Псы Господни 2

Глава 21

Мы ушли, как я и обещал, на рассвете. Тела незадачливых насильников, так удачно послуживших наглядным пособием в деле религиозного и боевого сплочения отряда, понуро висели у стены. Староста спросил, можно ли забрать одежду казнённых. Я сказал, что можно, и мужичок принялся благодарить меня. Я отмахнулся. Лицемер. Он бы так и так раздел их без официального разрешения. Мне захотелось повесить его рядом с этими двумя. На кой хер он оставил девочку рядом с грубыми наёмниками? Я не оправдываю насильников, но и его вина в случившемся тоже имеется.

Вечером мы уже подходили к мосту через Мёз. Деревушка Макси-сюр-Мёз по-прежнему ютилась на берегу реки. От неё дорога забирала к северо-востоку, а дальше путь знакомый, на Армонвиль. Я намеревался сделать привал у знакомого рыбака. Где дважды заночевал, там и в третий раз можно, а завтра снова начнём месить сапогами весенние дороги Лотарингии. Отсюда до Водемона оставалось около девяти лье, вполне подходящее расстояние для одного перехода.

Однако, чем ближе мы подходили к мосту, тем тяжелее становилось на душе. Происходило что-то непонятное. Вход на мост был перекрыт рогатками, возле них толкались люди, замерли повозки, торчали конусные крыши шалашей. То ли табор встал, то ли пробка образовалась, но скорее всего что-то третье. Ещё издалека была слышна перебранка, к небу поднимались дымы костров.

Я дал знак замедлить шаг, и вместе с Хрустом вышел в голову колонны. Людей у моста было не меньше трёх десятков, то есть, примерно, как нас. Телеги они поставили полукругом, полностью загораживая проход, но при необходимости их можно было легко откатить в сторону. Над кострами висели котлы, варили что-то, в воздухе чувствовался сытный запах рыбной похлёбки.

— Это не просто так, — проговорил Хруст. — Наверняка Бодрикур решил установить заслон.

— Само собой, — кивнул я. — Вопрос: против кого? Если нас ждут, это один расклад, а если решил пошлину за проход собрать для пополнения бюджета, тогда опасаться нечего.

— И как узнать?

— Подойти и спросить. По-другому не получится.

Мы продолжили идти к мосту. Нас заметили и, похоже, заволновались. Позади повозок встали копейщики и несколько стрелков, я насчитал четырёх арбалетчиков и пять лучников. Внутри возник холодок, совсем не хотелось идти вот так в открытую, не понимая, что тебя ждёт. Кажется, что каждая стрела нацелена именно в твою грудь, и вдруг у кого-то дрогнет рука, взыграют нервы. Мля… Котта взмокла. Утром надел сухую, и на тебе снова!

Но страх не лучший стимул для поднятия духа; то же, что и я, сейчас представлял каждый боец позади меня, в том числе и Хруст, и все смотрели, как я буду вести себя, что сделаю. Если продемонстрировать походку на согнувшихся ногах, они дрогнут. Поэтому я принялся насвистывать. Мотивчик простенький, незамысловатый, но с огромным смыслом и духоподнимающим настроением: а нам всё равно, а нам всё равно… Никто эту песенку не знал, но бойцы приободрились и заулыбались, вот какова сила советской эстрады.

Когда до повозок оставалось метров тридцать, мужчина с чёрной бородкой поднял руку и крикнул, стараясь придать голосу больше громкости:

— А ну стой!

Судя по его лицу, да и по лицам его солдат, наше появление их не обрадовало. Три десятка наёмников — это не купеческий обоз и не возвращающиеся с торга крестьяне. А они… Они явно не вокулёрское ополчение и не наёмники, простые деревенские мужички. Рано утром или в обед от капитана прискакал гонец с приказом перекрыть собой мост в Лотарингию. Уточнять почему и зачем не стали, надели стёганки, подхватили у кого что есть из оружия, которое по большей части охотничье, и заступили на пост. Повозки были установлены так, чтоб помешать тем, кто пойдёт по мосту, а не со спины, и наше появление их если не напугало, то однозначно заставило напрячься. Однако предводитель, как и я только что, старался держаться бодрячком, что получалось у него плохо.

— Стой, говорю. Эй! Не слышишь что ли?

Я дал знак остановиться, а сам сделал ещё несколько шагов, подходя к баррикаде вплотную. Хруст двинулся было следом, но я велел оставаться на месте. Мужички смотрели только на меня. Взгляды угрюмые и не сулящие ничего хорошего. Я положил ладони на край повозки, демонстрируя, что не держу в руках оружия, и сказал строго, но без вызова:

— Кто такие? Почему перекрыли дорогу?

— Ты сам кто будешь? — спросил чернобородый.

Я призадумался. Как они среагируют, если признаться, что мы отряд Псов Господних? Бодрикур вряд ли объявил нас вне закона, не враг же он сам себе, чтоб объявлять войну святой инквизиции. Это он втихаря может нам ножом в брюхо ткнуть, а в открытую не посмеет. Но здесь неподалёку деревня, из которой мы не так давно девушку казнили, Жанну д’Арк, и часть этих мужичков могут быть её односельчанами, а то и родственниками. Не нарваться бы на месть.

То, что я видел сейчас перед собой, преградой для нас не являлось. Мы разберём тут всё по досочкам. Но потери будут, а допускать их не хотелось, тем более что под понятие «потери» в первую очередь попадал я. Стрелки по-прежнему держали меня на прицеле.

Можно попробовать маленькую хитрость.

— Я лейтенант замка Вокулёр.

Чернобородый выпрямился, лица вокруг расслабились и посветлели.

— Что ж вы сразу не сказали, господин. Ждём вас. Нам как с утра велели, так тут и сидим. Люди с той стороны идут, мы к ним с допросами: кто, откуда, чего надо? Злятся. И понятно, почему злятся. Кому понравится, когда вот так лезут с вопросами? Да и нам тоже. Весна на дворе, дел невпроворот, а мы сюда. Долго ещё сидеть будем?

Прав я оказался, они все местные, надо распускать народ.

— Всё, отсиделись, закончился ваш караул. Мы вас сменять пришли.

Мужички загудели, кто-то потянулся к шалашам собирать пожитки. Чернобородый кивнул:

— Вот спасибо, вот уж радость!

— Не забудь отблагодарить за радость. У вас тут котлы бурлят, так вы их с собой не забирайте, а то мы так спешили сменить вас, что припасы дома оставили.

— Ну, это само собой, мы ж не вот кто, понимаем, — и развернулся к своим. — Эй, Пьер, жратву не трожьте, людям оставьте. Вы своё брюхо дома набьёте. И лошадей выводи, отгоняй телеги.

За десять минут мужички свернули караул, забросили на повозки пожитки и направились в сторону дома. Я подмигнул Хрусту:

— Располагайтесь, столы накрыты.

Котлы очистили быстро, легли спать в шалашах, но долго я отдыхать не позволил. В любой момент могли подойти отряды Бодрикура или Рене Анжуйского. То, что взяли в осаду Жуанвиль, ровным счётом ничего не значило, ибо основные действия намечались на территории Лотарингии, то бишь, по ту сторону Мёза. Не буду гадать, кто первый затеял свару, ибо это наверняка Антуан де Водемон. Карл Лотарингский назначил наследником Рене, как мужа своей дочери Изабеллы. Антуана такое решение взбесило, ибо он родной племянник Карла и единственный наследник по мужской линии, что как бы делало его первым в очереди на престол. Это как спор за дом между мной и Мартином: по документам моё, а по праву первородства — старшего брата. По логике, я должен быть сейчас на стороне Рене, причём не только из-за сходства личных конфликтов, но и по политическим причинам: Рене является сторонником дофина, как и я, а граф де Водемон во всём поддерживает герцога Бургундии, а стало быть, и англичан. Мне это не нравилось, однако в виду последних событий иного выхода не было. Успокаивало то, что конфликт носил местечковый характер. Два феодала затеяли свару из-за наследства, что случалось часто, и никакой политикой здесь не пахло.

В общем, оставаться на территории подвластной Рене Анжуйскому нам было опасно. За два часа до рассвета я поднял отряд и двинулся к Армонвилю. Дорога знакомая и, судя по следам, последнее время по ней часто ходили. Земля после дождя просохнуть не успела, ноги вязли в грязи, скользили, идти приходилось опираясь друг на друга. К тому времени, когда солнце начало плотно давить на глаза, отшагали не меньше двух лье. Потеплело, над землёй поднялась дымка испарений.

— Господин, — тронул меня за рукав Хруст, — впереди всадники.

Солнце мешало рассмотреть, что реально твориться на дороге. Я нагнул голову, прикрыл ладонью глаза. Действительно, несколько тёмных силуэтов, облитых солнечными лучами, возникли на пригорке. Они двигались шагом, неторопливо, совершенно не опасаясь невесть откуда взявшегося военного отряда. Когда между нами оставалось всего пара десятков шагов, я дал знак остановиться. Первый всадник натянул поводья и поднял руку. Это был сержант и, судя по снаряжению, не самый последний в армии своего господина. На нём была кольчуга, поножи, наручи, простолюдину надо сильно постараться, чтоб заслужить право носить такие доспехи. На сером сюрко выделялся герб: жёлтый щит с красной перевязью и тремя алерионами на них.

Сержант склонился с седла и спросил, глядя мне в глаза:

— Кто вы? Что делаете на землях графа де Водемона?

Его взгляд ощупывал наши сюрко, но ни на одном не находил герба или иной приметы, хотя бы косвенно указывающей на нашу принадлежность. Моё сюрко давно пришло в негодность, голова пса потеряла очертания и скрылась за слоем крови и грязи, то же и у Чучельника. Со стороны мы выглядели как банда живодёров, бесхозных наёмников и, похоже, сержанту это понравилось.

— Мы скромные паломники, идём, никого не трогаем, — с усмешкой проговорил я. — Неприятностей не ищем, ну а если найдём, в сторону не отступим.

— Ага, паломники стало быть, — кивнул, выпрямляясь, сержант. — Работу ищете или по святым местам погулять решили?

— Это смотря какая работа. Если землю копать, то мы к такой не приучены. Да у нас и лопат нет, только это, — я похлопал по рукояти меча.

Сержант ещё раз окинул строй взглядом.

— У моего господина может найтись для вас работа. Землю копать точно не придётся.

— И почём нынче землю не копают?

— Ну, это ты не со мной будешь договариваться. Идите прямо по дороге, через два лье увидите холм, на нём старое укрепление, внизу деревня, Армонвиль называется. Доводилось слышать?

— Краем уха. Говорят, глушь та ещё.

— Сейчас там многолюдно. Найдёшь господина дю Валя, с ним обговоришь и цену, и всё остальное. Он капитан в армии моего господина, решает вопросы с вашим братом-наёмником.

— Ив дю Валь, рыцарь-баннерет под Андреевским крестом? — уточнил я.

— Знаешь его?

Ну ещё бы не знать, хех. Свела кривая недоразвитая. Последний раз я видел его месяца четыре назад в трактире Паньи-сюр-Мёз, он проезжал в Бар-ле-Дюк вместе со своей свитой. Только он меня не узнал. Впрочем, слишком много чести узнавать какого-то дворянчика, когда-то осмелившегося послать его нахер.

— Видел его на турнире.

— Ага, это он любит, — кивнул сержант. — Турниры он ставит даже выше войны и девок. Мне тоже доводилось его видеть. Жёстко бьёт, не каждый способен такой удар выдержать. Я рад, что герцог Филипп прислал его в помощь моему господину.

Я кивнул: да, неплохо. Рыцари подобного уровня являются украшением любой армии и часто выступают в качестве скрепа её рядов. Жаль только, что при этом они не являются гарантом победы, взять хотя бы битвы при Азенкуре и Никополе, где в буквальном смысле полёг весь цвет французского и европейского рыцарства, в том числе и отец господина этого сержанта.

Ну да что о прошлом рассуждать, когда впереди такое мутное будущее. Мы двинулись дальше. Чем дальше шли, тем оживлённее становилась дорога, не вот чтобы пробка на проспекте Гагарина, но встречняк валил, не обращая внимания на распределение направлений по полосам. Пару раз мы лоб в лоб сталкивались с тяжёлыми телегами, и возчики никак не могли взять в толк, что двигаться им нужно, придерживаясь правой стороны дороги. Да и с попутным направлением не всё было гладко, что лишний раз убеждало в отсутствии в средневековье правил дорожного движения.

Повозки по большей части принадлежали маркитантам. Узнав о надвигающихся боевых действиях местный ушлый народец оживился и занялся выгодной для себя торговлей, в первую очередь продовольствием. К ним присоединились торговцы душой и телом — странствующие монахи из нищенствующих орденов и проститутки. Все они стекались к Армонвилю в поисках дохода, превращая округу в сплошной бардак. Ещё на подходе к деревне по обочинам начали появляться шалаши, палатки, крытые повозки, а вокруг холма и вовсе возник временный городок: шатры, люди, лошади, дымы костров.

С самим motte castrale тоже произошли перемены. Во всю работали плотники, поправляя частокол и главное здание. Навесили новые ворота, углубили ров, починили перекидной мост. На страже стояли не пять шотландцев в бело-зелёных расцветках, а десятка три латников с алерионами на груди.

Армонвиль в состав графства Водемон не входил, это владение герцога Лотарингии, и по всем канонам владетельного права то, что сейчас происходило, называлось отчуждением частной собственности в свою пользу, по-простому — захватом. То бишь, война уже началась. Впрочем, Рене Анжуйский, как полноправный отныне владелец Лотарингии, перед Антуаном де Водемоном в долгу не оставался, осадив его замок Жуанвиль. Я тот замок не видел ни разу, но по рассказам очевидцев это было неплохое укрепление, с разбегу не взять, так что новый герцог ещё долго будет выплясывать вокруг его бастионов.

На мой взгляд, торчать сейчас под стенами Жуанвиля было большой глупостью. Пока Рене полировал стены замка телами своих воинов, граф де Водемон собирал армию, и судя по размерам лагеря, она уже состояла из семи-восьми сотен пехоты и полутора десятков лёгкой кавалерии, и каждый новый день её только увеличивал. Без понятия, куда Водемон двинет эти силы, возможно на Нанси, главную резиденцию герцогов Лотарингских, а возможно на Бар-ле-Дюк. Его задача заполучить наследство, а не отстоять Жуанвиль. Если у него получится, то тиски вокруг дофина Карла сожмутся ещё теснее. Мне с моим привитым французским патриотизмом этого не хотелось, но, похоже, выбора нет, придётся сражаться за тех, кто не стремится убить меня.

— Куда прётесь?

Вопрос был адресован мне, мне на него и отвечать. Я шепнул Хрусту, чтоб отошли на обочину, и подошёл к воротам.

— Говорят, вам люди нужны…

— Кто говорит?

— Сержанта встретил на полпути от Мёза. Посоветовал к дю Валю обратиться, сказал, он здесь все вопросы решает.

— Вопросы здесь решает граф де Водемон! — с вызовом проговорил латник. — А этот… действует по его поручению. Жди, сейчас человека позову, он проводит.

Латник ушёл, а я призадумался: оказывается, местные ребята не очень-то любят дю Валя, я бы даже сказал, совсем не любят. При упоминании его имени латник состроил такое лицо, словно уксуса хлебнул, причём, неразбавленного. В своё время Щенок собирал для меня информацию о нём, из которой выходило, что Ив дю Валь родом из Лотарингии, поссорился с сюзереном, после чего ушёл под руку герцога Филиппа. Тот его принял, обласкал, сделал баннеретом, а теперь вот прислал обратно. Вроде бы, ситуация ничем не примечательная, такое часто происходит, и никто ни на кого зла за это не держит. Но тут, похоже, дю Валь не сам ушёл, его попросили и назад не звали. А он заявился, да ещё сразу большим начальником. С его крутым нравом и высокомерием ему и старых обид не забыли и новые наверняка прибавились. И вообще мне интересно, какого хера он делал в трактире на полпути между Тулем и Бар-ле-Дюком? Бар-ле-Дюк столица герцогства Бар, где заправляет наш незабвенный Рене Анжуйский. Вряд ли Ив дю Валь ездил туда поесть грибов со сметаной в лучшем местном ресторане, да и рыцарских турниров в том районе не было. Значит была встреча. С кем? С Рене или… Учитывая, что дю Валь доверенное лицо герцога Филиппа, можно сделать предположение, что он доставил кому-то важное послание. Важное — потому что иначе послали бы какого-нибудь конюха на хромой кобыле, а не целого рыцаря-баннерета с эскадроном экюйе и кутилье. Эх, жаль, что нет отца Томмазо, он бы во всём этом разобрался.

Ладно, сделаем зарубку в памяти, посмотрим, как на этом сыграть можно.

Вернулся латник, с ним притопал Вассер — экюйе баннерета, тот самый, который назвал меня шавкой. Он осмотрел наш отряд презрительным взглядом и спросил лениво:

— Ну, кто тут, хех, капитан этой драной роты?

Рота громко конечно же сказано, но тридцать три человека, плюс четыре мула и две лошади — это не кучка живодёров в Булонском лесу, так что определение «драная» нам тоже не подходит.

— Лейтенант, — поправил его я. — Пока что лейтенант, а дальше посмотрим.

— Да мне хоть князь польский, главное, помни: под знамёнами моего господина ты — дешёвая пешка, которая ходит лишь только после того, как ей позволят. Уяснил?

— Ну, я пока ещё не под знамёнами твоего господина, но общий посыл ясен.

Вассер качнулся на пятках и кивнул:

— Иди за мной.

Внутренняя часть motte castrale изменилась сильнее, чем это виделось снаружи. Мусор убрали, боевой ход восстановили. Поправили конюшню, главное здание. Воздух пах свежей стружкой и краской. Везде где только можно развесили знамёна, вымпелы, флаги. Изображения по большей части повторяли гербы Лотарингии, Жуанвиля и Водемона, но не мало было и прочих гербов, в том числе Андреевский крест на золочёном поле. Похоже, под Армонвиль съезжалось титулованное дворянство всех окрестных земель, даже из Германии. Это уже не походило на междусобойчик двух феодалов, нарыв назревал серьёзный.

Вассер провёл меня в дальнюю часть укреплений, где находился артиллерийский двор. Признаться, я не ожидал увидеть артиллерию. Три десятка полутораметровых бомбард[1] уставились широкими рыльцами в стену частокола. Стволы были стянуты железными кольцами по всей длине и помещены на деревянные ложа. Рядом в корзинах лежали каменные ядра и гравий. Вокруг сновали люди, подвезли на телеге бочки с порохом. Скорее всего, весь артиллерийский наряд был предоставлен Бургундией, в этом плане она была на передовых позициях средневековой военной мысли и не стеснялась этой мыслью пользоваться. Вопрос лишь в том, почему только бомбарды? Могли бы и кулеврин подбросить, причём, не только тех, которые типа пушки, но и ручных, типа аркебуз или пищалей. Впрочем, ручное огнестрельное оружие не слишком котируется в данное время, оно ещё слишком примитивно, и арбалет в этом плане более надёжное изделие особенно со стальной дугой. Стрелков с такими арбалетами я видел возле ворот. Если у Водемона таких хотя бы сотни три, то бойцам Рене Анжуйского — или уже Лотарингского? — на поле боя придётся очень несладко.

Но это случится ещё не скоро, а вот моя третья встреча с дю Валем уже подбиралась к своему началу. Баннерет разговаривал с пожилым мужчиной в кожаном фартуке поверх сине-зелёной котты. Можно было бы подумать, что это кузнец, но для такой работы руки его были слишком тонкие, я бы сказал: изящные. Эти руки никогда не поднимали молот, в лучшем случае, перо и книгу.

Дождавшись окончания разговора, Вассер шагнул вперёд и несмело позвал:

— Господин…

Дю Валь резко обернулся, брови недовольно сошлись.

— Чего тебе?

— Ещё один отряд наёмников, господин.

Взгляд бургундца переместился на меня. Наши глаза встретились и схлестнулись, словно два меча. Удар, удар, снова удар, искры. Несмотря на сильный нажим, я голову не опустил, продолжая смотреть на дю Валя ровно. Ему это не понравилось. Привык повелевать теми, кто ниже по статусу, и любое сопротивление воспринимал как вызов. Но затевать ссору, как в первую нашу встречу, здесь и сейчас он не станет. Хотя ему очень хотелось! Не привык отступать. Однако начинать перепалку непонятно с кем, когда кругом люди, это удар по собственной репутации. Начнутся обсуждения: что, как, почему, выясниться, что я просто пришёл обговорить найм, и вдруг такое. Да ещё не дай бог я окажусь с ним на равных. А он рыцарь, постоянный участник турниров и падармов, победитель, для него репутация не пустой звук. Нет, рисковать он не станет.

— Кто такой? Как звать?

Он не признал меня. Очень хорошо.

— Вольгаст де Сенеген.

— Сенеген… Это где-то в Шампани?

— К северу от Реймса.

— Ясно. Сколько у тебя людей?

— Пятьдесят.

— Пехота?

— Да.

— Двенадцать денье на человека, пропитание сам добывать будешь, маркитантов у нас хватает. Договор на три месяца, оплата по завершении компании.

— Не пойдёт, — твёрдо проговорил я. — Два трети сразу, треть потом. Иначе с чем я к маркитантам пойду? В долг они не отоварят.

— Половину сейчас, половину потом.

— По рукам.

— Но запомни, Сенеген, если сбежишь раньше времени или откажешься выполнять приказ, повешу всех, и тебя в том числе.

— Не сбегу.

— Рад это слышать. Ступай. Вассер, покажи ему место, где они смогут шалаши поставить.

Ив дю Валь отвернулся, показывая, что разговор окончен, а я подмигнул экюйе:

— Ну что, Вассер, иди показывай, что господин велел. Но сначала будь добр выдать мне тот заветный мешочек серебра с половиной моей оплаты.

[1] Бомбарда — одни из первых артиллерийских орудий различных калибров и конструкций, весом от нескольких килограмм до нескольких тонн.