Сделай сам – 1

Глава 11 Шесть дней, семь ночей. Часть 2

Как там было в «Золотом телёнке»? Но позвольте, вот ведь написано! В гонке участвую два Фиата, два Паккарда и один Студебеккер! И ни одного Лорен-Дитриха! Должно быть не дословно, но по сути то.

Вот и тут по задумке многих не должно было быть ни одного Лорен-Дитриха. То бишь, никакого автомобиля марки «РУСЬ». Но мы, Яковлевы, случились.

Хотя, справедливости ради, следовало сказать, что ни одного Фиата, Паккарда или же Студебеккера в гонке Париж-Амстердам-Париж 1898 года тоже участия не принимало. Да таких марок автомобилей и не существовало пока в природе!

Зато Панар-Левассоров набралась аж половина из более чем полусотни стартовавших из французской столицы машин. Видать ну очень сильно владельцы этой самой марки желали получить себе весь пьедестал почета во всех трёх классах — «А», «В» и «С».

Ещё по 5 штук было Пежо, Морсов, Амеде Болле и Жорж Ришаров. Чуть меньше Де Дион-Бутонов и Дарраков. Плюс всякая разная безымянная гаражная отсебятина от всевозможных энтузиастов — по одной штуке каждого. А вот кого также было много, так это Клеманов. Но не полноценных машин, а трициклов. Да! Как оказалось, их во Франции уже клепали в очень солидных количествах и были они весьма популярны за счёт не сильно высокой цены. Естественно, не сильно высокой по сравнению с ценами на машины.

Выпускали нас вперед к победе не всем скопом, чтобы не начать гонку с массовой аварии, а по одному с промежутком в 2 минуты. И победителя первого этапа, как и всех последующих, собирались определять по затраченному тем на прохождение дистанции времени. Наивные чукотские парни! Определять они ещё чего-то там вздумали!

— Давай, батя! Жми! — это ваш покорный слуга разорялся, сидя на переднем пассажирском сиденье лимузина.

Почему на пассажирском? Так ведь мелочь я пузатая! Кто меня за руль-то пустит? Тем более участвовать в гонках! Потому был, так сказать, сторонним наблюдателем и заодно комментатором.

Шикарный отцовский спорт-купе, на который нет-нет, да заглядывались абсолютно все, вальяжно тронулся с места, а после начал плавно разгоняться, как тот паровоз с крутой горки — то есть неудержимо.

У нас и обычный, так сказать, гражданский экземпляр подобного купе являлся хорошим «скакуном» по сравнению с лимузином за счёт снижения веса машины. База короче, кузов тоже. Пассажиров, считай, нет. Вот и дарил он радость от «полёта» своим владельцам, кто сам мог сесть за руль.

Этот же, «боевой экземпляр», был и того легче. А ещё мощнее. Раму мы ему, словно те термиты, попятнали многочисленными отверстиями во множестве мест. Запас прочности у неё изначально имелся чуть ли не пятикратный, вот и снизили вес, высверлив излишнее.

Кузов опять же сделали клёпанный из алюминия на защитном каркасе салона из стальных труб и после отполировали все листы до блеска, что те рыцарские латы. Ну и коробку передач воткнули новую — четырехступенчатую, да ещё и с синхронизаторами конической формы, чтоб, значит, время не терять на ловлю новой передачи, чем вынуждены были заниматься все прочие шоферы.

— Вот и нам пришла пора, пожалуй, — пригладил свои не сильно шикарные усы Нагель и после отмашки судьи тронул с места и нашу «техничку».

Я когда его в первый раз увидел, то чуть не ляпнул что-то вроде — «Инспектор Лестрейд? Неужто это вы?». Очень уж он был похож в своём костюмчике на этого самого персонажа в исполнении Борислава Брондукова. Разве что усы не столь размашистые. Ну и помоложе раза в два, конечно. Но всё равно сходство было прям бросающееся в глаза.

Ну и кто из нас не знает Нагеля? Нагель знают все! Нагель это гвоздь! Деревянный! Правда, этот конкретный Нагель деревянным уж точно не был. Как-никак самый именитый отечественный автогонщик начала XX века. Из этого конкретного Нагеля действительно можно было делать гвозди. Не было бы прочнее этих гвоздей. Имя и величина того времени! Того, что здесь и сейчас так-то ещё даже не наступило.

И мне даже искать его не пришлось. Сам нашёлся. Ещё в начале года заявился к нам домой и давай агитировать за «советскую власть»! Точнее, давай упрашивать папа́, профинансировать первую отечественную гонку моторов. И соответственно поучаствовать в ней. Машин-то в России имелся уже не один десяток к этому времени. Интересно же! Тем более что в той же Франции такие гонки проводили постоянно уже не первый год.

Идею мы его тогда горячо поддержали. Денежек в общую кассу дали, отказавшись вежливо быть единоличниками. И дорого, и люди не поймут. Такое как бы под эгидой великих князей или там министров положено проводить. Таким, как мы, никак нельзя высовываться. Согласовали, в общем, наше там участие — как раз из Парижу вернёмся и у себя в стране дадим жару.

Тогда-то я его и зацепил своими пальчиками. Не всё же нам с отцом работать на заводе водителями-испытателями! Так что раз уж такой персонаж сам пришёл в руки, грех было его выпускать. Теперь вот он такой довольный ведёт нашу боевую летучку.

Он же, кстати, и обеспечил нас всем необходимым тут, во Франции. Приехал на 2 недели раньше нас и закупился бензином с маслом, чтоб, значит, ничего нам добренькие конкуренты не подсыпали. Это я проявил, так сказать, здоровую паранойю и сознательность. А отец её поддержал. Теперь вот едем, дышим пылью. Кхе-кхе-кхе.

Французы, гады, выпустили нас вообще самыми последними из всех участников. А дороги, напоминаю вам, ничуть не с асфальтовым покрытием и даже не из железобетонных плит. Сплошной песок везде и гравий. Так что даже на обгон каждый раз идти страшно. Сплошная пылевая пелена стелется на многие десятки, а то и сотни метров за каждым участником.

Моторчики у местных каракатиц хоть и слабенькие. Но на ровных участках до 50–55 километров в час разогнать изделия местных мастеров способны. Так что пыль стоит столбом.

— Берегись! — это уже я кричу, судорожно вцепившись в лямку ремня безопасности — специально сделали для гоночных машин. Ехавший впереди нас трицикл, которого отец обошёл уже давным-давно, на что-то видимо наехал и давай мотаться по всей ширине дороги туда-сюда. Мы этого мотальщика едва по всей своей фальшрешётке радиатора не размазали тонким красным слоем. Скрипящий зубами Нагель лишь в самый последний момент успел дернуть рулём влево и пройти в каких-то считанных сантиметрах правым бортом от этого доморощенного французского самоубийцы.

А как ещё его обозвать, если его Клеман весит один центнер, а наш «РУСЬ ИМПЕРИАЛ» весит тоже 100, но уже пудов, а не килограмм! Плюс скорость держим под семьдесят. Плюс инерция. Разобрали бы своим бампером и этот Клеман, и его седока на мелкие запчасти только в путь. Пусть радуется, гусь лапчатый, что отделался лишь посыпавшимися на его голову с моей стороны проклятиями. Ну и может быть мокрыми штанишками ещё. Мы ведь на своём «звере» сейчас выглядим, как гружёный самосвал на фоне инвалидок. Всем прочим участникам движения страшно быть должно по определению. Особенно когда мы с вдвое большей скоростью проносимся мимо них, неожиданно выскакивая сзади из пылевого облака в каких-то метре-двух. Я бы на их месте точно писался с такого. Я-то знаю, что их ждет. Как говорится, во многих знаниях многие печали.

— Вот ведь лягушатник хренов! — а это уже Андрей, который Нагель, с водительского места добавляет, шипя сквозь зубы. Его тоже можно понять. Мало того, что адреналин от гонки в голову бьёт, так ещё и опыта вождения у него кот наплакал. А я при этом при всём велю догонять побыстрее папа́, чтоб значит хвостиком за ним всегда держаться. Короче действую на нервы водителю, как каждый уважающий себя передний пассажир, что всегда лучше знает, как и что надо делать, пребывая за рулём.

Так в дружной нервотрёпке и ругани прошёл первый час гонки. Теперь вот стоим на обочине, стираем ветошью в тишине и с напряжёнными лицами разводы кровищи с лобового стекла и с капота. Всё остальное уже сняли с нашего автомобиля, как пожёванную котом гирлянду с ёлки, да и прикопали по-быстрому на ближайшем поле. Благо тех полей вокруг — в любую сторону на километры вокруг целое море.

Рядом же стоит разбитая машина. То лично Жорж Ришар на Жорж Ришаре был. Хорошая фамилия — Ришар. Смеялся с фильмов Пьера. Надеюсь, это был не дедушка актёра. Да-а-а-а. Дела-а-а-а.

И нет. Это не мы его так, что он сейчас лежит на земельке и смотрит чётко в небо, изображая из себя покойничка. Это скорее он нас «замызгал» своей жертвой.

Местные устроители гонок, конечно, молодцы и всё такое. Пионеры в своём деле. Забодай их всех комар! Но всё же трассу им для нас очистить на всём её протяжении никак не вышло. Мы то и дело пролетали мимо всяких левых велосипедистов, почтальонов, конных упряжек, всадников, просто прохожих. Дорога-то общего пользования! Все 295 километров! Про собак вообще молчу. Недаром ведь именно из Франции пошёл гулять по миру револьвер «Велодог» для соответствующей обороны велосипедистов от «друзей человека».

Вот и Жоржу нашему Ришару на очередном километре пути кинулась наперерез какая-то возомнившая себя бессмертной псина. Кинулась она, значит. Встретилась с передней осью его автомобиля, шедшего под 50 километров в час. Подлетела, значит, в воздух. Встретилась с телом водителя этого самого автомобиля. А после её тело уже встретилось с нашим носом, так как в этот момент мы шли на обгон француза. Дальше же вы уже знаете.

Сидим, починяем примус. То есть стоим и молча вычищаем машину, чтобы не пугать местных своей кроваво-боевой раскраской. Такая антиреклама нам точно не нужна! А то знаю я местных газетчиков. Получат на руки 100 франков и тут же в красках распишут, как злые русские казак… автомобили перемалывали своими шашк… колёсами в кашу ни в чем не повинных парижан, да прочих ни в чём не повинных жителей Третьей республики. И что после такого лишь идеологический враг страны и всего французского народа мог бы посмотреть в сторону приобретения автомобиля-убийцы, явившегося из варвар… заснеженной северной страны.

Во всяком случае, я на их месте уж точно начал бы подобную компанию по дискредитации своего конкурента.

Кстати, я тут вчера как раз узнал, что именно от такого столкновения погиб тот самый Левассор, чья фамилия составляет половинку в Панар-Левассоре. Собачка тоже кинулась наперерез во время гонок, и лучший автомобильный конструктор страны любителей лягушек так и не смог оправиться от ран, продержавшись после в мире живых чуть менее года.

Жоржу в этом плане повезло. Собачка прошла по касательной к телу. Человек просто впал в небольшой шок и прострацию. Вот и лежит, отходит. Да не на тот свет отходит! А от переживаний отходит. Вот ведь русский язык! Одно и то же слово, а значения почти диаметрально противоположные в зависимости от контекста. Понятно почему нас остальные понять не могут. Душу нашу русскую. В переводах потому что вечно, небось, путаются! Хе-хе! Не понимают, бедолаги, что когда мы говорим — нам нужен мир, мы имеем в виду спокойствие, а не всю планету. Вот и вооружаются против нас до зубов постоянно. Непонятливые, блин, они — эти европейцы!

От предложения подвезти его до Арденна, месье Решар вежливо отказался и предпочёл остаться здесь, рядом со своим разбитым автомобилем, дожидаться подхода плетущийся где-то далеко позади своей технички. Почему с разбитым автомобилем? Так после встречи с собачкой водитель потерял управление и влетел на нём сперва в дорожную канаву, а потом ещё и дерево слегка задел. Теперь легче новую машину построить, чем эту восстановить.

Ну, на нет и суда нет. Мы же, попрощавшись, полетели дальше.

— Сам козёл! Глаза протри, петух кастрированный! Права купил, а ездить не купил? Ты что за черепаха! Вот вроде внешне человек, а баран бараном! Ты идиот иди где? Я тебе кулаком помашу! Сейчас остановлюсь и так кулаком помашу, что ты на всю жизнь запомнишь! Кто пустил слепого за руль? — Ну, вы поняли. Это уже я рулю нашей машиной, поскольку после встречи с собачкой у Нагеля слегка подрагивали руки и пошаливали нервы. Рулю, значит, и комментирую всех тех, кого мне приходится обгонять.

Не, так-то я понимаю, что они не виноваты. Просто опыта у них в вождении по сравнению со мной — что кот наплакал. Да и машины — разве что одно название. На таких пепелацах реально страшно разгоняться выше 20 километров в час. А эти пилят под полтинник. Уважаю! Но при этом унижаю. Потому что не пускают, гады такие. Отец их всех давно уже обошёл играючи, теперь вот вредничают, нас, техничку, не пускают. Сам понимаю — стыдно, когда тебя, участника класса «А», то есть вроде как гоночный болид, обходит вспомогательное транспортное средство из низшего класса «С», где наш лимузин и числится. Вот я, как тот акын, что вижу, то и пою, не умолкая.

Но скорость всё же сбросил чуть. Выше шестидесяти стараюсь не держать. Успели мы тут с Нагелем насмотреться по дороге всякого. Да такого, что почившая на нашем капоте собачка покажется чем-то пасторальным. То, что сбитые собаки встречались чуть ли не через каждые 5 — 10 километров — это ещё ладно. Мы уже привыкли к такому. Но то, что в машине вместо водителя билась в агонии лошадь. Это было для нас ново.

Ну, видели, небось, что случается с современной машиной, когда в лобовое стекло мордой вперед влетает олень. Тот, что животное, а не другой водитель. Вот тут всё было куда жестче. И лошадь покрупней оленя будет и машины нынче далеко ещё не те. Вот водитель где-то под ней и лежал застрявший намертво, но вполне себе ещё живой. А рядом владелец этой самой лошади кругами бегает и что-то всё орёт, не позволяет застрелить свою ошалевшую от испуга и боли животинку, чтобы начать спасать из-под неё человека. Такие, блин, дела на гонках.

Велосипедиста, кстати, тоже видели. Не то, что он прям такой редкий зверь какой-то. Но вот сбитый очередным участником соревнования — это да, отнюдь не через каждый километр попадался.

Овец подавленных опять же лицезрели. Как и валявшиеся на боку, а то и вверх колёсами машины рядом с ними. Машинки-то ныне у всех донельзя короткобазные, узенькие и при этом высокие. На поворотах так и норовят опрокинуться без всякой помощи со стороны. Потому и неустойчивые при авариях.

— Саня не надо, не надо, не надо! — это перепугавшийся Нагель позабыл, что так-то я его работодатель и Александр Евгеньевич, вообще-то.

Отчего позабыл? Так мы сейчас играем в салочки с Фернаном Шарроном, которому все прочили победу, пока не появились мы.

Этот нехороший человек, последний оставшийся перед нами, помимо машины отца, решил лечь костями, но не пустить нас вперед. Я влево и он тут же влево. Я резко вправо и он резко вправо. И так раз за разом, раз за разом. Зараза!

Пришлось ему показать, что тут вам не там, а там вам не здесь. Просто так я что ли делал крепкий бампер для своей машины?

Так вхреначил этим самым бампером в колеса ведущей оси, более всего остального выступающие позади, что его Панар-Левассор аж на дыбы на время встал. Точно так же, как порой случается с лёгкими колёсными тракторами, когда выдаваемый движком момент уже не компенсируется собственной массой техники. А после он ещё и в борт меня припечатал, когда я посчитал, что урок преподан и можно обгонять.

Ну и я, не будь терпилой, припечатал его тоже в борт. Потом ещё раз, ещё раз и ещё раз. Вот Нагель и не выдержал. Нет чтоб меня поддержать подбадривающими криками! Давай, мол, Саня! Ату его, ату!

Хотя, когда на тебя осыпается стеклянным дождем рассыпавшееся закалённое стекло, приятного, конечно, мало. А стекло у пассажирской двери как раз не выдержало и брызнуло фонтаном с громким хлопком. Случается с ними порой такая коллизия от сотрясений, даже если нет прямого удара по ним.

— Надо, Федя, надо! — вновь крутанул я руль резко вправо и, наконец, выдавил этого упертого французского петушка в очередную канаву, куда он благополучно и улетел. И пусть теперь доказывает, что это мы его туда спихнули, а не сам он туда рухнул, не справившись с управлением.

— Меня вообще-то Андреем зовут, — как-то даже скукожившись на своём месте, тихо пробормотал Нагель, опасаясь посмотреть в мою сторону и потому пялясь активно вперед.

— Да хоть свистом! Главное, что дело сделано. А тот, кто пришёл к нам с мечом, от меча и загнулся. Пусть знает Яковлевых, каплун ощипанный, — пробурчал я в ответ и после сосредоточился на управлении.

Впрочем, понять задумчивый вид моего пассажира было можно. По всем документам это ведь он числится водителем машины, ему и отвечать случись чего. С меня-то взятки гладки. Вот и стал нервничать парень.

p.s. Побуду немного Паниковским:) Дорогой читатель, поставь книге лайк! Ну поставь! У тебя их много! Я знаю!