютно все присутствующие были одеты в кимоно, видимо, — здешнюю парадную одежду. Судя по глубокомысленным и проницательным выражениям лиц, на Собрание приглашали далеко не каждого сборщика фруктов. Присутствовала явно только интеллектуальная элита посёлка. Я заметил и Эль, непозволительно долго задержавшись на ней взглядом и смущённо отвернулся.

В середине большого зала собраний был нарисован белый круг метра три в диаметре и окружность вокруг него. С одного из сидений поднялся седой мужчина лет пятидесяти в чёрном кимоно с вышитой позолотой окружностью на груди и прошёл в центр круга. От него прямо-таки сквозило потоками жизненной энергии. Взгляд был цепким и одновременно искренне доброжелательным. Участники собрания замерли, внимательно и с явным уважением наблюдая за ним.

Он постоял секунд десять, как бы приветствуя глазами каждого из присутствующих, глубоко вздохнул и… запел! Я чуть не поперхнулся. Ноты неспешной баллады, исполняемой плотным басом, раскатились по зданию, отражаясь от стен, переплетаясь и вновь сливаясь, обогащая мелодию гармониками.

Песня лилась будто из каждого уголка полусферы, мощная, яркая, местами трагичная. Певец рассказывал о стеблях пшеницы, волнами колышущихся на ветру, капельки росы, на которых преломляли рассветное мягкое оранжевое солнце. Пел о хмурых тучах, которые из невообразимой вышины горько и нежно проливаются дождём, даря щедрый урожай. Пел об упорной изогнутой сосне, которая проросла в маленькой ложбине на отвесной скале; и о птенце, который, упав из гнезда, от страха научился летать. Явственно проживая пропетые картины, я чувствовал каждый стебелёк пшеницы, каждую сосновую иголку, испытывал ужас, упав птенцом вниз и эйфорию от полёта на собственных крыльях. На глаза навернулись слёзы радости.

Басовитая баллада сменилась быстрым аллегро, исполняемым драматическим баритоном. Я даже открыл прикрытые до этого глаза, не веря, что так по-разному может петь один и тот же человек. Картины природы сменились мелькающими кадрами лесного массива из деревьев с треугольными листьями, затем образом выжженной равнины, покрытой слоем пепла. Мелодия подходила к кульминации, и песня с резкими высокими нотами показала мне всепоглощающий дым, проникающий внутрь тела и разъедающий плоть. И вот, прозвучала кода в виде длинной финальной ноты, исполненная опять бархатным басом и показавшая мне бескрайнюю темную пустоту, в которой призрачно сияла огромная синяя пульсирующая окружность.

После нескольких минут оцепенения я снова открыл глаза и осмотрелся. Седого мужчины уже не было в центре зала, участники собрания потихоньку стали расходиться. Аса молча и сосредоточенно беседовал с двумя представительного вида мужчинами с красными кругами на щеках. А он не так прост, как мне раньше казалось. Поразмыслив, я решил его не отвлекать и вышел наружу, щурясь от яркого солнечного света. И чуть не налетел на Арманта, который проводил меня грозовым взглядом.

— Слушай, — я попытался заговорить с ним жестами. — Мы можем обсудить пару вопросов?

Говорить он, ожидаемо, не стал. Расправив плечи, двинулся вдаль. Через пару минут вышел Аса, склонив голову, попрощался со своими собеседниками и нашёл меня взглядом.

Я хотел было пообщаться, но, ощупав карманы кимоно, стукнул себя кулаком по лбу. Вот же дубина, где я здесь возьму письменные принадлежности. Аса сразу же понял причину моего замешательства и скрылся в здании. Через минуту вернулся и протянул мне бумагу и карандаш.

— У вас карандаши есть, оказывается? — с изумлением написал я.

— Конечно, — рассмеялся он. — в пещерах у Глотаина добывают жильный графит, потом переправляют его в Мэтаин и вытачивают вот такие замечательные карандаши. К нам попадает немного, мы ими обычно пользуемся в здании совета.

— Ясно, — смутился я, — скажи, а кто это пел так проникновенно?

— Элеосин, наш поселковый глава.

— Я так и подумал. Ещё вопрос: вы, оказывается, не только разговариваете, но и поёте. Почему другие не говорят?

— Тут всё просто, — объяснил Аса. — Если у человека есть что сказать, он это делает, а лучше — поёт. Поющий вкладывает в каждое слово на порядок больше информации, чем просто говорящий.

— То есть ты хочешь сказать, что сегодня Элеосин произносил речь? — удивлённо спросил я.

— Именно так. Мы обсудили проблемы подгнивания посевов пшеницы во время сезона дождей и сложности в посадке деревьев на крутых склонах.

— Ничего себе, — присвистнул я. — А мне казалось это просто такая удивительно проникновенная песня. Погоди, а что за проблемы выпавших птенцов вы решали? И ещё была какая-то выжженная равнина и круг в пустоте.

Аса опять засмеялся.

— Пойми, Собрание — это нечто большее, чем разговоры о текущих хозяйственных вопросов. Это и духовное наставничество. В конце Собрания мы обсуждали принятие стирания мира как должного для освобождения пути новым молодым мирам.

Опять, и теперь он, про «уступи дорогу». Да что здесь вообще происходит? Обсуждали они. Глава же просто сам пел, а остальные слушали. Массовое помешательство? Я злобно посмотрел на опять закончившийся в неподходящий момент лист бумаги, а потом не менее злобно на Асу. Он пожал плечами и побрёл в сторону дома.

Что-то с ним, этим Асой, нечисто. То он играет в улыбающегося деревенского дурачка, то приходит на собрание избранных, ведёт деловые беседы с серьёзными дядями и обстоятельно рассказывает про духовные истины и поставки сырья. Надо бы присмотреться к этому парню повнимательнее. А кимоно оставлю себе, — ехидно улыбнулся я.