Сегодня мы отправились на далёкое капустное поле рядом со склоном западного от города холма. Аса набирал воду у импровизированного тростникового водопровода, забирающего её в русле одного из бодрых горных ручейков, а я поливал кочаны из лейки. Солнце уже скрылось за Разделяющей Грядой, и тени от опушки леса резво потянулись в нашу сторону. Опустошив лейку, я вздохнул, размял спину и присел, ожидая, когда Аса принесёт сменную. Из леса послышался неожиданный хруст и, как мне показалось, сдавленное ругательство. Я встрепенулся, окинул взглядом опушку, но ничего подозрительного не увидел. Может быть, птица в кустах копошится?
Любопытство всё же взяло верх и я, внимательно оглядывая окрестные деревья, подошёл к кромке леса.
— П-с-с, иди сюда, — послышался нетерпеливый шёпот из-за куста сбоку. Я уже был неплохо знаком с местной речью, но такое праздное ее применение было для здешних просто вопиющим. Раздвигая колючие ветки, я пробрался к источнику звука. За можжевеловым кустом прятался довольно забавный тип. Грязная, засаленная домотканая рубаха и штаны в дырках, спутанные волосы и немного безумный взгляд. Типичный бомж.
— Ты кто такой? — спросил я, медленно подбирая слова на здешнем языке.
— Сина, — торопливо пробормотал он, — пойдём скорее!
— Куда и зачем? — ничего не понимая, спросил я нахмурившись.
— Сейчас нет времени болтать, побежали! — настойчиво прошептал он, боязливо оглядывая капустные грядки.
— Не, так не пойдёт.
Конечно, по натуре я далеко не ведущий, точно ведомый, но бежать за каким-то оборванцем, прячущемся в лесу и без объяснения причин — сказочная глупость.
— Что тебе нужно? Зачем мне с тобой вообще куда-то бежать?
— Сейчас лысый вернётся и будет не до шуток. Ты серьёзно хочешь остаться с этими идиотами? — незнакомец быстро переводил взгляд с грядок на меня и обратно.
— Ты можешь по-человечески объяснить? Ещё раз, зачем нам отсюда бежать? Почему боишься моего друга? — я уже начал вскипать.
— Алсины вышвырнули меня из Эльтаина просто за то, что я открывал жителям глаза. Эти недоразвитые бояться слово лишнее сказать и смиренно ждут стирания как будто, так и должно быть. А я не хочу умирать, понимаешь? Я им твержу: давайте просто соберём вещи и переедем западнее, хотя бы в Мэтаин. Поживём какое-то время в шатрах, потом отстроимся. Зачем тупо, как бараны, ждать, когда однажды Ин сотрёт весь посёлок. Но Элеосин с приспешниками и глазом не моргнут, отправив весь Эльтаин на убой ради своих высоких принципов. А нормальных людей, кто хоть что-то пытается сделать — вышвыривают.
Вдруг Сина запнулся, изучающе посмотрел на меня и яростно прошипел:
— А-а-а, теперь-то я понял. Это они тебя послали, чтобы меня запугать. Не выйдет!
Он погрозил мне кулаком, а потом быстро скрылся в лесу.
Я смотрел вслед чудаку разинув рот и ощущая себя Алисой в стране чудес. Да уж, психиатрическая лечебница. Аса уже начал волноваться, когда я вернулся к капустным посадкам.
— Куда пропал? — кивнул он в мою сторону вопросительно.
Я махнул рукой в ответ, мол, ничего особенного. Подумав немного, решил всё-таки с ним поговорить, расстёгивая рюкзак. В поисках чистого листа.
— В общем, выскочил из леса один оборванец. Представился Синой. Весь такой раздражённый и помятый. Говорит, вы его выгнали из Эльтаина.
— Ага, выгнали его! — написал Аса, поморщившись, — Приставал ко всем с глупыми теориями, а потом сам в лес сбежал к диким.
— То есть сам сбежал, интересненько. А кто такие дикие?
— Да живут в лесу небольшими группами в грязных лачугах, питаются тем, что под руку попадётся. Считают себя свободным прозревшим народом. А сами разговаривают вслух по пустякам и плюют на традиции Ин. В общем, мерзость не только снаружи, но и внутри, — написал Аса, скривившись, будто откусил здоровый кусок лимона.
— Ясно, — задумчиво констатировал я, — скажи, а что такое стирание? Я постоянно слышу это слово, но сначала думал, что это какая-то метафора в рамках духовного развития. Но сейчас склоняюсь к мысли, что это вполне реальный процесс.
Аса разломил пшеничную лепёшку, и, протянув мне половину, начеркал:
— И да, и нет. Понимаешь, — продолжил он задумчиво, — наш материальный мир не существует сам по себе, он неразрывно связан с информационным полем Ин. И стирание в информационном поле не проходит бесследно для нашей долины. Да, процесс стирания реален, и ты его уже наблюдал на восточном утёсе.
Я кивнул, вспомнив дым и треугольный лес.
— Но причина именно в изменениях информационного поля. Это как широкая река со множеством притоков и источников. Если один из них пересохнет, — на реке это никак не отразится. Но если иссякнут все — река станет мельче и со временем полностью пересохнет. Так и здесь, в Таин.
Я очередной раз подивился тому, как Аса иногда тщательно, подробно и совсем не по-деревенски рассказывает о здешнем мире. Получив каплю ответов, я начал перебирать в голове море оставшихся вопросов и вздохнул.
— Спасибо, Аса, — искренне поблагодарил я, — Вроде как стало немного понятнее, но ещё столько всего предстоит узнать…
— Тиа ма Ин, — ухмыльнувшись, произнёс вслух Аса, что означало один из здешних духовных постулатов, нечто вроде: «Младенец, перед тобой целый новый мир, познай его душу».
Сегодня я показывал Асе как делать кабачковое рагу. Камень за моим домом из просто камня-печки превратился в хорошо обставленную кухню. Мы протянули над ним железный прут, закреплённый с двух сторон основательно вкопанными в землю держателями. На пруте висел котелок, любезно предоставленный тётей Анн, пожилой женщиной, которая в первый день моего пребывания в Эльтаине принесла поднос с ингредиентами. В котелке кипело варево из кабачков, лука, моркови и картошки.
— Помидоров побольше режь, — наставнически показал я жестами. Здешний язык тела, неуловимый ранее, пришлось изучить во всех деталях, так как он являлся основным. И в этом мне осознал неоценимую помощь Като.
— Слушаюсь, — отрапортовал Аса, тщательно нарезая овощи на импровизированном столике из пяти грубо склоченных сосновых брёвен.
Через час кушанье было готово, разнося вокруг заманчивый аромат свежих тушёных овощей, щедро приправленных фирменной хвойной приправой от тётушки Анн.
Мы синхронно оторвались от своих тарелок и так же синхронно выдохнули, откинувшись на спинки плетёных кресел. С улыбкой посмотрели друг на друга.
— Тот, кто придумал рецепт, воистину, следует Пути Ин, — с довольным и сытым выражением лица заявил Аса.
«Ага, следует пути Ин», — Ухмыльнулся я про себя.
Работая в офисе круглые сутки, готовил только яичницу по субботам и, изредка, вот такое рагу собственного сочинения. Всё остальное заменяла доставка готовой еды.
Совместные трапезы стали у нас еженедельной традицией. Мы договорились, что каждый выходной будем показывать друг другу по одному блюду своей кухни. Правда, до этого дня, показывал исключительно Аса, а я лишь уплетал их за обе щеки.
— Можно личный вопрос, — осторожно поинтересовался я.
— Давай, — благодушно ответил Аса, прикрыв глаза.
— Ты сирота?
— Нет, мой отец с матерью живут здесь, в Эльтаине.
— А почему они у тебя никогда не бывают? — удивился я.
— Не до меня, много дел. И давай больше об этом не будем, хорошо? — быстро завершил разговор Аса.
— Не буду, — я понял руки сдаваясь. Тема была явно для моего друга скользкая. И я решил перевести разговор.
— Расскажи, пожалуйста, почему некоторые в посёлке ходят в простых рубахах, а некоторые — в кимоно. И ещё, насколько я понял, каждый из цветов кимоно что-то означает. Если я задаю какие-то непозволительные вопросы — дай знать сразу, перестану.
— Да нет здесь никакого секрета, — начал спокойно рассказывать Аса, — в серых рубахах ходят простые работники, дети и другие непосвящённые. Ещё их называют не познавшими. В кимоно — только познавшие Ин или, по-другому, — посвящённые. Цвет определяет эмоциональный посыл человека. Изумрудный — цвет единения с природой, — открытость и умиротворение. Ультрамариновый — цвет спокойного моря, уверенность, сила и мирная непоколебимость. Тёмно-синий — цвет разбушевавшийся стихии, демонстрация опасности, взволнованности и гнева. Чёрный — цвет пустоты, символ власти и следования пути Ин. Серый — цвет покорности и готовности служить.
В голове цепочкой рваных кадров промелькнули Армант: сначала в ультрамариновом кимоно, потом в синем; Аса — в изумрудном; Элеосин в черном и я в сером. Последнее особенно улыбнуло.
— Понятно, — хмыкнул я, — Мог бы и сам догадаться. А скажи, почему меня допустили на Собрание в кимоно в тот раз? Куда мне до познания пути Ин, я сейчас даже не представляю, что это такое.
— Вопрос сложный, честно говоря, я и сам не понимаю. Насколько мне известно, Элеосин сказал, что так будет лучше и для тебя, и для всего посёлка. Армант был категорически против, но слово главы у нас — закон.
— Интересно, — задумался я, откинувшись на стуле, рассматривая сиреневые облака и начавший темнеть западный холм.
Я уже начал дремать, как со стороны дороги послышался грохот и чьё-то оханье. Мы с Асой выбежали к источнику звука и удивлённо переглянулись. На дороге стояла повозка, гружёная чем-то объёмным и тяжелым, судя по глубоко врезавшимся в землю колёсам. Это крупное нечто было покрыто белой плотной тканью. Из-под ткани вырывались языки пламени. Рядом с повозкой стоял растерянный паренёк лет пятнадцати со всклокоченными волосами и держался обеими руками за голову. Пламя начало охватывать всю повозку, ткань стала плавиться, поглощенная вонючим чёрным дымом. И уже через минуту перед нами вместо повозки среди краснеющих угольков стояли два белых камня-печки, покрытых сажей.
— Достанется ему, — хмуро заметил Аса, сочувственно глядя на паренька, — Хорошо, хоть лошадь догадался отвязать.
— Что это было вообще? — с вытаращенными глазами выговорил я.
— Несоблюдение техники безопасности, так у вас на Земле говорят, — усмехнулся Аса, — Во-первых, камни нужно загружать в телегу только поздно ночью, предварительно дождавшись, когда остынут, во-вторых, тщательно упаковывать в белую ткань, чтобы ни один луч не попал внутрь. В-третьих, при перевозке постоянно проверять, что ткань полностью закрывает камни и верёвки не размотались. Обычно их перевозят вдвоём. Один ведёт лошадь, второй следит за дорогой и проверяет ткань и верёвки. Но парень, видимо, хотел доказать кому-то, что уже достаточно взрослый для посвящения в познавшего Ин. Погрузил всё сам и попёрся сюда. Крепления, ожидаемо, разболтались, пока телегу трясло в пути через Разделяющую Гряду, и вот результат.
— И что теперь делать? — смутился я, испытывая по отношению к парню испанский стыд.
— Да что делать? Дождёмся глубокой ночи, аккуратно запакуем и довезём куда надо. А этого — к Арманту, пусть разбираются там сами, — небрежно бросил Аса.
— Слушай, давно хотел спросить, всё никак не представлялось подходящей возможности. А что это за камни такие, каким образом они так сильно греют воздух и вообще, откуда вы их берёте?
Аса сосредоточился и тоном учителя истории начал неспешный исторический экскурс.
— Их называют солнечными камнями, привозят из земель Суин. Одни говорят, что камни там просто сами появляются в степи, другие — что они с неба падают. В байки ни тех ни других, я, конечно же, не верю. Жители этих земель — люди бесчестные, не следуют пути Ин и любят красочно приврать. Мы вынуждены терпеть с ними бартер, так как камни незаменимы в хозяйстве, но на этом прохладные отношения с суинцами и заканчиваются. Камни у нас появились оборотов пятнадцать назад. Раньше, в моём детстве, готовили в печах, собранных из кирпича. А потом, когда солнечных камней стало хватать на всех, старейшины Эльтаина запретили разведение огня.
— Почему запретили? — удивился я.
— Плохие ассоциации. Дым и пепел — признаки стирания. Для нас разведение огня — кощунство. Раньше его использовали неохотно и лишь по необходимости. Но, найдя более чистый способ, сразу же ввели запрет.
— А как же обжигание камня, ковка, и прочее? — с интересом спросил я.
— Этим занимаются в других поселениях. Как ты уже успел заметить, в долине практикуется чёткое территориальное разделение труда. Обжигают камень и производят кирпичи, а также прочие изделия из породы — в Глотаине. Железо куют в Мэтаине. Мы же — земледельцы и можем обойтись без огня. Разве что, используем свечи, но они не дымят и не оставляют пепла, поэтому не запрещены.
— Теперь более-менее ясно, — я вспомнил, как Аса яростно тушил костерок в мой первый день пребывания в Эльтаине. — Ты говорил, что этот парень хочет стать посвящённым, но при этом суинцы не следуют пути Ин. Как это?
— В основном не следуют, некоторые всё-таки прозревают и, выполняя вот такие задания, становятся посвящёнными и перебираются в одно из поселений Таин. Мне именно поэтому по-человечески жаль паренька. Он движется в правильном направлении, но пока ещё зеленоват. И сегодня ему не видать посвящения. Но Армант — человек рассудительный и доброй души. Я уверен, что ему дадут ещё одно испытание и в этот раз всё получится.
«Армант — человек доброй души. Да уж», — я поморщился. Тут мне пришла в голову мысль.
— Слушай, а ты сам — уже посвящённый?
— Да, меня приняли восемнадцать оборотов назад, как раз в его возрасте, — Аса кивнул в сторону парня, который так и стоял, взявшись за голову, с ужасом рассматривая догорающие угли, бывшие ранее повозкой.
— А какое у тебя было испытание?
— Не самые приятные воспоминания, — поморщился Аса. Давай как-нибудь в другой раз.
— В другой, так в другой, — пробурчал я.
Сколько уже его знаю, а загадок только прибавляется.
— Ладно, давай здесь приберёмся. Бегом за водой, — кивнул я пареньку, который на мгновение застыл, а потом, наконец, сообразил, что обращаются именно к нему, и ринулся к ближайшему колодцу.
— Погоди, — бросил я ему вслед, — Как тебя звать-то?
— Рина, — звонко отозвался тот и скрылся за высаженными по окружности розовыми кустами.
Элеосин и Армант брели по узкой тропинке, петляющей между яблоневыми деревьями личной посадки семьи главы.
— Ты что-то хотел мне рассказать? — Показал Элеосин едва уловимый набор жестов.
— Да, господин, — ответил Армант, смотря в пространство перед собой.
— Я слушаю, — глава пригласил собеседника продолжать, умиротворённо вдыхая ароматный вечерний воздух.
— Смотрящие за лесом докладывают обо всё больших изменениях у восточного утёса. Поражённые деревья уже добрались до опушки на его вершине. Скоро туда придёт ничто, а изменения перекинутся в долину. Доберутся до наших садов. Тьма надвигается, мой господин. Моё сердце обливается кровью. Подарите совет. — Армант склонил голову.
Они двигались ещё около минуты, после чего Элеосин коротко ответил:
— Ты не нуждаешься в совете, мой друг. Ты нуждаешься в принятии должного.
— Господин, я знаю Путь и уважаю его принятие. Но как я могу смотреть на то, как мир, наш мир, уходит в небытие? Наш мир, который бережно хранили предки десятки тысяч лет. Наш мир, в котором исчезнут такие, как вы, великие! И никогда, ни в одном из новых миров не прозвучит песнь Собрания. Неужели всё это ничего не стоит? — на его глазах проступили слёзы. — Мы уже продумали, что за двадцать дней сможем собрать всё необходимое, погрузиться в повозки и перебраться в окрестности Ватаина. Разобьём шатры и начнём потихоньку строиться.
Элеосин посмотрел на Арманта с искренней отеческой любовью и медленно, подчёркивая каждый жест, ответил:
— Мы остаёмся. Это единственное верное решение.
Он на несколько секунд задумался:
— Твой путь не лёгок, но тем и важен. Познавшему Ин с таким большим сердцем, как у тебя, — особенно тяжело смириться с неизбежным, но необходимым. Не воспринимай открытость сердца как слабость. В этом твоя главная сила. А не в силе духа. Верь Пути, я точно знаю, что в новых мирах будет звучать Песнь. И Песнь не куколки, но бабочки.
— Спасибо, учитель, — Армант, вздохнув, закрыл глаза, — Снова мне не хватает веры и сложно убеждать себя в необходимости неизбежного, кажется, что обманываю самого себя. Разумом я понимаю, что это верное решение, но сердце болит за наш народ. А ваши слова, как и всегда, смиряют и успокаивают.
— Смотрящие же этой ночью идут на сбор? — уточнил Элеосин.
— Да, запасы подходят к концу.
— Сходи с ними и прихвати Ивана.
— Ивана? — Армант взглянул на главу вопросительно, не скрывая кислой мины.
— Да. И не смотри на меня так. Он не имеет отношения к ускорению стирания. Скорее, даже наоборот. Я чувствую в нём искру связи с полем. Присмотритесь к друг другу, — рассудительно ответил Элеосин.
Набежавший ветер сорвал запоздавшие лепестки цветов с ближайшей яблони, и они, кружась, медленно поплыли вдаль, то плавно опускаясь, то резко взлетая, заживляя душевные раны и осушая слёзы. Слёзы, которые возникали только в этом саду и никогда — за его пределами, где Армант был опорой Эльтаина и суровым судьёй.
Смахнув пот со лба, я рухнул на траву, покрытую холодной росой. Ну и весёленькое это дело, затаскивать полутонные горячие камни в повозку, а потом их выгружать. Хоть Аса и соорудил удобные деревянные полозья и позвал пару крепких парней нам в помощь, мышцы ныли по всему телу, руки отказывались разгибаться. И как вообще строили пирамиды? Скольких рабов тогда угробили? Меня передёрнуло от представившейся картины. Как Рина сам затащил камни в повозку было ещё большей загадкой.
Светало. Настойчиво стрекотали цикады. Похоже, поспать сегодня уже не удастся. Я рассматривал созвездия на ночном безоблачном небе и не узнавал ни одного из них. Послышались шаги, и я увидел четыре силуэта, бредущие в мою сторону. Лиц в темноте ещё было не разобрать. Через минуту в свет уличного фонаря вынырнули Армант, его бородатый спутник, с которым они встретили меня на утёсе, и ещё двое неизвестных: приземистый крупный парень в рубахе и дама лет сорока в изумрудном кимоно, с волосами, заплетёнными в длинную косу, рассматривающая меня с интересом.
Армант, не замедляя шага, и даже не удосужившись повернуть голову в мою сторону, поднял руку ладонью вверх, властно обозначая приказ подниматься и следовать за ним. Ага, поспать я собирался. Похоже, ночка предстоит весёленькая. Я, не спеша, потянулся и поднялся, присоединяясь к процессии.
— Представишь себя и спутников? — осторожно, с подчёркнутым уважением, спросил я у бородача. Армант еле заметно дёрнулся.
«Не ожидал, гордец, что я на вашем жестовом уже вовсю шпарю?» — с торжественным ехидством подумал я.
— Почему же не представить? — дружелюбно ответил бородач. — Меня зовут Ибет. Я старший смотрящий за лесом. Это — Армант, наш хранитель спокойствия. Это — Иги, он указал на плотного паренька, мой помощник. А эта барышня — Кили, спец по изменениям, приглашённая из Рунтаина.
— И хранитель знаний? — продолжил я вопросительно.
— Да, хранитель знаний. В Рунтаине все жители — хранители.
— Понял, а меня зовут Иван Смелов, — представился я.
— Да знаю я, — махнул рукой Ибет улыбнувшись.
Ну, конечно же, все меня знают, вот только у самого информации ни капли. И фамилию мою знают, хотя никому её ранее не сообщал. Я картинно вздохнул.
— Скажи, а куда мы идём? — спросил я.
— Нужно набрать побольше листьев изменённых растений на утёсе, запасы пополнить, — Ибет потряс внушительного размера котомкой за плечами.
— А зачем их собирать? — удивился я.
— Ну как, полезные, говорят. Лечат хорошо и ещё по мелочи. Да я особо не разбираюсь. Приказывают — собираю, — пожал плечами Ибет.
— Мы же про треугольные листья говорим? — переспросил я смутившись.
— Да. Про эти самые.
— Интересно, мне казалось, что они появляются перед дымом с пеплом и, мягко говоря, опасны.
— Из них выделяют сильнодействующие антибиотики, — не выдержав, вмешалась в разговор Кили, следившая за нашим разговором с интересом.
— Вот как, — я задумался.
Уже какой раз в этом месте мои стереотипы на основе сравнения с тёмным средневековьем оказываются лишь глупыми стереотипами.
— А какова ваша роль в этом путешествии?
— Совет старейшин Таин попросил меня исследовать изменения флоры на восточном утёсе. Мы с коллегами изучаем поражённые растения. Измеряем скорость поражения, виды изменений и иногда находим вот такие неожиданные особенности, как антисептический эффект.
— Простите за, возможно, обидный вопрос. Как я заметил в Эльтаине, никаких записей, ни в книгах, ни на свитках, да вообще ни на чём, местные не хранят. Каким образом вы описываете исследования? — осторожно поинтересовался я.
Вот болван, задаю идиотские вопросы. Здесь слово «книга», наверное, даже не известно. Показал жестом что-то похожее просто в надежде, что меня верно поймут.
Кили снисходительно улыбнулась, подавив смешок:
— В Эльтаине жители занимаются земледелием и издревле передают знания из уст в уста. Не потому, что не имеют возможности описывать их на бумаге, а потому что это почётная традиция и каждое действие они демонстрируют ученикам на месте, выказывая уважение плодородной земле. Тыкнуть в бумажку было бы её оскорблением. Мы же, жители Рунтаина — храним знания. И храним их, конечно же, не в головах, — хмыкнула Кили, — В Рунтаине четыре библиотеки. С настоящими книгами. Это такая пачка листов с печатным текстом, скреплённых между собой, в кожаном переплёте, — она бросила на меня язвительно-осуждающий взгляд, — Кроме того, почти у каждого из нас книги хранятся дома, у некоторых коллекция может посоперничать с библиотечной.
Я смущённо отвёл глаза. Да уж, сегодня, определённо: язык мой — враг мой. Минут десять мы шли каждый в своих мыслях. Сонливость как рукой сняло. Светало. Повернув, мы достигли мостика у подножия утёса.
— Совсем забыл спросить, — обратился я к Кили с Ибетом, — А почему мы ночью идём?
— Если собирать листья ночью, лечебный эффект лучше сохраняется после их обработки. Почему — не спрашивай. Сами уже долго ломаем над этим голову, — ответила за них Кили, осторожно перебираясь через мостик.
Армант всё это время шёл отстранённо, но по мелким движениям тела я замечал, что он внимательно слушает наш разговор. Изучение местного жестового языка невероятно сильно повысило мою способность читать язык тела. Которой у меня, к слову, раньше не было и зачатков.
На середине склона Иги повёл нас в сторону от серпантина. Когда мы спускались здесь в прошлый раз, полоса треугольных деревьев заканчивалась на вершине утёса. Сегодня же отдельные поражённые деревья появились и здесь.
Мы остановились у группы трапециевидных стволов. Иги с Ибетом скинули котомки на землю и принялись резво срывать треугольные листья с ближайшего дерева. Кили с Армантом начали что-то обсуждать набором неизвестных мне жестов. Я же, осознавая свою бесполезность, оглянулся и, увидев на склоне большую глыбу, залез на неё. Небо на горизонте уже окрасилось ярко-оранжевым. Северные горы скрылись в рассветном тумане, а гигантская Стела выглядывала из-за Разделяющей Гряды, приобретя хищный кроваво-красный оттенок. Засосало под ложечкой в ожидании чего-то нехорошего.
— Иван? — сзади послышался удивлённый женский шёпот.
Я резко обернулся. Прямо передо мной в воздухе висело изображение Эль, сплетённое то ли из светящихся точек, то ли из множества маленьких светлячков. Она смотрела на меня с растерянным видом и показывала рукой в сторону спутников. Через мгновение, как от порыва ветра, силуэт разлетелся сотней искрящихся пылинок.
«Ну и дела!»
Я вгляделся сквозь воздух, где только что растаяла Эль. Смотрящие за лесом закончили с первым деревом и занялись следующим, Армант с Кили же увлечённо дискутировали о чём-то, медленно проводя руками по трапециевидному стволу. Уже начал спускаться, как пространство вокруг будто дёрнулось. Накатила тошнота. Ветка сосны справа свилась в комок, а когда распрямилась — стала своей жалкой трапециевидной пародией. Я непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, — обнаружил, что все четверо застыли.
Подбежал к Иги, который, стоял неподвижно, как статуя, в неестественной позе, на одной ноге, держа лист рукой и широко открытым ртом. Посмотрел на Ибета, который завис в полуобороте с явно недосказанным жестом удивления. Перевёл взгляд на Кили, которая будто задремала, опираясь на ствол. Опасливо положил руку на плечо Арманта, напоминающего окоченевший труп, которому не удосужились закрыть глаза. Мои спутники так и остались недвижимы, словно увидев медузу Горгону.
Все явно были парализованы, но в сознании. В неморгающих глазах читались ужас и отчаяние. Сердце забилось отбойным молотком, я лихорадочно пытался понять, что же происходит и что предпринять. Начал теребить Арманта — никакой реакции. Изо всех сил его затряс — ни-че-го. Сжал кулаки до боли и яростно закричал. Да что же это такое! Что делать? Никто, ожидаемо, не ответил и не помог. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, представив, как мягкий солнечный свет проходит сквозь меня и уносит все тревоги и заботы прочь. Помогло. Мысли, лихорадочно крутившиеся в голове, начали понемногу выстраиваться в ряд, выделив идею, которая уже давно стучалась в дверь где-то на задворках сознания.
Я крепко взял Арманта за руку, которой он прикасался к дереву и с усилием отдёрнул. Того отбросило от ствола как от удара током, и он рухнул на землю. Несколько секунд лежал неподвижно, потом встрепенулся, помотал головой, заохал и медленно поднялся кряхтя. Взгляд был затуманен, но вроде бы, сработало!
Я быстро подбежал к Кили, отдёрнул и её руку, потом к Ибету и Иги. Через минуту передо мной стояло четыре побитых лунатика, недоумённо рассматривая друг друга и периодически косясь на меня. Армант, уже пришедший в себя, внимательно на меня посмотрел и сказал вслух хриплым голосом:
— Спасибо, — и слегка поклонился.
Я тщетно искал взглядом тот самый симпатичный призрак, но он так и не появился вновь. Как бы я этого ни желал. В посёлок мы возвращались, не проронив ни жеста.
Во сне Эль бродила с плетёной корзинкой по высокому берегу бурной реки. И она точно знала: это не долина Таин. Снова прошлое, такое далёкое и туманное, проявилось во сне чётким воспоминанием. Она, будучи ещё девочкой, поехала с родителями в западные горы. Мама с папой уже давно мечтали хоть на пару дней вынырнуть из городской суеты. Они остановились в небольшом одноэтажном бревенчатом коттедже и отправились на речку за грибами.
Эль брела по петляющей тропинке, высматривая сосновые грибы в мягком одеяле из сухих иголок. Как же она любила, когда мама сама готовила сырный грибной суп! Сам суп был отвратительный. Но от того, с какой нежностью папа смотрел на маму за ужином с этим супом, Эль была готова съесть хоть огромную тарелку и выпить весь бульон без остатка.
Стемнело, и бурная река сменилась видом на долину Таин. Эль, впрочем, это не смутило: она понимала, что во сне. А во снах и не такая белиберда творится.
Тропинка вывела к поляне. Слева стоял большой валун, на котором виднелся силуэт мужчины. Справа, чуть ниже, — Армант, Ибет, Иги и одна незнакомка что-то собирали у деревьев.
Затошнило, сзади донёсся противный звук на пределе слышимости. Эль обернулась и увидела, как обычные только что сосны превратились в мерзкие искусственные подобия. Вспомнила, как на Собрании Элеосин рассказывал про стирание.
Она подбежала к силуэту на валуне.
«А, похоже, это тот самый незнакомец. Как же его зовут? Вспомнила!»
— Иван? — осторожно спросила она вслух.
Он обернулся и уставился на Эль с широко раскрытыми глазами. Такой же противный: пухлый, в смешной одежде, будто кукла. Странно, но этот нелепый наряд всколыхнул что-то глубоко внутри. Как весточка из забытого детства. Пространство размылось, и Эль проснулась, вся в поту.