Таких не берут в космонавты. Часть 3

Глава 23

Я снова почувствовал запах табачного дыма — это закурили сразу несколько человек, что явились в арьерсцену вместе с Юрием Гагариным. Мужчины посматривали на меня и на затылок застывшего передо мной Гагарина. Натужно вели беседу: они словно изображали занятость. Столпившиеся по другую сторону от нас школьники тоже шушукались, то и дело потирали глаза — точно доказывали себе, что не спят и видят первого космонавта Земли наяву. Под потолком мигнула лампа — она будто бы поторопила меня. Я указательным пальцем прикоснулся к конверту, который был сейчас в руке Гагарина.

— Юрий Алексеевич, — сказал я, — письмо от Юрия Александровича Гарнаева я вам, к сожалению, не покажу. С полчаса назад его у меня забрал серьёзный товарищ из КГБ. Не думаю, что увижу это письмо снова. Хотя мне было приятно перечитывать те хвалебные слова, которыми меня в своём письме наградил ваш друг. Очень надеюсь, что однажды я познакомлюсь с Юрием Александровичем.

Я дёрнул плечом.

— Юрий Алексеевич, мне понадобится ваша помощь. А вам — моя. У нас с вами много общих дел в будущем. Я на это надеюсь. Тридцатого июля семьдесят первого года при возвращении на Землю из-за разгерметизации спускаемого аппарата «Союз-11» погибнут сразу три космонавта: Добровольский Георгий Тимофеевич, Пацаев Виктор Иванович и Волков Владислав Николаевич.

Я вздохнул и сказал:

— Всех этих людей можно спасти. Как и многих других. Если вы мне в этом поможете. Но бессмысленно говорить об этом сейчас. Пока не завершился чемпионат мира по футболу. Ведь так? Я повторяю вам вновь: сборная СССР займёт на этом чемпионате четвёртое место. Трижды в конце она сыграет со счётом два-один. Чемпионами станут англичане. Они в финале победят сборную ФРГ.

Я усмехнулся.

— Юрий Алексеевич, то же, что случилось с письмом Гарнаева, произойдёт и со мной: я тоже исчезну в неизвестном направлении. Если вы с кем-либо поделитесь содержанием нашего разговора. Но это ещё полбеды. Страшно то, что моё общение с людьми из Комитета государственной безопасности СССР не спасёт ни вас, ни ваших друзей. Почти не сомневаюсь в этом.

— Почему?

Гагарин произнёс свой вопрос тихо и спокойно.

— Потому что официальную версию гибели Юрия Гагарина и Владимира Серёгина не опубликуют. Что выглядит более чем странно. Версий вашей гибели будет множество. Среди прочих мелькнут версии намеренного саботажа и преднамеренного убийства. Поэтому я и говорю именно с вами. Вы единственный человек, которому я верю. Ни с кем другим говорить о будущем не стану.

Я посмотрел в чуть сощуренные глаза Гагарина.

«Эмма, диктуй письмо».

«Здравствуйте, мои милые…» — прозвучал у меня в голове голос виртуальной помощницы.

— Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка! — повторил я. — Решил вот вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами и разделить вместе ту радость и счастье, которые мне выпали сегодня. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым. Знаешь, дорогая Валюша, как я рад, хочу, чтобы и вы были рады вместе со мной. Простому человеку доверили такую большую государственную задачу — проложить первую дорогу в космос!‥

Гагарин едва заметно вздрогнул.

— Юрий Алексеевич, вы вспомнили это письмо? — спросил я. — Вы написали его десятого апреля шестьдесят первого года, за два дня до своего исторического полёта в космос. Так мне сказали. Это письмо долгое время лежало в служебном сейфе. Только после авиакатастрофы под Киржачом это письмо передадут вашей супруге… вашей вдове Валентине Ивановне.

— Что всё это значит? — спросил Гагарин.

Он не нахмурился — напротив: чуть улыбнулся.

— Как ты объяснишь все эти… свои слова? — спросил Гагарин.

— Никак, — ответил я.

Покачал головой и сказал:

— Что толку в объяснениях, если сейчас мои слова кажутся вам лишь хорошо спланированным розыгрышем? Разве не так? Поэтому пусть они пока останутся просто словами. До окончания чемпионата мира, когда вы посмотрите на них уже под иным углом. Потому что точный сценарий финальной части чемпионата мира по футболу не спланирует никто, даже КГБ СССР.

Я улыбнулся и напомнил:

— Найдёте меня в августе, Юрий Алексеевич. Я буду здесь, в Кировозаводске. Обещаю. Вот тогда мы с вами обо всем подробно поговорим. С глазу на глаз, разумеется. Без свидетелей. Вы не пожалеете.

Пару секунд мы с Гагариным смотрели друг другу в глаза.

— Значит… четвёртое место? — тихо сказал Юрий Алексеевич.

Даже я едва расслышал его слова.

— Не веришь ты в наших футболистов, комсомолец Пиняев, — сказал Гагарин. — Все мои друзья считают, что в этом году мы непременно станем чемпионами мира.

— Скоро мы это узнаем, Юрий Алексеевич. Через два месяца.

Гагарин кивнул.

— Ты прав, Василий. Скоро узнаем.

Я поднял с лавки открытку и заранее приготовленную авторучку. Протянул их Гагарину.

Спросил:

— Подпишите, Юрий Алексеевич? Для моего друга. Для того, кто нарисовал ваш портрет.

Гагарин усмехнулся.

— Разумеется.

Ответил он громко, уже не таясь.

Юрий Алексеевич присел, положил открытку на лавку — я опустился на корточки рядом с ним.

Гагарин взглянул на меня и спросил:

— Как зовут твоего друга?

— Напишите, — сказал я, — приемнику Королёва, будущему Главному конструктору Алексею Черепанову от первого космонавта Земли Юрия Гагарина.

Юрий Алексеевич удивлённо приподнял брови.

— Главному конструктору? — едва слышно произнёс он.

Глаза Гагарина иронично блеснули.

Я кивнул, серьёзным тоном ответил:

— В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году Алексей Михайлович Черепанов станет генеральным конструктором Ракетно-космической корпорации «Энергия» имени С. П. Королёва. Уже через год после его назначения корпорация разработает прототип аппарата межпланетной связи «Радио-1» и автоматизированный межпланетный грузовой корабль «Прогресс-М». В две тысячи первом году под его руководством построят первую жилую исследовательскую станцию на Луне. В две тысячи восьмом году Алексей Михайлович возглавит программу по строительству жилой исследовательской станции на Марсе. Именно при его непосредственном руководстве программой «Марс для людей» в две тысячи двадцатом году на поверхности красной планеты возведут первый полностью автономный жилой блок, в котором поселятся первые жители города Королёв-на-Марсе.

Юрий Алексеевич качнул головой и сказал:

— Как в фантастическом романе.

— Лучше, — сказал я.

Гагарин улыбнулся и спросил:

— Сколько лет сейчас этому твоему будущему гениальному конструктору?

— Семнадцать, — ответил я. — Семнадцать ему исполнилось неделю назад. В мае он закончит школу. Летом поступит в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе.

Гагарин снова покачал головой, улыбнулся.

Взял наизготовку авторучку.

— Будет строить самолёты? — сказал он. — Молодец твой друг. Целеустремлённый. Интересный, похоже, человек этот Алексей Михайлович Черепанов. Обязательно с ним познакомлюсь.

Юрий Алексеевич взглянул на своё изображение на открытке и добавил:

— Но не сейчас. Пусть пока спокойно готовится к экзаменам. После летнего чемпионата мира мы с ним повидаемся. Когда наша сборная трижды сыграет два-один и в матче за третье место проиграет португальцам.

— А сборная Англии выиграет золотые медали, — напомнил я.

Гагарин кивнул.

— Да, я запомнил. Англичане станут первыми. Сыграют с немцами четыре-два.

Юрий Алексеевич вскинул на меня глаза и сказал:

— Хотя я всё же верю в наших советских футболистов. Они достойны стать чемпионами. Надеюсь, Василий, что ты ошибся.

Гагарин ушёл, увёл с арьерсцены своих солидно одетых спутников. Убежали и школьники — они помчались рассказывать приятелям о том, что видели («вот как тебя сейчас») Юрия Гагарина. Я сунул в карман пиджака подписанную первым космонавтом Земли открытку. Вновь уселся на лавку и тяжело вздохнул, словно очень устал. Посмотрел на зависшее в воздухе серое облачко из табачного дыма.

Примерно минуту я не шевелился. Дышал ровно. Представлял, как в это самое время Юрий Алексеевич и его спутники шли мимо опустевших кресел к выходу из зрительного зала. Я не сомневался, что Гагарина сейчас расспрашивали обо мне. Не сомневался я и в том, что Юрий Гагарин сейчас улыбался — эта улыбка будто бы обезоруживала его собеседников.

«Эмма, — сказал я, — когда и по какой причине умер первый космонавт Земли Юрий Алексеевич Гагарин? Найди мне, что пишут об этом в вашем интернете».

«Господин Шульц, — ответил голос виртуальной помощницы, — первый лётчик-космонавт Земли Юрий Алексеевич Гагарин погиб десятого августа тысяча девятьсот семьдесят девятого года недалеко от города Алма-Ата, Казахская ССР. При заходе на посадку самолёт „Ту-134“, на котором летел Гагарин, врезался в гору. Причина — экипаж нарушил схему захода, отклонившись от неё почти на пятнадцать километров. Помимо Юрия Гагарина вследствие этой авиакатастрофы погибли ещё восемьдесят девять человек…»

«Стоп, Эмма. Спасибо. Семьдесят девятый год, говоришь?»

Я покачал головой, вздохнул.

«Результат не идеальный, но приемлемый, — сказал я. — Подкорректируем и его. В своё время. До семьдесят девятого года ещё много воды утечёт. Поэтому я считаю: операция по спасению Гагарина движется успешно. Но она ещё не завершена. Очень надеюсь, что сборная СССР по футболу меня не подведёт. Эмма, озвучь мне результаты матчей нашей сборной по футболу в четвертьфинале и в полуфинале чемпионата мира шестьдесят шестого года. Ведь советские футболисты всё же вышли тогда в полуфинал?»

«Господин Шульц, на состоявшемся в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году в Англии чемпионате мира по футболу сборная команда СССР заняла четвёртое место. В матче за третье место советские футболисты проиграли команде из Португалии со счётом два-один. В четвертьфинале чемпионата мира футболисты из СССР обыграли сборную Венгрии, а в полуфинале проиграли сборной из Федеративной Республики Германия. Оба матчи завершились со счётом два-один».

«Прекрасно, Эмма. Пока всё идёт, как и должно. Пожалуй, до августа я воздержусь от резких движений. Победа сборной СССР на чемпионате мира по футболу была бы прекрасным результатом. Только не в нашем случае. Это ведь не последний чемпионат. В семидесятом году пройдёт следующий. Как там выступила сборная СССР?»

«Господин Шульц, в тысяча девятьсот семидесятом году футболисты из СССР победили в своей отборочной группе. В четвертьфинальном поединке они обыграли сборную Уругвая со счётом один-ноль. В полуфинальном поединке советские футболисты в дополнительное время одолели сборную Бразилии. Этот матч завершился со счётом два-один. В финале чемпионата мира футболисты сборной СССР победили сборную Италии со счётом три-один и завоевали золотые медали мирового первенства».

«Вот! — сказал я. — Прекрасно. Ведь могут же… если им слегка помочь. Молодцы, парни. В этом году обойдутся четвёртым местом. Так надо. Пусть немного поднаберутся спортивной злости. А с семидесятого года они возьмутся за ум. Мы с тобой, Эмма, им в этом поможем. Да и Юрий Алексеевич им подсобит. Поговаривали: к футболу он неравнодушен».

Я встал с лавки, потянулся. Тут же замер и прислушался. Услышал голоса и смех. Но они доносились не со сцены и не из зрительного зала — с противоположной стороны. По скрипучему полу я прошёлся тем же путём, каким пару минут назад покинули арьерсцену Юрий Гагарин и его спутники. Вспомнил, как совсем недавно во главе ансамбля «Буревестник» я выходил на сцену Дворца культуры.

Выглянул на сцену — никого там мне увидел. Лишь заметил слабо освещённый сейчас рояль. Тяжеловесный бордовый занавес отделил сценические подмостки от зрительного зала. Мне почудилось, что сцена стала тесной. Я неспешно прошёлся по ней. Слушал звуки своих шагов. Они устремились в сторону зрительного зала. Но не добрались до него — запутались в плотной ткани занавеса.

Черный рояль стоял с поднятой крышкой, будто огромная чёрная птица взмахнувшая крылом. Музыканты не опустили и клап. Рояль будто бы улыбнулся при виде меня, продемонстрировал мне свои чёрные и белые зубы-клавиши. Сердце у меня в груди пропустило удар. Я печально вздохнул. Подошёл к роялю, нажал на клавишу «до» пятой октавы — рояль будто бы попрощался со мной.

Мне почудилось, что он спел: «…До свиданья, наш ласковый Вася…»

— Скорее… не до свидания, а прощай, Василий Пиняев, — сказал я. — Так будет точнее. И честно.

Я усмехнулся, уселся на банкетку. Окинул взглядом клавиатуру, посмотрел на поднятый клап. Сердце в груди билось ровно — оно будто обозначало ритм. Я взглянул на занавес. В своём воображении увидел заполненный людьми зрительный зал, представил блеск сотен пар глаз. Я опустил руки на клавиши — рояль охотно откликнулся на прикосновения моих пальцев.

Я отыграл вступление.

По сцене закружили звуки музыки.

— На трибунах становится тише, — вполголоса пропел я, — тает быстрое время чудес…

Из Дворца культуры я ушёл один — не в сопровождении музыкантов ансамбля, как это обычно случалось. Будто невидимка я прошёл мимо столпившихся около центрального входа людей.

До дома Лукиных я доехал в трамвае. По дороге рассматривал через запылённое стекло проплывавшие за окном фасады домов и украшенные зелёной листвой кроны деревьев.

Мне казалось, что я на протяжении всего пути слышал музыку и свой собственный голос, который напевал: «…До свидания наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес…»

В квартире Лукиных я застал шумную компанию: не только Иришку, её родителей и Генку Тюляева — моего возвращения с концерта дожидались ещё и Лёша Черепанов с Надей Степановой. Шумный квартет школьников набросился на меня с расспросами, едва я только переступил порог Иришкиной комнаты.

Я подробно пересказал им события сегодняшнего дня: с того момента, когда явился утром во Дворец культуры имени Кирова. Описал, как вместе с парнями из ансамбля репетировал перед концертом. Сообщил, что парни очень нервничали — чего не случалось перед предыдущими нашими совместными выступлениями.

— Ещё бы, — сказал Черепанов. — На прошлых концертах Гагарина не было. Вася, так ты его видел?

— Видел, — ответил я.

— Ты… правда, отдал ему мой рисунок? — спросил Алексей.

Я кивнул.

— Конечно. Как и обещал. И ещё…

Я достал из кармана открытку, вручил её Черепанову.

— Это тебе в дополнение к тому нашему подарку на день рождения.

— Ух, ты! — выдохнул Черепанов.

— Покажи! — воскликнули Надя и Иришка.

Девчонки ринулись к Алексею, заглянули в открытку. Подошёл к Черепанову и Генка Тюляев. Он поверх Иришкиного плеча взглянул на сделанную Гагариным на открытке надпись.

— Приемнику Королёва, — прочёл Лёша вслух, — будущему Главному конструктору Алексею Черепанову от первого космонавта Земли Юрия Гагарина. До встречи.

Алексей сглотнул и повторил:

— До встречи…

Черепанов поднял на меня глаза, растерянно моргнул и спросил:

— Вася, что значит: до встречи?

Я пожал плечами.

Сказал:

— Вот встретишь Гагарина, и сам у него об этом спросишь.

— Мы видели его! — заявила Иришка. — Юрия Гагарина! Сегодня! На трибуне!‥

Лукина радостно улыбнулась. Рассказала, как сегодня она, Генка, Надя, Лёша и братья Ермолаевы подобрались на площади Дзержинского к самой трибуне — в то самое время, когда с трибуны с поздравительной речью обратился к горожанам первый космонавт Земли Юрий Алексеевич Гагарин.

Иришка поделилась со мной впечатлениями.

— Он такой же, как на этой Лёшиной открытке! — заявила Лукина.

— Он такого же роста, как и я, — сообщил Черепанов.

— Он посмотрел на нас и улыбнулся, — сказала Надя.

— Я вот подумал сегодня, — произнёс Тюляев, — может, мне всё же в лётное училище пойти?

Генка посмотрел на меня.

Я заметил, с каким недоумением на него взглянула Иришка.

— Гена, мы ведь договорились, что поедем в Москву, — сказала она. — Ты поступишь в МГУ на юридический факультет. А я пойду в Театральное училище имени Щукина. Гена, мы ведь договорились!

Тюляев опустил взгляд на мою сестру и чуть заметно дёрнул плечом.

— Гена, ну какой из тебя лётчик? — спросил Черепанов. — Посмотри на себя в зеркало. Ты же прирождённый милиционер! Будущий начальник Московского уголовного розыска. Гроза всех преступников Советского Союза.

Алексей несильно стукнул Тюляева по плечу и заявил:

— Гена, расслабься. Не нервируй Иришку. Прими, как должное: таких, как ты, не берут в космонавты.

Лукина неуверенно улыбнулась — её поддержали улыбками Лёша и Надя. Я тоже усмехнулся. На всякий случай всё же сделал Эмме запрос о будущем Геннадия Юрьевича Тюляева. Виртуальная помощница повторила, что первого декабря две тысячи восьмого года Геннадия Тюляева назначили министром внутренних дел СССР.

В воскресенье двадцать второго марта Иришкины родители вернулись домой с праздничных гуляний ближе к полуночи. К тому времени Черепанов и Степанова ушли. Покинул квартиру Лукиных и будущий министр МВД СССР Генка Тюляев.

Вместе с Виктором Семёновичем я просидел до полуночи на кухне, выпил чашку чая. Рассказал Иришкиному отцу о своей сегодняшней встрече с Юрием Гагариным. Послушала наш разговор и Иришка.

Перед сном она пришла к моей кровати, улеглась рядом со мной.

— Вася, так ты не передумал? — спросила она. — В этом году ты в институт не пойдёшь?

Я зевнул и ответил:

— Твой папа мне пообещал: меня возьмут на тракторный завод учеником токаря.

— Но ты ведь сам рассказывал, что тебя звали в Москву, — сказала Лукина. — Я говорила с этим твоим приятелем из ансамбля, с Эдиком. Он говорил: что тебя запросто примут в любую консерваторию на вокальный факультет.

— С выступлениями я завязал, сестрёнка. Это был мой последний концерт.

— Почему?

— Я так решил. Пойду на завод.

Иришка вздохнула.

— Не понимаю, — сказала она. — Почему ты не поступишь хотя бы в институт? С твоим-то знанием иностранных языков!

— Поступлю, — ответил я, — но позже.

— Почему не в этом году?

— Мне нужна рабочая биография. Поэтому я поработаю год на тракторном заводе. Потом отслужу три года в армии. Лишь затем пойду в ВУЗ. Как я тебе и говорил. Я всё давно решил. Мои планы не изменились.

Я зевнул.

Лукина покачала головой.

— Вася, но зачем тебе это? — спросила она.

Иришка приподнялась на локтях, посмотрела мне в глаза.

— У меня большие планы на эту жизнь, Иришка.

— Какие ещё планы? — удивилась Лукина. — Вася, о чём ты говоришь?

— Всё очень просто, сестрёнка, — сказал я. — Мне интересна партийная карьера. Понимаешь? Не карьера артиста или учёного. Подамся в партийную номенклатуру.

Иришка недоверчиво хмыкнула и спросила:

— Партийная карьера? Вася, ты серьёзно? Что в ней может быть интересного? Вася, это же скучно! Тебе такая жизнь не понравится.

Иришка мотнула головой.

Я улыбнулся.

Заявил:

— Согласен с тобой. Поначалу это будет очень скучная жизнь. Но ничего. Поскучаю. Это будет полезно для всех.

— Вася, давай лучше с нами: в Москву! — сказала Иришка. — Будет весело! Вот увидишь!

Она погладила меня по плечу.

Я покачал головой и ответил:

— Не в этот раз, сестрёнка. Я уже вдоволь повеселился — в прошлый раз. Теперь я поработаю.