S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Глава 10

Gimillu ša ṣēru ippušu ina erṣeti, Ḫumbābā, kīma ṭēmu, ippušu ištar.

Страж лесов закричал из зарослей дальних, Хумбаба, как гром, закричал издалека!

— Эпос о Гильгамеше — Таблица IV

— Вы умрёте, — прервал Горгон мыслепоток Марка. Безногий смотрел на бывшего пилота и спящего юнца без сожалений.

Марк тут же щёлкнул мальчишку по носу. Тот очухался и вытащил капронку изо рта. Шарик растворился, оставив после себя лишь тонкую кожуру. От парня разило перегаром, но взор его все более прояснялся. Он смотрел на людей, промаргивая давно немытые глаза.

Марк с настороженностью смотрел Горгону в глаза. Он не питал иллюзий насчёт их дружбы. Слишком мало значит спасение жизни по нужде. Он ничего не знал ни об окружающем мире, ни о калеке, а вот бородатый хитрец обладал всей полнотой информации. От Горгона сейчас напрямую зависит выберется ли он из этого бесконечного подземелья или останется тут навсегда. И ему не понравились слова из уст бородача.

— Мы умрём, а ты значит нет? — с вызовом спросил юноша.

— У тебя есть имя? — ответил Горгон вопросом на вопрос.

— Оскар, — сказал он, улыбаясь, глядя Горгону прямо в глаза.

— Ответ неверный, — устало сказал Горгон, — ни у тебя, Оскар, ни у тебя Марк нет имён, новых имён, имён Стикса!

Произнеся последнее слово, Горгон задрал кверху палец с сорванным ногтем.

Выждав секунду, он продолжил:

— Вас, младенцев в этом мире, положено наречь новыми именами. Старые вам больше не нужны. И таких, как вы, я покрестил больше сотни. Находил побитыми, сломленными, искалеченными, потерявшими родных, потерявшими надежду и последние крохи разумности. И всегда давал им новые имена: Ворчун, Мимоза, Полурукий, Сыч, Шорох, Слон, Вжика... Десятки имён, десятки раз я становился крестником, десятки раз брал на себя ответственность. Только так я вижу реализацию долга крёстного. Знаете, сколько из более чем сотни крещённых прожили хотя бы день после получения нового имени? Сорок! Всего сорок человек. А сколько из них коптят небо сейчас? Четверо. Четверо крестников до сих пор миновали клыкастые пасти и дурные пули. И какой я после этого крёстный? Дерьмовый. Самый что ни на есть дерьмовый крёстный. А потому я решил не давать вам имена. В моём шкафу больше нет мест для новых скелетов.

От воспоминаний сердце Горгона забилось сильнее и ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Понимаю, что вопросов много. Задавайте, что интересует, потом я скажу, что знать обязательно, и будем собираться.

— Чёрт бы с этими именами, старый, — вклинился Оскар, — с чего я должен умереть? Я подыхать как все не собираюсь.

— Горгон - это имя, рождённое людской молвой, уже после того, как я сумел развить свой дар. Это значит, что я уже знаю этот мир, его законы и даже без ног сумею протянуть тут какое-то время. А безымянные иммунные по незнанию и слабости ежесекундно миллионами мрут как мухи. Что же до смерти... Я вам её не желаю, но как бы парадоксально это не звучало, принятие смерти, своей скорой участи — лучшая основа для вашего выживания. Поэтому я хочу, чтобы, прежде чем мы двинулись дальше, вы приняли то, что сегодня вы можете умереть, и говорили себе это каждый день, пока это не станет частью вас. Чтобы смерть не могла напугать вас.

Выжить - половина дела. Другая половина — научиться здесь жить. И поверьте, львиная доля выживших новичков, не принявших смерть в начале пути, начинают искать её в последствии. Может не сразу, но через время, таких находят либо в петле, либо в пасти стаи бегунов, либо на дне бутылки. Также и для меня спасти вас — лишь полдела. Самое сложное, дать понимание, как остаться человеком.

Марк ощутил в словах Горгона гораздо больше мудрости, чем способен был осознать и потому решил запомнить их. Коли выживет, они могут ему пригодиться.

— Где в этом мире безопасно? Куда мы идём? Все ли тут, как ты, могут обращать в камень и как таким стать? — задал давно интересовавшие вопросы Марк.

— В стабах. Идём в ближайший. Нет, я единственный петрификатор, которого я знаю. Дар пробудится сам и у всех он разный. Сейчас это тебе не поможет, а потому поговорим, как будет о чём, если доживём.

— Каким витамином ты меня подлечил, что бошка на место встала? Есть другие? — вклинился в диалог юноша.

— Всякие есть, но вопрос не по делу. Сейчас вам надо знать только про споран, — и тут же достал его из кармана, — если не принимать - умрёшь. Достать можно в затылочном наросте любого заражённого, научившегося бегать. Быстро распадается под действием ферментов, спиртов и кислот. Долго — в слюне. Не подвержен гниению и естестенной биодеградации, поэтому в правильных условиях может храниться вечно.

Реакции на мерзопакостное происхождение споранов не последовало и Горгон удовлетворённо хмыкнул, после чего продолжил.

— Мы находимся в Приграничье. Наверху постоянно перемещаются десятки тысяч заражённых высоких стадий развития и сотни тысяч мутантов человеческого типа. Если мы выберемся на поверхность, я сумею обратить несколько десятков в камень, после чего мой дар уйдёт в откат и нас тут же задавят массой. Вы же сейчас едва сумеете одолеть новообращённую старушку. Именно поэтому весь наш путь будет проходить под землёй. Я знаю маршрут и в случае преследования сумею закрыть проход, дав нам шанс на спасение. Следующий вопрос.

— Кого стоит опасаться? — спросил Марк.

— Всех. Заражённых, иммунных, внешников, атомитов, килдингов и много кого ещё. Никому не верь, даже себе, следи за потоком мыслей в голове. Есть дары, которые могут взять тебя под контроль, а ты и не заметишь. На этом закончим. Марк, собирай вещи, Оскар, тащи абсент и приведи себя в порядок.

— Слушай, а я что-то не помню, чтобы позволял тебе командовать. Мной никто распоряжаться права не имеет.

Горгон не отреагировал на слова и жестом подозвал Оскара к себе.

— Подойди ближе, — умиротворённо добавил калека.

Оскар уверенно шагнул вперёд, а Горгон поднёс палец к его губам, призывая к молчанию.

Когда Оскар уже хотел разразиться гневной тирадой, то понял, что его губы намертво склеились и не могут разжаться. Было больно и всех его усилий не хватало, чтобы открыть рот.

— У тебя сейчас нет права голоса. Либо делаешь как я говорю и выживаешь, либо остаёшься здесь навсегда. Второй раз я повторять не буду.

Горгон смотрел Оскару прямо в глаза. Взгляд его был тяжёлый, усталый, исподлобно-свирепый. Молодой человек, не выдержав его даже секунды, опустил веки.

Марк тем временем укомплектовал два найденных тут рюкзака. Он слышал всю беседу и потому, подойдя ближе, притворно спросил Горгона:

— Пацана здесь оставляем? Шумный он больно, мешать будет, подставит он нас всех.

— Горгон принял задумчивый вид и кивнул, соглашаясь, что оставить сопляка — мысль дельная. Жаль не удалось узнать, где он спрятал алкоголь.

Глаза пацана округлились, и он тут же побежал к одному из ящиков, выудив бутылку, после чего протянул её Горгону и замычал, указав на свой рот.

— А чего это он мычит, спросил Марк, обращая удивлённый взор на Горгона?

— Ювелирная петрификация. Спаял ему губы, чтоб не голосил. Потом, если выберемся, новые отрастут.

Марк еще раз поразился тому, сколь разнообразно Горгон использует свою способность.

— А что за дар ты применил тогда в пещере, что она стала мягкой?

— Инсоматоз - одна из ветвей развития дара. Расходует гораздо больше энергии и позволяет обращать горные породы в биополимерный гель, что-то вроде холодца. Есть его можно, но вкус противный.

Марк ещё раз поблагодарил удачу за встречу с Горгоном. Без обращения в гель стены пещеры, они бы не сумели выбраться из тумана, оставшись там навсегда. Пользуясь моментом, он тут же решил уточнить:

— Что нам сулил туман?

— Мгновенную смерть. Говорят, старые иммунные и выживают, теряя разум. Хотя на своём веку я таких случаев не припомню.

Оскар всё это время внимательно слушал беседу. Хоть его характер и воспитание были скверными, он сумел оценить ситуацию и присмирел. Когда ему было страшно, он творил несусветные глупости, а особенно, когда был пьян. Про него всегда говорили, что он человек без тормозов и парень это знал. А потому бурлящие в нём чувства толкали на скандал. Он пытался заставить всех уважать себя, бил кулаком в грудь. Правда разомкнуть губы он не мог и ему приходилось сидеть, пытаясь успокоиться. Последние безумные дни, когда люди жрали друг друга, и пришедшее за этим пьяное одиночество с раздираемой голову болью тоже наложили отпечаток на его нервы. Он боялся этих людей, боялся быть съеденным, боялся смерти. И тут его начала потряхивать мелкая дрожь, а из глаз покатились запоздалые горькие слёзы.

Горгон, увидев это, чуть подобрел, но всё также сурово произнёс:

— Ты не волнуйся, малец. Стикс благоволит новичкам и их спасителям. Поэтому с этих пор будем держаться вместе. Но только крепко заруби себе на носу, теперь слушаешь меня и Марка. Скажу «Ложись», — ты тут же ложишься, скажу «бежать», — ты побежишь, скажу «мочиться в штаны», — ты сделаешь это без промедлений. Понял меня?

Оскар к тому моменту перестал плакать и кивнул.

— Учись у старших, не подводи и верну тебе голос, подытожил Горгон.

Оскар тяжело выдохнул и сел обратно на стул, а Горгон продолжил:

— Сейчас пойдём по тоннелю до Сибирской станции. Там кластер закончится, уперевшись в систему искусственных пещер-каменоломен. Будет на то воля Стикса, проползём незамеченными.

Бросив пару шариков, завязанных в капронке, в бутылку с абсентом, Горгон представил молодым людям самый быстрый способ принятия внутрь спорового сока, названный «живчиком». Преимуществом, по словам старожила, была скорость потребления сока, а недостатком — эффект алкоголя. Горгон его не любил из-за вкуса и лишней нагрузки на организм. И хотя всегда носил с собой, использовал вместо него «живенцы», которые рассасывал как конфеты.

После ряда приготовлений их отряд выдвинулся вперёд. В туннеле было темно и влажно. Водоотводы перестали работать, как только их отрезало от электричества, и несдержанная грунтовая жидкость заполнила тоннель. Ступни были погружены в промозглую воду, которая скрыла рельсы, но выше не поднималась. Неоткуда ей было взяться. Вся грунтовая вода, что была на кластере за три дня с момента его появления в Стиксе, уже вытекла.

Горгон предупредил, что видит в темноте не хуже кошки, а потому заметит заплутавшего мутанта до того, как тот учует их. Было тихо. Лишь эхом звенела далёкая капель, и стараясь не расплёскивать воду, ступали две пары ног. Марк тащил Горгона на спине, подвязав его простынями из кабинета. Оскар всё также молча нёс оба рюкзака с припасами. Много брать не стали, чтобы не потерять скорость при бегстве. Шли не торопясь, с выключенными фонарями.

Спустя полчаса далеко впереди показалась станция. Ее освещал слабый резервный свет и Горгон приказал всем остановиться.

— Там выход на поверхность иногда заваливает. Этот кластер прилетает из мира, где готовятся к олимпиаде. Строят высоченный монумент или башню. И когда в кластер врываются большие стаи заражённых, то частенько роняют её. Видать, стоит под откосом, вот и падает на вход в метро. Уже несколько раз так было. Людей на станции бывает до пяти тысяч. Они обращаются, начинается резня и в итоге через неделю остаётся одна среднеразвитая стая. В воду не хотят лезть, брезгуют, вот и пытаются разобрать завал, чтобы выйти наружу. Скрыть нас никто не может, проскочить незамеченными будет трудно. Если какой-нибудь ползун начнёт клокотать, то всех сразу оповестит о нашем присутствии.

— По жёлобу можем проплыть. Над водой будут только головы и если аккуратно двигаться, то не услышат, также шёпотом предложил Марк.

— Может сработать. Но чтобы забраться в лаз каменоломни, нам все равно придётся вставать в полный рост. Если стая побежит к нам, то пускай Оскар лезет первым, потом ты, и меня в конце подтянешь. Последнего, кто за нами поползёт, я обращу в камень полностью и он закроет лаз.

— Иного выбора у нас нет, так что будь что будет, — согласился Марк.

— Ты всё понял? — спросил Горгон, глядя на Оскара.

В темноте он различил кивок парня и все приступили к действию. Шансы выжить у них были, потому как за время наблюдений заражённых на перроне Сибирской станции замечено не было. Но перестраховка лишней не бывает.

Марк спустил Горгона вниз и сам опустился в промораживающую до костей воду. Также поступил и Оскар. И хотя он не мог высказать своего мнения, стук его зубов был красноречивей любых речей. Горгон плыл, или, вернее, перебирал руками по дну первый. Холод воды успокаивал его, а взгляд его острых глаз неотрывно следил за платформой.

Внезапно Горгон остановился. Он долго вглядывался в какой-то мешок, полупогружённый в воду. Внезапно мешок начал двигаться, повернул голову и когда Марк осознал, что это заражённый, тот вдруг замер с открытым ртом. Ни звука не вырвалось из его глотки. Голова безвольно упала на шею. В камень тот не обратился, но Марк понял, что это постарался Горгон. Может превратил в камень только мозг? Потом будет видно. Главное, что Марк понял, — это то, что на перроне, действительно, есть заражённые и усилил бдительность. Сердце его бешено колотилось и, не смотря на ледяную воду, его бросило в жар. Горгон же призывно мотнул головой и они поплыли дальше.

Когда до отверстия каменоломни оставалось пара метров, платформу огласил клёкот. Широкоплечий мутант увидел их и в несколько прыжков достиг края платформы, огромным прыжком он сиганул к вкусным людям, но плюхнулся в воду бездыханной куклой. Весь его затылок покрывала каменная корка. Горгон снова выручил их. Но со всех сторон стали слышны всклики и топот множества ног. На платформу один за другим выбегали перепачканные в крови бестии. Некоторые выглядели как крепкие мужчины и женщины, а некоторые были изменёнными. Их облик походил на Голиафа. Оплывшие бульдожьи морды, вечнотекущие слюни, дюжие воловьи спины, рваная растянутая кожа, из-под которой выглядывала белая фасциальная ткань, отмирающие носовые хрящи, и неумолимая алчность, голодная похоть в жутких чёрных глазах. Даже самые медленные из заражённых были быстрее любого виденного Марком человека.

— Быстро в пещеру! — заорал Горгон и Оскар, пропихнув рюкзаки в лаз, забрался внутрь.

Марк видел, как заражённые падали один за другим, словно подкошенные. И в отличие от первой с Горгоном встречи, Горгон выщёлкивал тварей по одному, а не обращал их всех одной волной. Видимо, последняя тратит всю силу разом. Марк видел, как огромные твари, способные порвать их одним ударом, валятся также быстро, как и мелкие шустряки. Некоторые твари отвлекались от людей, понимая, что им ничего не светит и принимались за павших собратьев, алчно поглядывая в сторону ускользающей добычи. «Наверное смотрят на нас и так им вкуснее есть мясо убитых сородичей» — пронеслась несвоевременная мысль в голове Марка, когда он уже заполз в узкий лаз каменоломни и подтягивал Горгона за собой. Через одежду он ощущал, как температура Горгона поднялась до сорока градусов. Он потел и не позволял себе лишиться чувств, а мутанты падали уже в нескольких метрах от них.

Марк затянул рычащего Горгона за собой, и тут они услышали настоящий рёв, заглушивший голоса десятков тварей, стекавшихся из метрополитена. Из тоннеля, откуда они пришли, вылетело стремительное тело. В тусклом свете Марк плохо различал очертания зверя, но он был намного больше Голиафа. Мутант явно шёл по их следу и разозлился, когда увидел, что его добычу пытаются съесть более мелкие сородичи, а потому мощным прыжком снёс столпившихся у прорехи в стене заражённых и просунул внутрь свою лапу. Он лишь немного не достала до Горгона. Благо Марк тащил его за собой, и он сам как мог помогал себе руками. Потолок был низок и в нём едва бы поместились два человека. Воздух был спёртым, и Марк чувствовал, как бешено колотится его сердце. Обливаясь потом, он полз, помогая Горгону. Монстр принялся легко откалывать известняковые глыбы, словно это был обыкновенный песок, пробираясь внутрь. Было видно, что эта игра доставляет ему такое же наслаждение, как коту, загнавшему семью мышей. Он рычал и всё время засовывал лапы внутрь, расширяя тоннель.

Подобравшись к Оскару, Марк учуял смердящий запах гнили и, приподняв голову, понял, что проход блокирует распухшее жирное тело мертвеца в рубашке работника метрополитена, застрявшего в узком проходе. Видимо, бедолага сразу залез в пещеру, когда увидел её и там задохнулся, пытаясь протиснуться между узкими стенками. Матерясь, Марк крикнул Горгону, чтобы тот убил уже эту громадину, но бородач, переводя дух, отвечал, что всадил в чудовище всю свою силу, но не достиг тела.

— У гадины щит. Блокирует петрификацию. Урод гранатомётный удар сдюжит, лишь поморщится. У всей элиты это врождённая сила.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — выругался Марк. Оскара же тошнило от вони в тоннеле, но залепленный рот мешал ему, и он, обливаясь потом и слезами, пытался отрезать губы друг от друга, давясь рвотой, чтобы не задохнуться.

Марк понимал, что действовать надо быстро. Сотня килограмм разлагающейся плоти впереди и тысячи килограмм голодной плоти сзади стимулировали мозг работать в авральном режиме.

Подтянув парня к себе, он выхватил у него нож и одним движением рассёк юнцу спаянные губы. После чего его залило фонтаном концентрированной блевотины. Пообещав себе надавать по бошке Горгону за его чрезмерную мудрость в отношении воспитания младшего поколения, Марк протиснул себя вперёд, а Оскару крикнул, чтобы тот следил за тварью и дал Горгону живчика.

Сам же принялся за отвратительную работу. Своим заточенным ножом он начал отрезать голову толстяка. Марк понимал, что от его действий зависит судьба всей команды. Жирный гной обливал руки, стекая под одежду, пробегал холодными жидкими струями по подмышкам и уходил вниз. Элитник позади продолжал раскопки, и потому Марк приложил все усилия, срезая последние мышцы. Из раздутой головы вытекло поразительно много жижи, а смрад был так непередаваем, что разъедал глаза. Вставив нож между позвонков, Марк с хрустом разломил шею толстяка, после чего перерезал последние сухожилия.

Глядя на омерзительную чёрно-синюю голову, он на секунду застыл, поражённый дикостью происходящего. Но оклик Оскара заставил его прийти в себя. Он тут же передал голову юноше и приказал кинуть её подальше в сторону твари, а сам принялся вырезать ребра. Целая волна из перегноя окатила всё его тело, но Марк осточертело рвал и резал тушу, пока крупный кусок грудины не очутился в его руках. Это добро он также передал Оскару, а тот, снова выворачивая желудок, передал всё приходящему в себя Горгону.

Монстр расширял тоннель и, судя по всему, не собирался отступать, порой жадно принюхиваясь к смердящим останкам и людям, измазанным ими, а потом расплывался в кровожадной улыбке, словно думал: «Притвориться мертвецами захотели, а я вас раскусил. Учуял ваш запах сквозь вонь».

Руки Марка дрожали от усталости и несколько раз он резался об обломленные кости. Нож скрипел, отделяя хрящи от костей, но Марк чувствовал, что слабеет.

— Смена! — крикнул ему пришедший в себя Горгон.

Марк благодарно улыбнулся, и убрав нож, двинулся назад, освобождая место для калеки. Горгон же, вытащив свой тесак, принялся рубить тушу так споро и резко, будто она была сделана из пластелина. Куски вздувшихся кишок и плоти так и летели назад, а Горгон, подобно дикой гиене, нашедшей мёртвого бегемота, всем телом погрузился внутрь останков толстяка. Элитник же в этот момент добрался до выброшенной головы и, походя, слизнул её шершавым фиолетовым языком. Недовольно заклокотав, он ещё усердней стал расковыривать свой лаз.

— Оскар сидел замерев, он боялся монстра и не мог пошевелить руками. Когда очередной ошмёток плюхнулся ему на колени, он не отреагировал, сидел, уставившись на всё ближе подбирающегося мутанта.

— Пролезем! — послышался голос Горгона, убравшего тесак в ножны и призывавшего всех следовать за ним.

— Марк растормошил Оскара, ударив его пару раз голенищем берца, и тот вытаращился на Марка, словно увидел его в первый раз.

— Путь свободен, давай за мной, быстро, тварь рядом! — крикнул Марк и Оскар пополз вслед за изгвазданными в ошмётках трупа людьми.

Марк быстро прополз за Горгоном сквозь остатки тела толстяка, но тут за ним послышался сумасшедший крик. Это был Оскар. То ли монстр смог выбить свою руку из суставной сумки, то ли сделал что-то ещё, но он сумел дотянуться до Оскара и взрезать тому ступню. Оскар не шевелился, вопя от раздираемой ногу боли, а Марк, применив всю свою гуттаперчивость, изогнулся, схватив того за волосы и потащил на себя. Оскар не замечал ничего, превратившись в сплошной вопль, а волосы у него были крепкие, из таких можно было вить канаты. В этот момент послышался глухой грохот и внезапная волна пыли забила нос, глаза и уши, ползущих людей.