S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Глава 16

Uššû ana ṭēmi, ana pīši, ina izzazi, ina paṭīši u tīrši, ana ḫarrānu aṣû.

И в жар и в стужу, в темноте и во мраке,Во вздохах и плаче,– вперед пойду я!

— Эпос о Гильгамеше — Таблица IX

Несколько минут Марк лежал в полузабытьи, невольно прислушиваясь к собственному дыханию и далёкому капельному эху. Поднял взгляд на окружающее помещение. Длинная служебная комната, куда их занесло, выглядела как часть огромной коммуникационной системы. Пол, выложенный крупными бетонными плитами, местами потёртый, был мокрым от ворвавшейся воды. В некоторых местах покрытия плитки осыпались, намекая на отсутствие должного внимания к этой части подземного комплекса. Грязные водяные разводы тянулись к нескольким сливным решёткам. Всё же отвод жидкостей даже тут работал как надо.

Стены комнаты были выстроены из толстого бетона, покрытого тонким слоем гидроизоляции. Местами он потрескался и отслаивался, но выглядел надёжно. Взгляд мужчины скользил по металлическим направляющим, закреплённым на них массивным связкам силовых кабелей, обжатых защитными кожухами. Вдоль стен по периметру помещения располагались шкафы релейной аппаратуры. Их нержавеющие корпуса отражали тусклую алую осветь резервных фонарей.

Марк перевёл взгляд на оборудование. Большая часть выглядела устаревшей: аналоговые приборы, панели с переключателями и индикаторными лампочками. Но всё ещё можно было различить их назначения: распределительные щиты, пульты диагностики насосов и компрессоров.

Аварийные лампы тускло мерцали, бросая рубленые тени на мокрые лица людей. Они были закреплены на трассах, пролегающих под потолком, среди которых виднелись вентиляционные воздуховоды и трубы, отливающие чёрной сталью.

Глаза Марка переместились к центру комнаты. Там стояли приборы для мониторинга систем. За ними на дальней стене висела большая карта сети коллектора, закрытая толстым защитным стеклом. Рядом располагался массивный металлический стол с выдвижными ящиками.

На столе царил хаос — вечный спутник спешки и паники. Видимо, кто-то проводил ремонт до того, как сработала аварийная сигнализация. Разбросанные инструменты были тому явными свидетелями.

На тёмной поверхности стола лежали разводной ключ с повреждённой рукоятью и несколько торцевых ключей с длинными хвостовиками — вероятно, их использовали для работы с фланцами труб. Среди них выделялся газовый ключ старого образца с вытертой до блеска сталью и подпиленной головкой, явно подогнанной под нестандартный крепёж.

Рядом валялся скребок для зачистки поверхностей труб перед герметизацией, напоминающий грубо сделанный стамесочный инструмент с остриём, потемневшим от работы в вечной сырости. Там же лежала небольшая коробка с медными прокладками разного диаметра, рассыпанными по столу, металлический треугольный напильник, края которого были запачканы маслом и манометрический ключ для настройки клапанов. Глаз Марка привлёк медленно скатывающийся по столу резьбовой калибр, чьи тонкие грани заманчиво переливались в мигающем аварийном свете. Вот он докатился до загнутого края рабочей области и издал короткий звон, будто это был маленький колокольчик.

На полу валялись пресс-клещи для обжимки муфт — их массивная рукоять была раскрыта. Видно, что их бросили на полпути. Рядом свисал со стола кусок резиновой ленты из комплекта временного перекрытия протечек.

Под столом была разбросана грязная промасленная ветошь и пустая банка из-под технической смазки. Вся эта картина дополнялась тонкой пеленой грязной воды, подтянувшейся к ножкам стола. В тонкой лужице, как на картине, отразился последний рабочий миг человека, застывший в вечности, без шансов когда-нибудь завершиться.

Воздух в помещении, пропитанный запахом озона, тины и масла, давил тяжестью, но в то же время был милее любой поверхности. Марк чувствовал себя хомяком, успевшим забраться в нору до пришествия зимней бури.

В этот момент резко застонал Горгон. Лицо старожила, изрезанное ущелистыми складками, то и дело искажалось, руки дёргались, словно пытались оттолкнуть невидимого противника. Бёдра едва заметно подрагивали в ритмичном сокращении остаточных мышечных волокон, характерном для фантомных болей. На лбу выступил холодный липкий пот, а веки, несмотря на сон, порой приоткрывались от периодических импульсов.

Будь ты хоть новичок, хоть иммунный-старожил, привыкший к боли, хоть заражённый, но нервные окончания у всех имеют схожий принцип регенерации. И в процессе восстановления они, так или иначе, будут путаться в попытках "объяснить" мозгу отсутствие привычной части тела.

Губы Горгона были сжаты в тонкую линию, изредка срывающуюся в глухое, еле слышное мычание. Его грудь сдавливали частые пароксизмы боли.

Марк понял, что надо действовать, и окрикнул его, чтобы разбудить. Старожил резко очнулся, моментально придя в режим бдительного сканирования. Он напряжённо обвёл округу глазами, прислушался и только тогда позволил себе скривиться от острой боли. Переждав приступ, он достал флягу и приложился к горлышку, закинув голову назад. Одинокая капля упала на язык, и Горгон разочарованно пристегнул флягу обратно к поясу. Вынул из заплечного мешочка, который впору было бы именовать не иначе как свёртком, гермобокс и извлёк оттуда споран. Обмотал кругляша в кисейный платок, найденный в вещах пещерных туристов, начал рассасывать виноградину и, как только боль чуть отпустила, откинулся на мокрую плитку. В этот момент он был похож на довольного ребёнка с пустышкой во рту.

— Ох и дали мы жару. Как только нас угораздило, а главное — как выпутались! — по-доброму удивляясь, произнёс Горгон.

Марк лишь в ответ устало улыбнулся и поднял палец вверх. Правда, не сумел при этом поднять перед собой руку. Но Горгон, казалось, разглядел улучшение настроя у его спутника и, подойдя к озябливо стучащему зубами Оскару, обнял его за плечи и стал тормошить приговаривая:

— Молодец, спаситель ты наш, руль держишь, как смычок Паганини – ни дрогнул, ни сфальшивил! Одно удовольствие! Без тебя мы бы там и остались. Пришлось бы либо сдохнуть, либо жабры отрастить. Везучие вы, и ты и Марк, честное слово, везучие! Молитесь теперь, чтобы удача нас не покинула. Глядишь, доковыляем до спасения как-нибудь.

Оскар вначале почти не реагировал на слова Горгона, но потом понемногу стал приходить в себя и выдавил усталую кривенькую улыбку.

— У тебя были фантомные боли, — сообщил иммунному Марк.

— Да какие ж то фантомные боли, — то не боли, а почти массаж — отмахнулся Горгон, — не такую боль пересиливали, а эту вообще в карман положим! — подытожил он свою речь, улыбаясь во всю ширь.

Настрой Горгона передался молодым людям. Однако Марк осознал, что Горгон намеренно затеял всю эту буффонаду. Будучи старше и опытнее других людей по части длительных путешествий, он прекрасно понимал опасность уныния и стресса, а оттого и заботился не только об их физической, но и духовной безопасности. Старожил за время пути не раз повторял, что выжить — полдела и потому учиться тут жить надо сейчас. Слишком много ужасов, бесчеловечности, сплошные круги ада. И потому Марк твёрдо решил учиться у Горгона методам психологической защиты. Научиться никогда не терять присутствия духа и спокойного сердца.

— Я всё думал, что ты не сдюжишь эту погань, этот вонючий мир в свои семнадцать лет. Но сегодня ты всех нас вытащил, брат,— произнёс Марк и протянул Оскару руку.

Парниша приободрился, поднял взгляд на Марка и, словно что-то найдя в глазах мужчины, крепко сжал протянутую ладонь. Марк удивлённо глядел на бесхребетного распутного юношу, который сидел перед ним и не узнавал его. Словно в короткий срок Оскар переменился. Не было растерянного, беглого взгляда, не было слёз и жалости к себе. На Марка смотрел юноша, сделавший свой первый шаг на пути становления мужчиной.

Горгон глядел на это рукопожатие своим проницательным взором. Он понял, что только что совершил Марк. Марк сделал шаг от выживания в Стиксе к настоящей жизни. И мало что может быть лучшим шагом, чем спасение другой жизни. Старожил смотрел на это и впервые за долгое время был счастлив.

— Ну, раз теперь все ободрились, предлагаю найти место посуше и почище, — произнёс он и стал раздавать указания.

— Оскар, найди нам оксигазовый резак. Он на верхней полке, в том ящике с жёлтой ручкой. Немного изогнутый, как рычаг. И к нему ещё баллоны, — он указал на стеллаж рядом.

— Марк, собери весь подручный инструмент, нам сейчас идти через несколько дверей и не всегда бывает, что их также просто отворить.

— А ты своим инсоматозом не можешь проложить путь через стены? — задал вопрос Марк

— Армированный бетон, — уважительно произнёс Горгон и, крепко ударив по стене ладонью, — это, считай, камень, пронизанный тонкими арматуринами, к тому же двуостный — сквозь него проходит десять слоёв решёток из высокоуглеродистой стали, а сталь, как ты помнишь, я обращать не умею. Только горные породы и минералы, и то далеко не все.

— Теперь ясно, — ответил Марк, восхищаясь эрудированностью бородача и терпением к различным вопросам. На службе редко было можно обнаружить открытого "глупым" вопросам подчинённых командира. Горгон же выделялся среди встреченных ему людей не только душевной силой, но холодным расчётом, терпеливостью и высокой организацией собственных знаний. Правда, от ошибок это спасало не всегда. Вспомнить хотя бы гидроцикл или слепленные петрификацией губы. Но то было, скорее, виной комплекса обстоятельств, а не просчёта. В катакомбах они встретили всего лишь одного развитого бегуна, а в противопаводковом коллекторе — целый мутантопад.

Поток мыслей прервал голос Горгона:

— А ты пока покашеварь. В прошлый раз мы ели чёрт знает сколько часов назад. Так что в прошлый раз мы с Оскаром тебя кормили, а теперь твой черёд. Пойду помогу ему собрать резак и другие полезные вещицы.

Марк кивнул уходящему на помощь Оскару Горгону, огляделся вокруг, пытаясь найти хоть какой-то сухой участок. Прошёлся вперёд, оглядывая приборные панели и трубы, после чего обнаружил небольшую площадку, находившуюся на возвышении относительно пола. Быстро вытащив из рюкзака компактную горелку, он проверил её и с радостью осознал, что пламя горит, как и раньше. Нос ощутил запах газа, и синие язычки весело заплясали, отражаясь, создавая приятное чувство уюта, которое Марк вспоминал, словно по прошлой жизни.

Когда огонь стабилизировался, Марк достал несколько консервов, их металлические крышки с характерным звуком соскочили под крепким ножом. Он открыл одну из них и почувствовал, как аромат сочного блюда сразу наполнил пространство. Это была тушёнка — сытная, простая, но идеальная для таких условий. Он выложил содержимое в кастрюлю, заливая небольшим количеством воды. Пока пламя разваривало содержимое, Марк достал пакет с сушёными грибами и прованскими травами — случайно взятая в лагере специя, оказавшаяся по итогу единственной и последней. Добавил их в бульон, наслаждаясь изменением аромата.

Желудок у него вдруг заурчал не хуже заражённого, и мужчина осознал, как зверски голоден. Всё это время он жил на сухом пайке, второпях, впроголодь, а теперь горячая еда казалась вкуснее манны небесной. Он залез в рюкзак в поисках ещё каких-нибудь специй, чтобы придать вкусу полноту, но, к сожалению, ничего не обнаружил. Зато нашёл ещё одну консерву и с радостью вывалил её в аппетитно бурлящую пищу. Вода уже пошла пузырями, и оттого аромат стал более насыщенным. Марк вдыхал этот запах, отрешаясь от всех трудностей, свалившихся на голову за последние часы, как будто обрёл всё то, что ему было нужно: тепло, еду и покой. Он снял кастрюлю с горелки, экономя газ, сидел и нюхал еду, сидел и вдыхал момент жизни.

Окликнув Горгона и Оскара, Марк посчитал свою миссию кашевара исполненной и приступил к обязанностям "кашееда", сделав первый глоток, наслаждаясь бульоном, который, казалось, дарил ему больше сил, чем вся предыдущая еда за период земной жизни. Тушёнка таяла на языке, специи щекотали отвыкший от гастрономической роскоши язык, даря чувство нового, неведомого комфорта — комфорта спящего Стикса. Каждое движение, каждый глоток был ценнее всех изысков.

Впервые с момента переноса Марк ощутил, что он здесь. И после того, как усвоил это ощущение с первой ложкой вкусного обеда, так сразу и принял, что теперь это будет его жизнь. Страшная, быстрая, возможно, короткая, но такая, какая она есть в реальности. Это открытие придало ему сил. Это невозможно было назвать обретением почвы под ногами. Вряд ли у кого-то в этом мире была хоть какая-то почва. Больше походило, что, вот-вот сорвавшись со шпиля пронзившей небеса башни, Марк заметил тонкий в человеческий волос канат, ведущий в неизведанную даль. И он ступил на этот канат. Сделал свой первый шаг на пути в неизведанное.