Reet-K

Глава 26

Чем бы я ни была занята в повседневной жизни, ничто не могло меня по-настоящему отвлечь от мыслей про Веру, про Тамп, про нас всех, кто с этим связан — про Зиву, про Хомянина. Я волей-неволей и не переставая обо всём этом думала. Даже, когда зачёты сдавала, или с клиентом общалась, или занималась с Ваней любовью. Самое настоящее раздвоение личности.

Вера однажды сказала:

— Твой мозг сделает всё, чтобы ему было хорошо, даже если после этого ты сдохнешь. У меня в отличие от тебя есть ещё один мозг, который не управляет мной так безоговорочно. Из-за этого я в представлении Ульяны или Зивы совсем другая, не способная на любовь, на самоотречение, на безумие… А я способна, понимаешь? Точно так, как и ты. Потому что главный мозг, он ничего не отдаёт другому просто так, он и его ставит себе на службу.

— И в чем спасение? Поменять их местами? — спросила я.

— А нет спасения. Просто во мне живут две личности. Для меня это норма. Нужно лишь правильно выбирать, какую себя когда выпускать.

Вот и для меня раздвоение уже норма. Только мозг-то у меня один.

Первые три с лишним года всё было гораздо проще и понятней. Хотя, нет, конечно, понятней не было. Просто, была Вера и всё. Про неё тоже было всё непонятно, но хоть не так запутано. Мы с ней тихонечко жили вдвоём, никуда не высовываясь и ни во что не вмешиваясь, и могли бы так жить, наверное, всю жизнь. Я теперь иногда о таком мечтаю. Но нам хотелось что-то предпринять, что-то начать делать. Неизвестно, зачем. Разве нам было плохо или чего-то не хватало?

Интересно, если бы Судницкий не стуканул в ФСБ, долго бы мы ещё прожили на «нелегальном» положении? Наверное, всё же недолго. Всё-таки, подземный Тамп уже во всю строился и Вера об этом рано или поздно узнала бы, и скорее, рано, чем поздно, ведь она знала, где и что искать.

У вас после всего прочитанного могло сложиться впечатление, что у меня в голове каша и мне не хватает ума в этом во всём разобраться. На самом деле, это не совсем так. Да, каша. Да, и разобраться, разложив всё по полочкам, я не могу. А у кого бы не было каши и кто бы смог разобраться, будь он хоть семи пядей во лбу?

Со мной происходит то, что никогда ни с кем ещё не происходило. Я ни тогда, ни сейчас не нашла всему объяснения. Разумеется, о чём-то я знаю гораздо больше, чем написала, но это моё право — я же не рапорт майору Роженцеву пишу, хотя и тому никогда не писала всего. Но и то, что я знаю, и о чём не писала, не позволяет мне всё досконально представлять так, как оно есть. Наоборот! Многое становится ещё запутанней и выглядит уже даже не как фантастика, а как бред, как наваждение, как сны Веры. Вот и ходишь всё время, словно по лезвию бритвы, балансируя между возможным и невозможным, объяснимым и необъяснимым, пытаясь это сочетать и уместить в голове, и надеясь, что ты ещё не совсем сумасшедшая.

При этом поневоле будешь стараться о чём-то не думать и уж если не думать не получается, то хотя бы не говорить.

Сейчас по некоторым пунктам пройдусь и поясню по ним своё мнение, которое в своё время оставила за рамками рассказа. Я вообще все свои мнения оставила за рамками рассказа, если вы обратили внимание. Кому нужно моё мнение? Имейте своё. А то Змей Горыныч, Большой Взрыв, говорящая Щука, Тёмная материя, курочка Ряба, несущая золотые яйца и Искусственный Интеллект никого в недоумение не приводят, а обыкновенный киборг прям что-то небывалое. Вон она, Вера! Прошла сейчас мимо меня к холодильнику за своим лаймом и улыбнулась.

Итак, по порядочку.

1. Почему за три первых года, пока мы не попали в Тамп, на Веру никто не обратил внимание и не заинтересовался ею?

Да потому что не было ни единого повода к тому, чтобы ею заинтересоваться. Назовите хоть один факт, благодаря которому ею хоть кто-нибудь из соответствующих служб или ведомств должен был заинтересоваться. Разве что, налоговая инспекция и то не Верой, а Судницким, когда на его счета в нескольких банках поступали денежные средства, получаемые Верой за свою фрилансерскую работу. Но не занимается налоговая инспекция контролем и анализом движения этих мизерных денежных средств на всех на свете банковских карточках, а лично законопослушный Судницкий налоговую никак не интересовал.

2. Зачем был нужен финт с приказом подполковника Макара, если Веру при посредстве того же Судницкого можно было заманить хоть куда и там взять?

Сами слышите, как звучит вопрос? Судницкий, заманить, взять. А согласился бы Судницкий? А заманили бы? А взяли бы? Что Вера думает и на что способна, никто не знал. Не проще ли послать такой приказ и сразу будет ясно, как объект себя поведёт, а Вера будет понимать ситуацию, понимать, что это обдуманное решение компетентных людей, а не внезапный наезд неизвестно кого, и делается всё в рамках налаживания контакта? И никаких тебе заманиваний и захватов, которые неизвестно, чем могут кончиться.

3. Почему я с Хомяниным всегда вела себя так самонадеянно, ведь его конторе избавиться от меня ничего не стоило?

А у меня был выбор? Я могла себя вести или так или никак. Или меня оставят при Вере или меня уберут. Совсем уберут или, как Судницкого, выведут за рамки на всю оставшуюся жизнь. Годам к тридцати среди знакомых я прослыла бы придурковатой тёткой, которая подвыпив вечно что-то мелет про киборга, с которым жила в молодости.

Я должна была остаться с Верой и верила, что Вера тоже меня никому не отдаст. Я же не знаю, что она им про меня говорила, но уверена, им с моим наличием пришлось считаться, хотя я им ни для чего не нужна. Потому я себя так и вела — не наглела, не дурила, старалась нравиться, притворялась наивной, была предельно лояльной, чтобы быть всегда с Верой, где бы она ни была.

Я ни с чем и ни с кем не хотела и не хочу бороться. Для этого я слишком никто. Не в том смысле, что все поголовно меня умней, важней и в чём-то лучше. Да вот фиг. Я умненькая и много чего могу. Конечно, я очарую и заболтаю, притворяясь хоть кем, но у меня проблема — притворяться я могу, но я не могу притворяться бесконечно долго. Я прокалываюсь, как лохиня. А вдруг какой-нибудь тридварас в плохом смысле этого слова, перед тем как сдохнуть, мемуары напишет, а я там дура. Я просто притворялась, а он напишет — Таня дура. У меня вся натура против этого поднимается! Конечно, он всю жизнь должен считать меня дурой и именно поэтому делать всё так, как я хочу, но написать то он был должен, какая я умная и хитрая была, понимаете? И в итоге получится, что он вовсе и не такой дурак, каким я его всю жизнь считала. Ну вот и как после этого жить?

4. Почему так просто получилось «завербовать» Хомянина?

Это оказалось не просто, это оказалось неожиданно.

В новом Тампе, когда я рассказала о нашей с Верой «диверсии» и о том, что один охранник застрелил другого, аналитики в итоге пришли к выводу, что Вера предъявила им карточку с так называемым пси-кодом. Я про такое никогда ничего не слышала, да и сейчас не знаю. Знала об этом Вера или нет, аналитикам определить было невозможно, но они решили, что эту карточку она получила нелегально. Добровольно дать её Вере никто не мог. Служба охраны Тампа вряд ли располагала такими технологиями, потому пришли к выводу, что это исходит от ФСБ, а из них Вера имела доступ только к Хомянину. Значит, скорее всего, через него эту карту и раздобыла.

Получалось, что Хомянин где-то утратил бдительность, допустил оплошность, просчёт и в новом Тампе мне дали инструкции, как это можно и нужно выяснить и как этим можно попытаться воспользоваться. Ни о какой «вербовке» речи не было. Речь шла лишь о прикрытии нашей «диверсии», если на нас выйдут.

А тут я от Веры узнаю, что она Хому «соблазнила» и воспользовалась этим обстоятельством для получения карты, а потом Хомянин очень неожиданно признается, что любит Веру.

Вполне возможно, его роман с Верой санкционирован сверху, и это, конечно, не помешало бы мне использовать сам факт для прикрытия Веры, но… Очень ненадёжное прикрытие, я считаю. Базирующееся лишь на «доброй воле» Хомянина или кого-то сверху, а сам Хома всё равно оставался «командовать парадом» и дальше. Вот я и решилась на отчаянный шаг, пойдя ва-банк. Я убила игру Хомянина с любовью к Вере, если это была игра, и шантажом по пси-карте перевела игру на себя. Вот и всё. Просто, случился удачный расклад, и не воспользоваться им было бы глупо.

5. Почему мы так и не предприняли попыток найти кого-то из Вериного взвода?

Предприняли. Вернее, не мы предприняли, а без нас предприняли. У меня было про это написано, но я потом вычеркнула — показалось очевидным.

После возвращения из нового Тампа, когда я рассказывала Вере о своём пребывании там, у нас состоялся разговор о её подчинённых.

— Помнишь, мы как-то обсуждали, было ли случившееся с тобой в Тампе единичным случаем или множественным? — спросила я Веру.

— Конечно, помню.

— Так вот, тогда при инциденте вас пострадало, или исчезло, или погибло — не знаю, как правильно выразиться, — четверо. Ты и три твоих бойца.

— Больше никто?

— Больше никто.

— Это тебе там сказали?

— Угу. И заставили заучить имена, биографии и послужные списки всех трёх, просмотреть множество фотографий и видео и запомнить, как они выглядели. Я думаю, ты и сама их прекрасно помнишь и знаешь.

— Да, помню и знаю, — подтвердила Вера.

— Ну и как думаешь? Стоит нам попробовать как-то этих троих поискать?

— Конечно, стоит, — твёрдо сказала Вера. — Это же мои бойцы. Вдруг, кому-то из них нужна помощь? Только как поискать? Там тебе с этим чем-нибудь помогли?

— Нет, — сказала я. — Никаких инструкций, лишь общие рекомендации. Вот что я придумала. Ты сделай их фотороботы. С твоей памятью и с сегодняшними программами генерации изображений, я думаю, тебе будет не трудно по каждому из них сгенерировать несколько вполне реалистичных снимков в разных ракурсах. К снимкам приложи фамилию, имя, отчество, ведь вполне возможно они воспользовались полностью или частично своими именами. Так же укажи даты и места рождения, учёбы, адреса семей и всего, что может быть связано и куда человек, возможно, захотел бы наведаться, или вообще отправиться жить или устроиться там и тому подобное. Всё это нужно отдать Хоме и пусть он по линии конторы объявит их в федеральный розыск. На вопрос, кто это такие и зачем их разыскивать, так и скажи, что это твои сослуживцы и подчинённые, которые были с тобой в момент инцидента и ты хочешь проверить, не попал ли кто-то из них сюда точно так же, как попала ты.

— Танюш, это всё и много чего ещё уже делалось и делается. Все данные от меня давным-давно получены и пущены в дело.

— И что, никаких результатов нет?

— Пока нет. Ну, или я о них не знаю, потому что мне могут и не говорить.

— Вот что за жизнь? Никто никому ничего не говорит. Ты почему ни разу не сказала, что такие розыски ведутся?

— Если бы был результат, обязательно бы сказала или вот если бы ты сама вдруг заговорила о таком розыске, как сейчас. А иначе зачем? Какой смысл?

— Ясно, — кивнула я, хоть и досадуя, но вполне понимая, что Вера права. Я сама делаю так же и почти никогда не рассказываю обо всём, что только ни происходит — нет повода.

6. Как же всё-таки Вера попала сюда из 2067-го года?

Пока ответа на этот вопрос никто так и не знает. Я тоже.

Андрей в новом Тампе говорил мне о гипотезе, что Вера самоопределяет себя, как одно целое со всей своей начинкой и всей своей экипировкой и оружием. Как я понимаю, для алформационного перехода именно самоопределение объекта играет важную или даже главную роль.

Недаром в инструкциях, переданных через меня Вере, ей предписывается сделать попытку переориентирования исследовательских работ в Тампе из области взаимодействия несамоосознаваемых объектов в область взаимодействия объектов самоосознаваемых.

У не самоосознаваемых алформационных объектов нельзя изменить состояние. Вернее, можно, но для этого вычислительных и энергетических мощностей не хватит, потому что работать приходится на субатомном уровне.

У Зивы и её команды проблемы именно с этим. Им надо с человеком работать, с его самоосознанием, поскольку другого мы не знаем. Начинать, наверное и с кошек с собаками можно, самоосознание-то у них есть. У коров и слонов тоже. Да только, что мы об этом знаем?..

Я у Веры однажды спросила:

— А если какой-то неживой объект получит самоосознание? Неживой с биологической точки зрения. Искусственный интеллект, например. Он сможет алформационно перемещаться?

— Видимо, сможет, — сказала Вера. — Мне кажется, ему это будет просто делать. Конечно, это с нашей точки зрения он будет перемещаться, а с его точки зрения он будет везде и всегда, без всяких перемещений, а мы его всего вовсе воспринимать не будем сознанием, а лишь какую-то его бесконечно малую часть и то не факт.

7. Если бы я хотела в двух словах сказать о самом важном из рассказанного, о чём бы я сказала?

О том, что мы с Верой — одно.

Я это часто говорю, выражая своё отношение к Вере, подчёркивая, как она для меня важна и мне дорога. Но я всё чаще думаю о том, что же стоит за словами Веры, когда она говорит: ты и я — мы одно. Я уже не раз убеждалась, что наши с ней слова часто имеют разное значение. В начале нашего взаимодействия это особенно бросалось в глаза, хотя сейчас всё реже и реже.

Сейчас, говоря, что мы одно, я не только хочу этим подчеркнуть своё стремление быть близкими, быть значимыми друг для друга, но уже так прямо и чувствую, осознаю, практически не задумываясь об этом, что мы действительно одно. Мы не «как одно», а одно. Вера всегда со мной, она во мне, она моя, она — я. Это так, если об этом не думать. Оно само. Об этом думать не надо. И говорить не надо. Вы же не думаете и не говорите об этом, взаимодействуя с Землёй? Я помню этот разговор на даче и Зивины слова. Всё связано.

8. Почему всё так не понятно и не ясно с алформацией?

А с термодинамикой, или с тензорным исчислением, или с генной инженерией, или даже с первым законом Ньютона вам всё ясно, да? И теорему Ферма вы своей шестилетней дочке запросто растолковать можете?

Алформация — всё, а времени — нет. Теперь вы про алформацию знаете столько же, сколько и я!

Думаете, это как-то её отменяет? Я вот закон Ома не знаю, а электричество в розетке всё равно есть. Я на Суре была и мне та Стрекоза скоро сниться будет, а раньше я снов не помнила. Я этих стрекоз сама на принтере печатала и программировала им настройки. Я их как облупленных знаю, у меня все зачёты по ним на отлично были — даже майор Роженцев хвалил. Но я ему про ту Стрекозу ни одного вразумительного слова не смогла сказать. А вы от меня про алформацию что-то вразумительное услышать хотите.

9. Почему нет никаких подробностей про будущее?

А вот тут не соглашусь. Вся моя писанина про будущее. Про прошлое и настоящее тоже. Одновременно. Сами попробуйте отделить одно от другого. Уверенна, ничего у вас не получится.