Таких не берут в космонавты. Часть 3

Глава 11

На уроке физики я слушал объяснения учительницы. Но думал вовсе не о волновой оптике. Мои мысли вертелись около той финки которую я заметил на столе в тренерской. Генка Тюляев ещё пару дней назад меня заверил, что Дмитрий Фомич Попов уже никогда не окажется на свободе — так ему сказал отец. Я сам для себя пометил тогда, что на концерте Фомич никого не убьёт. Мысли о том убийстве исчезли из моей головы. Но они вернулись, когда я обнаружил в тренерской комнате нож.

Ещё в начале урока физики я вновь запросил у Эммы информацию о двух оставшихся в школе физруках. Моя виртуальная помощница снова расписалась в своей беспомощности: ни Васильич, ни Илья Фёдорович Иванов не оставили в интернете следов своего существования. Не нашла Эмма и упоминаний об убийстве женщины во время школьного концерта в шестьдесят шестом году. Вот только она не отыскала эту информацию и в прошлый раз, когда Дмитрий Фомич Попов оставался на свободе.

Сегодня на уроке я вообразил, как двадцать третьего февраля перед концертом Фомич увидел в зрительном зале Серафиму Маркелову. Допустил, что взгляды Попова и Маркеловой встретились. Представил: Фомич понял, что Серафима его узнала, и решился на убийство. Он прогулялся до спортзала, где готовились к выступлению юные артисты. Взял в тренерской комнате финский нож. Дальше всё случилось, как описал мне растолстевший и постаревший Черепанов: произошло убийство.

Я покачал головой и вдруг представил хитрую улыбку Натальи Ивановой, жены нашего физрука Ильи Муромца. Вспомнил, как жена Муромца шла на кухню, покачивая бёдрами. Мысленно создал в голове ситуацию: Иванова пришла на концерт и повстречала там любовника — Илья Муромец заметил их влюблённые взгляды. Вспышка ревности в исполнении Ильи Фёдоровича даже в моём воображении выглядела неестественно. Но я всё же напомнил себе о том, что доступ к финке у Муромца тоже был.

Вот только этот доступ к финскому ножу у физруков был в прошлый раз. Теперь же им придётся подыскать иное орудие убийства (если я ошибся, и в убийстве женщины виновны были Муромец или Васильич). Потому что финский нож сейчас лежал не на столе в тренерской комнате, а у меня в портфеле. На эту кражу моя совесть отреагировала спокойно. В этом случае я договорился с ней без проблем. Если Муромец или Васильич завтра всё же решатся на преступление, то пусть подыщут другое орудие убийства.

Перед шестым уроком ко мне подошла Иришка и сообщила о том, что Света Клубничкина сегодня не пришла в школу.

— Это мне девчонки из десятого «А» класса сказали, — пояснила Лукина.

Я пожал плечами.

Напомнил:

— Ты тоже завтра в школу не пойдёшь. Бывает.

Иришка чуть склонилась над моей партой — её косички повисли, будто канаты.

— Вася, вспомни, что нам вчера говорил Гена Тюляев.

— А что Генка вам говорил? — шёпотом спросил Черепанов.

Он запрокинул голову, посмотрел на Иришку.

Лукина взглянула на него сверху вниз.

— Гена говорил, что после репетиции решит «наболевшую проблему», — сообщила она

Иришка спросила:

— А какая у нас проблема самая наболевшая?

— Клубничкина? — сказал Алексей.

Он приподнял брови.

— Клубничкина, — подтвердила Иришка.

Она огляделась по сторонам, будто испугалась, что наш разговор подслушают.

Лукина снова склонилась над нашей партой и пояснила:

— Из-за Клубничкиной Василия едва не зарезали. Разве не так? Это Светка создаёт нам проблемы. Науськивает на Васю мальчишек. Сколько можно такое терпеть? Понятно же, что с Клубничкиной пора было «решить». Да и с кем ещё Геннадий «решал бы проблему» после вчерашней репетиции? С Ермолаевыми он бы и на перемене между уроками поговорил.

Алексей взглянул на меня, затем снова повернулся к Иришке.

— Что значит, «решить»? — спросил он.

Лукина выпрямилась, пожала плечами.

— Я откуда знаю? — сказала она. — Генка нам этого не говорил. Но я уверена: раз Гена пообещал, что разберётся с «проблемой» — значит, он с ней разобрался. Или вы считаете Гену Тюляева пустомелей?

Черепанов нахмурился.

— Не понимаю, — сказал он. — Как он со Светкой «разобрался»?

Лёша толкнул локтем мою руку, спросил:

— Вася, а ты чего молчишь?

Я развёл руками.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Почему Клубничкина не пришла в школу?

— Испугался за свою Светочку? — спросила Лукина.

Она усмехнулась.

Лёша пристально посмотрел Иришке в глаза.

— Во-первых, Клубничкина не моя, — сказал он. — А во-вторых, сейчас я больше волнуюсь за Тюляева… как это ни странно. Как бы твой Геночка не натворил глупостей.

— Каких ещё глупостей? — спросила Иришка.

Её голос дрогнул.

Черепанов повёл плечом.

— Ну, не знаю, — ответил он. — Что он такое вчера сделал, что Клубничкина пропустила уроки? Светка никогда занятия не прогуливала. Если она не пришла, то у неё была для этого веская причина. Или же с ней что-то случилось.

— Что с ней случилось? — сказала Лукина. — На что ты намекаешь?

— Ты же сама говорила, что с ней вчера побеседовал Тюляев, — напомнил Лёша.

Иришка кивнула.

— Наверное, побеседовал. И что с того?

Она чуть склонила на бок голову.

— Как это, что? — спросил Черепанов. — Тебе не интересно, что Генка такого вчера сказал, из-за чего Клубничкина не пришла в школу? Или… что он с ней вчера сделал.

— В каком смысле… сделал? — удивилась Лукина. — Не понимаю, о чём ты говоришь. Не убил же он её. Ну, может его папа Клубничкину арестовал. Из-за того случая с ножом.

— Возможно, — сказал Алексей. — Только её? А Ермолаевых не тронул? Видел я их сегодня.

Иришка пожала плечами.

Посмотрела на меня.

— Ничего не знаю, — заверил я. — Сегодня после уроков сами Генку расспросите. Если, конечно, он тоже не прогулял уроки.

Лукина покачала головой.

— Я Гену сегодня видела, — сообщила она. — На перемене перед физкультурой. Он ничего такого… не говорил.

— Вот и прекрасно, — заявил я. — Скоро мы с ним встретимся. Поинтересуемся, как прошло его вчерашнее общение с «наболевшей проблемой».

У одиннадцатого «Б» класса сегодня было на один урок больше, чем у нашего. Это мы выяснили, когда заглянули в их расписание. Я напомнил сестре о том обещании, которое дал нам Тюляев позавчера: Генка пообещал, что поможет во вторник с разбором корреспонденции. Поэтому мы не ждали Генку в школе — в составе дружного квартета пошли после уроков к Лукиным. Я сказал, что Геннадий вряд ли нарушит своё обещание сейчас. Заявил, что сам прогуляюсь на автобусную остановку вечером и позвоню Тюляевым, если Генка к нам всё же не явится.

От репетиций я сегодня отказался. Сказал Черепанову, что к завтрашнему концерту он готов. Заявил, что сегодня Алексей отдохнёт от музыки. Я пренебрег и родственными обязанностями и мужской солидарностью: со стороны понаблюдал, как Надя и Иришка мстили Черепанову за его вчерашнюю шутку (девчонки напомнили Лёше о разрезанной на десять частей фотографии). Девчонки без устали кололи Черепанова смазанными женским ядом словесными шпильками. Лёша стойко сносил эти уколы — изредка огрызался в ответ и злил девчонок победной улыбкой.

Я поступил не по-товарищески: оставил Алексея в спальне наедине с двумя обиженными девицами. Потому что прогулялся до продуктового магазина за мороженым. Покупку мороженого единогласно одобрили все, даже Черепанов. Я свой поход объяснил желанием поощрить «хоть так» работников моего «отдела писем». В прихожей я прихватил (из будто бы случайно позабытого там портфеля) финский нож. Финка, завёрнутая в газетную бумагу (взятую там же, в тренерской комнате), перекочевала в стоявшую около входа в магазин «Гастроном» урну с мусором.

Геннадий не обманул наши ожидания: он явился в квартиру Лукиных, едва только я вернулся из магазина. Тюляев сразу же получил от Иришки в награду за исполненное обещание мороженое в вафельном стаканчике. Лукина отвела его в свою комнату, где дружно шуршали конвертами и листами бумаги Надя и Алексей (к тому времени я ещё не включился в работу). Генка поставил свой портфель рядом с Иришкиным столом, поздоровался с нами, окинул взглядом фронт работы (с позавчерашнего дня нераспечатанных писем стало меньше, но их всё ещё было предостаточно).

Черепанов и Степанова едва ли не хором поинтересовались у Генки, что произошло вчера на вечерней репетиции спектакля.

— А что там произошло? — не понял смысл вопроса Тюляев.

— Ты поговорил с Клубничкиной о том случае с ножом? — спросил Алексей. — Как… всё прошло?

Генка победно улыбнулся.

— Вот вы о чём, — сказал он. — Поговорил.

Тюляев остановился в проходе около шкафа (на границе между моей и Иришкиной частями комнаты), пожал плечами.

— Нормально всё прошло, — ответил Гена. — Иначе и быть не могло.

— Нормально? — переспросил Алексей. — Поэтому Клубничкина не пришла сегодня в школу?

— Её не было в школе? — вполне искренне удивился Тюляев. — Не знал об этом. Не встретил её сегодня на переменах. Подумал, что она прячется от меня после вчерашнего.

— А что случилось вчера? — спросила Иришка.

Генка взмахнул мороженым (развёл руками).

— Ничего особенного, — ответил он. — Мы со Светланой пообщались после репетиции. Спокойно, без ругани. Клубничкина пошла домой живая и здоровая. Во всяком случае, вчера она больной не выглядела: я этого не заметил. Хотя Светлана и расстроилась, конечно. Но иначе и быть не могло: уж очень она перестаралась с этими своими женскими интригами.

— Что ты ей сказал? — поинтересовался Черепанов.

Он положил на стол недочитанное письмо.

— Да почти ничего, — ответил Генка. — Прочёл ей один интересный документ. Только и всего. Попросил, чтобы она забрала документы и перешла в любую другую школу нашего города. У Клубничкиной тётка в гороно работает. Поэтому с переходом в другую школу у Светки проблем не будет. Проблемы у неё случатся, если она останется в своём нынешнем классе.

— Какие проблемы? — спросила Иришка.

— Что за документ ты ей показал? — поинтересовался Алексей.

Мы примерно три секунды наблюдали за тем, как Тюляев ел мороженое и затягивал интригу.

Генка снова взмахнул чуть уменьшившимся в размерах вафельным стаканчиком.

— Это неофициальная бумага, — сказал он. — Я пообещал Клубничкиной, что неофициальной она и останется. Я поклялся Светке, что никому эту бумажку не покажу. Если Светка выполнит моё условие. По-моему, всё справедливо. Я не потребовал от неё ничего невозможного. Так что всё будет хорошо, вот увидите.

— Так что же это за документ? — сказала Лукина. — Гена, ты нам его покажешь?

Тюляев пожал плечами и ответил:

— Никому не покажу. Пока. Потому что пообещал.

Он снова отвлёкся на поедание мороженого.

Иришка прикоснулась к его руке.

— Гена, — сказала она, — так не честно. Мы же умрём от любопытства. Хотя бы намекни нам, чем ты её припугнул.

Генка ухмыльнулся и заявил:

— Документ вам не покажу. Даже не уговаривайте…

Он решительно покачал головой.

Тюляев ухмыльнулся и добавил:

— … Но расскажу вам о том, что в этой бумаге написано.

Он посмотрел на Иришку — полюбовался на радостный блеск её глаз.

Я отметил, что моя двоюродная сестра и Тюляев сейчас будто бы общались друг с другом, не замечали никого вокруг.

Поэтому напомнил о себе, сказал:

— Рассказывай, Геннадий. Мы тебя внимательно слушаем.

Генка кашлянул, посмотрел в мою сторону — он будто только сейчас вспомнил о моём существовании.

— В субботу мы с папиным другом дядей Серёжей Лампасовым ездили домой к Ромке Шипуле, — сообщил Геннадий. — Шипуля сперва отнекивался: говорил, что не был в четверг около нашей школы и никому не угрожал ножом. Ромка поначалу вёл себя борзо, как дядя Серёжа и предсказывал. Но я прочёл ему твоё, Василий, заявление…

— Какое заявление? — спросила Иришка. — Вася, ты написал заявление в милицию? Почему мне об этом не сказал?

Генка покачал головой.

— Вася ничего не писал, — ответил он. — То заявление настрочил я. Под диктовку дяди Серёжи. Дядя Серёжа сказал, что с заявлениями потерпевшего и свидетелей на руках наши дела пойдут веселее, чем если мы явимся к Шипуле только с угрозами. Поэтому я прочёл Ромке Васину заяву. Прочитал свидетельские показания Ермолаевых…

Он взглянул на меня и сказал:

— Сёма и Серёга тоже ничего не писали. Но Ромка-то об этом не знал. Он поначалу выкрутасничал. Но Лампасов объяснил ему, что нападение с ножом — это уже не хулиганство, а покушение на убийство, да ещё и в составе группы, по предварительному сговору. Он сказал, что за такое условки не будет. Сказал, что в этом случае реальный срок практически гарантирован…

Тюляев ухмыльнулся.

— … Дядя Серёжа описал ему, что бывает с такими, как Ромка, в тюрьме. Лампасов был убедителен. Вот тогда Шипуля струхнул. Я сказал Ромке, что он ещё не в тюрьме только потому, что мне жаль Ермолаевых. Ведь они гарантированно пойдут за Романом прицепом. Я сказал, что Сёма и Сергей нормальные парни. Сказал: не хочу, чтобы они пострадали из-за Клубничкиной.

После взятой на поедание мороженого пятисекундной паузы Генка взглянул на Иришку и продолжил:

— Я пообещал Шипуле, что мой отец не даст хода Васиному заявлению. Сказал, что не отдам отцу и нож, на котором остались Ромкины отпечатки пальцев, и который опознал потерпевший. Но всё это случится только в том случае, если Роман письменно признается: это именно Светлана Клубничкина попросила его избить десятиклассника Василия Пиняева.

— Шинуля написал? — спросил Черепанов.

— Конечно, написал, — ответил Генка. — Чёрным по белому заявил, что его бывшая одноклассница Светлана Клубничкина потребовала, чтобы он нанёс Василию Пиняеву, с которым Роман лично не знаком и не имеет к нему никаких претензий, тяжкие физические повреждения. О ноже он не упомянул. Но рассказал, как Клубничкина пообещала отблагодарить его за оказанную услугу.

Тюляев хмыкнул и пояснил:

— Светке эта часть показаний Шипули особенно не понравилась. Ромка написал её с подсказки дяди Серёжи Лампасова. Я заверил Светлану, что об этих Ромкиных словах узнает каждый старшеклассник в нашей школе. Если Клубничкина не перейдёт в другую школу до окончания третьей четверти. Вот собственно об этом мы со Светой и поговорили вчера после концерта.

— М-да, — произнёс Черепанов.

Лёша и Надя переглянулись.

— Что теперь? — спросила Иришка.

— Светка перейдёт в другую школу, — сказал Тюляев. — Всем от этого будет только лучше: и нам, и Ермолаевым, и даже Клубничкиной. Я считаю, что это приемлемый вариант развития событий. Другого выхода из сложившейся ситуации я не увидел. Папа меня поддержал. Переход в другую школу — это не тюремный срок. И уж тем более, это не смерть от удара ножом в печень, как предсказывал Вася.

Лукина тряхнула головой.

— Ты молодец, Гена, — заявила она. — Я тоже тебя поддерживаю. Клубничкина сама во всём виновата. Пусть радуется, что пойдёт в другую школу, а не отправится в тюрьму.

— А если Светка не уйдёт? — спросил Черепанов.

Он вздохнул.

— Уйдёт! — хором заверили его Гена и Иришка.

Надя Степанова согласилась с их утверждением: кивнула.

Перед сном Иришка снова явилась в мою часть комнаты.

Мы с ней обсудили поступок Тюляева.

Лукина самостоятельно разобрала Генкину мотивацию (с точки зрения того, что все люди — эгоисты). С большинством её умозаключений я согласился. Ответил на возникшие у моей двоюродной сестры вопросы.

Получил за свои объяснения заслуженный поцелуй в щёку и пожелание «спокойной ночи».

Даже несмотря на то, что я не пояснил Иришке, почему Клубничкина сегодня не была в школе.

В среду двадцать третьего февраля я проснулся одновременно с Иришкой (по сигналу её будильника).

Вот только в школу я пошёл один (впервые за всё время своего пребывания в Кировозаводске) — потому что в полдень Лукину ждали в парикмахерской.

С Тюляевым я по пути не встретился.

В школе обнаружил, что Лёша Черепанов уже занял своё место за партой.

Алексей пожал мне руку и сказал:

— Светки Клубничкиной пока нет в школе. Она всегда приходила раньше меня. У десятого «А» сейчас литература. Я только что заглянул к ним: Клубничкиной в кабинете литературы не было. Неужто она действительно заболела?

Я пожал плечами.

— Может, и заболела.

Я кивнул в сторону Нади-маленькой и заявил:

— Девчонки скоро всё разузнают. И нам расскажут.

Черепанов тоже взглянул на Степанову — староста десятого «Б» класса одарила его улыбкой.

Ближе к середине первого урока в кабинет заглянула конопатая девчонка в пионерском галстуке и сообщила, что Василия Пиняева вызвала к себе директриса.

— Вася, что случилась? — шепнул Черепанов.

Я развёл руками и ответил:

— Понятия не имею.

— Василий, поспеши, — сказала Вероника Сергеевна (учительница математики). — Ты нас отвлекаешь.

Я кивнул и быстрым шагом вышел из класса.

Шёл по школьному коридору — перебрал в уме возможные причины вызова. Мне на ум пришли только три. Первая (и самая вероятная) была в том, что у Клавдии Ивановны возникли связанные с сегодняшним концертом вопросы. Второй возможной причиной я посчитал исчезновение ножа из комнаты физруков. Третья же причина была наименее вероятной: драка с Романом Шипулей.

Около кабинета директрисы я на пару секунд замер, прислушался.

Услышал женские голоса.

Постучал в дверь, потянул её за ручку.

Заглянул в кабинет и сказал:

— Клавдия Ивановна, здравствуйте. Вызывали?

— Здравствуй, Василий. Вызывала. Проходи.

Я шагнул через порог — обнаружил, что стул для посетителей около директорского стола занят.

Увидел: напротив облокотившейся о стол директрисы сидела Лена Зосимова.

Комсорг школы обернулась и одарила меня сердитым взглядом.