Шеф с системой в новом мире

Глава 12

Утро следующего дня было другим. Внешне ничего не изменилось — та же серая, промозглая предрассветная дымка, тот же спертый воздух в казарме, тот же рев Прохора, начавшийся с первыми лучами солнца.

Изменилось мое внутреннее состояние. Теперь к нему добавилось новое, куда более тонкое и изматывающее чувство — напряжение игрока, сделавшего рискованную ставку. Чувство неизвестности изматывало, но отступать нельзя. А еще у меня появилось чувство, что я нахожусь под пристальным наблюдением.

Это было не явное наблюдение. Никто не ходил за мной по пятам, не смотрел в упор. Сеть Степана Игнатьевича работала гораздо изящнее. Я замечал это в мелочах.

К примеру, один из стражников, которого я никогда раньше не видел, теперь постоянно оказывался у входа на кухню и лениво, но внимательно провожал взглядом каждого, кто входил и выходил.

Еще старая кухарка Аграфена, которая за все время не сказала мне и слова, вдруг «случайно» спросила, из какой я деревни. Даже молчание Прохора было частью этого наблюдения. Он перестал искать повод для придирок, заняв выжидательную позицию, словно хотел посмотреть, какую еще беду или, наоборот, пользу принесет его странный, непредсказуемый поваренок.

Весь день я был образцовым рабом. Таскал воду, скоблил овощи, мыл котлы. Каждое мое движение было выверено, чтобы не привлекать лишнего внимания, но разум лихорадочно работал, анализируя ситуацию.

Вечером, уединившись в своем тайнике за поленницей, подвел итоги. План сработал. Повышенное внимание управляющего не оставляло никаких сомнений. Он сопоставил два факта: странную бодрость одной и той же смены стражи и мое присутствие на кухне. Заподозрил, что между этими событиями есть связь.

Да только одного подозрения было мало.

Я поставил себя на его место. Что такое «бодрость» с точки зрения управляющего? Вещь субъективная, почти эфемерная. Десятник Игнат мог преувеличить. Стражники могли просто хорошо выспаться накануне. Может, в тот вечер Прохор и впрямь сварил удачную кашу.

Слишком много «может». Степан Игнатьевич — человек фактов, цифр и отчетов. Чтобы он перешел от наблюдения к действию, ему нужны были неопровержимые доказательства. Ему нужен второй прецедент, так что надо поднять ставки.

Мне нужно было продемонстрировать не просто общее улучшение состояния, как «повышение выносливости», а повлиять на конкретный, проверяемый навык, результаты которого можно зафиксировать на бумаге.

«Что если какой-нибудь отряд на тренировке покажет лучшие результаты, чем он показывал всегда? К примеру, они вдруг начнут стрелять из лука метче, чем раньше, — подумал я, и от этой мысли у меня по спине пробежал холодок, — это уже не списать на „хорошее настроение“. Это — аномалия и она послужит доказательством».

Для демонстрации мне нужна идеальная сцена и идеальные актеры. Искать их вслепую слишком долго. Мне нужна точная информация, а значит нужен мой верный товарищ.

Той же ночью я встретился с Матвеем в нашем условленном месте за поленницей. За последние дни он окончательно оправился. Его кашель прошел, на щеках появился здоровый цвет, а в глазах вместо страха теперь горел живой огонек. Он был моим единственным доверенным лицом в этой крепости, моими ушами и глазами.

— Мне снова нужна твоя помощь, Матвей, — сказал я тихо, убедившись, что нас никто не слышит. — Но на этот раз задача сложнее.

— Я сделаю все, что скажешь, Алексей, — без колебаний ответил он. Его готовность служить была почти фанатичной.

— Мне нужно, чтобы ты слушал, — продолжил я, глядя ему прямо в глаза. — Слушал все. Жалобы стражников, их насмешки друг над другом, ругань десятников. Мне нужен отряд лучников, который все в этой крепости считают отстающим. Такие, чтобы их неудачи были хорошо известны и их командира постоянно ругал кто-то из начальства. Понимаешь? Мне нужны неудачники.

Матвей на мгновение задумался, а затем его лицо прояснилось.

— Кажется, я знаю, о ком ты, — прошептал он. — Я поспрашиваю и все выясню.

Рассчитываю на тебя, дружище, — кивнул я и паренек просиял от радости.

Два дня я ждал, продолжая свою рутинную работу и тайные кулинарные изыскания. Намеренно не торопил Матвея, понимая, что спешка в таком деле может привести к провалу. Наконец, на третий день, когда я чистил овощи в углу кухни, он подошел ко мне под предлогом того, что нужно вынести очистки.

— Отряд лучников десятника Гаврила, — прошептал он так тихо, что его слова были едва слышны за шумом кухни.

Я замер, продолжая скоблить брюкву.

— Отряд набрали совсем недавно, — продолжал Матвей, — Там очень много новичков. Другие стражники над ними смеются, говорят, что они главные умельцы по расстрелу воздуха. Дважды в неделю у них учебные стрельбы, и они всегда показывают худшие результаты.

Он сделал паузу и добавил самое главное:

— Гаврил из-за этого злой ходит. Говорят, Степан Игнатьевич его после каждых таких стрельб к себе вызывает и за плохие показатели выговаривает.

Я мысленно улыбнулся. Идеально. Просто идеально. Вот он мой «проблемный актив», который находится на личном контроле у управляющего. Их внезапный, чудесный успех станет той самой аномалией, которую невозможно будет проигнорировать.

— Молодец, Матвей, — так же тихо сказал я. — Отличная работа. Теперь забудь об этом разговоре.

Он быстро кивнул и, подхватив ведро с очистками, скрылся, а я остался со своей брюквой, но в голове у меня уже рождался новый, дерзкий рецепт. Рецепт не для выживания и не для лечения. Рецепт для демонстрации силы.

Задача, которую я поставил перед собой, была на порядок сложнее, чем простое повышение выносливости. Одно дело — накачать уставшие мышцы энергией. Совсем другое — воздействовать на такие тонкие вещи, как работа нервной системы и органов чувств. В своем тайнике, в тишине и полумраке, я провел мысленный разбор проблемы, как когда-то разбирал на составляющие классические соусы.

«Что мешает уставшему человеку попасть в цель из лука? — размышлял я, глядя на тлеющие угли. — Первое и главное — тремор. Мелкая дрожь в руках от мышечного истощения и нервного напряжения. Второе — потеря концентрации. Разум плывет, сложно сфокусироваться на цели. Третье — „замыленный“ взгляд. Глаза тоже устают, теряют остроту».

Мне нужен рецепт, который бы нанес удар по всем трем направлениям. Это будет мое первое настоящее функциональное блюдо, почти алхимическое зелье, замаскированное под похлебку.

Я начал ревизию своих запасов. Для основы нужен был белок и правильные жиры, чтобы стабилизировать нервную систему. Я вспомнил о куске вяленой соленой щуки, который спер на кухне припрятал пару дней назад. Его плохо хранили, и он начал усыхать и становиться жестким. Для господского стола он был уже непригоден, но для моих целей подходил идеально. [Анализ] показывал высокое содержание Омега-3 жирных кислот, которые были мне нужны.

Для зрения ответ был очевиден — дикая морковь, несколько сморщенных, но все еще крепких корнеплодов, которые я принес из леса. Мой дар услужливо подсвечивал в них высокое содержание [бета-каротина].

Для концентрации и калорийности идеально подходили лесные орехи, которые я растолок в пасту.

Не хватало только главного — компонента против тремора. Я перебрал в памяти все травы, что нашел во время вылазки и вспомнил невзрачное растение с мелкими синими цветочками, которое сорвал интуитивно. Система тогда пометила его как «Тихоцвет».

[Объект: Тихоцвет луговой]

[Свойства: Содержит алкалоиды успокаивающего действия.]

[Скрытые свойства: При употреблении в малой дозе обладает эффектом [Снятие нервного напряжения (слабое)]. Снижает непроизвольные мышечные сокращения.]

[Предупреждение: В большой дозе вызывает сонливость и замедление реакции.]

Вот он ключевой ингредиент. Я отмерил буквально щепотку сушеных листьев — ровно столько, чтобы стабилизировать руки, но не вызвать сонливости. Ночью я снова выбрался в свое убежище, чтобы приготовить новое блюдо.

Процесс приготовления этой похлебки был моим личным священным ритуалом, который я проводил вдали от чужих глаз, в своем убежище за поленницей. Здесь, при свете крошечного, тщательно скрытого костерка, каждый шаг имел вес.

Все началось с куска сушеной рыбы, твердого, как кора дерева. Я не мог позволить себе роскошь просто залить ее водой, так что положил рыбу на большой плоский камень и другим, поменьше, принялся терпеливо, но настойчиво отбивать ее. Удары размягчали волокна, возвращая им намек на жизнь. Затем, используя острый осколок кремня, я аккуратно отделил драгоценную мякоть от позвоночника и ребер.

Кости и голову — то, что любой другой счел бы мусором, — бросил в свой закопченный котелок и залил припасенной водой. Огонь под ним едва теплился, я поддерживал лишь слабый жар тлеющих углей, чтобы бульон не кипел, а медленно и лениво томился. Час за часом он вбирал в себя всю душу рыбы, превращаясь из простой воды в некрепкий, но удивительно душистый, золотистый навар.

Оставшуюся мякоть рыбы положил на тот же плоский камень и своим импровизированным ножом начал методично рубить ее. Это была не быстрая шинковка, а долгая, кропотливая работа. Нарезать жесткую рыбу подручными средствами то еще приключение. Я измельчал плоть до тех пор, пока она не превратилась в однородную, нежную массу.

Грязную морковку сначала очистил, соскоблив с нее землю, а затем, тем же камнем, начал растирать ее в сочную, ярко-оранжевую кашицу. В отдельной ямке на камне я растер несколько лесных орехов, превратив их в густую, маслянистую пасту, полную энергии. К ней добавил щепотку порошка «Тихоцвета» из своего заветного мешочка.

Наконец, все компоненты были готовы. Я выловил из бульона кости. В горячую жидкость, постоянно помешивая, ввел сначала морковно-ореховую смесь, которая тут же окрасила бульон в теплый, солнечный цвет. Затем, в самом конце, добавил рыбную мякоть, продолжая мешать. Я не давал похлебке закипеть, держа котелок на самом краю угольков, позволяя всем вкусам и целебным свойствам медленно, деликатно объединиться. В воздухе стоял густой, успокаивающий аромат. Это была не просто еда. Это было зелье, сваренное в тишине и тайне, акт творения посреди враждебного мира.

Я удовлетворенно кивнул. Это было именно то, что нужно. Не дожидаясь, пока она остынет, я зачерпнул первую ложку. Вкус был сложным и приятным: сладость моркови, густая маслянистость орехов и глубокий, соленый вкус рыбы, а на фоне — тонкий, успокаивающий аромат «Тихоцвета».

Я съел все до последней капли, чувствуя, как по телу разливается не только сытость, но и странная, непривычная ясность. Дрожь в руках, моя вечная спутница от голода и слабости, стала заметно меньше. Мир вокруг, казалось, обрел чуть больше четкости, а хаос мыслей в голове немного улегся.

И Система тут же отреагировала на это.

[Вы успешно применили блюдо [Похлебка «Острый Глаз»] к себе!]

[Эффекты [Острота Зрения], [Концентрация] и [Стабилизация мелкой моторики] активированы.]

[Вы получили 20 ед. опыта.]

«Стабилизация мелкой моторики». Это было именно то, что нужно. Прямой ответ на проблему дрожащих рук. Я был готов. Оставалось получить «лицензию» на производство.

На следующий день, за несколько часов до учебных стрельб, я подкараулил момент, когда Прохор был в относительно благодушном настроении после сытного обеда. Я подошел к нему с куском высохшей щуки в руках.

— Шеф, — начал я с уже отработанным смирением. — Вот эта рыба… соленая… совсем усохла. Жесткая, как доска. Ни в уху, ни в пирог не годится. Выбросить жалко, добро все-таки.

Прохор лениво ткнул в рыбу пальцем, поморщился.

— И чего ты мне ее тычешь? Сказал выкинуть — значит, выкинь.

— Так я вот что подумал, — продолжил я, играя роль рачительного идиота. — Сегодня у нас отряд десятника Гаврила завтракает после ночного дежурства. Может, сварить им из этой рыбы похлебку? Вымочить ее, поварить подольше, моркови туда покрошить для густоты… Они все равно никуда не попадают, им что баланда, что похлебка — без разницы, а так и продукт не пропадет, и люди горячего поедят.

Я затаил дыхание. Я попал сразу в несколько целей. Апеллировал к его жадности, упомянул утилизацию «испорченного» продукта и одновременно унизил «отстающий» отряд, что всегда доставляло Прохору удовольствие.

Он на мгновение задумался, почесывая свой огромный живот. Логика в моих словах была железной и абсолютно соответствовала его мировоззрению. Пустить отбросы на корм для неудачников — что может быть практичнее?

— Ладно, — наконец, рыкнул он. — Валяй. Только чтоб хороших продуктов на эту рыбу не переводил! Если дрянь получится, только расход лишний. Сваришь на малом очаге и сам им раздашь. Нечего мою кухню своей вонью рыбной портить.

— Слушаюсь, шеф, — поклонился я, скрывая улыбку.

Разрешение было получено. Сцена для моего второго, решающего чуда была готова.

Я бросился варить похлёбку, чтобы успеть до прихода отряда. Насколько знал, они завтракают, а потом сразу на стрельбы. Нужно поторопиться.

Вскоре они пожаловали. Я взял черпак и сам наполнил миски лучников густым, оранжевым, ароматным варевом. Стражники, хмурые и невыспавшиеся, принимали еду безразличием. Они были слишком уставшими, чтобы обращать внимание на то, что их похлебка сегодня отличается. Один из них, молодой парень с веснушчатым лицом, с сомнением посмотрел в свою миску.

— Что, Веверь, сегодня нас рыбой травить решили? — пробурчал он.

Я ничего не ответил, лишь молча протянул ему ломоть хлеба. Он пожал плечами и отошел к своим. Я проводил их взглядом, чувствуя, как внутри все сжимается от напряжения. Теперь все зависело от того, как сработает мое варево.

Позже я под благовидным предлогом получил разрешение находиться на стрельбище.

Стрельбище представляло собой большое, вытоптанное поле с несколькими соломенными мишенями на дальнем конце. Воздух был наполнен ленивыми разговорами, звоном тетивы и глухими ударами стрел, втыкающихся в щиты. Я методично собирал мусор, но все мое внимание было приковано к сцене. Вскоре, как и надеялся, на краю поля появился управляющий, Степан Игнатьевич. Он не вмешивался, а просто встал, прислонившись к столбу навеса, и скрестив руки на груди, начал молча наблюдать. Его присутствие немедленно добавило в атмосферу нотку официальности и напряжения.

Первыми стреляли два отряда из дневной стражи. Их результаты были предсказуемы. Они были компетентны, но не более. Большинство стрел попадали в щит, некоторые — в крайние круги мишени. Лишь изредка кому-то удавалось вогнать стрелу в черный центр. Это был обычный, средний уровень для гарнизона, который больше полагался на копья и мечи, чем на луки. Начальник стрельбища, старый, усатый вояка, лениво выкрикивал результаты и делал пометки в своей таблице.

Наконец, на рубеж вышел отряд Гаврила.

По толпе стражников, наблюдавших за учениями, пронесся смешок. Я видел, как они обмениваются ухмылками. Начальник стрельбища тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что готовится к очередному разочарованию. Сам Гаврил стоял с каменным, мрачным лицом, ожидая неизбежного позора.

— Отряд Гаврила, по пяти стрел… Пли! — скомандовал он.

Десять лучников одновременно натянули тетивы. На мгновение воцарилась тишина, а затем воздух прорезал дружный, свистящий звук.

И произошло невероятное.

Вместо привычной картины, когда половина стрел уходит «в молоко», а остальные хаотично усеивают края щита, в мишенях глухо, почти одновременно, задрожали древки. Десятки стрел попали в мишени и почти все они сгрудились в центре, в черных и красных кругах. Несколько стрел даже попали в самое «яблочко».

На стрельбище повисла ошеломленная тишина. Смешки стихли. Начальник стрельбища выронил свою дощечку. Он медленно подошел к ближайшей мишени, недоверчиво потрогал торчащие из нее стрелы, а затем уставился на лучников, как на призраков.

— Это… как? — прохрипел он.

Лучники и сами были в шоке. Они смотрели на свои луки, на свои руки, переглядывались.

— Рука… не дрожит, — удивленно пробормотал веснушчатый парень, который жаловался на рыбу. — Совсем.

— И мишень как на ладони, четкая, — подхватил его сосед. — Не плывет ничего…

— Вторая серия! Пли! — взревел начальник стрельбища, решив, что это была коллективная галлюцинация.

Результат был еще более ошеломляющим. Стрелы легли еще кучнее. Это уже не было случайностью. Худший, самый уставший отряд крепости внезапно показывал меткость, достойную элитных стрелков.

Степан Игнатьевич все это время стоял неподвижно, его лицо было абсолютно непроницаемым, но я, наблюдая за ним, видел, как напряженно работают его мысли. Он видел шок начальника стрельбища, слышал возбужденный шепот, который уже пошел среди лучников:

— … говорю тебе, это все похлебка рыбная! Я как съел, так в глазах прояснилось!

— И правда, сытная была, и не тяжелая…

Управляющий слышал все и складывал два и два. Необъяснимая бодрость ночного дозора после странной каши и феноменальная меткость этих же уставших людей после странной похлебки. Два разных эффекта. Два разных блюда. Вот только источник один.

Степан Игнатьевич, игнорируя начальника полигона, посмотрел прямо на меня. На грязного поваренка, который в пятидесяти метрах от него методично собирал сломанные древки в охапку. Я почувствовал этот взгляд, как физический удар. Захотелось съежиться, спрятаться, исчезнуть, но я заставил себя продолжать свою работу, делая вид, что ничего не замечаю.

В его взгляде больше не было ни капли сомнения или подозрения. Только твердая уверенность исследователя, чья самая смелая гипотеза только что получила неопровержимое подтверждение.

Он ничего не сказал, не подошел. Степан просто, стоя на своем месте, едва заметно, одним движением подбородка, кивнул в сторону своей канцелярии. Это был безмолвный, не терпящий возражений приказ явиться.

Затем он развернулся и спокойным, размеренным шагом пошел прочь, оставляя за спиной удивленную толпу и меня.

Я стоял с охапкой сломанных древков, провожая взглядом удаляющуюся спину управляющего. Перед моими глазами, словно запоздалый фейерверк, взорвался целый каскад системных уведомлений.

Они вспыхивали одно за другим так быстро, что я едва успевал их прочесть.

[Вы успешно применили эффекты блюда [Похлебка «Острый Глаз»] к цели «Лучник отряда Гаврила»!]

[Вы получили 25 ед. опыта!]

[Вы успешно применили эффекты блюда [Похлебка «Острый Глаз»] к цели «Лучник отряда Гаврила»!]

[Вы получили 25 ед. опыта!]

[Вы успешно применили эффекты блюда [Похлебка «Острый Глаз»] к цели «Лучник отряда Гаврила»!]

[Вы получили 25 ед. опыта!]

[…]

[…]

Сообщения шли непрерывным потоком, десять раз подряд, по одному на каждого члена отряда. Мой разум на лету подсчитал итог: двести пятьдесят единиц опыта. За одно блюдо. За один-единственный, идеально рассчитанный ход.

И тут же появилось главное, долгожданное уведомление, сияющее особенно ярко:

[Суммарный опыт превысил порог уровня!]

[Ваш уровень Дарования повышен!]

[Текущий уровень: 4]

[Ваш часто используемый навык [Создание Рецепта] был автоматически улучшен до уровня 2!]

[Новая возможность: [Предварительный расчет]. Теперь при создании рецепта вы можете заранее видеть примерную силу и длительность эффектов до начала готовки, что позволяет точнее подбирать дозировку ингредиентов.]

[Вы получили 1 очко улучшения.]

[Всего доступно очков для распределения: 1]

Я тяжело выдохнул, чувствуя, как по телу прокатывается волна тепла — не от еды, а от осознания новой силы. Третий уровень я взял, помогая десятерым поварятам. Теперь я поднял четвертый, повлияв на десятерых стражников. Моя гипотеза о том, что массовое воздействие — ключ к быстрой прокачке, подтвердилась с ошеломительной точностью.

Предварительный расчет! Это меняло все. Больше никакой интуиции и готовки вслепую. Теперь я мог работать как настоящий фармацевт, как инженер, точно рассчитывая дозу и предсказывая результат.

Я посмотрел в сторону канцелярии управляющего. Коленки все еще немного дрожали, но это был уже не страх жертвы, идущей на заклание. Это был азарт игрока, который идет ва-банк, зная, что у него на руках все козыри.