Глава 20

Основа успеха… тяжелая работа, решительность, хорошее планирование и настойчивость.

Миа Хэмм


Петербург

22 сентября 1735 года


— Со мной ли вы? — спрашивал я у собравшихся в моем доме офицеров.

Немедленного ответа не последовало. Ранее поддержали мою линию и отношение к присяге многие офицеры, с которыми я имел честь воевать в Крыму. Но мне нужно было услышать позицию полковников, которые были приданы для формирования Гатчинской дивизии.

Здесь присутствовали сразу три полковника, которые ранее со мной полноценно не общались. Ещё и Драгунский полк, только формируемый для новой дивизии, должен был быть мне придан. Но они даже не дошли до Петербурга. Застряли между Москвой и столицей.

И вот эти трое офицеров молчали. А мне, как воздух, необходима была их поддержка. Всеми силами, которые я имею, а это не более двухсот действительно верных людей, и до трёхсот ещё тех, которые, скорее всего, верны, решить все задачи я не мог.

— Ничего бы не смущало, если бы только не ваше желание поставить во главе России Елизавету Петровну, — первым нарушил тишину полковник Второго Самарского пехотного полка Леонтий Иванович Миргородский.

— Ещё раз говорю: таким образом мы сможем успокоить общество и создать благоприятные условия для развития России. Елизавета Петровна будет императрицей, нет… престолоблюстительницей… ровно до тех пор, пока в силу не войдёт император или императрица, в зависимости от того, кого родит Анна Леопольдовна, — ещё раз повторил я свою позицию.

До того уже описал немало выгод для России от такой рокировки во власти. Ведь подобное, если решить и вопрос с племянником Елизаветы, можно закрыть проблему престола. На время, но после создать четкую систему передачи трона. И за это время мы сможем развить Россию в достаточной мере, чтобы ворваться в промышленный переворот не в качестве вечных догоняющих, а тех, кого догонять будут.

— Ну как же в таком случае сама Анна Леопольдовна и как же в таком случае герцог Бирон? — спросил ещё один полковник. — Вы же отстраняете великую княжну.

— При императрице будет создан Государственный императорский совет, который будет помогать ей… простите, престолоблюстительнице, управлять нашим необъятным Отечеством, — сказал я, не вдаваясь в подробности.

Институт Государственного Совета, который в XIX веке был введен усилиями Михаила Михайловича Сперанского, я хотел бы провести раньше. По сути, это не ограничивает самодержавие, но делает его более внятным и понятным. Тем, который прислушивается ко мнениям, пусть и выбирает понравившееся. Еще это в некоторой степени дисциплинирует либо монарха, либо того, кому правитель делегирует свои полномочия.

И законы должны будут выходить не только лишь из-под пера императрицы, а обсуждаться на Государственном совете. Потом еще и публиковаться в прессе. Вот так власть станет прозрачной и можно будет найти любой закон и не удивляться, почему указы издаются, но не исполняются.

Сколько работы! Ужас! Еще и кодификацией нужно заняться. Законов уйма, но их никто в полной мере и не знает. Но разговор продолжался. Хотя и было по всему видно, что офицеры склоняются в пользу моего мнения. Я достаточно убедителен. Но и другого варианта нет. По-другому, это идти на поводу заговора в пользу Елизаветы Петровны.

— А какие у нас альтернативы? Если я правильно понял, то нет той силы, которая поставила бы во главе русской державы Анну Леопольдовну. Многие окажутся недовольными, если поставить во главе России герцога Бирона. Так что либо то, что предлагает господин бригадир, либо Елизавета Петровна. Но она и так получит, как тетка власть, — грубо и решительно сказал Иван Тарасович Подобайлов, поддерживая меня.

— Господа, а ещё ваши полки получат жалование сразу за два года, — нехотя, но вынужденно сказал я.

Да уж, не зря в России говорят: не подмажешь — не поедешь. Именно подобное предложение стало доводом, который окончательно склонил на мою сторону командиров всех полков и соединений, которые должны были стать основой для моей дивизии. Они будто бы того и ждали.

Однако, хотелось бы верить в то, что предложение денег было лишь небольшим, дополнительным, аргументом, который лишь помог перевесить сомнения, но не сыграл решающую роль.

— Я с вами, господин бригадир. И дело не в деньгах, пусть с их помощью я смогу быстрее объяснить и офицерам и солдатам, за что они могут драться, — сказал Миргородский.

Я взял себе на заметку, что этот полковник имеет влияние и на других офицеров. Не будет ли Леонтий Иванович противовесом мне? Уже на первой встрече полковники пробовали продавить меня. Не вышло. Но это не означает, что других попыток больше не будет.

— Иван Тарасович, на тебе — Стрельна. Берёшь самых верных, надежных и готовых действовать. Держишь круговую оборону. Отправляетесь туда налегке, лишь на конях; разрешаю задействовать тех лошадей, что стоят у меня в конюшне. Однако уже скоро подтягиваешь и пушки. С Елизаветой Петровной в споры не вступаешь; отговариваешься тем, что скоро приеду я и всё решу. И никого… никого не пускать и не выпускать из Стрельны, — отдавал я конкретные распоряжения.

После я обратился и к полковникам пехотных полков будущей дивизии.

— Вы так же выдвигаетесь. Самарский полк следует за отрядом подполковника Подобайлова и поступает в его распоряжение. Вы, господа полковники, будете нужны после. Я пришлю за вами. Нам сопровождать претолоблюстительницу и выгонять из Зимнего дворца бунтовщиков, — сказал я и понял, что попал в точку.

Это же быть рядом с теми людьми, которым мы же несем власть. Как бы тут не запахло генеральским чином.

А ещё, пусть на этом Антикризисном Совете не было башкир, но я уже попросил лично Алкалина поучаствовать в событиях. Они будут осуществлять разведку на всем расстоянии от Петербурга до Стрельны. Ну и выступят дополнением к силе, если случится воевать.

Лизу нужно брать под свой контроль плотно и вести. Если заговорщики не прогнутся перед Елизаветой Петровной, то заговор их никак не претворится в жизнь. Тут либо выходить со мной на переговоры, либо начинать фактически войну. Я был убеждён, что если начнётся стрельба, я смогу быстро силой подавить всех недовольных.

В дверь постучали. Тут же в столовую моего дома вошёл дежурный офицер, комендант моего дома и охраны вокруг него, Смолин.

— Господин бригадир, прибыл вестовой из Зимнего дворца, — недоумённо сказал секунд-майор Смолин. — Паж его высочества принца Антона Ульриха — барон Мюнхаузен.

Смолин ещё больше удивился, когда увидел моё выражение лица. Ну, конечно, ни для кого из присутствующих фамилия «Мюнхаузен» ничего не говорила. А во мне будто бы проснулся ребёнок, которого я прямо сейчас пытался всеми силами положить спать. Не время впадать в детское любопытство.

В моем же воображении возникали различные картинки и сюжеты некогда просмотренных фильмов и мультфильмов с известным персонажем. И, несмотря на всю серьезную и напряженную обстановку, мне стоило усилий сдержать улыбку.

— Скоро пригласите, мы заканчиваем, — сказал я.

— Господа, Самарскому полку надлежит через два часа выступить в сторону Стрельны. И иным воинским подразделениям прибыть к моему дому и быть готовыми к действиям, — сказал я.

Уверен, что мы начали действовать вовремя. Сейчас наступает ночь, официальных заявлений о том, что императрица умерла, нет. Я даже грешным делом подумал, что Авдотья Буженинова могла бы меня и обмануть.

И уже ночью местонахождение Елизаветы будет отцеплено моими солдатами. А на утро в Петербурге мог бы начаться переполох, в ходе которого все те, кто рассчитывает устранить Анну Леопольдовну, трижды подумали, на какую сторону им встать. Но пока… Может я и рисковал, не использовал все козыри. Но и мои оппоненты должны некоторое время скрывать факт смерти императрицы. По чести сказать, не все еще и готово.

Офицеры отправились выполнять поручения, иные были отправлены ещё раньше. Уже действует Фролов, и скоро я хотел бы увидеть лишь слегка помятого, но ошеломлённого французского посла. Но у меня выдалась минутка, чтобы услышать, что же хотел бы мне сказать великий сказочник-фантазёр, неподражаемый барон Мюнхгаузен.

— Господин Норов, — залихватски щёлкнув каблуками и шпорами на сапогах, обратился ко мне Карл Фридрих Иероним… и ещё кто-то там, барон Мюнхгаузен.

— Барон, что вас привело в мой дом? — спросил я.

— Смею доложить: его высочество принц Антон Ульрих Брауншвейгский спрашивает у вас, насколько велика ваша обида и насколько вы готовы, как человек, несомненно любящий великую княжну Анну Леопольдовну, и человек слова и чести, встать на её защиту, — на одном дыхании выпалил Мюнхгаузен.

Заучивал, наверное, текс.

— Как вам удалось выйти из дворца? И что там происходит? — не стал я отвечать на вопрос барона, а задал свои.

— Господин бригадир, я смею настаивать на вашем ответе, — с невозмутимым видом говорил барон.

— Для этого мне нужно знать обстановку, — парировал я.

— Хорошо, господин бригадир. Что знаю… А вышел я только благодаря тому, что во дворце была неразбериха. Сейчас это будет сделать сложнее.

Мюнхгаузен рассказал не самые приятные новости. Ушаков начал действовать необычайно жёстко и решительно. И теперь выходило так, что у нас, если успеть блокировать Стрельну, будет патовая ситуация. У меня Елизавета, Ушаков удерживает Анну Леопольдовну. А что Бирон? Оказался политическим импотентом?

Решаться же идти на штурм Зимнего дворца я пока не готов. Нужно создать общественное мнение. Необходимо узнать, чего конкретно добиваются мои оппоненты. Хотя почти все понятно и так. Елизавету поставить хотят. Думают, что она дурочка, которая уж точно свои кондиции не разорвет. Или без бумажек станет управляемой.

— Что ответите, господин Норов? — после лаконичного и содержательного рассказа, спрашивал паж принца Антона Ульриха барон Мюнхгаузен.

А он, действительно, интересный рассказчик. Может предоставить барону возможность начать издаваться? Впрочем, насколько я знал, рассказы Мюнхгаузена были опубликованы без ведома барона.

— Наблюдая проблему престолонаследия, которая нынче существует, я выступаю за сохранение за Анной Леопольдовной статуса великой княжны и матери будущего императора. И тем самым я не нарушаю свою присягу. Но для успокоения Отечества вижу вариант пойти на некоторые уступки тем, кто сейчас уже начал действовать против принца и великой княжны. Я сделаю всё, чтобы ваш командир, Антон Ульрих, и великая княжна остались живы и здоровы и сохранили своё положение при дворе… но не упрочили его и не возвысились, — отвечал я. — Достаточно ли этого?

— Моему, как вы изволили сказать, командиру, этого достаточно. Больше всего он печётся о жизни и здоровье своей жены, — сказал барон. — Могу ли я послать своего человека сообщить о вашей поддержке? И примите ли вы Анну Леопольдовну и Антона Ульриха в своем доме, если возникнет на то нужда? Более защищенного места в Петербурге, как я успел увидеть, найти сложно.

— Безусловно. И дом мой в распоряжении Анны Леопольдовны и принца. И защита… Но что лично вы собираетесь делать? Вряд ли получится вернуться во дворец, — спросил я у Мюнхгаузена.

— Признаться, я в растерянности и вы правы: я не смогу вернуться во дворец, — с явным сожалением отвечал барон.

— Нынче же я расскажу вам свою позицию и то, что собираюсь сделать я. А после этого вам решать: останетесь ли вы при мне и будете всячески содействовать моим планам, либо же… не хотелось бы иметь вас врагом, но до решения вопросов вы будете задержаны, — решительно сказал я.

Мюнхгаузен было дело схватился за эфес своей шпаги, но я лишь посмотрел на пистолет, который неизменно лежал возле меня на столе, и барон после моего приглашения присел, чтобы выслушать мои доводы. Сел гордо, с идеально ровной спиной и на самый краешек стула.

Реальной угрозы со стороны Антона Ульриха, его тяги к власти я не видел. Он не тот человек. В иной реальности были попытки гвардейских переворотов в пользу Антона Ульриха. Но так… Будто бы неловкие и не поддержанные самим принцем.

Что же касается великой княжны, то и для нее власть не сама цель. В иной реальности скорее всего Анна Леопольдовна расчищала вокруг себя пространство для фаворита, чем под собственные нужды. Убрала Бирона, отстранила Миниха. И это говорило не столько о том, что великая княжна желала власти, сколько о том, что её любовник хотел власти.

Однако я рассчитывал, что Антон и Анна сблизятся и смогут стать полноценной семьёй. Пусть живут во дворце, пусть купаются в почестях. Возможно, Антона Ульриха стоило бы включить и в Государственный совет. Может быть, наделить его чином генерала, взять на поруки, чему-то научить, придать уверенности. Даже составить план питания и физических нагрузок. Пусть послужит на благо своей новой родины. И сам преобразится.

— Я хотел быть рядом с вами, господин бригадир. По всему видно, что вы человек решительный. Да и нравится мне, что у вас порядок, пусть и солдат с офицерами больше. А вот в Зимнем… Там твориться черти знает что. Найдется ли где мне немного передохнуть? Признаться, я изрядно устал и вторую ночь не спал. Судя по всему, спать придется еще не скоро, — выдал целую речь барон.

— В доме много комнат. Я распоряжусь, — сказал я и понял, что Мюнхгаузен более чем прав.

Если хоть немного не поспать этой ночью, то можно лишиться остроты ума энергии. Голова шла кругом от множества событий. Но разве же я не был готов, как минимум морально, к подобным сюжетам? Так что берём себя в руки и продолжаем работу.

Я последовал к Юле. Час, два, вряд ли больше трех часов, но я посплю. И лучше это сделать рядом с женой.

— Любовь моя, тебе было бы неплохо всё-таки покинуть Петербург, — сказал я, зайдя в нашу с Юлей спальню.

— Позволь мне всё-таки остаться рядом с тобой, — решительно сказала моя любимая жена.

— Ты понимаешь, что несешь ответственность теперь не только за себя, но и из-за того ребёнка, которого ты носишь. Поэтому, Юля…

— Вот поэтому я и хочу быть рядом с тобой. Если буду где-то отсиживаться, да ещё и труситься в дороге, едва ли это будет лучше, чем если я буду знать, что ты где-то рядом, — перебив меня, решительно говорила Юлиана. — Мне спокойнее, когда ты рядом. Ну или где-то недалеко.

На самом деле, я несколько сомневался, отправлять ли из Петербурга Юлиану. Погода была, мягко сказать, неблагоприятной. Опять прошел мокрый снег. Дороги развезёт, придётся очень часто останавливаться. Ещё ненароком простудится — и действительно будет хуже, чем оставаться здесь.

А еще тут я могу защитить Юлю. А вот в дороге всякое может случиться. И много войск отправлять с женой я не могу. Поэтому, нужно забыть про порыв и относится к Юле, как человеку, который еще и пользу принесет в моих делах.

Да и откровенно было бы уместно использовать Юлиану.

— Юля, ты же не сильно нагрубила Анне Леопольдовне, чтобы сейчас быть с ней злыми врагами? — спрашивал я у жены.

— Она отходчивая. И сейчас ей нужна поддержка, как никому. Без государыни она остаётся одинокой, так как мужу своему вряд ли когда доверится, — явно сочувствуя своей бывшей или всё ещё настоящей подруге, говорила Юля. — Я бы хотела быть с ней рядом и поддержать. Но это же невозможно? Или?

— Пока это невозможно. Но все может измениться. Ты распорядись все же приготовить лучшую комнату. Лучшую, после нашей, конечно. И отправь слуг. Пусть пойдут в рестораны и закупят больше еды. Тут и офицеры будут и возможно гости.

— Я так хотела бы, чтобы у Анны была такая же любовь, как и у меня. Но… не к тебе, — словно бы меня не слышала, талдычила свое Юля.

Я не стал спорить с женой, что у Антона Ульриха и Анны Леопольдовны ещё может наладиться семейная жизнь. Ведь в иной реальности это произошло. Правда, после того как Анна Леопольдовна была арестована. Между тем, если вовсе подобная возможность существует — можно повлиять на ситуацию.

— Не выходи никуда из дома. Если услышишь выстрелы, а тебя не предупредят — тогда быстро спускайся в тайную комнату, запирайся там и жди условного сигнала от меня. Если кто-то будет стучать не так, как мы с тобой договаривались, — не открывай! — напомнил я инструкции своей жене.

Сам же развернулся, плюхнулся на кровать. Два часа сна. Даже на любимую женщину тратить их нельзя, если речь идет о войне.

Проснулся, разбуженный стуком в дверь дежурного офицера. Будто бы и не спал. Нехотя, с трудом открывая глаза, поднялся. Поправил мундир, и пошёл в штаб. Столовая, на столе которой была развёрнута карта Петербурга и где постоянно должен был находиться один из офицеров, превратилась в сердце моего противостояния нарастающему кризису.

То, что я не дую на воду, а даже недостаточно решительно действую, доказывает факт взятия Зимнего дворца под охрану моих оппонентов. Вернее сказать — пока одного оппонента. Теперь уже это очевидно. Причем и рядом, судя по пометкам на карте, присутствуют потенциально неприятельские силы.

— Есть новости? — спросил я у дежурившего в штабе офицера.

На данный момент это был капитан Смитов.

— Во дворец стекаются разрозненные группы гвардейцев и некоторых дворян. Открыто они не провозглашают Елизавету Петровну или кого иного. Большая часть придворных отправлена по домам, — доложил мне оперативную обстановку офицер.

— Ушаков?

— Он. А ещё… — Смитов замялся. — Одним из офицеров во дворце является Данилов. И судя по всему, он привел некоторых измайловцев. Из нового набора рекрутов.

Не скажу, что сердце моё вдруг сжалось, но эта новость была неприятной. Мало приятного в том, что человек, которого ты действительно считал своим другом, которого хотел оградить от многих проблем, да и которого откровенно спас, теперь по другую сторону баррикад.

— Распорядитесь подготовить мне конвой, в том числе из полусотни башкирцев. Я отправляюсь к Елизавете Петровне, — приказывал я.

— Группа реагирования в постоянной готовности, Командир, — отвечал Смитов.

— Через пятнадцать минут я спускался во двор своего дома. Складывалось ощущение, будто я на территории вражеского города и занял под свои нужды один из домов, расквартировав тут, как оказалось, не меньше полка.

Прямо Смольный во время революции семнадцатого года. А чем не аналогия? Прямо сейчас верными мне людьми берётся под контроль периметр столицы. Выезжать и заезжать из города теперь будет возможно только лишь безоружным, после тщательного просмотра карет и телег и то — лицам не дворянского происхождения. А еще телеграф и телефон, который в наших условиях представлен редакцией единственной газеты в Российской империи, Петербургскими ведомостями.

Срочно к Елизавете. С рассветом я должен быть у нее. И там, как я рассчитывал, уже будут мои люди. Не хватало ещё того, чтобы начался исход к резиденции Елизаветы Петровны с призывами ее занять престол империи. Если есть возможность избежать кровопролития — ею нельзя пренебрегать. А потому Лиза должна быть моей. Об этом я подумал и впервые подобные мысли сразу и не связал с возможностью обладать ею, как женщиной.

Уже садился верхом на одного из лучших коней, взятых мною у крымского хана, как меня окликнул один из офицеров, стоящих на карауле по периметру вокруг дома.

— Господин бригадир, к вам прибыл человек, говорит, что вы ждёте его, — доложил мне офицер.

На коне, в сопровождении Алкалина, офицеров, полусотни Ивана Кашина, правда без него. А также меня сопровождал барон Мюнхгаузен и полусотня башкирцев, я был готов отправиться в Стрельну.

На выходе из оцеплённого периметра дома и прилегающей территории меня ожидал смутно знакомый человек. Точно… это тот, с кем я чуть было не повздорил и не устроил поножовщину, когда возвращался из Петергофа более чем год назад. После моей первой встрече с императрицей.

— Что вам угодно, сударь? — на ходу спрашивал я, особо не церемонясь и не выказывая уважения.

— Я от одного господина, который изволил приболеть, — спокойно отвечал тот.

— Присоединяйтесь в дороге, поговорим! — тут же принял я решение.

Что ж, если господин Остерман решил сыграть партию за меня, я даже почти уверен в успехе. Ну а то, что рядом будет человек от него, так такому союзнику нужно идти на встречу. Даже если этот человек мне предельно неприятен.

— Как мне к вам обращаться? — спросил я. — Каково сегодня ваше имя, таинственный господин?

— Если вам будет угодно, зовите меня Фриц, — ответил он, покрывая себя еще большей таинственностью.

Но мне достаточно, что это агент Андрея Ивановича Остермана. А как его зовут — вторично. Вряд ли мне с этим человеком детей крестить. Тем более, что он явно лютеранин. Незачем знать его имя. Надо, так найду и без имени. Не такой уж и большой нынешний Петербург. А мои возможности, если все удастся, кратно возрастут. Ну а не получится, так… Получится. Обязательно, ибо нельзя мне иначе.

Как только новой союзник поравнялся с моим конем, тут же наша кавалькада резво, на рысях, двинулась вперед.

— Итак, Фриц, расскажите мне о тех возможностях, которыми обладает наш общий знакомый, к сожалению изволивший «приболеть». Меня интересует: если ваши люди при дворе, сколько, каковы их возможности. Далее меня интересует всё то, что вам известно о заговоре и как господин… не вовремя «приболевший»… собирался ему противодействовать, — решительно говорил я. — Будьте кратки и пусть ответы станут исчерпывающими. Не хотелось бы вспоминать нашу первую встречу, когды мы чуть было не стали с вами врагами

— Господин бригадир, остановитесь! — окликнул меня Фролов.

Я, в сопровождении многих, уже подходил к Английской набережной, специально желая продемонстрировать захватчикам Зимнего дворца, что есть и другая сила, что я на чеку. И это более трех километров от моего дома.

Фролов догонял нас на коне. Может что-то случилось? Уже не удивлюсь. Похоже, что этот день будет самым ярким со времени моего появления в этом мире. Но я готов. Больше года готовился.


Что советуем почитать:

Попаданец в 90-е открывает первый компьютерный клуб в стране — идея, которой пока ещё никто не занимался! Братва мешает, но на стороне героя ветераны горячих точек, которые бандитам не по зубам. Экшен и бизнес в эпоху хаоса. Первый том — с огромной скидкой!

https://author.today/work/474133

Загрузка...