Reet-K

Глава 8

В сентябре Сергей Игоревич пригласил нас на день рождения, и мы долго не могли придумать, что же ему подарить. Я понятия не имела, что может порадовать человека в семьдесят четыре года. Не шкалик же водки ему дарить, хотя шкалик порадовать как раз мог.

— Может, ему как-то помочь нужно с подготовкой задуманного банкета? — спросила я Веру, ведь это она с ним в основном общалась, а не я.

— Я предлагала помощь, но он отказался, — сообщила Вера. — Сказал, что ему его подружки-веселушки Аля с Наташей помогут. Обидятся они, говорит, если он вместо них нас привлечёт.

— Понимаю, — кивнула я. — Интересно, как они с его женой уживались, когда она жива была? Ты не в курсе?

— Я ничего про его жену не знаю, — ответила Вера. — Он в разговорах со мной её ни разу не упоминал.

В итоге мы решили взять небольшой торт «Красный бархат», семь красных гвоздичек и красные бархатные тапочки с восточной вышивкой на них, мягкие и лёгкие, взамен тех древних кожаных, которыми он шаркал в прихожей, открывая двери.

В назначенный день в назначенное время мы, надев нарядные платьишки — Вера бордовое с длинными рукавами и расклешённое, а я голубенькое выше колен в облипочку — с подарками в руках поднялись на 13-й этаж. Сергей Игоревич открыл дверь на наш звонок.

— Зра-а-аствуйте! С днём рождения вас! Какой вы сегодня нарядный! Поздравляем!

Мы протолкались в квартиру, где запах из кухни на этот раз перебил запах прокуренных стен. Мы с двух сторон поцеловали Сергея Игоревича в выбритые щеки и вручили цветы.

— Семь штук, — сказала я заговорщицким шёпотом.

— Проходите, проходите!

Он был в отутюженном пиджаке с платком в кармане, но без галстука. Брюки тоже топорщились стрелками, а низ штанин лежал складочками на тапочках.

— Вот, надевайте эти, — тут же присела я на корточки, ставя наш подарок перед ним на пол. — Сейчас же, а то мы уйдём.

Он развёл руки и безропотно стал переобуваться.

— Вот! — воскликнула я, отставив старые тапочки в сторону. — Совсем другое дело!

Поднимаясь с корточек, я увидела вышедшую из кухни на нашу возню Алевтину Игоревну с какой-то чашкой в руках и в фартуке.

— Здрасьте, — поздоровалась я.

— Здравствуйте! Ну вот, жених! Хорошо, хоть не белые.

— Белые бы к торту не подошли, — кивнула я на торт у Веры в руках.

Сергей Игоревич двинулся в сторону кухни. Новые тапки не шаркали.

Кроме подружек-веселушек и нас с Верой, был ещё один гость, хотя я ожидала, что будет больше. Пожилой дядечка, седой, в очках, но моложе именинника — лет пятидесяти или шестидесяти. Тоже в костюме и тоже без галстука.

— Николай Иванович Переверзев, — неодобрительно глядя на нас с Верой представился он, привстав со стула, когда мы вошли в гостиную, где был накрыт стол. — Внучки твои?

— Может и внучки, — добродушно согласился Сергей Игоревич, усаживаясь на диван. — Откуда ж мне всех своих потомков знать. Вера и Таня, прошу любить и жаловать.

Угощали нас пловом из баранины — оказалось, Наталья Валерьевна родом из Ташкента, и, хотя покинула тот Ташкент она ещё в юности, плов готовила всю жизнь — это было её «фирменное» блюдо. Ташкентских пловов я не ела, чтобы сравнить, но плов мне понравился. У меня и у мамы другой, да и готовим мы его из свинины — в Ташкенте не оценили бы.

Сергей Игоревич первый раз видел нас с Верой вместе, сразу обеих, и теперь, наверное, смог оценить и наше сходство и наше различие. А может и не смог. В отличие от Николая Ивановича, очки он не носил — видимо, надевал, лишь когда читал или за компьютером сидел — а каково было его зрение без очков, кто его знает.

Веселушек Вера видела впервые, как и они её. Бабушки отнеслись к ней с интересом, а может даже и побаивались, ведь, со слов Сергея Игоревича, она со своей алформацией тоже была чуть ли не профессор. Поскольку Вера выглядела постарше, совсем мало ела и почти не улыбалась, да и платье на ней было посерьёзней моего, язвительных реплик в её сторону от Алевтины Игоревны не последовало. «Вере тоже надо носить очки без диоптрий, — подумала я. — Тогда она совсем синим чулком будет выглядеть».

Сидели мы в гостиной, только она была совсем не такая, как у нас и, скорее, напоминала «зал» в родительской квартире: мебельная стенка вдоль одной стены, уставленная книгами, вдоль другой диван, над которым ковёр на стене, на полу палас, на потолке хрустальная пятирожковая люстра. Окно и дверь на лоджию затеняли тюль и отодвинутые по бокам шторы от пола до потолка, подцепленные петельками на крючочки карниза. Стол, видимо, обычно стоял у стены за диваном, а на нём располагался компьютер. В данный момент системный блок и монитор стояли на полу, а разложенный стол был выдвинут на середину.

Единственное, что выбивалось из обстановки, это белая маркерная доска на стойке, стоящая в углу у входа, на которой было примагничено несколько разноцветных держателей и лежал единственный чёрный маркер. Было непонятно, когда и зачем ею пользовались, но, видимо, когда-то пользовались — на доске кое-где виднелись выцветшие каракули и какой-то криво нарисованный график.

Сергей Игоревич себе не изменял и пил водку. Николай Иванович — коньяк. Мы — белое вино.

Речь за праздничным застольем просто не могла не коснуться здоровья, тем более что каждый, кто произносил тост в честь именинника, здоровья ему обязательно желал.

— Вчера в интернете интересную новость прочитал, — сообщил нам Сергей Игоревич после очередного пожелания долгих лет жизни. — Пишут, что умельцы из Искитима не так чтоб и задорого предлагают искусственное сердце с гарантией на тридцать семь лет. И условия божеские — техосмотр первые пять лет бесплатно и замена аккумуляторов со скидкой в двадцать пять процентов.

Разумеется, я хихикнула, а Николай Иванович, закусывая коньяк кусочком слабосолёной сёмги, заметил:

— Наверняка журналистская утка. Сроду в Искитиме ничего, кроме цемента, не делали.

— Я тоже так подумал, — согласился Сергей Игоревич. — Позвонил в клинику Мешалкина своему знакомому из центра хирургии, а тот говорит, нет, вполне достойный продукт, только несертифицированный. Вот, думаю, не взять ли себе для долгих лет жизни.

— Два возьми, — посоветовала Алевтина Игоревна. — За два ещё и скидку сделают.

Нравилась мне эта бабушка — и с мозгами, и с чувством юмора у неё всё было в порядке.

— Да боюсь сразу два брать. — Сергей Игоревич протянул свою тарелку Наталье Валерьевне. — Вдруг не понадобится? Кровь-то у меня четвёртая отрицательная. И куда потом я это лишнее сердце дену.

— Ещё плову? — спросила Наталья Валерьевна, взяв тарелку.

— Нет, винегрету. Ну и плова ложечку… Спасибо.

— Да, группа крови редкая, — Николай Иванович серьёзно кивнул. — Но, если не ошибаюсь, вам можно переливать любую группу с отрицательным резусом?

— Тут и с одним-то сердцем можно опростоволоситься, — проигнорировал вопрос Сергей Игоревич. — Тридцать семь лет гарантии. Через пять лет помру, меня закопают, а сердце в домовине ещё тридцать два года стучать будет, людей по ночам пугать.

Я чуть брусничный морс из стакана не расплескала.

— Тьфу на тебя, — махнула рукой Алевтина Игоревна. — Вот сертифицируют, тогда и посмотрим. Может, я тоже прикуплю.

— С сертификацией и будут основные проблемы, — вдруг сказала Вера.

— Это почему? — заинтересовался Николай Иванович.

— При широком распространении возможности поменять изношенное сердце на искусственное резко увеличится возраст дожития, что, в свою очередь, увеличит социальную нагрузку по пенсионному обеспечению и потребует изменения методики исчисления и выплат, а законодательная база для этого отсутствует. Поэтому, сертифицирование будет саботироваться до последнего.

— Девушка, вы разве не понимаете, что слова о сертифицировании сердца были шуткой? — сказал Николай Иванович.

— Сегодня шутка, завтра нет, — отчеканила Вера. — Здоровым быть, конечно, хорошо, но почти все люди, увы, болеют и все без исключения умирают и большинство из-за проблем с сердечно-сосудистой системой. Так что от искусственного сердца с тридцатисемилетней гарантией никто отказываться не захочет, когда оно уже есть, но почему-то не сертифицировано.

— Число людей с заменой сердца исчезающе мало и их количество никак не может значительно повлиять на систему социального обеспечения.

Вера внезапно встала из-за стола и подошла к маркерной доске. Она взяла чёрный маркер и стала на доске что-то рисовать. Мне не было видно, что — её спина загораживала. Когда она отступила в сторонку, я чуть со стула не упала — на доске было нарисовано несколько графиков, но дело не в том, что это были какие-то графики, а в том, как они были нарисованы и подписаны. Человек от руки так не рисует и не пишет — выцветшие каракули, видневшиеся на доске из-под Вериных графиков, прекрасно это иллюстрировали.

Я сейчас только сообразила, что ни разу не видела Верин почерк. В блокнотике, лежащем у нас на кухне, всегда писала я. Тот листок, на котором Вера написала по просьбе мамы свои размеры, я не видела, и на её рабочем столе никаких записей от руки никогда не было. А теперь на доске перед нами красовалась этакая инфографика. Не настолько безупречная, как нарисованная на компьютере, но и не такая, которую обычно рисует человек — слишком ровненькие линии, слишком плавные закругления, слишком «печатные» буквы. Человек так тоже может, но ему для этого надо очень стараться.

— Вы же экономисты и прекрасно знаете, что такое экспоненциальный рост, — заговорила Вера. — Я изобразила несколько графиков такого роста. Экспоненциальный рост численности популяции, рост объёма информации, рост числа инфицированных при распространении пандемий. Я не располагаю данными, но не сомневаюсь, что если мы сейчас построим график роста количества операций на сердце — замена клапанов, стентирование, установки стимуляторов и тому подобное, то у нас получится аналогичная кривая. Прибавим к этому выращивание сосудов из стволовых клеток, трансплантацию сердца, замену сердца на искусственное — график не поменяет своего вида, а станет лишь более акцентированным. Конечно, рано или поздно рост упрётся в ёмкость среды, но это произойдёт гораздо позже того, как он начнёт влиять на устоявшиеся методики исчисления социальных выплат.

Я толком не понимала, о чём она говорит. Я лишь хотела, чтобы она больше ничего не рисовала и не писала, а я сегодня же вечером займусь её почерком — конспектов, написанных от руки, у меня много. Конечно, они не такие нечитабельные, как медицинские рецепты, но и их порой прочитать не так-то просто. Вот, пусть учится писать так же.

— Вообще-то, трансплантация «чужого» — неважно, естественного или искусственного — абсолютно тупиковый путь с массой плохо решаемых проблем. — Сказал Николай Иванович. — Паллиатив всё это. Искусственные органы и прочая аугметика с киборгизацией ни к чему не ведут. Будущее за биотехнологиями и генетическими модификациями!

— Может и тупиковый, — легко согласилась Вера, снова усаживаясь за стол. — Но и сейчас уже много людей с искусственными зубами, хрусталиками, суставами, почками, лёгкими, клапанами, сердцами и что там ещё бывает. Нельзя отрицать пользу и тупиковых путей, вы не находите?

— Верочка, — примирительно воскликнула Наталья Валерьевна. — Неужели вы хотите себе железное сердце и искусственный мозг?

— Я здорова, как бык! — заявила Вера.

Вот смеяться мне было или плакать?

— Я здорова, как корова, плодовита, как свинья… — как бы в сторону негромко продекламировала Алевтина Игоревна, а Николай Иванович торопливо сказал:

— Я не отрицаю, что искусственные органы нужны. Просто, это костыль, отказ от которого в пользу биотехнологий должен стать главной целью медицины. А нам нужны здоровый образ жизни и умение поддерживать своё сердце в рабочем состоянии.

— Поддерживаем, как можем. — Сергей Игоревич наполнил свою рюмку и кивнул Николаю Ивановичу, чтобы он разлил вино и коньяк. — Я вот уже не могу взбежать на свой тринадцатый этаж без того, чтобы мой пульс не подскочил в два раза, а дыхание слегка не сбилось. Да и друзей, которые ко мне могут подняться, становится всё меньше и меньше. Практически, один остался, самый преданный — шкалик водки. Праздник, который всегда с тобой. Ах, простите старика за его стариковское ворчание.

Когда «торжественная часть» застолья закончилась и Сергей Игоревич с Николаем Ивановичем ушли в «библиотеку» курить, а мы с Верой помогали веселушкам уносить на кухню грязную посуду и накрывать на стол «к чаю» с тортом «красный бархат», я первым делом подошла к доске и всё тщательно стёрла. А на следующий день на сайте «АфтерШок», который я с некоторых пор методично посещала, у Веры появился новый пост «И бицца серцэ перестало» — она времени даром не теряла.