Псы Господни 2

Глава 18

Весь оставшийся день я думал, кого взять в вылазку по лесам и холмам, кого оставить. Сомнений, что опустошавшая деревни банда живодёров это гасконцы Ла Випера, не было. Некому больше. За всю зиму никто ни на кого не напал, даже щелкуны Сеникура особо не дёргались, ограничиваясь разводом крестьян и мелких буржуа в кости. Я периодически посылал Щенка в город на разведку и тот худо-бедно держал меня в курсе местных событий. Никакого наплыва беженцев, переселенцев, голодающих, безработных наёмников не было, так что кроме Ла Випера некому.

Если верить Бодрикуру, то нападения начались как раз с появлением гасконцев. Их не меше сорока, подготовленные, прошедшие не одну битву, жёсткие, злые. Сколько у них арбалетчиков? Если не ошибаюсь, пятеро. А у меня ни одной павезы, чтобы закрыться от их болтов. Можно сколотить несколько щитов из досок, но они будут на порядок тяжелее, таскать их с собой по холмам та ещё морока. Значит, возьму для прикрытия пехоты всех своих стрелков. Вместе с Чучельником их пятнадцать. Надеюсь, мой брат Пёс успел привить им основные навыки арбалетчика и научил правильно выбирать цели.

Я подозвал Хруста и Тарана.

— Отныне вы оба сержанты.

Таран горделиво расправил плечи, а Хруст подался вперёд.

— Но, господин, мы не прошли должного обучения…

— Не будь педантом, дружище. Может быть, в другой роте вы снова станете рядовыми воинами, но у меня вы полноценные сержанты. Соответственно, ваша плата будет повышена с четырёх до восьми денье. Устраивает такое предложение?

— Устраивает, господин лейтенант, — кивнул Таран. — Можете положиться на меня во всём, я вас не подведу.

Я перевёл взгляд на Хруста и тот поспешно закивал:

— Я тоже не подведу, не сомневайтесь.

— Тогда слушайте сюда. Завтра выдвигаемся в сторону Бара, необходимо пресечь действия банды живодёров…

— Ла Випера? — тут же догадался Таран.

— Именно, — кивнул я. — Идём не все. Пятнадцать человек останутся охранять двор. Таран, возлагаю это на тебя. Возьмёшь тех крестьянских детей, которых набрали за последний месяц. Они ещё не готовы к реальным сражениям.

— Понял, господин.

— А ты, Хруст… Сколько у нас остаётся?

— Не считая арбалетчиков? Двадцать четыре.

— Очень хорошо. Предупреди каждого, чтобы подготовился к утреннему выходу. Я предупрежу брата Стефана, чтоб выдал фасоли и вяленого мяса из расчёта на два дня. Возьмём одного мула, чтоб не утруждать людей лишним грузом, выдели ему поводыря и охрану, — я помолчал, думая, не забыл ли ещё чего. — Бодрикур обещал указать место, где прячутся живодёры. Как только он сообщит об этом, сразу выступаем. Всё поняли?

— Да, господин.

Чучельнику я обо всём рассказал за ужином. Он молча выслушал, кивнул и продолжил жевать кашу.

На рассвете ко двору подъехали две подводы. Бодрикур сдержал слово. Из замка доставили бо́льшую часть того, что я просил: муку, болты, солонину, стёганки и, что самое важное, шесть кольчуг. Кольчужки так себе, короткие и неоднократно ремонтированные, но всё равно лучше, чем ничего. Болты тут же раздали арбалетчикам, остальное принял под счёт брат Стефан.

С подводами прибыл лейтенант и двенадцать солдат гарнизона вместо обещанных двадцати. Ну ладно, прорвёмся. Лейтенант привёл проводника, тот сообщил, что живодёры разбили лагерь в лесах к северо-западу от Вокулёра. Он попытался начертить что-то на земле, но чертёжник из него оказался так себе, и я попросил объяснить на словах и по возможности указать направление пальцем. Он указал и пояснил, что это примерно четыре лье, то бишь, около восемнадцати километров. Расстояние не маленькое, а с учётом пересечённой местности все двадцать пять. Дороги туда не было, только тропа, поэтому коней взять не получится. Пришлось перегружать продовольствие с мула в заплечные мешки.

Щенок просил взять его с собой, я отказал. Велел приглядывать за Сельмой и во всём слушаться Тарана. Новоиспечённый сержант ходи по двору покрикивая на дозорных и оглаживая новенькое сюрко с собачьей головой на груди. Я взял на себя смелость обеспечить сержантов такими сюрко, хоть они и не были официально приняты в братство. Надеюсь, отец Томмазо не станет сильно хмурить брови на мою вольность.

Распределив поклажу, двинулись в путь. Три километра прошли по дороге в сторону Жуанвиля, потом свернули в лес. Тропа оказалась чересчур узкая. Не знаю, кто её проложил, но точно не люди. Она взбиралась по склонам холмов, спускалась в овраги, вязла в болотистых долинах, петляла меж камней и деревьев.

Впереди дозором шёл Хруст, за ним Чучельник со своими арбалетчиками, дальше основные силы и в арьергарде лейтенант Бодрикура. Звали его Лёве́н. Идти предстояло долго, мы разговорились, и я слово за словом вытащил наружу всю его не длинную биографию. Ничего особенного, младший сын мелкопоместного дворянчика из Восточной Лотарингии, сама судьба приговорила его к жизни в скитаниях. Служил пажом, потом оруженосцем. Посвящения в рыцари не прошёл, не хватило связей. Прибился к наёмникам, исколесил всю Лотарингию, потом Эльзас, снова вернулся в Лотарингию. Попал в Вокулёр, случайно сошёлся с Бодрикуром, тот предложил место, согласился, и вот второй год ходит в лейтенантах. На судьбу не жаловался, многие из сверстников, с кем начинал служить, давно легли в могилу. Отец тоже умер, старший брат пообещал прибить, если увидит на пороге родного поместья, в общем, всё как у многих младших сыновей: ни земли, ни родственников, ни планов на будущее. В какой-то мере ему повезло, состоит средней руки начальником при гарнизоне маленькой пограничной крепости, иначе давно бы сложил голову на полях сражений Столетней войны. Пламя её не гасло, короли и герцоги беспрестанно подбрасывали живой материал в топку. Это помогало утилизировать пассионарный элемент, не позволяя сконцентрироваться на внутренних проблемах и повторении всяких жакерий и уотов тайлеров. Я точно такой же пассионарий, и все мои ребята, и те, кто прячется в этих лесах по чьи души мы идём. Мы нужны исключительно для решения каких-то сиюминутных вопросов, которые если и дают плюс, то не нам. Пешки на большой шахматной доске мировой истории. Но…

Но мне это нравится. Это моя жизнь, она заставляет кровь бурлить, приливать к голове и надеяться, что когда-нибудь я доберусь до края доски и сам стану двигать пешки.

— Чему улыбаешься, Сенеген? — спросил Лёвен.

— Так, — пожал я плечами, — подумалось.

Через четверть часа, взобравшись на гребень очередного холма, увидели широкую долину. Извилистый ручей рассекал её вдоль на две части. Ближе к нам находилась запруда, образуя небольшой пруд, по ту сторону расположились постройки с соломенными крышами. Проводник кивнул:

— Вильруа-сюр-Меоль.

Одна из трёх деревень, по словам Бодрикура разграбленных гасконцами. Я насчитал семь жилых домов, при каждом амбары, загоны. Везде тишина и заброшенность. Мы спустились, обходя деревню сразу с трёх сторон, осмотрелись. Следов разрушения нет, поджогов тоже. На земле вмятые в грязь вещи, разбитая посуда. Люди убегали быстро, хватая впопыхах что под руку подвернётся.

Возле крайнего дома бродили куры. Хозяева забрать их не успели, но и живодёры не забили. Почему? Куры, свиньи, овцы — первое, на что обращают внимание грабители, ибо это продовольствие. Мясо. В весеннем лесу еды не найдёшь, а охотой сорок человек не прокормишь.

Я подозвал Хруста.

— Обыщите амбары, проверьте дома и… Посты расставь, привал устроим.

— Да, господин, — кивнул Хруст и пошёл раздавать команды.

— Ты как будто чем-то недоволен, Сенеген, — проговорил Лёвен.

— Странно как-то, — продолжая оглядываться, пробурчал я.

— Что странно?

— Не похоже, чтоб на эту деревню нападали.

— Может и не нападали, — равнодушно проговорил лейтенант. — Нам-то что с того? Проверим, дойдём до следующей. Приказ дали — выполняем, а странно или нет, пусть другие решают.

Арбалетчики Чучельника соревнуясь в меткости занялись отстрелом кур. Кудахтанье, хлопанье крыльев, смех, перья. Развели костёр. Кур тут же ощипали, насадили на палки и подвесили над огнём. Так же должны были поступить и живодёры… Нет, их точно здесь не было.

Но почему тогда ушли крестьяне?

Спустя час отправились дальше. Шли вдоль ручья. Берега чистые, пологие, вокруг ни дерева, ни кустика, только не паханные поля. Мы двигались колонной, открытые всем ветрам и взглядам. Холмы с левой стороны начали отступать и сглаживаться, с правой наоборот возвысились и через два километра подступили вплотную к ручью. Ещё через километр показалась следующая деревня. Она была заметно меньше, всего три дома, ручей обтекал их, образуя колено. Чем ближе мы подходили, тем больше я убеждался, что картина здесь та же, что и в Вильруа-сюр-Меоль. Повсюду следы поспешного бегства, но нападения опять же не было. Земля хранила отпечатки ног и колёс, и все они вели дальше по ручью, словно люди поднялись по неизвестной причине и спешно ушли. Без принуждения.

Я указал на следы Чучельнику.

— Чуешь, брат, чем пахнет?

Арбалетчик вскинул брови.

— При нападении на деревню следы были бы хаотичными, — пояснил я. — Люди в панике мечутся, не понимают, куда бежать, что делать. А здесь следы ведут в одном направлении, словно людей как скот погнали куда-то. Нет ни трупов, ни крови… Скажи своим стрелкам, чтоб приготовились. И вообще, у тебя нет ощущения, что за нами следят?

Чучельник покачал головой.

— А у меня есть, причём едва ли не с самого начала. Боюсь, впереди нас ждёт большой сюрприз.

Лейтенанту и Хрусту я тоже велел быть настороже. Проводника отвёл в сторону и устроил допрос.

— До третьей деревни далеко?

— Лье, за час дойдём. Только не советую торопиться, господин, те живодёры наверняка в ней и сидят.

— Откуда известно?

— Вчера вечером пришёл сын мельника из той деревни, сказал, что отца к водяному колесу привязали и утопили, а он утёк. У них в погребе двенадцать бочек вина прошлогоднего урожая. Живодёры их нашли и вряд ли уйдут, покуда не опустошат. Как с вечера начали, так до сих пор наверняка и гуляют. Кто ж от вина-то откажется, верно?

Хорошая новость, с пьяными наёмниками справиться легче.

— Незаметно подобраться к деревне можно?

— Это надо ручей на ту сторону переходить и потом лесом. Но возле деревни ручей растекается, берега топкие. Там щас река настоящая, обратно быстро не перейти. Лучше тропой.

Что ж, тропой, так тропой. Вряд ли Ла Випер ждёт гостей, да ещё после такого количества выпивки.

Солнце ушло на закат, на землю легли длинные красные отблески, отчётливо запахло влагой и прелой листвой. Мы двигались по тропе вдоль ручья. Скоро стемнеет, а сражаться в темноте не хотелось, половина моих людей ещё не привычна к такому бою, да и слаженности как таковой нет, нужно приглядывать за каждым. Однако идти в лоб на закалённых в боях гасконцев, пусть даже пьяных, тоже не лучшая затея, поэтому я сдерживал шаг, подгадывая, чтобы подойти к деревне в сумерках.

Первой на горизонте показалась церковь. Её крест упирался в серое небо и послужил хорошим ориентиром. Потом я разглядел дымки. Они были не от пожаров, скорее, от костров, пять или шесть. Дунул ветер, донося до нас шум голосов. Несколько глоток орали песню. Слов не разобрать, но мотивчик бравурный, а сами голоса вполне себе радостные.

— Прибавить шаг! — велел я.

Над землёй приподнялись крыши домов, потом стены. Блеснул огонёк, следующий… Деревня разместилась вдоль ручья и была побольше предыдущих двух. Церковь стояла особняком, возле ней горел самый большой костёр, над которым зависла свиная туша. Я указал на неё:

— Это ваш ужин, бойцы! Хотите жареной свинины? Возьмите её!

Ответом мне послужил лёгкий хохоток, звон железа и чавканье грязи. Колонна начала разворачиваться в двухшереножный строй, за спинами пехоты встали арбалетчики. Я подвинул правофлангового, вытянул меч и положил на плечо. Шёл так, чтобы быть впереди строя на шаг. Чучельник изображал то же самое с левого фланга.

До первых домов оставалось шагов тридцать. На земле возле изгороди валялся человек. Он подтянул ноги к животу, и храпел, обнимая полено. Я перешагнул через него и обернулся к идущему следом:

— Пленных не брать!

Он кивнул понимающе и замахнулся топором.

Звякнула тетива, и вышедший на крыльцо дома мужчина опрокинулся на спину. Хлопнула дверь, в проёме мелькнула пьяная рожица, но увидев нас в миг протрезвела. Раскрылся рот в преддверии крика; снова звякнула тетива, болт ударил в косяк, и рожа исчезла, передумав кричать.

— Обыщите всё, — взмахнул я рукой, указывая вдоль улицы.

Лейтенант со своими чуть поотстал от нашего строя.

— Лёвен, давай до конца. Перекроешь дорогу, если побегут.

Лейтенант кивнул, а я повернул к церкви. Там шло настоящее празднество, десятка два живодёров выплясывали вокруг свиной туши, горлопанили песни, тут же стояли две бочки, ещё несколько валялись опрокинутые рядом. Костёр тоже, похоже, палили из бочек. Неплохо они разгулялись, себе на погибель.

Темнота сгущалась быстро, живодёры заметили нас лишь когда мы подошли вплотную и приняли за своих. Один крикнул:

— Эй, баб привели? Сюда давай. Я каждую пощупаю.

Мы молча начали их резать. Злости не было, только банальное бездушие делающих свою работу мясников. Я вогнал бастарда в того, кто требовал женщин. Извини, приятель, вместо женщины могу предложить кусок стали. Меч легко вошёл ему в живот и так же легко вышел. Секунда, две, три — и кто-то уразумел, что никакие мы не свои, и заорал:

— Режь паскуд!

Ничего себе боевой клич! С таким по тёмным переулком пьяных грабить, а не в бой идти, впрочем, клич никто не подхватил. Не каждый живодёр успел меч выхватить, а у некоторых оружия и вовсе не было. Вот она дисциплина, пропили всё.

Мы взяли пьянчуг в полукольцо и за две минуты упокоили с миром. Слышались только хруст и стоны. Некоторые вставали на колени, просили пощады. Может, и стоило кого-то оставить в живых, чтоб отвести на рыночную площадь и сжечь в качестве назидания другим, но… Будет с них и такой смерти.

Я велел осмотреть тела, собрать оружие, защиту, помниться, у гасконцев были и кольчуги, и бригантины, нам они пригодятся, а сам отошёл к церкви. Дверь была распахнута, внутри ни единого огонька. Перекрестился и поднялся по ступеням. Крикнул с крыльца:

— Принесите факел!

Факела не было, подали тлеющую с одного конца головню. Я взмахнул ею, заставляя угли вспыхнуть, и вошёл в неф. Слева и справа стояли лавки, некоторые были сдвинуты, проход между ними вёл к апсиде. Перед распятием лежал человек. Я ещё раз взмахнул головнёй, огонь вспыхнул сильнее, освещая лежавшего. Священник. Он лежал на животе широко раскинув руки, запястья и щиколотки прибиты к полу деревянными костылями. Опустившись на корточки, я заглянул священнику в лицо, поискал пальцем жилку на шее.

Священник был мёртв уже несколько часов: кровь на полу засохла, кожа посинела, скулы обострились. Но умер он не от ран. Старый человек, очень старый, не выдержало сердце… Всё-таки надо было оставить парочку негодяев в живых, привести на площадь Вокулёра и сжечь как еретиков. Или здесь — насадить на вертел вместо свиньи и запечь над углями.

Я вернулся на улицу. Бойцы заканчивали мародёрить, складывали трофеи возле церкви. Чучельник осторожно тыкал ножом свиную тушу, проверяя, пропеклась ли.

У крыльца стоял Хруст.

— Лёвена не видел?

— Нет, господин. Как вы приказали ему перекрыть дорогу по ту сторону деревни, так я больше его не видел. Наверное, до сих пор там стоят.

— А проводник?

— Туда же ушёл. Послать человека за ними?

— Не надо. Жрать захотят, сами прибегут. Там в церкви, — я указал себе за спину, — священник. Мёртвый. Выдели людей, пусть похоронят.

— А этих?

— Пусть валяются. Волкам тоже жрать надо.

Хруст кивнул понимающе.

— Господин, я осмотрел убитых. Это не люди Ла Випера.

— Ты их в лицо знаешь?

— Их нет, а щелкунов Сеникура да. Вон с теми двоими я вместе рыбу на рынке разгружал. А вон тот, — он указал на труп в синем сюрко, — подёнщик из Туля. И те трое оттуда же. Сталкивался с ними, когда на Шира работал. Остальных не знаю, но вы посмотрите, господин, разве это профессиональные наёмники? Они оружие правильно держать не умеют. Им в подворотне с ножами скакать. Да и одеты. У гасконцев сюрко зелёного цвета, а у этих непонятно что.

Я закусил губу. Действительно, одеты как-то… Да и внешне… Хруст верно подметил, и если он говорит, что знает этих щелкунов, стало быть, так оно и есть. Но тогда возникает закономерный вопрос: а какого хера они тут забыли? Сеникур вздумал поправить свои дела за счёт крестьян? Но это не его стиль. Ему, как метко выразился сержант, место в подворотне, а не на поле боя. И вообще, Сеникур шага не сделает без дозволения Робера, и раз уж пахан вокулёровских осмелился напасть… Тут какая-то игра. Какая? Что задумал Бодрикур?

Быстрым шагом, словно боясь опоздать, я подошёл к Чучельнику.

— Брат, нужно возвращаться, срочно, — и не дожидаясь, пока он по привычке вскинет бровь, добавил. — У меня тяжёлое предчувствие. Что-то происходит. Бодрикур… Какого хера мы сюда попёрлись?

Чучельник ткнул пальцем в меня.

— Да, да, понимаю, это я так сказал, согласился на этот чёртов… Но… Ладно, обсудим это потом. Хруст, поднимай людей!

Бойцы уже успели расположиться вокруг бочек и с нетерпением поглядывали на запекающуюся тушу, предвкушая сытый и пьяный ужин. Мои слова их не порадовали. Поднялся ропот, и я рявкнул:

— Рты закрыли! Забыли договор? Я приказываю, вы выполняете, всё!

Чучельник покачал головой и указал на небо, потом на свинью.

— Да, стемнело, и что теперь? Хруст, в деревне полно тряпья, соорудите факелы, и пошли всё-таки человека за Лёвеном, — я выдохнул, оглядывая лица бойцов. — Понимаю, устали, хотите есть. Даю два часа на отдых. Надеюсь, успеете справиться со свиньёй за это время?