Таких не берут в космонавты. Часть 1

Глава 9

Девица не ждала мой ответ — она повернулась ко мне спиной и зашагала к стоявшим напротив нашего класса ученикам одиннадцатого «А» класса. Я наблюдал за тем, как покачивалась при ходьбе её русая коса. Увидел, как одиннадцатиклассники расступились — девица с косой заняла место в строю: рядом со старостой класса.

Она приосанилась, горделиво приподняла подбородок. Пробежалась глазами по рядам школьников. На моём лице она взгляд не задержала, будто я для неё больше не представлял интереса. Взглянула на вход в спортзал, точно в ожидании начала мероприятия.

Я поймал себя на том, что уже секунд десять пристально рассматривал эту девицу, нацепившую мне на грудь комсомольский значок, словно орден.

Повернулся к Черепанову, спросил:

— Что это за девчонка была?

Кивнул головой в сторону строя одиннадцатого «А» класса.

— Так это ж…

— Ленка Зосимова, — сказала Иришка. — Комсорг школы.

— Понятно, — сказал я. — На комсомольское собрание меня пригласила?

Лукина кивнула.

— Наверное. Они по пятницам обычно собираются. В двадцать втором кабинете.

— Я-то им зачем понадобился?

Черепанов толкнул меня локтем в бок.

— Директриса пришла, — сообщил он.

Я повернул голову, зацепился взглядом за шагавшую по залу невысокую женщину с седыми волосами, собранными на затылке в пучок. Женщина была одета в серую юбку и серый пиджак, на котором я заметил два ряда орденских планок.

Директриса. Клавдия Ивановна Кульженко. Я узнал её, хотя видел эту женщину в прошлый раз шестьдесят лет назад. При появлении директрисы в спортзале воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками шагов.

Директриса прошла в дальний от меня конец зала, остановилась между рядами одиннадцатого «Б» и одиннадцатого «В» классов. Повернулась спинок к шведской стенке.

Взгляды собравшихся тут учеников и классных руководителей скрестились на бледном, исчерченном морщинами лице директора школы.

Директриса поздоровалась с учениками — она не повысила голос, но я прекрасно расслышал каждое произнесённое ею слово.

Школьники ответили ей нестройным хором голосов: пожелали директрисе здравствовать.

— Товарищи, — сказала Клавдия Ивановна, — все вы знаете, что вчера случился пожар в одной из складских построек нашей школы. Работники школы оперативно среагировали на возгорание, оповестили о нём пожарную службу. Прибывшие на наш вызов пожарные быстро справились с тушением пожара, не позволили огню переместиться на другие строения. По предварительной версии специалистов, причиной вчерашнего пожара стало замыкание электропроводки…

По рядам школьником пронеслось шипение разочарованных вздохов.

— … Числившейся за нашей школой социалистической собственности нанесён ущерб, сумма которого в настоящий момент подсчитывается. Потеря школьного имущества, безусловно, стала неприятным обстоятельством. Но я уверена, что мы с вами восстановим его хотя бы частично. Сделаем это самостоятельно, своим трудом, чтобы не обременять наше государство, занятое работой по строительству коммунизма. Я не сомневаюсь: это нам по силам.

Директриса взглянула на лица учеников — школьники закивали головами.

— Соответствующие задания я уже раздала классным руководителям и педагогам-«трудовикам», — сообщила Клавдия Ивановна.

Она посмотрела в сторону шеренги одиннадцатого «А» класса, добавила:

— Я уверена, что и комсомол окажет нам посильную помощь.

Я заметил: комсорг школы (Лена Зосимова) согласно кивнула.

— Потеря материальных ценностей, — сказала директриса, — это неприятное, но поправимое обстоятельство. Как вы знаете, товарищи, главной ценностью для нашего социалистического государства являются не вещи, а его граждане. Именно человеческая жизнь в нашей стране является наивысшей ценностью. Вчерашний пожар мог обернуться для всех нас непоправимой трагедией. Этого не произошло лишь благодаря, я не побоюсь этого слова подвигу ученика нашей школы…

Клавдия Ивановна посмотрела в сторону десятого «Б» класса.

— … Василия Пиняева.

Мне почудилось, что я услышал многочисленные скрипы шейных позвонков — старшеклассники повернули лица в мою сторону.

Иришка легонько толкнула меня локтем.

Я заметил, что на меня сейчас смотрела и директриса.

— Вася, подойди ко мне, — сказала Клавдия Ивановна. — Пусть твои товарищи на тебя посмотрят.

Теперь меня толкнул и Черепанов (гораздо сильнее, чем это до него сделала моя двоюродная сестра).

— Вася, выходи, — шепнула Иришка.

Я шагнул вперёд, словно во время принятия присяги в армии. Развернулся на каблуках и пошёл к директрисе. Мне почудилось, что я снова очутился на вручении премии Штреленера, которую мне присудили за перевод на немецкий язык книги генерал-лейтенанта Васильчикова «Взлёты и падения советской космонавтики».

Вот только сейчас я не почувствовал зависти в обращённых на меня взглядах. Школьники разглядывали меня с любопытством. Многие из них сейчас видели меня впервые (пошла лишь вторая неделя моего пребывания в Кировозаводске). Я подошёл к директрисе — почувствовал источаемый ею лёгкий аромат ландышей.

— Становись рядом со мной, Вася, — сказала Клавдия Ивановна. — Повернись лицом к товарищам.

Она прикоснулась к моему плечу — я развернулся на сто восемьдесят градусов. Увидел горделивую улыбку на лице Иришки Лукиной, поднятый вверх большой палец на руке Черепанова. Заметил внимательный взгляд Светы Клубничкиной из десятого «А» класса и большие голубые глаза Лены Засимовой.

«Эмма, какая актриса исполнила роль Мальвины в советском двухсерийном фильме "Приключения Буратино"?»

«Татьяна Анатольевна Проценко, родилась восьмого апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года…»

«Стоп, Эмма. Спасибо. Не Засимова. А похожа».

— Ребята! — сказала директриса. — Во время вчерашнего пожара случился несчастный случай. Ученик пятого класса нашей школы по случайному стечению обстоятельств оказался заперт в той самой постройке, где случился пожар. Сразу скажу, что жизни мальчика сейчас уже ничто не угрожает. Хотя вчера он надышался дымом и сейчас находится на лечении во второй городской больнице. Но он остался жив только благодаря самоотверженным действиям Василия Пиняева.

Клавдия Ивановна снова положила руку мне на плечо.

— Василий вчера первый оказался около горящего здания. Он проявил героизм и находчивость. Вася воспользовался инвентарём находящегося на первом этаже второго корпуса нашей школы пожарного щита. Сбил замок со складских ворот. Ваш товарищ вошёл в заполненное дымом и объятое пламенем помещение. Пришёл на помощь младшему товарищу, жизни которого угрожала нешуточная опасность. Василий на руках вынес мальчика на улицу и передал его подоспевшим учителям.

Директриса выдержала паузу, пробежалась взглядом по лицам учеников. Посмотрела на стоявшую около стены женщину — наклоном головы подала той сигнал. Женщина тут же сошла с места, принесла директрисе бумагу формата А4.

Клавдия Ивановна подняла бумагу вверх, показала её школьникам.

— Педагогический коллектив нашей школы первым отреагировал на поступок Василия Пиняева, — объявила она. — От лица всей нашей школы я уполномочена вручить Васе благодарственную грамоту.

Она протянула мне бумагу и заявила:

— Василий, мы гордимся тобой! Ты настоящий гражданин нашей Великой Родины, Союза Советских Социалистических Республик, страны Свободы и Счастья, где человек человеку друг, товарищ и брат!

Директриса пожала мою руку.

— Ты молодец, Василий, — сказала она. — Возвращайся на своё место.

Клавдия Ивановна повернулась к стоявшим неровными рядами вдоль стен спортзала школьникам и скомандовала:

— Поаплодируем Василию, товарищи. Смелее!

Она первая хлопнула в ладоши — школьники и учителя тут же поддержали её предложение.

Я шёл по спортзалу — отметил, что аплодировали мне даже Гена Тюляев и братья Ермолаевы. Подошёл к своему месту в строю десятого «Б» класса, взглянул на счастливое лицо своей двоюродной сестры. Мне показалось, что в глазах Иришки блеснула влага.

Встал в строй.

— Молодец, Вася, — шепнул Черепанов.

Я почувствовал, как кто-то из стоявших у меня за спиной школьников похлопал меня по плечу.

Клавдия Ивановна подняла руку — аплодисменты мгновенно смолкли.

— Ребята, я уже поговорила с нашими шефами, — сказала директриса. — Они пообещали мне, что в начале марта снова проведут в нашей школе лекции по пожарной безопасности и действиях при пожаре. А пока я в очередной раз напоминаю вам, ребята, что нынешний учебный год особенный. В этом году выпускников школ в нашей стране будет значительно больше, чем обычно. Это значит, что проходные баллы для поступления в высшие учебные заведения возрастут…

— Дай, посмотрю на твою грамоту, — сказала Иришка, когда мы шли от спортзала к кабинету истории.

Я протянул сестре украшенную круглой синей печатью бумагу. Лукина взяла грамоту в руки осторожно, будто ценную реликвию. Пробежалась по ней взглядом, вздохнула.

— Купим для неё рамочку в культтоварах, — сказала она. — Повесим эту грамоту над твоей кроватью.

— Зачем? — спросил я.

Иришка удивлённо приподняла брови.

— Чтобы все её видели, — сказала она.

— Я бы тоже так сделал, — заявил Черепанов. — Надо было и мне вместе с тобой к тому сараю рвануть.

— Так почему же не рванул? — спросила Иришка.

Она усмехнулась.

Алексей вздохнул.

— Не сообразил, — признался он. — Кто ж знал, что там… Колька.

«Эмма, а ведь в прошлый раз, когда пацан погиб, нас в спортзале не собирали, — сказал я. — Во всяком случае, я туда точно не ходил и речь директрисы не слушал».

— Лёша, ты говорил, что знаком с этим пятиклассником, — сказал я.

— С Колькой?

— Да.

— Он в моём доме живёт. В первом подъезде.

— Может, ты знаешь его отчество? — спросил я.

Черепанов на пару секунд задумался и ответил:

— Так это… Варфоломеевич он. Николай Варфоломеевич Осинкин. Его отец работаем вместе с моей мамой.

Лёша показал на благодарственную грамоту и сказал:

— Я посмотрю?

— Да, пожалуйста, — ответил я.

Наблюдал за тем, как Черепанов аккуратно принял мою награду из рук шагавшей справа от меня Иришки.

«Эмма, найди-ка мне информацию о Николае Варфоломеевиче Осинкине. Который учился в сорок восьмой Кировозаводской школе. Сейчас этот Колька Осинкин учится в пятом классе — ему одиннадцать или двенадцать лет. Получается, что Осинкин пятьдесят четвёртого или пятьдесят пятого года рождения. В прошлый раз Осинкин погиб при пожаре. Теперь его жизни ничто не угрожает, если верить директрисе. Какая из версий будущего зафиксирована в интернете?»

«Господин Шульц, информация о пожаре…»

«Стоп. Эмма, я тебя сейчас не о пожаре спрашиваю. Поищи мне в интернете информацию о Николае Варфоломеевиче Осинкине».

«Николай Варфоломеевич Осинкин учился в сорок восьмой среднеобразовательной школе города Кировозаводск с тысяча девятьсот шестьдесят первого года по тысяча девятьсот семьдесят первый год…»

«По семьдесят первый? Эмма, ты уверена?»

«Господин Шульц, так Осинкин написал на своих страницах в социальных сетях. С тысяча девятьсот семьдесят первого года по тысяча девятьсот семьдесят седьмой год Николай Варфоломеевич Осинкин проходил обучение в Кировозаводском государственном университете имени Алексея Максимовича Горького. Работал инженером на Кировозаводском тракторном заводе. Сейчас он пенсионер. Проживает в городе Кировозаводск…»

«Сейчас? — переспросил я. — Это когда?»

«Господин Шульц, я озвучила вам информацию, актуальную на восемнадцатое января две тысячи двадцать шестого года. В последний раз Николай Варфоломеевич Осинкин заходил на свою страницу в социальной сети сегодня в семь часов тридцать две минуты по московскому времени».

«Хочешь сказать, что там, у тебя, этот Колька Осинкин дожил до пенсионного возраста?»

«Господин Шульц, я озвучила вам информацию, актуальную на восемнадцатое января две тысячи…»

«Стоп, Эмма. Я понял тебя. Но ничего не понял».

Черепанов вернул мне грамоту.

— Наверное, и от школьного комсомола тебя чем-нибудь наградят, — сказал он. — Может, тоже грамоту дадут. Не зря же Ленка Зосимова позвала тебя на пятничное собрание.

До начала урока литературы я всё же узнал имя старосты нашего класса. Познакомился я и с комсоргом десятого «Б» класса. Обе эти девицы встретили нас около кабинета литературы и продублировали приглашение комсорга школы на пятничное комсомольское собрание. Они заверили, что тоже туда придут. Пообещали, что «всячески» меня на собрании «поддержат».

Староста класса и комсорг были неразлучными подругами — со слов Лёши Черепанова (именно у него я выяснил имена этих девиц). Обе откликались на имя Надежда. Надежду Степанову (старосту) одноклассники за глаза называли Надя-маленькая — за невысокой рост. Её подругу комсорга (Надежду Веретенникову) — Надя-большая: она возвышалась над старостой почти на полголовы.

Едва мы с Черепановым уселись за парту, как прозвенел звонок.

Мы с Лёшей снова поднялись на ноги, замерли по разные стороны парты.

Сидевший за учительским столом похожий на студента старших курсов мужчина резво вскочил на ноги, пересёк класс и плотно прикрыл входную дверь. Он отряхнул с рукавов пиджака крошки мела, поправил на лице очки, продемонстрировал десятиклассникам свои крупные передние зубы. Мне он показался похожим на кролика из советского мультфильма о приключениях Винни-Пуха.

— Здравствуйте, товарищи будущие выпускники! — звонким мальчишеским голосом произнёс он.

— Здравствуйте, Максим Григорьевич, — неактивно и вразнобой ответили школьники.

— Присаживайтесь, — разрешил учитель литературы.

Он подошёл к доске, повернулся к ней спиной — перекатился с пяток на носки (будто о чём-то задумался).

Снова взглянул через толстые линзы очков на класс и поинтересовался:

— Кто сегодня прогуливает урок?

— Все на местах, — ответила ему Надя-маленькая.

— Превосходно, — сказал Максим Григорьевич.

Он бросил задумчивый взгляд за окно (словно полюбовался на пролетавшие там пушистые снежинки) и улыбнулся.

— Сегодня прекрасный день, — заявил Максим Григорьевич, — для того, что бы поговорить о поэзии Владимира Владимировича Маяковского. Зима, снег, Маяковский — звучит, почти как стихи. Вот только я уже говорил о поэзии Владимира Маяковского на протяжении двух прошедших уроков. Поэтому сегодня я с удовольствием послушаю вас, товарищи будущие выпускники школы.

Он улыбнулся — его крупные белые зубы влажно блеснули. Максим Григорьевич снова перекатился с пяток на носки, подошёл к столу и плюхнулся на стул. Придвинул к себе классный журнал, поправил за ушами дужки очков.

Ко мне наклонился Черепанов и спросил:

— Вася, ты какое стихотворение выучил?

Я заметил, как сидевший около окна учитель литературы резко вскинул голову и взглянул в сторону моей парты. Он посмотрел сперва на Черепанова, затем на меня. Мне показалось, что он меня не сразу узнал.

Максим Григорьевич снова блеснул зубами.

— Вот и мне интересно, Вася, — сказал он. — Какое стихотворение Владимира Владимировича Маяковского ты для нас подготовил? В прошлый раз ты нас не поразил знанием поэзии Владимира Владимировича. Быть может, удивишь нас сейчас?

Он откинулся на спинку стула, расправил плечи. Посмотрел на меня — улыбнулся.

Я снова мысленно обозвал его «Кроликом».

Сидевшие за партой слева от меня парни шумно выдохнули и будто бы повеселели. Они поёрзали на лавке и тоже посмотрели на меня выжидающе — как и прочие мои одноклассники.

— Вставай, Василий, — сказал Кролик. — Смелее. Проходи к доске, чтобы товарищи тебя хорошо рассмотрели. Очень надеюсь, что ты порадуешь нас хотя бы сегодня. Признаться, я не помню, какие оценки за знания русской и советской литературы были у тебя в московской школе. Поэтому мы оценим твой талант рассказчика и критика непредвзято.

Я неохотно встал с лавки и на ходу скомандовал:

«Эмма, найди мне стих Маяковского, который подошёл бы для чтения в десятом классе средней общеобразовательной школы».

«Господин Шульц, я предложу вам: "Гимн обеду", "А вы могли бы?", "Подлиза", "Послушайте", "Стихи о разнице вкусов", "Прощанье", "Прозаседавшиеся"…»

— Какое произведение вы нам прочтёте, Василий? — спросил Кролик.

— «Прозаседавшиеся», — ответил я.

— Интересный выбор. Неожиданный.

Я остановился около школьной доски, где красовалась выведенная каллиграфическим почерком сегодняшняя дата. Повернулся лицом к классу — заметил тревогу во взгляде своей двоюродной сестры. Откашлялся.

— Мы ждём, Василий, — сказал Кролик.

Он повернулся ко мне в пол-оборота, закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки. Смотрел на меня, чуть запрокинув голову, иронично усмехался. В стёклах его очков отражались горевшие под потолком лампы.

— «Прозаседавшиеся», — повторил я. — Владимир Маяковский.

«Эмма, диктуй».

«Чуть ночь…»

— Чуть ночь превратится в рассвет, — повторил я вслед за виртуальной помощницей, — вижу каждый день я…